Текст книги "Суженый (СИ)"
Автор книги: Варя Медная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 9
в которой много плачут, смеются и мерцают
У спуска в темницу нас перехватил Эол Свирепый, сообщив, что дальше поведет меня сам. Стражник спорить не стал: испуганно икнул, глядя на гору мышц снизу вверх, и послушно испарился.
Обычно друзья негромко переговаривались, но на этот раз голосов не было слышно. Почему они молчат? Тут послышался звук, похожий на всхлип, и снова всё стихло. Я замерла, пронзенная ужасным подозрением, а потом побежала вниз, оступаясь и поскальзываясь на лестнице. Раз или два прищемила подол и услышала треск разрываемой ткани, но не остановилась, торопясь дальше. Сердце громко колотилось и чуть не выпрыгивало из груди при мысли о том, что я могла опоздать.
– Ливи! – закричала бледная, как полотно, Эмилия.
Я ринулась по проходу, дергая непослушными пальцами бечевку на свертке. Из-за сильной дрожи они всё время соскальзывали. Хотела спросить, как Озриэль, но губы не слушались.
Тишина! Почему такая страшная тишина?
Она растянулась на целую вечность, в течение которой я слышала лишь своё захлебывающееся дыхание и гулкие удары подошв о каменный пол. Наконец я остановилась напротив камеры, не в силах пошевелиться, и сердце пропустило удар. Опоздала. А потом от горы одеял раздался хриплый вздох, и я судорожно прижала ладонь ко рту. Жив!
– Ему гораздо хуже, Ливи, – взволнованно сказала Эмилия.
Я быстро сунула сверток мадам Гортензии.
– Скорее, оболочка внутри.
Гномка в два счета справилась с тесемками и принялась разворачивать пергамент – ей активно помогал Магнус. Я обернулась к великану.
– Пожалуйста, откройте камеру! Позвольте быть сейчас с ним, всего на пару минут, прошу!
Во рту появился соленый привкус, платье на груди всё вымокло, и только тогда я поняла, что слезы градом катятся по щекам.
Эол Свирепый молча отодвинул меня, одним точно выверенным движением открыл замок и отступил на шаг.
– Спасибо!
Друзья уже достали оболочку. Она чем-то напоминала маскарадный костюм, но при этом совсем не походила на снятую кожу. Тихо мерцая в полутьме темницы, она виделась нечетко, контуры расплывались, как будто оболочка ещё не определилась с окончательной формой. Гномка встряхнула её, как рубаху после стирки, и указала подбородком на одеяла:
– Уберите их.
Мы с Эмилией бросились высвобождать Озриэля из вороха, скидывая покрывала прямо на пол, но когда я потянулась, чтобы приподнять последнее, раздался стон и хриплое:
– Нет… сам…
– Озриэль, ты слишком слаб, а сейчас каждая секунда на счету.
– Сам… – упрямо повторил он.
– Надо придумать новую поговорку: «упрямый, как ифрит», – проворчал Магнус.
Я закусила губу, но спорить не стала и аккуратно просунула оболочку под одеяло. Озриэль забрал её и принялся возиться, кряхтя и сдерживая болезненные стоны. От каждого я дергалась и крепче сжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Временами он останавливался, чтобы перевести дух.
Мы окружили постель: Эмилия сцепила пальцы в замок, мадам Гортензия прижала сложенные лодочкой ладони к губам, Магнус нервно переступал с лапки на лапку, а я беспрестанно теребила рукав.
– Дайте ему воздуха, – раздался за нашими спинами голос Уинни. – Задушите его своей тревогой.
– Она права. – Я сделала шаг назад, остальные последовали примеру.
В этот момент Озриэль перестал возиться.
– Что такое? – вскинулась я и собралась, несмотря на запрет, отбросить одеяло, но тут оно само отлетело к противоположной стене, и мы зажмурились, потому что смотреть на такое сияние привыкшими к полутьме глазами было невыносимо.
Озриэль медленно осторожно поднялся на ноги. Он значительно уменьшился в росте, хотя всё ещё был гораздо выше, чем раньше, и держался неуверенно, словно стоял, согнувшись в три погибели, а не выпрямив плечи. Наверное, прилаживание оболочки ещё не закончилось, и он боялся порвать её неосторожным движением. Ифрит вышел на середину камеры, запрокинул голову, широко распростер руки и прикрыл глаза.
Мы проводили его завороженными взглядами. Он был похож на себя прежнего, если не считать исходившего от тела сияния и размытых контуров. Они подрагивали и расплывались, но с каждой секундой становились всё более четкими, приближаясь к телу. Вокруг парила и вихрилась искрящаяся взвесь, постепенно оседая на его кожу, вплавляясь в неё. Отблеск зеленоватого свечения падал на лица Эмилии и мадам, плясал в медной бороде Эола Свирепого, замершего на пороге. Через несколько минут всё закончилось, и сияние погасло. Озриэль коротко выдохнул, открыл глаза и обвел нас взглядом, остановив его на мне. На губах заиграла робкая улыбка.
– Только мне показалось, что наш ифрит похож на фею? – осведомился Магнус в наступившей тишине.
Я прочистила горло:
– Всё?
– Всё, – смущенно подтвердил Озриэль.
Я с радостным воплем подбежала и запрыгнула на него, обвив руками и ногами, тесно прижалась и зажмурилась от счастья. Он так же крепко стиснул меня в объятиях, и на несколько сладостных мгновений остальной мир перестал существовать: в животе порхали бабочки, я слышала только биение наших сердец, моё торопливое и его с замираниями. Озриэль осторожно гладил меня по голове и шептал какие-то нежности на смеси нашего языка и ифритского, зарывшись в волосы. А ещё слегка убаюкивал, потому что я всхлипывала, плача и смеясь одновременно.
Наконец я чуть отстранилась и взглянула ему в глаза, провела ладонью по лицу, локонам. Он тоже смотрел на меня – так, словно видел впервые, тем восторженным взглядом, каким только влюбленные умеют смотреть. Нежно провел согнутым пальцем по щеке, снимая слезинку, обрисовал скулу, провел по губам, отчего они тут же стали горячими, и хрипло сказал:
– Ты такая красивая, Ливи, самая красивая на свете.
Я шмыгнула и рассмеялась, вытирая тыльной стороной ладони нос.
– Неправда, я вся зареванная.
– Самая красивая, – повторил он, не отрывая взгляда от моих губ, – как 6ы я хотел сейчас тебя поцеловать.
– А я – тебя, просто до смерти хотела бы…
– А после этого…
– Я тоже об этом подумала!
– Мы вам не мешаем? – кашлянул Магнус. – А то можем попроситься пока на чай к мадам Лилит. Жарковато тут стало.
Я обернулась и увидела, что рты друзей растянуты в улыбках до ушей. Даже Эолу Свирепому не удалось сохранить безразличное выражение. Мадам и Эмилия стояли, обнявшись и синхронно промакивая глаза подолами. Магнус, несмотря на саркастический тон, часто-часто моргал, и бусины глаз подозрительно блестели.
– Не обращайте внимания, соринка в глаз попала…
– Во все четыре пары? – уточнила Уинни.
Паук не удостоил её ответом.
Я снова повернулась к Озриэлю, всей душой стремясь растянуть это мгновение, и уткнулась носом ему в плечо.
– От тебя так вкусно пахнет.
Сказала и тут же засмущалась, но это была правда: от него веяло свежестью, а ещё чуточку теплым молоком – так пахнет от малышей – и чем-то цветочным.
– Новая оболочка, с ними всегда так, – пояснил он.
– Дай нам тоже его обнять! – возмутилась мадам Гортензия, и они с Эмилией, раскрыв объятия кинулись к нам. Магнус прыгнул сверху.
Началась куча-мала, со всех сторон неслись возгласы, смех, ифрита поздравляли с выздоровлением, хлопали по плечу, целовали в обе щеки (ох, как я завидовала мадам Гортензии и Эмилии в этот момент!).
– Не давите на него, – покрикивал Магнус. – Парень еле-еле выкарабкался не для того, чтобы его тут же задушили.
– Иди сюда, ворчун! – рассмеялась Эмилия и сдернула его за лапку вниз, приобщив к коллективным объятиям.
Внезапно я заметила, что Озриэль морщится.
– Что? Что случилось? – забеспокоилась я. – Только не говори, что новая оболочка не подошла и сейчас лопнет прямо на тебе!
Он хохотнул и тут же подавил гримасу боли.
– Не волнуйся, с ней всё в порядке, просто пока не привык. Это из-за ожогов. Они остались под ней… Больно, – признался он. – Очень.
– Ой, – сказала Эмилия и осторожно убрала руки, боясь причинить лишнее страдание.
– Что же ты раньше не сказал! Нет, это я виновата, совсем забыла. – Порывшись в кармане, я выудила каплевидный флакон и протянула ему. – Вот, пей, это поможет.
Надо отдать ему должное, Озриэль сперва послушно выпил, а потом спросил, что было внутри. Из него получится отличный муж.
– Лекарство от госпожи Остиопатры.
Он изумленно уставился на меня, но спросить ничего не успел: зелье приступило к работе. Под кожей начали поочередно загораться синие искристые веточки. Озриэль вытянул кулак, наблюдая, как они вспыхивают и гаснут, поднимаясь от кончиков пальцев. Зелье бежало по жилам и каждой клеточке тела, заживляя, сращивая, успокаивая. Когда оно добралось до сердца, всё тело на миг вспыхнуло синей паутиной и снова стало прежним
.
Озриэль издал стон облегчения.
– Так гораздо лучшеi Так ба была здесь?
– Не просто была, она-то и передала оболочку.
– Давай с самого начала, – попросила Эмилия и удобно устроилась на соломе, приготовившись слушать.
Удовлетворить её просьбу немедленно не получилось: Зол Свирепый, справедливо рассудив, что опасность миновала, указал на выход.
– В свою камеру, принцесса.
– Да-да, сейчас, – я повернулась к Озриэлю, заправила ему локон за ухо и вложила во взгляд всю нежность и безумную радость, которые меня сейчас переполняли.
Он прижал мою руку к щеке, отчего угомонившиеся было бабочки снова затрепетали в животе.
Проходя мимо великана, я остановилась и подняла голову.
– Спасибо.
Он встретил это каменным лицом – маневр, который отныне не мог меня обмануть. Правда «спасибо» от мадам он не смог проигнорировать так же стойко: лицо пошло пятнами. Казалось, ещё чуть-чуть, и он бухнется перед ней на колени, как перед мадам Лилит возле фонтана, и принесет присягу верности. Великан-таки сдержался.
Когда он ушёл, я рассказала друзьям всё по порядку.
– То есть бабушка Озриэля устроила мадам Лилит сюрприз, явившись вместо Ореста? – переспросила Эмилия. – Я всё правильно поняла?
– Ага, а та не сразу распознала подмену и не успела принять меры. Не знаю, на какие точки нажала госпожа Остиопатра, но мадам Лилит выглядела не слишком-то счастливой.
– Знаете, я уже хочу познакомиться с этой леди! – заявила мадам и встряхнула кудряшками.
– Надеюсь, ба на тебя не кричала или вроде того? – нервно спросил Озриэль.
– Ничуть не бывало, – успокоила я. – Скажу больше: кажется, мы с ней нашли общий язык.
– Эй, народ, – позвал Магнус, осторожно отгибая края свертка – кажется, тут что-то ещё шебуршится…
Только тогда я вспомнила последние слова ифритки – о том, что внутри есть кое-что и для меня.
– Не трогай, Магнус! – воскликнула я и вскочила на ноги. – Это может быть…
Последний краешек отогнулся сам собой, отryда вылетел красно-золотой вихрь, подхватил опешившего паука и поднял к потолку.
– …опасно, – докончила я, глядя на Магнуса, растерянно бегающего по бархатной подушке и, не удержавшись, расхохоталась.
– Не вижу ничего смешного, Оливия, – сердито заметил паук.
– Кто-нибудь, снимите меня отсюда.
– Прости, – повинилась я и бросила на Озриэля вопросительный взгляд.
Ифрит сидел с раскрытым от удивления ртом.
Опомнившись, приказал:
– Вниз!
Подушка повиновалась так резво, что Магнус заверещал, вцепившись в неё всеми лапками. Но приземление вышло мягким. Едва она коснулась пола, паук спрыгнул и поспешил прочь. Озриэль подошёл, нагнулся и поднял подушку.
– Это ещё что? – спросила Уинни, приблизившись к прутьям и с интересом вглядываясь в диковинку.
– Волшебная подушка Озриэля, – пояснила я. – Ему подарила бабушка.
– Нет, – неожиданно возразил ифрит и повернул её боком. – Это твоя подушка, Ливи.
На алом бархате вилось моё имя, вышитое золотыми нитками и украшенное переливающимися вензелями и завитушками.
– Что это значит? – удивилась я. Озриэль ответил не менее ошарашенным, но счастливым взглядом.
– От бабушки это всё равно что: «Добро пожаловать в семью!». А ещё это значит, что я свободен от магического обета не жениться на принцессе.
Я застыла, потрясенная.
Внезапно в конце тюремного прохода раздался шорох, и любезный голос произнес:
– Не хочу прерывать вашу милую семейную сцену, но у меня ещё полно работы, а дело не ждет.
Мы одновременно повернули головы в ту сторону. В темноте зажегся красный огонёк.
Глава 10
про вещи, которые нужно сделать, даже если весь остальной мир против
В кабинет вошла коробка, из-под которой торчали ноги Хоррибла. Слуга водрузил её прямо поверх писем и документов, лучась от довольства.
– Вот, ваш заказ.
Якул удивленно воззрился на надпись на упаковке.
– Я заказывал чайный сервиз?
– Нет, там то, о чем вы просили. – Слуга приподнял крышку и бережно развернул упаковку. Якул вскинул глаза.
– Ты издеваешься?
– Вы сами хотели что-нибудь простое и надежное. Это отвечает обоим условиям. К тому же, вещь проверенная, издревле используется в делах магического слежения.
По мнению Якула, тарелка с аляповатым ободком в виде вишенок никак не подпадала под определение надежной в таких делах, вот простой – да. Поставь такую в буфет – не отличишь от остальной посуды.
Он постучал по днищу из дешевого фарфора.
– Не похожа она на древнюю…
Слуга сделал движение вперед, словно готовясь подхватить драгоценные осколки, буде такие посыплются.
– Способ издревле используется, а сама тарелка новая. Вы лучше того, поаккуратнее, хозяин. Они недорогие, но на доставку новой уйдёт время.
– И как ею пользоваться?
Слуга порылся в коробке и протянул румяное яблоко. Когда Якул не шелохнулся, пожал плечами и сам аккуратно поместил плод на тарелку.
– Поверьте, это лучшее средство из всех доступных. Вы ещё оцените удобство. Только имейте в виду: тарелка одноразовая.
– Что значит «одноразовая»?
– Вы можете выбрать место и посмотреть только один раз.
– А потом что, она взорвется у меня в руках?
– Погаснет. И, если захотите посмотреть на что-то ещё, придётся заказывать продление. Они специально так делают: подсаживают клиентов на дополнительные услуги. Ещё и яблоко со специальным покрытием, любое садовое тут не подойдёт.
– Ладно, – Якул взял яблоко, – спасибо, Хоррибл.
Слуга нерешительно переступил с ноги на ногу.
– Да, и ещё там стоит защита.
– Какая защита?
Слуга помялся.
– От нескромного вторжения в частную жизнь. Производители заботятся о своей репутации.
– Хоррибл, ты можешь говорить яснее?
– Ну, в общем, если вы приобрели её для всяких срамных дел, вроде подглядывания за купающимися нимфами, то ничего не выйдет (если что, хозяин, не думаю, что вы купили тарелку с такой целью, но мой долг был предупредить).
Якул на миг прикрыл глаза и едва слышно произнес.
– Ступай, Хоррибл.
– Слушаюсь.
Лишь выйдя в коридор, Хоррибл позволил себе покачать головой. Ох уж этот хозяин! Всё ему неймётся узнать, как там госпожа Грациана. Вон что удумал.
И, как ни печально, совсем не скучает по принцессе. Ждёт её возвращения только из-за ритуала.
А вот Хоррибл скучает.
Без принцессы чаепития утратили прежнюю прелесть. Даже песочные колечки с арахисом и трехслойным джемом не в силах его утешить…
* * *
Оставшись один, Якул покатал яблоко меж ладонями, чувствуя себя очень глупо, а потом кинул его на тарелку и произнёс.
– Покажи мне дочь Бессердечного Короля.
Яблоко закружило по тарелке, и по мере того, как оно продвигалось от центра к краю, прорисовывалось изображение. Оно стелилось цветной дорожкой, пока не заполнило всю поверхность. Сперва всё было темным, толком ничего не различишь, затем фокус выхватил край платья и золотистые локоны. Единожды такие увидев, дотронувшись до них, больше ни с какими не спутаешь. Ладонь зачесалась, вспомнив какие они гладкие на ощупь.
Якул подался вперед, вцепившись в подлокотники.
Ещё немного подергавшись, картинка наконец настроилось. Более того, даже звук появился, хотя в нём не было необходимости. Представшая сцена не нуждалась в пояснениях.
Какая-то темная комната, а в центре – принцесса и ифрит. Они стояли в окружении друзей и, кажется, целовались, а те ликовали и разве что не аплодировали.
Якул одним ударом сшиб блюдо со стола, вскочил и начал расхаживать туда-сюда.
Драконий Боже, может, им ещё на подмостках с этим номером выступать?!
Услышав жалобный хруст, он опустил глаза и увидел на полу раздавленное яблоко. Из разлома поднималась мерцающая дымка.
Хоррибл его убьёт.
* * *
Из темноты тюремного прохода вышел Глюттон Медоречивый. Протез горел кроваво-алым.
Эмилия вскрикнула, Магнус вытаращился, а я от неожиданности прикусила язык. Так и заикой недолго стать.
– Что вы здесь делаете? – опомнилась я.
– И как давно вы здесь? – нахмурилась мадам.
– И зачем?
– Это пигалица прислала его шпионить!
Принц вскинул руку, предупреждая дальнейшие расспросы.
– Я здесь, потому что до Его Величества дошли слухи о нездоровье одного из арестантов. – Он бросил выразительный взгляд в сторону Уинни, от которого она позеленела, и перевел его на Озриэля. – Как вижу, они сильно преувеличены. Счастлив буду доложить, что все вы в добром здравии. – Принц остановился напротив моей камеры, спиной к остальным. – А ещё у меня к вам дело, любезная Оливия.
Я поморщилась.
– Вот только без этого, пожалуйста. Не была я любезной, когда ваши големы тащили меня сюда. Хватит с меня лицемерия мадам Лилит. А Марсию следовало проявить заботу чуть раньше, когда Озриэль заживо сгорал.
Посетитель лишь пожал плечами, пододвинул непонятно откуда взявшийся стул и сел, отставив руку с тросточкой.
– Как пожелаете. Перейду сразу к сути, признаться, мне так тоже проще. Итак, завтра, как вы знаете, состоится праздник в честь нового короля. В районе полудня во время произнесения официальной речи жителям Потерии и гостям столицы будет предъявлена хрустальная жаба с…
– …со свитком, который я украла для мадам Лилит в Академии, – раздраженно перебила я, – а впридачу они получат гляделки и самую лживую и жадную до власти королеву с непомерными амбициями. Не говорите мне того, что я и так знаю. Зачем вам я?
Глюпон Медоречивый усмехнулся и сложил руки на набалдашнике трости в форме головы шакала.
– Зрите в корень. Вы должны поклясться, что именно этот свиток вы взяли из святая святых Затерянного королевства – хранилища Академии. Так все будут уверены, что он не подделка. Разумеется, вы его не крали, а случайно обнаружили, ещё когда посещали Принсфорд вольнослушательницей, и, как честная гражданка, не смогли скрыть страшную правду от остальных.
– И жителям хватит моего слова?
– Разумеется, нет. Вы принесете магическую клятву: солгать, произнося её, невозможно. Вот тогда все поверят в вашу честность. Главное, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что это тот самый свиток.
– А ваша магическая клятва – удобная штука, – вмешалась Уинни. – Пиши, что хошь, другой поклянется, и дело в шляпе.
Глюпон Медоречивый ответил, не поворачивая головы и продолжая удерживать мой взгляд.
– Повторяю: солгать, произнося клятву, невозможно. Сказать неправду, искренне веря в неё (на тот случай, если вас ввели в заблуждение) – тоже.
Я сложила руки на груди.
– Какая мне здесь выгода? Постойте… вы назвали меня честной гражданкой?
Тонкие губы принца растянула понимающая улыбка. Он наклонился вперед, вплотную придвинув своё лицо к моему.
– Именно. Это и есть ответ на вопрос. – Я молча поджала губы. – Если ты её произнесешь, – он облизнул губы – надо же, быстро забыл свои куртуазные манеры, – то получишь официальное гражданство. Сможешь уезжать и приезжать в Затерянное королевство, когда вздумается. Плюс, разумеется, тебя и твоих друзей освободят из темницы, и снимут все обвинения.
– Освободят? – Я забыла о демонстративной позе, неверяще уставившись на него. – Это мадам Лилит так сказала?
– Не верь ему! – сердито сказал Озризль.
– Они с первым советником – с одного куста, – поддержала мадам.
– Мы не попадем дважды в эту мухоловку, – добавил Магнус.
Принц проигнорировал выпады, давая понять, что ждёт вердикта именно от меня.
– Они правы. Зачем мне вам верить?
– Потому что я не лгу, Оливия.
Он пошарил в кармане мантии и извлек маленькую коробочку, покрытую узорами черненого серебра и россыпью аметистов, и щелкнул крышкой. Внутри лежала красная пилюля, похожая на стеклянную. В глубине её, если приглядеться, мерцал клубящийся дым.
Принц внятно произнёс:
– Я, Глюпон Медоречивый, клянусь, что принцесса Оливия получит свободу и официальное гражданство Затерянного королевства, если завтра поклянется в подлинности свитка, вынесенного ею из Академии. Свобода будет также дарована её друзьям.
– И Озризлю гражданство, – быстро добавила я.
– Да будет так, – провозгласил принц, одним движением закинул пилюлю в рот, перекатил на языке, словно решаясь на что-то крайне неприятное, проглотил и громко рыгнул.
– Прошу прощения, побочный эффект.
Никто уже не слышал извинений, потому что в следующую секунду из его ушей, носа, рта и даже глаз повалил красный дым, растекаясь в воздухе узорами, складываясь причудливыми кольцами. Казалось, внутри принца танцевал газообразный осьминог Глаза Глюпона Медоречивого закатились, он откинулся на спинку и несколько раз дернулся. Вскоре дым начал покидать тело. Он сгустился перед моим носом красным облаком и принял форму надписи на незнакомом языке.
– О, тут написано на латыри! – послышался шепот мадам. – Означает что-то вроде «принято».
Повисев так немного, надпись начала бледнеть и рассеиваться, пока не исчезла бесследно, оставив нас молчаливыми и ошеломленными.
Глюпон Медоречивый как ни в чем не бывало выпрямился, разгладил мантию и промокнул губы батистовым платочком с монограммой.
– Вы только что дали магическую клятву? – спросила я, хотя ответ и так был очевиден.
– Да. Теперь можешь не сомневаться, что я сдержу слово.
– А что произошло бы, если бы вы солгали?
– Меня бы разорвало на части, – беспечно отозвался он, спрятал коробочку и поднялся. – Так мы договорились, Оливия?
– Не смей, Ливи! – крикнул Озриэль и с отчаянием потряс решетку. – Ничего не обещай этому негодяю.
Глюпон Медоречивый и ухом не повел.
Я опустила глаза на протянутую сухонькую ручку, краем сознания отметив, что стул опять куда-то делся, и, несмотря на возражения друзей, пожала её.
– Договорились, сир Медоречивый.
Один из его перстней больно впился в ладонь. Принц улыбнулся краем рта, поднёс мою руку к губам и поцеловал, после чего направился в дальний конец прохода и скрылся из виду.
– Он ушёл? – нервно спросила Эмилия.
– Этот принц пугает меня до дрожи.
– Кажется, ушёл, – сообщила мадам, вытягивая шею и вглядываясь в темноту.
– Чё ещё за латырь? – спросила Уинни.
– Язык, используемый для научного обозначения растений, – фыркнула Эмилия. Озриэль стоял и молча смотрел на меня.
– Пожалуйста, не осуждай меня, Озриэль, взмолилась я.
– Сейчас мне нужна ваша поддержка, твоя поддержка.
– Думаю, моё мнение и моя поддержка нужны тебе меньше всего, Ливи. Ты всё решаешь сама, – только и сказал он, отошёл в угол камеры, где я не могла его видеть, и просидел там до самого вечера, не откликаясь на мои призывы и не произнося ни слова.
Даже от еды отказался и ничего не ответил Магнусу, когда тот пошутил, что если голодовка продолжится, скоро с него начнет сваливаться и эта оболочка.
Во второй половине дня уровень шума снаружи заметно возрос. Сквозь окошко долетал скрип телег и карет, окрики возничих, скороговорки лоточников и газетчиков, соревнующихся за покупателей. Я сидела, бесцельно водя по полу камеры прутиком, который нашла в куче соломы.
– Начали съезжаться гости праздника, – резюмировал Магнус. Уинни вздохнула.
– К вечеру в «Наглой куропатке» будет не протолкнуться, а гномы не скупятся на чаевые…
– Только об этом и можешь думать, – упрекнула Эмилия. Мы с Озриэлем не включились в общую беседу.
– Магическую клятву не обхитрить.
Я подняла глаза.
– Что, мадам?
Гномка сочувственно смотрела на меня.
– Не скажу, что доверяю Медоречивому змею, Ливи, но я не понаслышке знакома с магическими клятвами. В детстве часто видела, как взрослые скрепляли ими крупные сделки по продаже самоцветов. Если принц дал её, то нарушить уже не сможет. В любом случае, ты поступила очень мужественно, когда согласилась на сделку ради нашей свободы, поэтому хочу, чтобы ты знала: мы это ценим.
Мне почудилось шевеление из угла Озриэля, но за ним ничего не последовало.
Я взглядом поблагодарила мадам и продолжила рисовать прутиком узоры. В конце концов, особого выбора и не было: на одной чаше весов свобода друзей, пусть и сопряженная для меня с риском лопнуть прямо на месте (я поежилась, вспомнив, как морщился Глюпон Медоречивый, раскусывая пилюлю, и как дергался потом), а на другой – бессрочное заточение здесь без каких-либо перспектив и надежд.
Проведя очередную линию, я замерла, вдруг заметив, что отнюдь не бесцельно вожу прутиком по полу. В соединениях черточек угадывался гребень, прямой решительный нос и квадратики зрачков… Сообразив, кого нарисовала, я несколькими взмахами перечеркнула изображение и воровато огляделась, но все были заняты своими делами, и никто не обращал на меня внимания. Да и рисунком это с трудом можно назвать, так, пара линий.
Когда стемнело, снаружи загрохотало, и клочок неба в окошке под потолком начал вспыхивать синим, золотистым, алым и изумрудным – с территории дворца запускали пробные фейерверки перед завтрашним праздником. Наблюдая за распускающимися в небе цветами, я поймала себя на том, что хочу ещё раз увидеть замок на скале, вдохнуть запах моря и увидеть, как дрожит небо, когда тревожат воздушную завесу. Я закрыла глаза и представила его обитателей: вот смешной и добрый Хоррибл сидит с огромными вязальными спицами и старательно считает петли на новом свитере для Варгара, Данжероза кокетливо примеряет украшения на картине с пещерой сокровищ, раздумывая, какое из них понравится Атросу, Рэймус кормит ящера и треплет его за ушами с кисточками, пока тот пьет воду из своей чашки размером с тазик… Придумать занятие дракону не получилось. Интересно, что он сейчас делает? Может, оттуда виден фейерверк, и он стоит на одной из башен (той, которую не спалил) и тоже любуется им? Я зевнула. Нет, какая глупость! Замок за сотни миль отсюда, а если дракон чем и занят, так это изобретением новых способов заставить меня слушаться.
И один козырь у него имеется – рубин фортуны. Эта мысль придала мне сил. Отец тоже нуждается в моей помощи. Если не ради себя, то ради него я обязана выбраться отсюда и вернуться к Кроверусу за средством против Бессердечности.
Когда грохотать перестало, снова воцарилась ночь и относительная тишина.
– Ну, наконец-то, – проворчал Магнус. – Неужели мы всё-таки поспим сегодня! – И тут же захрапел.
– Ливи…
– Да, Озриэль? – также шепотом ответила я.
– Прости за то, что наговорил сегодня днём.
– И ты прости. Для меня очень важно твоё мнение, просто есть вещи, которые должен сделать, даже если весь остальной мир против, потому что иначе перестанешь быть собой… понимаешь?
– Я понимаю, что мне не угнаться за тобой, Ливи, и это меня пугает, – вздохнул он. – Но ещё я понимаю, что никогда не смогу тебя отпустить, и больше не отпущу. Ты мой мир, Ливи.
– А ты мой мир. Озриэль…
– Мм?
Я помедлила, думая рассказать ему о неудаче с щипцами, но решила отложить это на потом. Сперва лучше разобраться с более срочными проблемами.
– Так, ничего. Спокойной ночи…
– И тебе спокойной. Ты ведь никуда не денешься? – пробормотал он в полудреме. – Только никуда не уходи, Ливи, пожалуйста…
– Я никуда не ухожу, Озриэль, я здесь, с тобой, – прошептала я и услышала в ответ ровное дыхание.
В парадную дверь колотили так настойчиво, будто не знали, что ломятся в замок дракона.
– Иду! – недовольно крикнул Хоррибл, шаркая шлепанцами и широко зевая. Принесла же кого-то нелегкая посреди ночи.
Он растворил дверь и смерил взглядом посыльного, с которого ручьями текла вода. На улице свирепствовал ливень.
– Вот, – выпалил эльф, не дав Хорриблу и рта раскрыть. – Велели лично в руки. Дело срочное.
Хоррибл взглянул на печать на конверте и мгновенно проснулся. Даже ночной колпак стянул и почтительно переместил под мышку.
Кинув посланнику золотой, он поспешил к покоям молодого хозяина и, собравшись с духом, постучал.
– Завтра, Хоррибл! – раздалось из-за двери.
– Это от вашего отца.
Внутри зашевелились, послышался грохот опрокинутого стула, сдавленное ругательство, и на пороге появился растрепанный заспанный Якул. Он посмотрел на конверт, нахмурился и махнул.
– Заходи.
Девять с половиной минут спустя Рэймус растворил двери ангара, и полусонный ящер взмыл вместе с седоком в ночное небо, сотрясаемое громом и освещаемое вспышками молний.
