Текст книги "Невидимая нить"

Автор книги: Василь Когут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

19 июля. Суббота. 10.30

Иван Павлович Ванькевич встретил Мишу и Гену как старых друзей.

– Ну, герои, проходите,– улыбнулся он, широко разведя руки.– Наслышан о ваших подвигах. Молодцы! Хотя это, как еще сказать! С миной не шутят! Отшлепать бы вас за нее по мягкому месту. Да ладно, победителей не судят. С чем пришли?

Ребятам стало не по себе. Отшлепать! А за что? Ничего старшие не понимают!

Видя их недоумение и растерянность, Иван Павлович засмеялся.

– Ну, не обижайтесь, герои. Принесли книгу?

– А-а,– будто очнулся Мишка.– Принесли.

Он раскрыл дипломат и извлек оттуда книгу.

Иван Павлович взял ее в руки, попробовал на вес.

– Вот за это – молодцы! Значит, дарите музею?

– Дарим,– ответил Мишка.

– Так и подпишем: дар от учеников…

– Мы не за этим,– застеснялся Мишка.– Вот на последней странице…

Ванькевич перевернул обложку. Прочитал вслух: Ко-нон Федот… Повторил: Конон Федот…

– Да вы даже не можете себе представить, что нашли! – воскликнул Ванькевич.– Я этот список, пожалуй, лет тридцать искал. Идемте, я вам покажу стенд о Кононе. Первом председателе ревкома.

Иван Павлович провел ребят в зал, подошел к стенду.

– Вот он!

С портрета на ребят глядели темные глаза человека средних лет. Аккуратная прическа с пробором, прямой, острый нос, узкие усики. Шею облегал белоснежный воротник с округленными бортами, серый галстук. Сразу было заметно, что портрет напечатан со старой фотографии.

Подпись под фотографией говорила, что Федот Илларионович Конон был избран первым председателем ревкома. Организовывал отряды Красной Армии, призывал население подняться на защиту завоеваний Великого Октября. Во время оккупации Белоруссии белополяками врагам удалось выследить Конона. Его после пыток и издевательств расстреляли в 1919 году.

– О Игнате Конашевиче,– после минутного молчания сказал Иван Павлович,– нам известно мало. Есть данные, что в первую мировую он воевал на Западном фронте. На фронте вступил в партию большевиков. В 1918 году окончил Ивановские инструкторские пехотные курсы по подготовке взводных командиров. Знаем, что в Великую Отечественную партизанил. А вот, что был членом ревкома,– узнал впервые.

– А где он сейчас? – спросили ребята.

– Погиб в сорок третьем.

– А из родных, близких кто-нибудь остался?

– Никого у него не было. Сирота. И свою семью не заводил.

Иван Павлович долго рылся в письменном столе, доставал оттуда папки, перечитывал их заглавия. Там были вырезки из газет и журналов, письма, официальные бумаги со штемпелями и печатями. Нашел, что искал, сделал в папке какую-то пометку и снова спрятал в стол.

– Об остальных покуда ничего не известно,– сказал он.– Надо искать. Я вас принимаю в школьный клуб следопытов, и отныне работаем вместе. Договорились?

– Спасибо!

Ванькевич проводил ребят до калитки. Посоветовал искать следы погибших революционеров, в первую очередь, у людей пожилого возраста.

Мишка и Генка решили вначале расспросить бабушку Матрену. Мишу больше всего волновал Прохор Судник. Ни отец, ни мать ничего о нем не слышали. Дедушка Павел погиб в Великую Отечественную войну. Прадедушка Митрофан умер перед войной. Может быть, Прохор однофамилец?

Бабушка Матрена внимательно слушала Генку, рассказывающего о школьном музее, вздыхала, кивала го-лоном. Она и сама многое помнила, хотя тогда ей было лет девять. Конон Федот? Нет, такого не помнит. Да тогда из своей деревни Дубки в соседнюю Заозерное, пожалуй, только в самое жаркое лето можно было пройти. Или зимой. Марья Зубрик?

– Постой, постой, внучек,– бабушка поморщила лоб, прижала виски пальцами, задумалась.– Марья Зубрик? Но ее звали не Марья, а Манька. Манька Зубриха. Кажись, была такая, приезжая. Они с Судником Прохором приехали. Были вроде как муж и жена, а фамилии разные.

– А чем они занимались?

– Чем? – переспросила бабушка.– А разве я помню! Она будто бы к его прадеду,– указала пальцем на Мишку,– Митрофану приехала, вдвоем с мужем приехали, да не принял он их, у самого нечем было семью кормить. Они вроде бы и строиться начали. Раньше это было так: выбирай делянку, корчуй лес и строй. Но хаты они не построили. Больше по деревням ездили, словно цыгане. Стихи всякие читали. Чем занимались – не помню.

А что с ними, бабушка, дальше было? – нетерпеливо спросил Мишка.

– Манька-то певунья была хорошая. Выйдет вечером на улицу, как запоет, словно настоящая артистка,– будто и не слышала вопроса бабушка.– А вскоре, как началась война, они вдвоем с Прохором исчезли из деревни. Говорили, будто их расстреляли за грабеж.

– Неправда! – вскрикнул Мишка.– Не за грабеж. Это, чтобы слух дурной пустить про них. Они же – комбедовцы!

– Во-во! Комбедовцы! – обрадовалась бабка Матрена.– Так и говорили тогда: комбедовцы! У нас в деревне не было такого комбеда, так люди в соседнюю, в Заозерное, ходили на ихние собрания.

– А дети у них были?

– Какие там дети! – отмахнулась Матрена.– Они сами еще детьми были. Вы лучше спросите у Максима Трясуна. Тот все помнит.

Дед Максим сидел на маленькой деревянной лавочке в тени под ветвистой черемухой. Пожалуй, такая крепкая и рослая черемуха в деревне была единственной. Много ее в этих местах росло в лесу, по канавам, на болоте. Но в деревне – только у деда Максима. Дед спокойно встретил Мишку и Генку. И только голова от нервного тика мелко тряслась… Это – после контузии в войну. За что деда и прозвали Трясуном.

– Дедушка,– обратился Мишка,– к вам нас послала баба Буслиха.

– Чего, чего? – дед ожил, глаза забегали.

– Мы,– стал пояснять Мишка,– расспрашивали про Маньку Зубриху, что после революции в нашей деревне жила, а бабка Матрена к вам послала, мол, вы больше помните.

– А-а, Манька,– вздохнул дед.– Как же не помнить? Помню, помню,– голос у него был хрипловатый.– Огонь-девка! И красавица! Хоть и замужняя была, да парни по ней с ума сходили.

– А Прохор? – спросил Мишка.

– Да и Прохор был себе на уме. Крепкий мужик. Грамотный.

– А он был нам родня?

– А ты чей? – вдруг спросил Максим.

– Андрея Судника сын.

– Вон оно что! – удивился дед.– Как раз и есть родня. Прохор был родным братом твоего прадеда Митрофана. Вот они и не ладили из-за Маньки. Видать, и Митрофану она было до душе. Пришлось перед самой оккупацией уехать из деревни Марье.

– Мы узнали,– сказал Миша,– что они были – комбедовцы.

Дед Максим опустил голову, улыбнулся своими побелевшими губами, потер рукой на бороде сивую щетину.

– Тогда, у кого ничего не было, все были комбедовцами. Но Прохор, говорили, был партейный. В тюрьме сидел, но удрал.

– А что с ним было дальше – не знаете?

– Как не знать! – дед приложил руку ко лбу, будто хотел расправить густую сетку морщин.– Белополяки их расстреляли на Девичьем озере в топях. Как не помнить? Такое время.

Мишка и Генка переглянулись.

– А про Ванькевича Семена вы, дедушка, ничего не помните?

– Ванькевичей у нас в деревне сроду не было. Нет, не знаю.

Друзья еще немного посидели с дедом, но он уже больше ничего нового не сказал.

25 июля. Суббота. 11.00

Начальник милиции Порфирий Борисович Коптюх разыскал Мишку и Генку на ферме. Ребята наводили порядок в станках. Чистота в телятнике удивила подполковника. Стены побелены известкой, вентиляционные проемы подают чистый воздух, автопоилки наполнены свежей водой.

– Здравствуйте, работники сельского хозяйства! – весело поздоровался Порфирий Борисович.

Ребята подошли к подполковнику, поняли, что приехал он не зря.

– Хочу с вами потолковать,– сказал Порфирий Борисович и оглянулся, будто искал, где бы присесть.– Может, на улице поговорим?

– У нас хороший красный уголок,– предложили ребята.

– Пойдем.

Красный уголок и впрямь был хороший и уютный. Мягкие глубокие кресла, полированные столы. На самом видном месте – вымпел, грамоты… Порфирий Борисович опустился в кресло и, подождав, пока усядутся ребята, спросил:

– Узнали что-нибудь о комбедовцах?

– О Суднике и Зубрик,– ответил Миша.– Они погибли за Советскую власть.

– Молодцы! – похвалил Порфирий Борисович.– Надеюсь и остальных установите. А я узнал, кто их расстрелял…

– Да ну?

– Помните буквы А-Н Т? Удалось выяснить, что за ними скрывался атаман Терешко, носивший кличку Тигр. У него и было два вензеля. Через точки А.Н.Т – имя, отчество, фамилия; А-Н Т – атаман Тигр. Этот самый Тигр – поручик царской охранки. Возглавлял на территории нашего района банду. Федота Конона замучил лично. По всей вероятности, и остальных.

– А его поймали?

– Нет, к сожалению. От Красной Армии он сбежал за границу, в Польшу, спрятав награбленное золото у озера. Эту тайну скрывал от всех. Лишь перед смертью раскрыл сыну. Однако что-то напутал, и сын во время войны не смог отыскать клад. А может, и случайность какая вышла. Первый сычуг вы нашли-то в воде. А по логике, не должен он был быть в воде. На берегу его спрятал Тигр. То ли взрывом, то ли сильным паводком его сбросило в воду. Вот и потерялась нить…

– А какую роль в этой истории играл дед Михай, может, вы знаете? – спросили ребята.

– Тут уж совершенно ничего не понятно. Когда здесь свирепствовала банда Тигра, Михая Щетки не было. Тигр его знать не мог. Возможно, к леснику после гражданской войны, а может, и еще позже, заходили люди Терешки, что-то выспрашивали. Вот Михай и начал подозревать о кладе.

– Дед говорил, что в войну к нему приходили и требовали клад…

– Наверное, так оно и было. Мог даже появиться и сын Терешки. Но Щетка не отдал план захоронения клада. Можно не сомневаться, что липу специально спилил. Ульи – это для прикрытия.

– А я еще не верил Генкиной бабушке,– сокрушался Миша,– думал он хороший человек…

– Он нас в лесу выслеживал,– добавил Генка.

– Похоже, с вашей помощью надеялся разыскать клад,– сказал подполковник.– Потому и отдал найденные страницы и затем следил за каждым вашим шагом. Когда взорвалась мина, подумал, что вы погибли. Кто знает, чем бы для вас все кончилось, если бы повстречал Михай вас с кладом. Ну, да ладно с этим, разберемся. Я приехал сообщить вам другую весть.

– Какую? – не выдержал Гена.

Миша его одернул незаметно для подполковника.

– За находку клада вам, ребята причитается вознаграждение. По пять с половиной тысяч рублей.

– Так много,– в один голос удивились ребята,– Что мы с ними делать будем?

– Ну, для начала с родителями посоветуйтесь,– засмеялся Коптюх.– Я сам хотел с ними поговорить, да они на работе.

Подполковник попрощался и вышел. Ребята проводили его до ворот, подождали, покуда не скроется из виду машина, и вернулись в красный уголок. Генка с разгону плюхнулся в кресло.

– Как в романе «Граф Монте-Кристо»,– сказал он.– Куплю себе мопед «Верховину». На рыбалку с ветерком буду ездить!

Чему радуешься? – возмутился Мишка.– Тигр у людей награбил свой клад.

– Но нам все равно причитается,– слова друга не очень-то ему понравились.– Разве мы их не заслужили?

– Заслужили, заслужили…

День был для них радостный, и Мишке не хотелось портить его ссорой с другом.

31 июля. Пятница

Все, что узнали о первых членах ревкома, Миша и Генка записали и поехали в Заозерное, в школьный музей. Ехали колесо в колесо. Погода была пасмурная. В любую минуту мог линуть дождь. Ребята торопились. Но когда выехали на горку у самой деревни, вдруг из-за туч выкатилось бледное солнце.

– На мопедах,– сказал Генка,– уже давно были бы в Озерном.

На машине,– поддакнул Мишка,– еще раньше.

И они дружно засмеялись, вспомнив о Генкиных планах, как истратить вознаграждение.

– А знаешь,– вдруг сказал Генка,– когда моя бабушка узнала, что я получу столько денег, сильно разозлилась. Словно это я с атаманом грабил. Людские это деньги, говорит.

– В чем-то она права, Генка,– задумчиво сказал Миша.

Музей был закрыт. Ребята хотели было уезжать, как заметили, что к школе торопился Ванькевич, издали махая рукой.

– В окно вас увидел,– объяснил он.

Прислонив велосипеды к забору, вслед за Иваном Павловичем вошли в школу.

Миша достал записи. Иван Павлович просмотрел их и похвалил ребят.

– А мы о Ванькевиче кое-что узнали,– сообщил он.– Мой однофамилец не был учителем. Это он для конспирации представлялся как учитель. А на самом деле организовывал Советскую власть в округе. Из всех комбедовцев он единственный был профессиональным революционером.

– Значит, никого из них нет уже в живых?

– Как нет! – воскликнул Ванькевич.– Все они от-ныне живы! Мы с вами им дали новую жизнь. Навечно! Будем готовить новый стенд, новые материалы.

Иван Павлович вдруг заговорил горячо, вдохновенно:

– В наш музей люди из других деревень приезжают, экскурсии проводим… Знаете, о чем я теперь мечтаю? О памятнике этим героям Октября! И мы, их потомки, построим его.

Иван Павлович смолк, легкая улыбка сорвалась с его губ:

– Спасибо, друзья, за помощь.

По дороге домой Мишка предложил завернуть на Ужицу искупаться. От утренней хмури не осталось и следа. Роса давно испарилась, и раскаленное солнце обдавало жаром. Генка согласился.

Крутой тропинкой через луг ребята покатили на речку. Раздевшись, присели на берегу. Течение на Ужице быстрое, беспокойное. Даже в затончике вода колыхала листья кувшинок, цветки которых осторожно выплывали из воды, словно головки притаившихся испуганных диких утят. Где-то за рекой гудел комбайн.

– Генка,– Миша тронул товарища за руку.– Ты помнишь, что говорил Иван Павлович?

– Конечно. О памятнике первым ревкомовцам, что сельсовет установит. Похожий, как погибшим в Отечественную войну, а может, иной…

– Все это так, только я вот сижу и думаю. Деньги нам с тобой дадут? Дадут. А разве мы с тобой бедняки? Нет. И права твоя бабушка, деньги эти народные. Давай отдадим их на памятник! В нашей деревне пусть поставят.

– Ревком был в Заозерном, а не в Дубках.

– Два ревкомовца жили в нашей деревне. И остальные бывали здесь. Говорят, скоро осушат вокруг Девичьего озера, и Дубки станут центром нового совхоза.

– Ну и голова ты, Мишка! – восхитился приятелем Гена.– Лично я обойдусь без мопеда. Только вот,– он озабоченно вздохнул,– родители? Согласятся ли?

– О чем речь,– Миша загорелся своей идеей,– разве наши родители несознательные?

Ребята поднялись и, разбежавшись, нырнули в прохладную воду. Серебристые брызги заиграли в солнечных лучах, по воде побежали круги.

В обед Мишка поделился с отцом о своем решении. Андрей Павлович внимательно слушал сына, и едва заметная улыбка пряталась в его губах, да глаза задорно поблескивали. А когда сын закончил, вдруг сказал:

– Молодцы вы, хлопцы. А мы с Генкиным отцом думали иначе о вас…

– Как это? – не понял Миша.

– Иван Сидорович и я тоже решили отдать деньги на памятник. Вот только не знали, как вы на это посмотрите? А мопед Генке его отец и без того купит, лишь бы парень хорошо учился…

– Так это же вы молодцы! – воскликнул Мишка и повис у отца на шее.