Текст книги "Ex nihilo (СИ)"
Автор книги: Варя Добросёлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Отчим сегодня рассказывал, что труп какой-то девчонки нашли. Её изнасиловали и задушили её же колготками. Что-то отрезали, кажется. Уши, что ли.
– Уши? Глупо как-то, – Марина вспомнила серёжки с большими красными камнями в Сёминой ладони и хохотнула.
– Ну, я не знаю. В общем, меня еле отпустили, пришлось соврать, что дискотека в школе под присмотром учителей, и мы дружной компанией туда и обратно. Так что давай быстрее, а то мне самой шугано.
Что-то больно царапнуло Марину внутри, и холод, пробиравшийся под короткую юбку по зябнувшим в капроновых колготках ногах, шепнул: «боишься?» Она покровительственно улыбнулась Алёне и кивнула.
– Пойдём.
На подходе к «Октябрю», бывшему кинотеатру, в котором устраивали дискотеки, слышались выносящие стекла басы, а вокруг толпился народ с сигаретами и баночными коктейлями. Всем здесь было около восемнадцати, и Марина чувствовала себя неловко. Особенно из-за Алёны, которая была младше её почти на год и выглядела совсем ребёнком. Постояв в сторонке, Марина набралась храбрости попросить сигарету и, покурив, одну на двоих, они пошли внутрь. Играла обычная русская попса, вроде той, что она записывала с радио. Громко подпевая и выделываясь перед Алёной, Марина старательно танцевала, подражая старшей сестре в движениях. Ей почти удалось убедить себя, что ей весело, когда она случайно толкнула какую-то незнакомую девчонку, и та тут же выдернула её за плечо с танцпола и наехала, перекрикивая приторно бодрую музыку визгливым голосом. Назревал конфликт, но Алёне хватило ума утащить надменно улыбающуюся врагам Марину на улицу.
– Вот сука, всё настроение испортила, – Марина всё ещё улыбалась той неестественной улыбкой, из-за которой её только что обозвали психованной. У неё сводило скулы от страха, что эта девка выйдет сейчас за ней вместе со своими подругами.
– Может домой пойдем?
Марина благодарно кивнула. Они пошли мимо переполненных лавочек к тротуару, когда кто-то, выставив ноги как подножку, перегородил им дорогу и спросил:
– Хэй, девчонки, пива хотите?
– Мы домой идём.
– Да ладно вам, время детское. Задержитесь на полчаса, познакомимся.
Оглядев компанию, состоящую из троих довольно несимпатичных, но взрослых и, по виду, крутых парней, Марина переглянулась с Алёной. Та была явно польщена их вниманием, хоть и скрывала это.
– Ну, если только на полчаса.
Полторашка пива со странным привкусом прошла пару кругов, было выкурено несколько сигарет, и они снова пошли внутрь. Дальнейшее в восприятии Марины стало смазываться. Она помнила смех, танцы, из которых самые буйные исполняла она сама, приставания какого-то парня, чей-то разговор про димедрол в пиве, и нытье Алёны, что ей плохо и что она хочет домой. Потом Марина одна, уже без Алёны и кого бы то ни было ещё рядом, оказалась где-то за «Октябрем», между мусорных контейнеров. Её рвало, и она думала только о том, что надо пойти домой, но отчего-то этот путь казался ей непреодолимым. Марине было холодно, одиноко и безумно жаль себя.
– Эй, ты там как? Живая?
Кажется, это был тот самый парень, который лапал её в туалете, от которого она сбежала и оказалась здесь. Промычав что-то в ответ, Марина отмахнулась.
– Что? Перебрала? Говорил этим придуркам не пихать всякое дерьмо. Никакого удовольствия, – он сплюнул в землю, подходя ближе. – Вставай с земли, замерзнешь и заболеешь. Давай домой, что ли, провожу. Или, может, ко мне?
Марина помотала головой, поднимаясь.
– Не, домой. Где Алёнка? – спросила она, с трудом ворочая языком. Он словно был лишним в её рту.
– Подружка твоя? Да дома уже, наверное. Уже часа два, как ушла. Жвачку хочешь?
– Да, – перед глазами всё плыло, – как же мне плохо.
Ноги, хоть и не твердо, но всё-таки держали. Парень, имя которого она, как ни пыталась, не могла вспомнить, засмеялся и, обняв её за плечи, повел к тротуару.
– Офигеть, вы, девчонки, даёте. Ведь всего ничего выпили. Но мне понравилось, как ты танцуешь.
– О, нет…
– Да брось, весело было. Завтра будешь мучиться от похмелья и стыда.
– Да… Ещё отец небось отдерёт.
– И правильно сделает. Нефиг по ночам шастать, а вдруг я маньяк? Слышала девчонку нашли?
– Да-а, – протянула заплетающимся языком Марина, – но это не ты, я знаю.
– Откуда?
– От верблюда. Это Сёмушка – маньяк, я-то знаю!
– Кто-кто?
Марина махнула рукой и замолчала, сообразив, что выдаёт большую тайну.
– Ладно. Идти-то куда? Покажешь?
– Туда, вон тот, зелёненький, – она указала на свой дом, до которого от «Октября» было всего ничего, и снова повисла на своём провожатом. После мучительного подъёма по ступенькам, он довёл её до подъезда и остановился.
– Спасибо, – Марина уже собиралась зайти в подъезд, но он её удержал за руку.
– И это всё?
– Что? – не поняла Марина.
– Ну, поцелуй, может быть. Или ещё чего-нибудь.
– Чего ещё? – Марина недоуменно нахмурилась, пытаясь сообразить, о чем он говорит. Парень улыбался и держал её за руку. Он был не очень симпатичный, но, возможно, стоило попробовать с ним что-нибудь замутить. – Прямо перед моими окнами?
– Хах, ну да, – он потащил за угол дома, где уходила лестница в подвал. – Тут никто не увидит?
Прижав её к стене, он убрал волосы с её лица и пару секунд разглядывал его. Марина вяло попыталась его оттолкнуть, но это оказалось ей не под силу.
– Отпусти, – заныла она пьяным голосом, который ей самой показался совершенно отвратительным. – Я не хочу. Я всё-таки лучше домой пойду.
– Ты ничего так, хоть и пьяная, – сказал парень, не обращая внимания на её слова, только сильнее вдавливая её в стену. Марина почувствовала, как он трётся об неё возбужденным пахом, и одновременно – как слабеют и отнимаются её ноги. Происходящее напомнило ей кошмар, в котором она хотела убежать, но не могла пошевелиться от ужаса. – Но я тоже, так что пофиг. Дом никуда не денется. Я тебя проводил, теперь, может, отблагодаришь, а?
– Как? – Марина всё ещё пытаясь удержать на лице улыбку.
Он наклонился к ней, лапая за грудь через куртку, а другой рукой задирая сзади юбку. Он сопел ей в ухо, совсем как Сёма тогда.
– Ну, отсосёшь, например? Минет делать умеешь?
– Я… Нет, – Марина цеплялась за его руки, отталкивая их от себя, уже не в силах улыбаться. – Я никогда такого не делала. Пожалуйста, мне домой надо.
– Так и думал. Да ты не бойся. Это не сложно совсем, а мне приятно. Ну? Чё застыла, давай, говорю?
Его лицо, такое спокойное ещё минуту назад, приобрело злое нетерпеливое выражение. Он нажал на Маринину голову, заставляя опуститься на колени. Это было совсем не трудно, учитывая, что она и так еле стояла. Тупо, не до конца ещё понимая, что происходит, Марина смотрела, как незнакомый ей парень расстегивает перед ней ремень и ширинку, вытаскивает склизкий возбужденный член и тычет ей им в лицо, приговаривая, что это совсем не трудно и вовсе не страшно. Но Марине было очень страшно. Медленно, чересчур медленно, словно через силу, она думала о том, что нужно закричать, что, возможно, кто-нибудь придёт ей на помощь, но уже в следующий момент она представила лицо отца или матери, которые увидят её тут на коленях пьяную и грязную перед этим… И поняла, что лучше молчать. Можно сцепить зубы, закрыть глаза и, возможно, тогда он отстанет? А что, если он начнет её бить? Марина чувствовала себя бесполезным мешком без рук и без ног. Она не могла убежать, не могла дать отпор, не могла закричать. Отчего-то она даже не могла закрыть глаза. Она смотрела вверх на перекошенное похотью лицо этого парня, пытаясь отвернуться от тыкающегося в её лицо члена, но он крепко держал её волосы.
– Да ладно тебе целку разыгрывать, что, сложно, что ли?
Когда Марина снова попыталась вывернуться, скорее инстинктивно, чем с какой-то целью, парень со злобой дернул её за волосы, и её голова ударилась о стену.
– Да ёбанный ты в рот! Не заставляй меня делать тебе больно. Я не хочу этого, я только хочу, чтобы ты сделала мне приятно, дура! Чего тебе стоит? Я же тебя до дома довёл.
Марина всхлипнула. Её тошнило от страха и выпитого, в глазах двоилось. Она уговаривала себя сделать то, что он просит, лишь бы только прекратился этот ужас, но ей казалось, что как только она почувствует это у себя во рту, когда он начнет пихать его в её горло, её непременно вырвет. И тогда… тогда он точно её убьет. Марина замычала, плотно сжимая губы, как ребенок, отворачивающийся от ложки каши.
– Я не могу-у, – заныла она.
– Да блядь, чего вы все такие? Заебало уже! – он поднял её за волосы и раскрытой ладонью наотмашь ударил по лицу.
Удар был сильным. Марина снова стукнувшись головой о стену, рухнула на землю, которая, казалось, качалась и тряслась, проваливаясь куда-то в тар-тарары. Лицо горело, а во рту вместе со вкусом мятной жвачки чувствовался солоноватый вкус крови. Страх за свою жизнь почти совсем отрезвил её.
– Нет! Не бей! Не бей меня, пожалуйста!
Оглушенная, Марина попыталась отползти от насильника, не заметив, как из-за угла дома метнулась тень. Но она увидела, как кто-то схватил двинувшегося к ней парня за волосы – так же, как он только что держал её – и со всей силы ударил его головой о стену. Марина отчетливо услышала хруст черепа.
– А-а-а-а, – протяжно завыла она, закрывая голову руками, видя, но не в силах осознать, что происходит. Хруст раздавался снова и снова. Он становился мягче, хлюпал и разлетался по стене кровью и месивом мозгов, пока, наконец, не прекратился.
========== VIII ==========
– Что ты тут делаешь, Марина? – Сёма повернулся к ней и вытер руки о джинсы. – С ним?
Марина подняла голову от колен и невидящим взглядом посмотрела на возвышающегося над ней парня. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что происходящее – не сон, и что перед ней действительно Сёма. Не тот неуверенно улыбающийся, вечно сутулящийся, влюбленный в неё Сёма, а какой-то другой – тот, что только что убил человека, а теперь смотрел на неё сверху вниз без какого бы то человеческого выражения на лице. Это только кажется, что это Сёма, подумала Марина, а на самом деле это кто-то другой. Кто-то другой занял его место.
– Ты убил его, да?
– А что? Не нужно было? – он схватил её за руку, заставляя подняться. Безразличие было только маской, на самом деле Сёма был очень зол. Марина, шатаясь, встала и поглядела туда, где лежало тело насильника. Проследив за её взглядом, Сёма спросил: – Это был твой приятель?
– Нет, – тело лежало навзничь, разбросив руки и ноги – так они в детстве падали в снег, чтобы сделать «ангела», а на левой стороне лица, ото лба к темени, зияла большая чёрная вмятина, из которой свисали клочья волос и сочилась кровь, образуя темную лужу под головой. Сверху, из безлунного неба повалили белые хлопья снега, они падали в этот черный провал черепа и таяли. – Нет, нет, ты меня спас… Боже…
Рухнув обратно на колени, она упёрлась руками в холодную промёрзшую землю и выплюнула противную жвачку. Ей казалось, что её сейчас снова вырвет, желудок сжимался от спазмов, но из рта текли только слюни смешанные с кровью. Сёма, стоя рядом, убирал её волосы с лица и гладил по голове. Он нахмурился, когда несколько длинных спутанных прядей остались в его руке, отошёл от Марины и несколько раз сильно пнул труп, так, что тот завалился на бок.
– Мерзкий ублюдок, сука. Чего он хотел от тебя?
– Не нужно, – Марина впервые слышала, как Сёма ругается. – Он не успел. Только ударил один раз и схватил за волосы. Пожалуйста, не трогай его больше.
Этот парень был уже мёртв, но Марине было спокойнее, когда он просто лежал на земле и не двигался, чем когда Сёма с непроницаемым застывшим лицом пинал его мертвое тело.
– Хорошо, – согласился Сёма и снова шагнул к ней.
– Хорошо? – всхлипнула Марина. Сёма смотрел на неё так спокойно и ободряюще, что её вдруг прорвало. Она никак не могла взять в толк, как можно стоять и улыбаться после того, что произошло. – Хорошо?! Ты совсем больной? Тут же мертвец перед моим подъездом! Что теперь делать?
Сёма пожал плечами и сделал жест, чтобы она говорила тише.
– Ты только не кричи. Никто не узнает, что это мы.
– Не узнает? Но если… если меня с ним видели? Как я уходила с ним, а потом это, – она указала на стену и труп, – прямо рядом с моими подъездом! О, боже, как у меня раскалывается голова. Я вся в крови! – взвизгнула Марина, заметив, что на неё тоже попали брызги крови и чего-то ещё, что летело из трупа, когда Сёма колошматил его об стену. – Боже, родители меня убьют!
– Тише, – он снял с себя рюкзак и вытащил небольшое полотенце и двухлитровую бутылку с водой, – держи. Умойся, но не трать воды слишком много, нам надо ещё стену отмыть.
– Стену? – Марина непонимающе посмотрела на Сёму, и он, заметив её выражение, сам отвернул крышку и намочил край полотенца.
– Вряд ли тебя кто-то запомнил. Таких, как мы, никто не запоминает, мы невидимки, – присев перед ней на корточки, он принялся вытирать с её лица чужую кровь и размазанную косметику. – Тебе лучше ненакрашенной. Красивее. Волосы надо будет помыть. Но на них незаметно, так что дома уже помоешь. Давай руки.
Вытерев ладони и каждый её пальчик, Сёма сжал её руки в своих, согревая.
– Замерзла?
Марина, давясь слезами, кивнула. Её била дрожь. Сёма помог ей подняться и обнял, прижав её замерзшие руки к себе.
– Смотри, – сказал он через некоторое время, – первый снег в этом году. Красиво.
Но Марина зарыдала ещё сильнее. Она спрятала лицо на груди Сёмы, и ревела, стараясь ни о чём не думать. Его теплые объятия были такими уютными и ободряющими. После всего пережитого, после напряжения последних дней и ужаса сегодняшнего вечера, они показались ей вдруг раем. Они давали ей опору и поддержку, когда весь мир её отверг, когда она, казалось, была обречена только на одиночество, страх и страдания. Но эти объятия, как и первый снег, большими хлопьями застилающий землю, были только очередной злой насмешкой над её мечтами. Марина заставила себя отстраниться и посмотреть на мёртвое тело, чтобы прийти в себя. Она почти не чувствовала недавнего опьянения, только слабость и апатию. Болела голова, и очень хотелось спать – уснуть и не просыпаться больше никогда.
– Мы сейчас всё уберём, не переживай, – Сёма тоже смотрел на труп. – Сейчас холодно, его можно оттащить пока в подвал, потом я решу, что с ним делать. В нашем доме его действительно лучше не оставлять. Ты мне поможешь?
– Его надо одеть, – сказала Марина, отводя взгляд.
Сёма ухмыльнулся и кивнул. Опустившись перед трупом на колени, он подтянул джинсы на трупе и застегнул ширинку на пуговицу.
– Я бы у него кое-что отрезал, но тебе это, наверное, не понравится.
– Отрезал?
Марина посмотрела на ухмыляющегося Сёму, и ей снова стало противно. Как она могла с ним обниматься и думать, что всё будет хорошо?
– Нет, только не это. Надо его куда-нибудь убрать и забыть о нём.
– Забыть? Этот ублюдок лапал тебя, – Сёма перевернул голову трупа, и Марина, увидев, что осталось на месте его лица, быстро отвернулась. – У него кольцо в ухе. Ты видела?
– Нет.
– Крови больше не будет. Он же мертв, – Сёма вытащил из своего рюкзака большие кухонные ножницы.
Догадываясь, но не желая видеть, что он собирается ими делать, Марина отвернулась к стене.
– Ту девушку, что нашли недавно, тоже ты убил?
– А её нашли? Долго же они копались.
– Зачем, Сёма? Зачем ты это делаешь?
– Зачем? – Сёма помолчал, а потом ответил: – Наверное, мне просто это нравится.
– Тебе или БОБУ?
– Нам обоим.
По его голосу Марина поняла, что он вполне доволен своим ответом. Убрав ножницы обратно в рюкзак, а серёжку во внутренний карман, Сёма взялся на ноги трупа.
– Можешь стену отмыть, пока не замерзло?
Подумав, Марина кивнула и взяла полотенце. Оно было уже чуть-чуть заледеневшим, и руки зябли. Вылив на него воды, она принялась тереть стену, стараясь не дышать и не видеть то, что трёт. Сёма тащил труп в подвал. С тем же мягким шлепком, который, наверное, запомнится ей теперь на всю её жизнь, голова трупа опускалась на каждую новую ступеньку.
– След останется, – проговорила она хрипло, – от головы.
– Да, ты права.
Остановившись, Сёма снял с трупа куртку и замотал вокруг его головы.
– А если дверь в подвал закрыта?
– Блин.
Сёма спустился дальше по ступеням и подергал дверь.
– Закрыта.
Марину снова начала бить дрожь. Беспечность Сёмы её раздражала. Это ведь он убил этого насильника, он размазал его мозги по этой стене, она ни в чем не виновата, почему она должна ему помогать? Марине захотелось всё бросить, наплевать на всё и убежать в лес, или лучше вернуться домой, разреветься, выставить себя жертвой и рассказать обо всём. Разве не он первый предал её, изнасиловав и убив ту неизвестную девчонку, хотя она просила этого не делать?
Сёма поднялся к ней и встал рядом, прислонившись к стене там, где Марина её только что с остервенением терла.
– И что будем делать?
– Мы? Мы будем делать? Делай что хочешь, – она бросила полотенце на землю, но на крик больше не срывалась. Кажется, она забыла, как кричать. – Это ты его убил. Ты. Я просто расскажу, как всё было, вот и всё.
Сёма схватил её за руку.
– Не трогай меня. Не смей!
– Успокойся.
– Нет! Это ты! Ты во всём виноват!
– Эй, ребятки? – из-за угла дома появился человек, судя по походке и голосу – пьяный, и Марина осеклась, – вы там чего? Ссоритесь?
Марина застыла и медленно повернулась к незнакомцу, не зная куда бежать и что делать.
– Я это… огоньку не найдётся?
– Нет, – громко сказал Сёма, – мы не курим.
– А-а-а, – человек покачнулся, но не уходил. – Спортсмены что ли?
– Ну? – шепнул Сёма, отпуская Маринину руку. – Ты можешь закричать и позвать на помощь. Беги, если хочешь.
– Ты и его убьёшь? – тоже шепотом спросила Марина.
– Не знаю. Вряд ли получится, хоть он и пьяный. Может быть, он не один.
Марина не ответила. Опустив голову, она смотрела на свои замёршие ноги в чудом уцелевших после всего колготках и молчала. Снег уже покрывал ровным слоем землю, скрывая подмёрзшую кровь.
– Вы бы это… шли домой, – снова подал голос пьяный, видимо, вспомнив, что хотел сказать, – поздно уже.
Марина нервно хмыкнула и исподлобья глянула на Сёму. Он смотрел на неё спокойно, будто знал наперёд, что она выберет.
– Конечно, – сказал он громко, обращаясь к пьянице, – мы сейчас пойдём уже. Мы тут недалеко живём, не беспокойтесь.
– Ну, давайте-давайте…
Помахав неопределенно рукой, незнакомец побрёл обратно.
– Ну, так чего ты? – ласково спросил Сёма.
– Ничего, – Марина посмотрела на стену, на ней ещё оставались черные разводы, но в темноте было невозможно понять, что это, кровь или просто грязь. – Вытаскивай его оттуда. Надо ступеньки отмыть, пока окончательно не замерзло, – она наклонилась и подняла брошенное полотенце. – Теперь его точно нельзя здесь оставлять.
На лице Сёмы расцвела счастливая улыбка.
Отмыв всё, что можно было отмыть, они присели на корточки рядом с трупом.
– К гаражам?
Марина покачала головой.
– Там его быстро найдут. Может, в какой-нибудь другой подвал?
– Они тоже закрыты, скорее всего.
– А если в ту дыру, откуда кошки лазят? В тридцать третьем доме, знаешь? У меня сестра там рядом живет, у неё и останусь. Позвонить бы только ей. Сколько сейчас времени вообще?
– Около часа. Можно попробовать. Только тащить далеко придётся. По улице.
– Пойдем через гаражи, я там всегда хожу напрямик.
– Но там точно есть эта дыра?
– Да, я точно помню. Там жильцы жаловались, что воняет и требовали заделать, но так ничего и не сделали. Мне Алина говорила.
– Ну пойдем.
Волоком тащить труп было нельзя, потому что на снегу оставался след, поэтому Марине пришлось нести его за ноги. Он был куда тяжелее, чем она думала. Среди гаражей им никто не встретился. Как она и предполагала, мало кто решался ходить посреди ночи этой дорогой. Но когда они вышли к тридцать третьему дому, предстояло пройти мимо освещённой детской площадки, на которой шумели какие-то люди.
– Не бойся, пойдем. Они нас не заметят.
– Не заметят? Ты что дурак?
– Мы же невидимки, ничто, забыла?
– Но…
– Пойдем.
Сёма снова поднял труп за плечи, а Марина взяла его ноги. И они снова пошли, сторонясь фонарей, мимо шумной компании в белом облаке кружащегося снега. Сердце Марины гулко стучало, заглушая крики компании, и ей казалось, что его слышно на несколько километров вокруг. Они прошли уже половину пути, когда Марина вдруг поняла, о чем говорил Сёма, и успокоилась. Никому не было до них дела. Она вспомнила, как однажды девчонки из соседнего дома пришли её проучить за то, что она как-то не так на них посмотрела. Они окружили её толпой, заставляли просить прощения, одна ударила её в живот, а проходящие мимо взрослые смотрели, качали головами, что-то нравоучительно говорили и шли дальше. Они всё видели, но не желали ей помочь, так же, как видела она, как унижают Сёму во дворе, как издеваются над новенькой в классе, но ничего не делала. Она даже успокаивала себя тем, что они заслужили это своим поведением, своей беззащитностью и слабостью. Теперь Марина понимала, что даже заори она тогда, когда этот подонок пытался её изнасиловать, никто бы не пришел на помощь. Они бы только сделали звук телевизора погромче. Знакомое отвращение к себе и миру поднималось в Марине, и она больше не чувствовала страха. Все, все – ничтожества, никому нет ни до кого дела, а значит, можно делать всё, что угодно. Если ты сильнее, то другой только отведет взгляд, если ты никто, то никто тебя даже не заметит.
– Туда, – Марина кивнула на узкий квадратный проём в стене. Запихнув туда окоченевший труп, Марина толкнула Сёму в плечо. – Залезь туда и оттащи подальше, чтобы не видно было. Только осторожнее. Я пойду пока позвоню. Есть жетончик?
Сёма порылся в карманах и протянул один.
– Ты же вернёшься?
– Да.
Найдя таксофон, Марина опустила дрожащими пальцами жетон и сняв трубку, набрала номер. Пальцы были какими-то омертвелыми и с трудом попадали в нужные цифры на наборном диске.
– Алина?
– Ты где шляешься, подруга? Мать телефон мне оборвала, – без предисловий начала сестра.
– Прости, но можно я к тебе приду? Я дома всё объясню, хорошо?
Видимо, её жалкий голос встревожил Алину, и она ответила уже спокойнее:
– Конечно. У тебя и выбора другого нет. Я сказала маме, что ты у меня и давно спишь. Если ты заявишься сейчас домой, перепадёт ещё и мне, – она помолчала и добавила: – с тобой всё в порядке?
– Да, всё хорошо.
– Тогда давай дуй ко мне. Надеру тебе уши. Блин, новостей что ли не смотришь? Сама после маминого звонка на коньяке сижу.
– Да, хорошо. Я уже иду, не волнуйся.
– Давай. Жду тебя.
– Пока, – Марина опустила трубку на рычаг и пошла обратно к Сёме. У неё было искушение пойти сразу к сестре, тем более что таксофон висел прямо у её подъезда, но ей отчего-то не хотелось теперь вот так его бросать.
– Ты пришла, – улыбаясь, сказал Сёма.
– Я же сказала, что вернусь.
Они сели на скамейку на детской площадке, что пугала её всего несколько минут назад. Шумная компания ушла и теперь было очень тихо. Было слышно даже, как снег ложится на землю.
– Неужели всё? – прошептала Марина, откидываясь на спинку скамейки и закрывая глаза, – поверить не могу, что это могло всё случиться.
Сёма молчал. Он взял её руку и сжал в своей.
– Как твои пальцы?
– Хорошо. Ногти ещё синие и болят, но не сильно.
Марина поморщилась, вспоминая, как Сёма царапал дерево.
– Где ты был? Тебя даже в школе не было, я думала, что-то случилось.
– Я болел.
Такое просто объяснение вызвало у Марины приступ нервного смеха.
– А выздоровление решил отметить трупом? Ты мне обещал больше не делать так.
– Ну, – Сёма замялся, – я должен был. Ты же понимаешь. Для тебя. Для нас.
– Для меня? Ты что идиот? Я не хочу, чтобы ты кого-то убивал.
– Я знаю. Это сложнее. Ты хочешь, чтобы я стал сильным.
Марина повернула к нему голову.
– Ты не должен никого убивать.
– Даже его? – Сёма кивнул на дыру в подвал, которая была хорошо видна со скамейки. Марине она показалась голодной пастью чудовища.
– Даже его, – ответила она и после долгой паузы добавила: – Мы какие-то монстры, Сёмушка. Так нельзя, неужели ты не понимаешь?
Сёма обнял её одной рукой и притянул к себе.
– Всё повторяется снова и снова. И становится только хуже. Зачем? Зачем ты убил ту девчонку?
Сёма молчал.
– Зачем ты убил этого парня? Он – урод, но он не заслуживал смерти. Я совсем не хочу этого. Не хочу, чтобы всё это происходило с нами. Это чудовищно. Мне так плохо… Больно, гадко!
Не отвечая, Сёма прижимал её к себе. Он не понимал, почему ей жалко незнакомых ей людей и особенно того, кто причинил ей боль. Это было нелогично. Марина была слишком добра. Но именно поэтому он любил её.
– Ты так мучаешь себя, – сказал он, поворачивая её лицо к себе, – не нужно. Эти люди не стоят твоих слёз.
– Ты же не прекратишь, да? – спросила она, когда он поцеловал её мокрую замерзшую щёку.
– Да. Бабочка не может залезть обратно в куколку.
– Это всё из-за меня?
Сёма поцеловал её в другую щёку.
– Ты такая милая, Марина. Красивая, добрая. Но ты такая же, как я. В тебе тоже ОН есть, но ты не даёшь ему волю, и он мучает тебя.
Сёма погладил её по плечу, затем ласково поцеловал в губы, едва касаясь.
– Не сопротивляйся ему.
Марина оттолкнула Сёму и встала.
– Нет. Ни за что.
Сёма улыбнулся, тоже встал и взял её за руку.
– Как хочешь, но тебе будет больно. Где живет твоя сестра? Я провожу.
Возле подъезда Марина снова позволила Сёме себя поцеловать. Она больше не могла ему сопротивляться. Он был такой спокойный и пугающий, а она слишком слаба.
========== IX ==========
Алина встретила Марину на пороге. Она пыталась быть строгой.
– Хорошо повеселилась, подруга?
Марина разувалась, не глядя на нее. Из-за дрожащих рук или из-за того, что она всё ещё была пьяна, у нее ничего не получалось, и эта мелочь едва не вызвала новый поток слез. Схватившись за одежду, висевшую у двери, она повисла на ней, зарываясь в нее головой и приказывая себе не реветь.
– Марин? Что-то случилось? – строгое лицо Алины вытянулось от беспокойства. Она тянула её имя точь-в-точь, как мама, когда в чем-то её подозревала. – Тебя никто не обидел?
– Нет, всё нормально, – соврала Марина, пытаясь взять себя в руки, – просто мне очень плохо. Меня тошнит.
Справившись с сапогами, она нетвердыми шагами направилась в ванную, соединенную с туалетом.
– Потом. Потом, всё расскажу, ладно? Мне так плохо…
Дверь, закрытая перед самым носом Алины, была верхом неблагодарности, особенно после того, как она отмазала её перед родителями, но сейчас Марина была не в состоянии объяснять что-то сестре. Она задвинула щеколду и села на унитаз, положив голову на руки. Её трясло, словно уличный морозный воздух проник в каждую клетку её тела. Она казалась себе куском замороженного мяса в полиэтилене, чертовой снежной королевой, замерзшим трупом в подвале тридцать третьего дома.
Постояв под дверью, Алина ушла, велев быть ей осторожной, и Марина принялась стаскивать с себя одежду. Но даже под горячим душем, направляя его себе на грудь и живот, выворачивая кран почти до кипятка, Марина не могла согреться. Дрожь только еще больше усиливалась. Заткнув слив, она села, зажав лейку душа между колен, потом опустилась на дно ванны. Грязные (в его крови и мозгах) волосы всплывали над лицом по мере того, как ванну наполняла вода.
Каждая мысль проходилась напалмом по внутренней стороне черепа. Марина плыла в селевом потоке обрывочных образов и мыслей и не знала, как это прекратить. Вода сомкнулась над её лицом. Открыв глаза, она смотрела, как колышутся в воде её волосы (БОБ? Это ведь ты, БОБ?) Они собирались в облака и плыли над ней, превращаясь в тучи и извергаясь снегом. Красным как кровь снегом. Она смотрела через воду, а из-за воды и колышущихся волос на неё смотрело чужое безумное лицо. Оно наклонилось к ней, и сильные мужские руки, от которых не сбежать, не скрыться, не защититься, прижали её ко дну ванны. Грубые пальцы стиснули её грудь, и Марина закричала, забирая полные легкие воды. Она забилась, как пойманная в сеть рыба. Её мокрые пальцы скользили по фаянсу, хватаясь за края, вырывая её из кошмара.
Некоторое время Марина пялилась в потолок. Она лежала на расстеленном диване в своей комнате и дышала глубоко и часто. Ей не хватало воздуха, а в горле стоял прогорклый вкус воды.
Поднявшись, Марина пошарила под диваном и вытащила потрепанную общую тетрадь – свой дневник. Она раскрыла его на коленях, нашла лезвие от отцовского станка и зажала его между большим и указательным пальцем. Положив левую руку на тетрадь ладонью вниз, она провела лезвием длинную саднящую полосу. Закусив губу и закрыв глаза, она ждала, когда боль отрезвит её, вернет из сна в реальность. Повернув руку ладонью к себе, она вытерла лезвие о кожу запястья. Всё её предплечье было исчерчено уродливыми белыми шрамами и новыми опухшими, раскрывающимися, как безмолвные губы, порезами. Выглядело это гадко, но Марине нравилось смотреть на свои обезображенные руки. «Летом придется носить одежду с рукавами», – подумала она. Марина посмотрела на тетрадь, на станицах которой не было ничего, кроме нескольких грязных бурых пятен, потом её взгляд скользнул на ноги – белые, покрытые светлыми еле заметными волосками. «Или придется резать ноги, – додумала она свою мысль. —Только на пляж всё равно путь заказан». Марина слизнула кровь с саднящего пореза, положила лезвие обратно в тетрадь и убрала её под диван. Затем залезла под одеяло, натянув его до подбородка, и снова уставилась в потолок.
«Я окончательно рехнулась, БОБ».
***
Кривя губы, Марина жевала жвачку и нагло, не скрывая своей неприязни, смотрела на мать Сёмы.
– Сёма дома?
Низенькая, очень худая женщина с редким рыжим пухом на голове вместо волос смерила её взглядом, поджала губы – разве что не перекрестилась – и скрылась за дверью, не проронив ни слова. Но Марина без труда прочитала её мысли, настолько выразительным был её взгляд. Этот взгляд говорил: «Во всём виновата ты, гадкая девчонка. Ты испортишь жизнь моему сыну, ты уже испортила её. Отвяжись! Отвяжись от него, маленькая грязная потаскушка!» Мамаша Сёмы была форменной сукой и такой же ненормальной, как и её сынок. Марина знала, что она её ненавидит. Всегда, когда она приходила к Сёме, эта рыжая стерва смотрела на неё как на отстающую в развитии идиотку и вела себя так, словно Марина собирается разбить её любимую вазу. Марина догадывалась, кто был этой вазой, и одна мысль об этом заставляла её сгибаться пополам от хохота.
Приклеив жвачку к стене, Марина достала из кармана пачку сигарет и закурила. Теперь она курила почти постоянно, никого не стесняясь.
Поговаривали, что Сёмина мать рехнулась после того, как её муж-алкоголик повесился на бельевой веревке в ванной, но Марина была уверена, что та сама довела его до этого.
