Текст книги "Собрание баллад"

Автор книги: Василий Жуковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

ЭЛЬВИНА И ЭДВИН

В излучине долины сокровенной, Там, где блестит под рощею поток,

Стояла хижина, смиренный

Покоя уголок.

Эльвина там красавица таилась,– В ней зрела мать подпору дряхлых дней,

И только об одном молилась:

"Все блага жизни ей".

Как лилия, была чиста душою, И пламенел румянец на щеках -

Так разливается весною

Денница в облаках.

Всех юношей Эльвина восхищала; Для всех подруг красой была страшна,

И, чудо прелестей, не знала

Об них одна она.

Пришел Эдвин. Без всякого искусства Эдвинова пленяла красота:

В очах веселых пламень чувства,

А в сердце простота.

И заключен святой союз сердцами: Душе легко в родной душе читать;

Легко, что сказано очами,

Устами досказать.

О! сладко жить, когда душа в покое И с тем, кто мил, начав, кончаешь день;

Вдвоем и радости все вдвое…

Но ах! они как тень.

Лишь золото любил отец Эдвина; Для жалости он сердца не имел;

Эльвине же дала судьбина

Одну красу в удел.

С холодностью смотрел старик суровый На их любовь – на счастье двух сердец.

"Расстаньтесь!" – роковое слово

Сказал он наконец.

Увы, Эдвин! В какой борьбе в нем страсти! И ни одной нет силы победить…

Как не признать отцовской власти?

Но как же не любить?

Прелестный вид, пленительные речи, Восторг любви – все было только сон;

Он розно с ней; он с ней и встречи

Бояться осужден.

Лишь по утрам, чтоб видеть след Эльвины, Он из кустов смотрел, когда она

Шла по излучине долины,

Печальна и одна;

Или, когда являя месяц роги Туманный свет на рощи наводил,

Он, грустен, вдоль большой дороги

До полночи бродил.

Задумчивый, он часто по кладбищу При склоне дня ходил среди крестов:

Его тоске давало пищу

Спокойствие гробов.

Знать, гроб ему предчувствие сулило! Уже ланит румяный цвет пропал;

Их горе бледностью покрыло…

Несчастный увядал.

И не спасут его младые леты; Вотще в слезах над ним его отец;

Вотще и вопли и обеты!..

Всему, всему конец.

И молит он: "Друзья, из сожаленья!.. Хотя бы раз мне на нее взглянуть!..

Ах! дайте, дайте от мученья

При ней мне отдохнуть".

Она пришла; но взор любви всесильный Уже тебя, Эдвин, ке воскресит:

Уже готов покров могильный,

И гроб уже открыт.

Смотри, смотри, несчастная Эльвина, Как изменил его последний час:

Ни тени прежнего Эдвина;

Лик бледный, слабый глас.

В знак верности он подает ей руку И на нее взор томный устремил:

Как сильно вечную разлуку

Сей взор изобразил!

И в тьме ночной, покинувши Эдвина, Домой одна вблизи кладбища шла,

Души не чувствуя, Эльвина;

Кругом густела мгла.

От севера подъемлясь, ветер хладный Качал, свистя во мраке, дерева;

И выла на стене оградной

Полночная сова.

И вся душа в Эльвине замирала; И взор ее во всем его встречал;

Казалось – тень его летала;

Казалось – он стонал.

Но… вот и въявь уж слышится Эльвине: Вдали провыл уныло тяжкий звон;

Как смерти голос, по долине

Промчавшись, стихнул он.

И к матери без памяти вбежала – Бледна, и свет в очах ее темнел.

"Прости, все кончилось! (сказала) -

Мой ангел улетел!

Благослови… зовут… иду к Эдвину… Но для тебя мне жаль покинуть свет".

Умолкла… мать зовет Эльвину…

Эльвины больше нет.

АХИЛЛ [1]

Отуманилася Ида;

Омрачился Илион; Спит во мраке стан Атрида;

На равнине битвы сон. Тихо все… курясь, сверкает

Пламень гаснущих костров, И протяжно окликает

Стражу стража близ шатров.

Над Эгейских вод равниной

Светел всходит рог луны; Звезды спящею пучиной

И брега отражены; Виден в поле опустелом

С колесницею Приам [2]:

Он за Гекторовым телом

От шатров идет к стенам.

И на бреге близ кургана

Зрится сумрачный Ахилл; Он один, далек от стана;

Он главу на длань склонил. Смотрит вдаль – там с колесницей

На пути Приама зрит: Отирает багряницей

Слезы бедный царь с ланит.

Лиру взял; ударил в струны;

Тих его печальный глас: "Старец, пал твой Гектор юный;

Свет души твоей угас; И Гекуба, Андромаха

Ждут тебя у градских врат С ношей милого им праха…

Жизнь и смерть им твой возврат.

И с денницею печальной

Воскурится фимиам, Огласятся погребальной

Песнью каждый дом и храм; Мать, отец, вдова с мольбою

Пепел в урну соберут, И молитвы их герою

Мир в стране теней дадут.

О Приам, ты пред Ахиллом

Здесь во прах главу склонял; Здесь молил о сыне милом,

Здесь, несчастный, ты лобзал Руку, слез твоих причину…

Ах! не сетуй; глас небес Нам одну изрек судьбину:

И меня постиг Зевес.

Близок час мой; роковая

Приготовлена стрела; Парка, жребию внимая,

Дни мои уж отвила; И скрыпят врата Аида [3];

И вещает грозный глас: Все свершилось для Пелида;

Факел дней его угас.

Верный друг мой взят могилой;

Брата бой меня лишил – Вслед за ним с земли унылой

Удалится и Ахилл. Так судил мне рок жестокий;

Я паду в весне моей На чужом брегу, дале ко

От Пелеевых очей.

Ах! и сердце запрещает

Доле жить в земном краю, Где уж друг не услаждает

Душу сирую мою. Гектор пал – его паденьем

Тень Патрокла я смирил; Но себе за друга мщеньем

Путь к Тенару проложил.

Ты не жди, Менетий, сына [4];

Не придет он в отчий дом… Здесь Эгейская пучина

Пред его шумит холмом; Спит он… смерть сковала длани,

Позабыл ко славе путь; И призывный голос брани

Не вздымает хладну грудь.

И Ахилл не возвратится;

В доме отчем пустота Скоро, скоро водворится…

О Пелей, ты сирота. Пронесется буря брани -

Ты Ахилла будешь ждать И чертог свой в новы ткани

Для приема убирать;

Будешь с берега уныло

Ты смотреть – в пустой дали Не белеет ли ветрило,

Не плывут ли корабли? Корабли придут от Трои -

А меня ни на одном; Там, где билися герои,

Буду спать – и вечным сном.

Тщетно, смертною борьбою

Мучим, будешь сына звать И хладеющей рукою

Вкруг себя его искать – С милым светом разлученья

Глас его не усладит; И на брег воды забвенья

Зов отца не долетит.

Край отчизны, светлы воды,

Очарованны места, Мирт, олив и лавров своды,

Пышных долов красота, Расцветайте, убирайтесь,

Как и прежде, красотой; Как и прежде, оглашайтесь,

Кликом радости одной;

Но Патрокла и Ахилла

Никогда вам не видать! Воды Сперхия, сулила

Вам рука моя отдать Волоса с моей от брани

Уцелевшей головы… Все Патроклу в дар, и дани

Уж моей не ждите вы.

Кони быстрые, из боя

(Тайный рок вас удержал) Вы не вынесли героя -

И на щит он мертвый пал; Кони бодрые, ретивы,

Что ж теперь так мрачны вы? По земле влачатся гривы;

Наклонилися главы;

Позабыта пища вами;

Груди мощные дрожат; Слышу стон ваш, и слезами

Очи гордые блестят. Знать, Ахиллов пред собою

Зрите вы последний час; Знать, внушен был вам судьбою

Мне конец вещавший глас…

Скоро!.. лук свой напрягает

Неизбежный Аполлон, И пришельца ожидает

К Стиксу черному Харон. И Патрокл с брегов забвенья

В полуночной тишине Легкой тенью сновиденья

Прилетал уже ко мне.

Как зефирово дыханье,

Он провеял надо мной; Мне послышалось призванье,

Сладкий глас души родной; В нежном взоре скорбь разлуки

И следы минувших слез… Я простер ко брату руки…

Он во мгле пустой исчез.

От Скироса вдаль влекомый,

Поплывет Неоптолем [5]; Брег увидит незнакомый

И зеленый холм на нем; Кормщик юноше укажет,

Полный думы, на курган – "Вот Ахиллов гроб (он скажет);

Там вблизи был греков стан.

Там, ужасный, на ограде

Нам явился он в ночи – Нестерпимый блеск во взгляде,

С шлема грозные лучи – И трикраты звучным криком

На врага он грянул страх, И троянец с бледным ликом

Бросил щит и меч во прах.

Там, Атриду дав десницу,

С ним союз запечатлел; Там, гремящий, в колесницу

Прянув, к Трое полетел; Там по праху за собою

Тело Гекторово мчал И на трепетную Трою

Взглядом мщения сверкал!"

И сойдешь на брег священный

С корабля, Неоптолем, Чтоб на холм уединенный

Положить и меч и шлем; Вкруг уж пусто… смолкли бои;

Тихи Ксант и Симоис; И уже на грудах Трои

Плющ и терние свились.

Обойдешь равнину брани…

Там, где ратовал Ахилл, Уж стадятся робки лани

Вкруг оставленных могил; И услышишь над собою

Двух невидимых полет… Это мы… рука с рукою…

Мы, друзья минувших лет.

Вспомяни тогда Ахилла:

Быстро в мире он протек; Здесь судьба ему сулила

Долгий, но бесславный век; Он мгновение со славой,

Хладну жизнь презрев, избрал И на друга труп кровавый,

До могилы верный, пал".

Он умолк… в тумане Ида;

Отуманен Илион; Спит во мраке стан Атрида;

На равнине битвы сон; И курясь, едва сверкает

Пламень гаснущих костров; И протяжно окликает

Стража стражу близ шатров.

[1] Ахиллу дано было на выбор: или жить долго без славы, или умереть в молодости со славою, – он избрал последнее и полетел к стенам Илиона. Он знал, что конец его вскоре последует за смертию Гектора, – и умертвил Гектора, мстя за Патрокла. Сия мысль о близкой смерти следовала за ним повсюду, и в шумный бой и в уединенный шатер; везде он помнил об ней; наконец он слышал и пророческий голос коней своих, возвестивший ему погибель. (Примеч. В. А. Жуковского.)

[2] Приам приходил один ночью в греческий стан молить Ахилла о возвращении Гекторова тела. Мольбы сего старца тронулиДушу грозного героя: он возвратил Пряаму обезображенный труп его сына, и старец невредимо возвратился в Трою. (Примеч. В. А. Жуковского.)

[3] Аидом назывался у греков ад; Плутон был проименован Айдонеем.

(Примеч. В. А. Жуковского.)

[4] Менетий – отец Патрокла. (Примеч. В. А. Жуковского.)

[5] Пирр, сын Ахилла и Деидамии, прозванный Неоптолемом. В то время, когда Ахилл ратовал под стенами Илиона, он находился в Скиросе у деда своего, царя Ликомеда. (Примеч. В. А. Жуковского.)

ЭОЛОВА АРФА

Владыко Морвены, Жил в дедовском замке могучий Ордал;

Над озером стены Зубчатые замок с холма возвышал;

Прибрежны дубравы

Склонялись к водам,

И стлался кудрявый Кустарник по злачным окрестным холмам.

Спокойствие сеней Дубравных там часто лай псов нарушал;

Рогатых еленей И вепрей и ланей могучий Ордал

С отважными псами

Гонял по холмам;

И долы с холмами, Шумя, отвечали зовущим рогам.

В жилище Ордала Веселость из ближних и дальних краев

Гостей собирала; И убраны были чертоги пиров

Еленей рогами;

И в память отцам

Висели рядами Их шлемы, кольчуги, щиты по стенам.

И в дружных беседах Любил за бокалом рассказы Ордал

О древних победах И взоры на брони отцов устремлял:

Чеканны их латы

В глубоких рубцах;

Мечи их зубчаты; Щиты их и шлемы избиты в боях.

Младая Минвана Красой озаряла родительский дом;

Как зыби тумана, Зарею златимы над свежим холмом,

Так кудри густые

С главы молодой

На перси младые, Вияся, бежали струе й золотой.

Приятней денницы Задумчивый пламень во взорах сиял:

Сквозь темны ресницы Он сладкое в душу смятенье вливал;

Потока журчанье -

Приятность речей;

Как роза дыханье; Душа же прекрасней и прелестей в ней.

Гремела красою Минвана и в ближних и в дальних краях;

В Морвену толпою Стекалися витязи, славны в боях;

И дщерью гордился

Пред ними отец…

Но втайне делился Душою с Минваной Арминий-певец.

Младой и прекрасный, Как свежая роза – утеха долин,

Певец сладкогласный… Но родом не знатный, не княжеский сын:

Минвана забыла

О сане своем

И сердцем любила, Невинная, сердце невинное в нем.

На темные своды Багряным щитом покатилась луна;

И озера воды Струистым сияньем покрыла она;

От замка, от сеней

Дубрав по брегам

Огромные теней Легли великаны по гладким водам.

На холме, где чистым Потоком источник бежал из кустов,

Под дубом ветвистым – Свидетелем тайных свиданья часов -

Минвана младая

Сидела одна,

Певца ожидая, И в страхе таила дыханье она.

И с арфою стройной Ко древу к Минване приходит певец.

Все было спокойно, Как тихая радость их юных сердец:

Прохлада и нега,

Мерцанье луны,

И ропот у брега Дробимыя с легким плесканьем волны.

И долго, безмолвны, Певец и Минвана с унылой душой

Смотрели на волны, Златимые тихо блестящей луной.

"Как быстрые воды

Поток свой лиют -

Так быстрые годы Веселье младое с любовью несут".

"Что ж сердце уныло? Пусть воды лиются, пусть годы бегут,

О верный! о милый! С любовию годы и жизнь унесут". -

"Минвана, Минвана,

Я бедный певец;

Ты ж царского сана, И предками славен твой гордый отец".

"Что в славе и сане? Любовь – мой высокий, мой царский венец.

О милый, Минване Всех витязей краше смиренный певец.

Зачем же уныло

На радость глядеть?

Все близко, что мило; Оставим годам за годами лететь".

"Минутная сладость Веселого вместе, помедли, постой;

Кто скажет, что радость Навек не умчится с грядущей зарей!

Проглянет денница -

Блаженству конец;

Опять ты царица, Опять я ничтожный и бедный певец".

"Пускай возвратится Веселое утро, сияние дня;

Зарей озарится Тот свет, где мой милый живет для меня.

Лишь царским убором

Я буду с толпой;

А мыслию, взором, И сердцем, и жизнью, о милый, с тобой".

"Прости, уж бледнеет Рассветом далекий, Минвана, восток;

Уж утренний веет С вершины кудрявых холмов ветерок". "О нет! то зарница

Блестит в облаках;

Не скоро денница; И тих ветерок на кудрявых холмах".

"Уж в замке проснулись; Мне слышался шорох и звук голосов". "О нет! встрепенулись Дремавшие пташки на ветвях кустов". "Заря уж багряна", -

"О милый, постой". -

"Минвана, Минвана, Почто ж замирает так сердце тоской?"

И арфу унылый Певец привязал под наклоном ветвей:

"Будь, арфа, для милой Залогом прекрасных минувшего дней;

И сладкие звуки

Любви не забудь;

Услада разлуки И вестник души неизменным будь.

Когда же мой юный, Убитый печалию, цвет опадет,

О верные струны, В вас с прежней любовью душа перейдет.

Как прежде, взыграет

Веселие в вас,

И друг мой узнает Привычный, зовущий к свиданию глас.

И думай, их пенью Внимая вечерней, Минвана, порой,

Что легкою тенью, Все верный, летает твой друг над тобой;

Что прежние муки:

Превратности страх,

Томленье разлуки, Все с трепетной жизнью он бросил во прах.

Что, жизнь переживши, Любовь лишь одна не рассталась с душой;

Что робко любивший Без робости любит и более твой.

А ты, дуб ветвистый,

Ее осеняй;

И, ветер душистый, На грудь молодую дышать прилетай".

Умолк – и с прелестной Задумчивых долго очей не сводил…

Как бы неизвестный В нем голос: навеки прости! говорил.

Горячей рукою

Ей руку пожал

И, тихой стопою От ней удаляся, как призрак пропал…

Луна воссияла… Минвана у древа… но где же певец?

Увы! предузнала Душа, унывая, что счастью конец;

Молва о свиданье

Достигла отца…

И мчит уж в изгыанье Ладья через море младого певца.

И поздно и рано Под древом свиданья Минвана грустит.

Уныло с Минваной Один лишь нагорный поток говорит;

Все пусто; день ясный

Взойдет и зайдет -

Певец сладкогласный Минваны под древом свиданья не ждет.

Прохладою дышит Там ветер вечерний, и в листьях шумит,

И ветви колышет, И арфу лобзает… но арфа молчит.

Творения радость,

Настала весна -

И в свежую младость, Красу и веселье земля убрана.

И ярким сияньем Холмы осыпал вечереющий день:

На землю с молчаньем Сходила ночная, росистая тень;

Уж синие своды

Блистали в звездах;

Сровнялися воды; И ветер улегся на спящих листах.

Сидела уныло Минвана у древа… душой вдалеке…

И тихо все было… Вдруг… к пламенной что-то коснулось щеке;

И что-то шатнуло

Без ветра листы;

И что-то прильнуло К струнам, невидимо слетев с высоты…

И вдруг… из молчанья Поднялся протяжно задумчивый звон;

И тише дыханья Играющей в листьях прохлады был он.

В ней сердце смутилось:

То друга привет!

Свершилось, свершилось!.. Земля опустела, и милого нет.

От тяжкия муки Минвана упала без чувства на прах,

И жалобней звуки Над ней застенали в смятенных струнах.

Когда ж возвратила

Дыханье она,

Уже восходила Заря, и над нею была тишина.

С тех пор, унывая, Минвана, лишь вечер, ходила на холм

И, звукам внимая, Мечтала о милом, о свете другом,

Где жизнь без разлуки,

Где все не на час -

И мнились ей звуки, Как будто летящий от родины глас.

"О милые струны, Играйте, играйте… мой час недалек;

Уж клонится юный Главой недоцветшей ко праху цветок.

И странник унылый

Заутра придет

И спросит: где милый Цветок мой?.. и боле цветка не найдет".

И нет уж Минваны… Когда от потоков, холмов и полей

Восходят туманы И светит, как в дыме, луна без лучей,

Две видятся тени:

Слиявшись, летят

К знакомой им сени… И дуб шевелится, и струны звучат.

МЩЕНИЕ

 
Изменой слуга паладина убил: Убийце завиден сан рыцаря был.
Свершилось убийство ночною порой – И труп поглощен был глубокой рекой.
И шпоры и латы убийца надел И в них на коня паладинова сел.
И мост на коне проскакать он спешит: Но конь поднялся на дыбы и храпит.
Он шпоры вонзает в крутые бока: Конь бешеный сбросил в реку седока.
Он выплыть из всех напрягается сил: Но панцирь тяжелый его утопил.
 
 
ГАРАЛЬД
 

Перед дружиной на коне

Гаральд, боец седой, При свете полныя луны,

Въезжает в лес густой.

Отбиты вражьи знамена

И веют и шумят, И гулом песней боевых

Кругом холмы гудят.

Но что порхает по кустам?

Что зыблется в листах? Что налетает с вышины

И плещется в волнах?

Что так ласкает, так манит?

Что нежною рукой Снимает меч, с коня влечет

И тянет за собой?

… в То феи легкий хоровод

Слетелись при луне. Спасенья нет; уж все бойцы

В волшебной стороне.

Лишь он, бесстрашный вождь Гаральд,

Один не побежден: В нетленный с ног до головы

Булат закован он.

Пропали спутники его;

Там брошен меч, там щит, Там ржет осиротелый конь

И дико в лес бежит.

И едет, сумрачно-уныл,

Гаральд, боец седой, При свете полныя луны

Один сквозь лес густой

Но вот шумит, журчит ручей -

Гаральд с коня спрыгнул, И снял он шлем и влаги им

Студеной зачерпнул.

Но только жажду утолил,

Вдруг обессилел он; На камень сел, поник главой

И погрузился в сон.

И веки на утесе том,

Главу склоня, он спит: Седые кудри, борода;

У ног копье и щит.

Когда ж гроза, и молний блеск,

И лес ревет густой,– Сквозь сон хватается за меч

Гаральд, боец седой.

ТРИ ПЕСНИ

«Споет ли мне песню веселую скальд?»-

Спросил, озираясь, могучий Освальд.

И скальд выступает на царскую речь,

Под мышкою арфа, на поясе меч.

"Три песни я знаю: в одной старина!

Тобою, могучий, забыта она;

Ты сам ее в лесе дремучем сложил;

Та песня: отца моего ты убил.

Есть песня другая: ужасна она;

И мною под бурей ночной сложена;

Пою ее ранней и поздней порой;

И песня та: бейся, убийца, со мной!"

Он в сторону арфу, и меч наголо;

И бешенство грозные лица зажгло;

Запрыгали искры по звонким мечам -

И рухнул Освальд – голова пополам.

"Раздайся ж, последняя песня моя;

Ту песню и утром и вечером я

Греметь не устану пред девой любви;

Та песня: убийца повержен в крови".

ДВЕНАДЦАТЬ СПЯЩИХ ДЕВ

Старинная повесть в двух балладах

Опять ты здесь, мой благодатный Гений,

Воздушная подруга юных дней;

Опять с толпой знакомых привидений

Теснишься ты, Мечта, к душе моей…

Приди ж, о друг! дай прежних вдохновений.

Минувшею мне жизнию повей,

Побудь со мной, продли очарованья,

Дай сладкого вкусить воспоминанья.

Ты образы веселых лет примчала -

И много милых теней восстает;

И то, чем жизнь столь некогда пленяла,

Что Рок, отняв, назад не отдает,

То все опять душа моя узнала;

Проснулась Скорбь, и Жалоба зовет

Сопутников, с пути сошедших прежде

И здесь вотще поверивших надежде.

К ним не дойдут последней песни звуки;

Рассеян круг, где первую я пел;

Не встретят их простертые к ним руки;

Прекрасный сон их жизни улетел.

Других умчал могущий Дух разлуки;

Счастливый край, их знавший, опустел;

Разбросаны по всем дорогам мира -

Не им поет задумчивая лира.

И снова в томном сердце воскресает

Стремленье в оный таинственный свет;

Давнишний глас на лире оживает,

Чуть слышимый, как Гения полет;

И душу хладную разогревает

Опять тоска по благам прежних лет:

Все близкое мне зрится отдаленным,

Отжившее, как прежде, оживленным.

Баллада первая

ГРОМОБОЙ

Leicht aufzuritzen ist das Reich der Geister;

Sie liegen wartend unter dunner Decke

Und, leise horend, sturmen sie herauf.

Schiller*

____________________

* Нам в области духов легко проникнуть;

Нас ждут они, и молча стерегут,

И, тихо внемля, в бурях вылетают.

Шиллер. (Пер. В. А. Жуковского.)

АЛЕКСАНДРЕ АНДРЕЕВНЕ
ВОЕЙКОВОЙ

 
Моих стихов желала ты -
Желанье исполняю;
Тебе досуг мой и мечты
И лиру посвящаю.
Вот повесть прадедовских лет.
Еще ж одно – желанье:
Цвети, мой несравненный цвет,
Сердец очарованье;
Печаль по слуху только знай;
Будь радостию света;
Моих стихов хоть не читай,
Но другом будь поэта.
 

____________________

Над пенистым Днепром-рекой,

Над страшною стремниной,

В глухую полночь Громобой

Сидел один с кручиной;

Окрест него дремучий бор;

Утесы под ногами;

Туманен вид полей и гор;

Туманы над водами;

Подернут мглою свод небес;

В ущельях ветер свищет;

Ужасно шепчет темный лес,

И волк во мраке рыщет.

Сидит с поникшей головой

И думает он думу:

"Печальный, горький жребий мой!

Кляну судьбу угрюму;

Дала мне крест тяжелый несть;

Всем людям жизнь отрада:

Тем злато, тем покой и честь -

А мне сума награда;

Нет крова защитить главу

От бури, непогоды…

Устал я, в помощь вас зову,

Днепровски быстры воды".

Готов он прянуть с крутизны…

И вдруг пред ним явленье:

Из темной бора глубины

Выходит привиденье,

Старик с шершавой бородой,

С блестящими глазами,

В дугу сомкнутый над клюкой,

С хвостом, когтьми, рогами.

Идет, приблизился, грозит

Клюкою Громобою…

И тот как вкопанный стоит,

Зря диво пред собою.

"Куда?" – неведомый спросил.

"В волнах скончать мученья". "Почто ж, бессмысленный, забыл

Во мне искать спасенья?" "Кто ты?"– воскликнул Громобой,

От страха цепенея.

"Заступник, друг, спаситель твой:

Ты видишь Асмодея".

"Творец небесный!"– "Удержись!

В молитве нет отрады;

Забудь о боге – мне молись;

Мои верней награды.

Прими от дружбы, Громобой,

Полезное ученье:

Постигнут ты судьбы рукой,

И жизнь тебе мученье;

Но всем бедам найти конец

Я способы имею;

К тебе нежалостлив творец, Прибегни к Асмодею.

Могу тебе я силу дать

И честь и много злата,

И грудью буду я стоять

За друга и за брата.

Клянусь… свидетель ада бог,

Что клятвы не нарушу;

А ты, мой друг, за то в залог

Свою отдай мне душу".

Невольно вздрогнул Громобой,

По членам хлад стремится;

Земли невзвидел под собой,

Нет сил перекреститься.

"О чем задумался, глупец?" "Страшусь мучений ада". "Но рано ль, поздно ль… наконец

Все ад твоя награда.

Тебе на свете жить – беда;

Покинуть свет – другая;

Останься здесь – поди туда, Везде погибель злая.

Ханжи-причудники твердят:

Лукавый бес опасен.

Не верь им – бредни; весел ад,

Лишь в сказках он ужасен.

Мы жизнь приятную ведем;

Наш ад не хуже рая;

Ты скажешь сам, ликуя в нем:

Лишь в аде жизнь прямая.

Тебе я терем пышный дам

И тьму людей на службу;

К боярам, витязям, князьям

Тебя введу я в дружбу;

Досель красавиц ты пугал -

Придут к тебе толпою;

И, словом,– вздумал, загадал,

И все перед тобою.

И вот в задаток кошелек:

В нем вечно будет злато.

Но десять лет – не боле – срок

Тебе так жить богато.

Когда ж последний день от глаз

Исчезнет за горою,

В последний полуночный час

Приду я за тобою".

Стал думу думать Громобой,

Подумал, согласился

И обольстителю душой

За злато поклонился.

Разрезав руку, написал

Он кровью обещанье;

Лукавый принял – и пропал,

Сказавши": "До свиданья!"

____________________

И вышел в люди Громобой -

Откуда что взялося!

И счастье на него рекой

С богатством полилося;

Как княжеский, разубран дом;

Подвалы полны злата;

С заморским выходы вином,

И редкостей палата;

Пиры – хоть пост, хоть мясоед;

Музыка роговая;

Для всех – чужих, своих – обед

И чаша круговая.

Возможно все в его очах,

Всему он повелитель:

И сильным бич, и слабым страх,

И хищник, и грабитель.

Двенадцать дев похитил он

Из отческой их сени;

Презрел невинных жалкий стон

И родственников пени;

И в год двенадцать дочерей

Имел от обольщенных;

И был уж чужд своих детей

И крови уз священных.

Но чад оставленных щитом

Был ангел их хранитель:

Он дал им пристань – божий дом,

Смирения обитель.

В святых стенах монастыря

Сокрыл их с матерями:

Да славят вышнего царя

Невинных уст мольбами.

И горней благодати сень

Была над их главою;

Как вешний ароматный день,

Цвели они красою.

От ранних колыбельных лет

До юности златыя

Им ведом был лишь божий свет,

Лишь подвиги благие;

От сна вставая с юным днем,

Стекалися во храме;

На клиросе, пред алтарем,

Кадильниц в фимиаме,

В священный литургии час

Их слышалося пенье -

И сладкий непорочных глас

Внимало провиденье.

И слезы нежных матерей

С молитвой их сливались,

Когда во храме близ мощей

Они распростирались.

"О! дай им кров, небесный царь

(То было их моленье);

Да будет твой святой алтарь

Незлобных душ спасенье;

Покинул их родной отец,

Дав бедным жизнь постылу;

Но призри ты сирот, творец,

И грешника помилуй…"

Но вот… настал десятый год;

Уже он на исходе;

И грешник горьки слезы льет:

Всему он чужд в природе.

Опять украшены весной

Луга, пригорки, долы;

И пахарь весел над сохой,

И счастья полны се лы;

Не зрит лишь он златой весны:

Его померкли взоры;

В туман для них погребены

Луга, долины, горы.

Денница ль красная взойдет -

"Прости, – гласит, – денница".

В дубраве ль птичка пропоет -

"Прости, весны певица…

Прости, и мирные леса,

И нивы золотые,

И неба светлая краса,

И радости земные".

И вспомнил он забытых чад;

К себе их призывает;

И мнит: они творца смягчат;

Невинным бог внимает.

И вот… настал последний день;

Уж солнце за горою;

И стелется вечерня тень

Прозрачной пеленою;

Уж сумрак… смерклось… вот луна

Блеснула из-за тучи;

Легла на горы тишина;

Утих и лес дремучий;

Река сровнялась в берегах;

Зажглись светила ночи;

И сон глубокий на полях;

И близок час полночи…

И, мучим смертною тоской,

У спасовой иконы

Без веры ищет Громобой

От ада обороны.

И юных чад к себе призвал -

Сердца их близки раю -

"Увы! молитесь (вопиял),

Молитесь, погибаю!"

Младенца внятен небу стон:

Невинные молились;

Но вдруг… на них находит сон…

Замолкли… усыпились.

И все в ужасной тишине;

Окрестность как могила;

Вот… каркнул ворон на стене;

Вот… стая псов завыла;

И вдруг… протяжно полночь бьет;

Нашли на небо тучи;

Река надулась; бор ревет;

И мчится прах летучий.

Увы!.. последний страшный бой

Отгрянул за горами…

Гул тише… смолк… и Громобой

Зрит беса пред очами.

"Ты видел,– рек он,– день из глаз

Сокрылся за горою;

Ты слышал: бил последний час;

Пришел я за тобою". "О! дай, молю, хоть малый срок;

Терзаюсь, ад ужасен". "Свершилось! неизбежен рок,

И поздний вопль напрасен". "Минуту!"– "Слышишь? Цепь звучит".

"О страшный час! помилуй!" "И гроб готов, и саван сшит,

И роют уж могилу.

Заутра день взойдет во мгле.

Подымутся стенанья;

Увидят труп твой на столе,

Недвижный, без дыханья;

Кадил и свеч в дыму густом,

При тихом ликов пенье,

Тебя запрут в подземный дом

Навеки в заточенье;

И страшно заступ застучит

Над кровлей гробовою;

И тихо клир провозгласит:

"Усопший, мир с тобою!"

И мир не будет твой удел:

Ты адово стяжанье!

Но время… идут… час приспел.

Внимай их завыванье;

Сошлись… призывный слышу клич.

Их челюсти зияют;

Смола клокочет… свищет бич…

Оковы разжигают". "Спаситель-царь, вонми слезам!" "Напрасное моленье!" "Увы! позволь хоть сиротам

Мне дать благословенье".

Младенцев спящих видит бес -

Сверкнули страшно очи!

"Лишить их царствия небес,

Предать их адской ночи…

Вот слава! мне восплещет ад

И с гордым Сатаною".

И, усмирив грозящий взгляд,

Сказал он Громобою:

"Я внял твоей печали глас;

Есть средство избавленья;

Покорен будь, иль в ад сей час

На скорби и мученья.

Предай мне души дочерей

За временну свободу,

И дам, по милости своей,

На каждую по году". -

"Злодей! губить невинных чад!" "Ты медлишь? Приступите!

Низриньте грешника во ад!

На части разорвите!"

И вдруг отвсюду крик и стон;

Земля затрепетала;

И грянул гром со всех сторон;

И тьма бесов предстала.

Чудовищ адских грозный сонм;

Бегут, гремят цепями,

И стали грешника кругом

С разверзтыми когтями.

И ниц повергся Громобой,

Бесчувствен, полумертвый;

И вопит: "Страшный враг, постой!

Постой, готовы жертвы!"

И скрылись все. Он будит чад…

Он пишет их рукою…

О страх! свершилось… плещет ад

И с гордым Сатаною.

Ты казнь отсрочил, Громобой,

И дверь сомкнулась ада;

Но жить, погибнувши душой, Коль страшная отрада!

Влачи унылы дни, злодей,

В болезни ожиданья;

Веселья нет душе твоей,

И нет ей упованья;

Увы! и красный божий мир

И жизнь ему постылы;

Он в людстве дик, в семействе сир.

Он вживе снедь могилы.

Напрасно веет ветерок

С душистыя долины;

И свет луны сребрит поток

Сквозь темны лип вершины;

И ласточка зари восход

Встречает щебетаньем;

И роща в тень свою зовет

Листочков трепетаньем;

И шум бегущих с поля стад

С пастушьими рогами

Вечерний мрак животворят,

Теряясь за холмами…

Его доселе светлый дом

Уж сумрака обитель.

Угрюм, с нахмуренным лицом

Пиров веселых зритель,

Не пьет кипящего вина

Из чаши круговыя…

И страшен день; и ночь страшна;

И тени гробовыя

Он всюду слышит грозный вой;

И в час глубокой ночи

Бежит одра его покой;

И сон забыли очи.

И тьмы лесов страшится он:

Там бродит привиденье;

То чудится полночный звон,

То погребально пенье;

Страшит его и бури свист,

И грозных туч молчанье,

И с шорохом падущий лист,

И рощи содроганье.

Прокатится ль по небу гром -

Бледнеет, дыбом волос;

"То мститель, послан божеством;

То казни страшный голос".

И вид прелестный юных чад

Ему не наслажденье.

Их милый, чувства полный взгляд,

Спокойствие, смиренье,

Краса – веселие очей,

И гласа нежны звуки,

И сладость ласковых речей

Его сугубят муки.

Как роза – благовонный цвет

Под сению надежной,

Они цветут: им скорби нет;

Их сердце безмятежно.

А он?.. Преступник… он, в тоске

На них подъемля очи,

Отверзту видит вдалеке

Пучину адской ночи.

Он плачет; он судьбу клянет;

"О милые творенья,

Какой вас лютый жребий ждет!

И где искать спасенья?

Напрасно вам дана краса;

Напрасно сердцу милы;

Закрыт вам путь на небеса;

Цветете для могилы.

Увы! пора любви придет:

Вам сердце тайну скажет,

Для вас украсит божий свет,

Вам милого покажет;

И взор наполнится тоской,

И тихим грудь желаньем,

И, распаленные душой,

Влекомы ожиданьем,

Для вас взойдет краснее день,

И будет луг душистей,

И сладостней дубравы тень

И птичка голосистей.

И дни блаженства не придут;

Страшитесь милой встречи;

Для вас не брачные зажгут,

А погребальны свечи.

Не в божий, гимнов полный, храм

Пойдете с женихами…

Ужасный гроб готовят нам;

Прокляты небесами.

И наш удел тоска и стон

В обителях геенны…

О, грозный жребия закон,

О, жертвы драгоценны!.."

Но взор возвел он к небесам

В душевном сокрушенье

И мнит: "Сам бог вещает нам -

В раскаянье спасенье.

Возносятся пред вышний трон

Преступников стенанья…"

И дом свой обращает он

В обитель покаянья:

Да странник там найдет покой,

Вдова и сирый друга,

Голодный сладку снедь, больной

Спасенье от недуга.

С утра до ночи у ворот

Служитель настороже;

Он всех прохожих в дом зовет:

"Есть хлеб-соль, мягко ложе".

И вот уже из всех краев,

Влекомые молвою,

Идут толпы сирот, и вдов,

И нищих к Громобою;

И всех приемлет Громобой,

Всем дань его готова;

Он щедрой злато льет рукой

От имени Христова.

И божий он воздвигнул дом;

Подобье светла рая,

Обитель иноков при нем

Является святая;

И в той обители святой,

От братии смиренной

Увечный, дряхлый, и больной,

И скорбью убиенный

Приемлют именем творца

Отраду, исцеленье:

Да воскрешаемы сердца

Узнают провиденье.

И славный мастер призван был

Из города чужого;