Текст книги "Финская руна (СИ)"
Автор книги: Варди Соларстейн
Жанр:
Попаданцы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Однако хронодиверсант недолго предавался удивлению – подхваченный за рукав, он вознесся по лестничной площадке к дверям апартаментов, которую Лена открыла своим ключом.
Квартира оказалась огромной – если это не коммуналка «интеллигенции», судя по основательным деревянным межкомнатным дверям и стеклянной матовой на кухню в конце длинного коридора.
Славу весьма интересовал вопрос – а как с наличием здесь родителей, братьев– сестер, и прочих родственников, так как это весьма определенно влияло на горизонт возможных событий. Но он мудро помалкивал, ожидая, что ситуация прояснится сама собой. Лена его затащила в гостиную и усадила на необъятный, скрипучий черный кожаный диван, а сама, что-то щебеча, упрыгала на кухню «готовить чай». Викторов огляделся в непривычной обстановке. Высокие шкафы со стеклянными дверцами – забитые книгами, открытые полки, на которых выстроились рядами многочисленные сувениры. На стене – пара ковров. А вот на коврах… Чего там только не висело, но в подборе коллекции чувствовался «северный» стиль – саамские узкие ножи, финские рабочие пукко, архангельские и поморские лезвия. Кроме коротких клинков, ковер украшали шашки, палаши, кортики и кинжалы.
Повернув голову, и разглядев что-то пестрое в нише между двумя вместительными книжными шкафами, Слава с огромным изумлением увидел предметы быта краснокожих Северной Америки – индейские накидки с перьями. Тут же стояло внушающее уважение короткое копье вождя, украшенное лоскутками разноцветной кожи и бутоном черного меха притороченного у лезвия. Красиво раскрашенный желтый щит, с тотемным рисунком охрой звал к себе и просился в руки. Манил попаданца и висящий рядом томагавк, и трубка мира… Слава, донельзя заинтересованный такой необычной и выделяющейся коллекцией, сам не заметил, как встал со скрипучего дивана и подошел вплотную, жадно рассматривая предметы индейского быта. Неожиданно, чьи-то ладони ему закрыли глаза и раздался счастливый девичий смех.
– Ничего себе этнографическая коллекция у тебя дома! – воскликнул Слава, проворно вывернувшись и в свою очередь нахально схватив Лену за талию. – У тебя ученые кто-то из семьи? Чьи это экспонаты, что за индейское племя?
– Папины игрушки. Он этот хлам даже не собирал, все это надарили его друзья-гуроны. Это все с Канады, где он некоторое время жил.
– Твой отец жил в Канаде? – Слава недоумевал. Как так получается? Как он помнил, вроде не приветствовала Советская Власть иностранных граждан, если, конечно, они не прибыли по линии Коминтерна.
– Ну, он родом отсюда, с Севера, из одного из финских поселков на берегу Колы. Во время революции сражался в Мурманском легионе. Потом эмигрировал в Канаду. А затем, когда в тридцать первом его оставшиеся здесь друзья позвали – вернулся. Работал в Карелии замминистра, пока…
Тут Лена замолкла и заметно погрустнела, не спеша озвучивать семейные тайны и связанные с ними беды. Слава хотел было расспросить дальше, но вспомнил про репрессии и решил пока не выяснять. Время пока есть, а девушку, в преддверии ночи, он посчитал за лучшее не расстраивать.
Карелию, Советская Власть поначалу хотела выставить вроде завлекательной витрины, обращенной на Запад. Потемкинская деревня, типа, вот де как у нас живут хорошо малые народы. И как водится, с перехлестом пошла, наращивая обороты «кореннизация», в данном случае финская. В северной республике, где финнов было абсолютное меньшинство среди населения, всего три процента, прямым указанием из Москвы они заняли все руководящие посты. И за дело эти люди взялись всерьез, выковывая действительно реальными делами мощное производство, перекраивая по своим лекалам отданной им на откуп целую республику. Правда дело в итоге дошло до принудительной финнизации населения, когда всех поголовно в Карелии заставляли учить совершенно им чужой финский язык. И это все потом, с прочими накопленными отрицательными факторами, наложившись попутно на клановые конфликты внутри финского руководства, привело к страшным последствиям. Но надо признать, поначалу развернулись воодушевленные таким доверием финны с размахом – лесную промышленность поставили на ноги. Да так, что темпы производства позволили проводить демпинговую политику на мировом рынке леса. Эти успехи и порочная ценовая политика, на фоне мирового кризиса привели к тому, что соседняя Финляндия, тоже жившая за счет продажи леса и целлюлозы, оказалась с нерентабельным производством. Единицы из историков знают, и еще меньше из них говорят о том, что именно экономические успехи Советской Карелии, привели не к ожидаемому, заботливо взращиваемому коммунистическому восстанию в соседней «стране белых лилий», которое планировалось таким способом «приготовить», а к созданию фашистского Лапуаского движения и небывалому росту антирусских настроений в тридцатые годы в Финляндии. Несмотря на такой результат, СССР, на ужас всему миру капитала, наглядно и уверенно подтвердил верность тезисов идеологов коммунизма, и опытным порядком доказал, что может разорить их страны методами социалистического ведения хозяйства. Кирову конечно пришлось как-то посылать телеграмму, чтобы в три дня были скрыты все доказательства того, что семьдесят тысяч зеков бесплатно валили лес в Карелии, и тем самым лишить иностранных обличителей оснований к «антидемпинговому бойкоту», впрочем где у нас что-то масштабное и без перехлестов? Любви к СССР это все в мире «Запада», а особенно у северного соседа, вполне обосновано не добавило.
Поэтому Викторов совершенно не спешил срывать покровы с тайн, дабы к нему самому сегодня вечером не прилетела птица «обломинго». Следовало немедленно сменить тему. Он взглянул в глубину широкого шкафа, в поисках подходящего повода.
– Надо же, бейсбольная бита! – воскликнул Слава и совершенно непринужденно достал этот спортивный инвентарь из ниши в шкафу.
– Ты знаешь про бейсбол?! – удивилась Лена. – Мне папа о нем рассказывал. Он в Карелии даже организовал несколько бейсбольных команд.
– Да я даже правил не знаю, просто палка знаковая, – начал выворачиваться вновь проговорившийся хронодиверсант. – Я такую узнаю сразу.
– Правильно, ты же из Кандалакши, а там тоже существовала, кажется, своя бейсбольная команда.
Викторов согласно, но в то же время неопределенно угукнул. Он точно помнил, что ни разу не рассказывал Лене про свое прошлое и не испытывал перед ней свою легенду на прочность. Получается – девушка сама про него навела справки. Наверняка у всезнающих по долгу службы личностей из отдела кадров, или приближенных к ним. Хронодиверсант не испытывал иллюзий и не считал людей его окружавших, глупее себя. Ведь если сложить все что на данный момент про него известно, складывая в единое панно как кусочки головоломки, паззлы, то у любого здравомыслящего человека в процессе сопоставления фактов возникнут закономерные и многочисленные вопросы, так как неадекватность современным реалиям, иногда просто кричащая, точно указывала на его инородность. Но в то же время, необычность, оригинальность и непредсказуемость точно также привлекала к себе противоположный пол. Это заложено в самой человеческой природе – искать себе пару с наиболее отличным набором генов и обладающих набором определенных, приносящих успех носителю данной комбинации нуклеотидов, качеств. Этим природой достигается максимальная живучесть каждого отдельного биологического вида в целом. Здесь можно упомянуть синдром «африканца», который всегда может найти себе девушку в «белом» городе.
Викторов совершил новую попытку отвлечь внимание.
– Ой, что это, тунгусские шахматы? – он указал на странную доску, на которой стояли фигуры. В центре находилось девять белых статуэток, похожих на шахматных «слонов», одна из которых заметно возвышалась над остальными. По краям доски располагалось шестнадцать темно-красных красных фишек, больше похожих на увеличенную пулю от ТТ.
– Дурачок! – ласково и нежно произнесла Лена. Несмотря на ярко проявляемые чувства к парню, лексикон ее не претерпел изменений. – Это саамская игра! Историческая древность и наверно шестнадцатого века. Папа правда считает, что вообще тринадцатого. Название ее хнефатафл. Многие иногда ее называют таблей или тавлеи. В центре шведский король со своими офицерами, а по краям, вот те красные фигурки – это московиты. Они должны убить белого шведского короля. У лапландцев нет ткани, с деревом тоже туго, поэтому игровая доска сшита из шкуры северного оленя, а затем саамские женщины ее еще и дополнительно украсили вышивкой.
Слава поразился. Слово «хнефатафл» он сейчас не смог бы правильно воспроизвести даже под угрозой смерти.
– А что должен сделать для победы шведский король? – поинтересовался он.
– Королевская сторона выигрывает, когда король доходит до края доски! – поведала ему хранительница правил древней игры. – Больше никак, только если добежит.
– Какие мудрые люди, эти саамы! И как чутко чувствуют геополитику! – восхитился хронодиверсант этим весьма прагматичным и верно отражающим реальность условиям. – Это получается, еще за несколько веков до Северной войны, что затеял Петр Первый, северный народ знал, что у шведов один путь – ретироваться «до канадской границы» и как можно быстрее!
Викторов в связи с этим вспомнил один исторический факт, который он услышал еще в университете на одной лекции по истории. Шведский король как то указал Ивану Грозному в переписке, что вся государственность российская – от шведов-рюриков, которые принесли свет цивилизации немытым кривичам, глупым полянам и жадным древлянам. Далее подразумевалось и то, что само слово «Россия» – производное от «росы», что ранее обозначало викингов-шведов.
Иван Грозный не зря носил свое прозвище, и в дальнейшем списывался со слишком умным шведом не напрямую, а через Новгород, чем здорово принизил статус выборного короля, убавив его с ранга государя до статуса всего лишь наместника. А потом вообще потребовал, чтобы король именовал русского царя в грамотах «властителем Швеции», включил в царский титул название шведского и прислал шведский герб для помещения его на царской печати. Но грамотный троллинг шведа не прошел даром и до сих пор споры норманистов и антинорманистов не затихают ни на миг, в общей сложности растянувшись уже на пять веков.
Пока он думал как облечь свои мысли в увлекательное историческое повествование, Лена взяла тем временем с полки какое-то перевитое стальное кольцо и сказала:
– А вот это священная саамская древность, волшебное кольцо. Если сквозь него посмотреть, сразу станет понятно кто перед тобой, демон или человек. Из этого мира существо или морок обманный!
Девушка навела кольцо, зажатое между указательным и большим пальцем, на Ярослава и пристально вгляделась в него. Неожиданно гримаса ужаса исказила ее лицо и Лена отпрянула, замахав свободной левой рукой, будто отбиваясь от испуганного таким поведением гостя.
– О боже! Не может быть! Нет! – воскликнула громко профсоюзница, не отрываясь от древнего прибора, позволяющего видеть потустороннее.
Сердце у Викторова екнуло от неожиданного поворота дела. «Меня раскусили!» – заметалась как вопль в пустом подвале, многократно отражаясь от стен, паническая мысль в его голове.
– Да я… Это то есть… – начал сбивчиво оправдываться вычисленный таким необычным способом хронодиверсант перед профсоюзницей.
В ответ девушка громко рассмеялась и затем просто сложилась от хохота.
– Ой как я тебя подловила! – захлебываясь от смеха выдавила она из себя. – Видел бы ты свое лицо!!
Покрасневший, а потом побелевший Ярослав, выдавил из себя гримасу, а затем чтобы хоть как то прийти в себя, и при этом перестать быть объектом странных шуток, перенес внимание на висящую в углу клетчатую тряпку с каким-то странным поясным ремнем.
– А это что за шотландка? Что, тоже гуронский наряд? – с натужным и вымученным смехом указал любопытный гость на красно-черный в клетку кусок плотной ткани.
– Нет, скорее боевой трофей, вроде скальпа. Это килт, одежда шотландских стрелков. – Лена многозначительно замолчала, доводя под таким психологическим давлением точку кипения любопытства у Славы градусов до трехсот.
– Отец взял его на память еще с Мурманска, как трофей.
– Трофей? Шотландский килт? Под Мурманском? – Викторов вполне обоснованно не спешил поверить в такую историю.
– Папа задумал дезертировать из Мурманского легиона, когда англичане решили его вывезти в Канаду. Там еще возникли проблемы с Карельскими легионерами. Он хотел вернуться к маме. И когда на одном из полустанков встретил, наконец, мою маму, патрульные его схватили и хотели расстрелять. Мама тогда погибла, а он в одиночку перебил весь патруль из этих шотландцев. Мне тогда еще и восьми не исполнилось. Отец оставил меня в семье у знакомых поморов, а сам уплыл в Канаду. Он не мог меня взять с собой. А потом, вот, вернулся… За мной вернулся!
Слава посмотрел на девушку и невольно восхитился – она смотрела на эту тряпку с совершенно неземным выражением лица и счастливо улыбалась. Не каждой сироте выпадает шанс вновь обрести родителей.
– Господи, ну ничего себе история! – Слава прикусил язык, но быстро отошел от испуга, и сориентировался – по его наблюдениям, анахронизмы вроде «Господи», «слава Богу» не чурался использовать в своей речи даже сам товарищ Сталин.
– Да-а-а! – задумчиво прошептала девушка и прижалась к Славе. А затем игриво куснула за ухо. Викторова все же немного настораживала такая внезапно проснувшаяся к нему глубокая любовь со стороны профсоюзницы, но с притягательной дороги соблазнения, куда вели колеи ухаживаний, он сходить отказывался категорически. Пусть кому-то кажется, что они с Леной друг другу не подходят – но даже следы от колесниц сходятся вместе вдали, пусть это и оптический обман. Да и кто сказал, что геометрия любовных отношений – Эвклидова, а не, например, Лобачевского. У Славы, возбужденного такой близостью, совершенно вылетело из головы, что утром, он, например, сам хотел саботировать эту встречу. Женщины все же правы в том, что мужчины устроены довольно просто, и ими, при должной сноровке можно легко манипулировать. Но тут и сам хронодиверсант, при изменившихся вводных условиях, когда стерва Ленусик оказалась такой компанейской барышней, был готов кардинально пересмотреть все свои начальные установки и предубеждения.
И здесь Лена нанесла коварный «удар милосердия», целясь в самый центр удовольствий несчастного, так тщательно ею обольщаемого мужчины. Мизерикордом выступила бутылка красного вина, чья этикетка с налипшей пылью и грязной пробкой, выступила лучшим сертификатом качества этого напитка. Слава, восхитившись внешним видом, профессионально вынул пробку лежавшим на столе штопором, и, не медля ни секунды, и даже не дав вину «подышать», разлил темно-бордовую жидкость по хрустальным фужерам.
Они выпили на брудершафт, глядя друг на друга. Лена смотрела открыто, нагло, с искринкой вызова в расширенных зрачках, своим поведением прямо провоцируя парня на конкретные поступки. Слава был не из тех, кто ночь напролет поет соловьем, заставляя женщину ждать. Но все же предусмотрительно поинтересовался, нет ли еще кого в квартире. А то мало ли, не вовремя зашедшая в комнату внучки бабушка могла увидеть слишком много интересного для своего возраста. Но Лена уверила, что квартира в полном их распоряжении и лишних людей нет. Подхватив со стола бутылку, Ярослав добавил ко вкусу купажа девичий поцелуй, а затем предельно вежливо поинтересовался у дамы месторасположением спальни. Попаданец в делах амурных успешно исповедовал принцип: «Наглость – второе счастье, а выпитая чашечка кофе в постели утром – третье».
Повидавший многое, опытный «Дон Жуан из грядущего» уже знал эту милую черту истинной стервы – суметь показать в первое свидание просто ураганную страсть и предъявить партнеру пятизвездочный уровень комфорта и ласки. Все что не прогибается под серыми ежедневными буднями быта, не замыливается повторением рядовых проблем – всегда свежо, красиво и притягательно. Беда в том, что блистательная любовница – часто отвратительный в обычной семейной жизни человек. Кто-то любит страсть за вспышку, за бурлящий адреналин, разрывающий устои и делящий на «до и после», а кто-то предпочитает тихонько подспудно тлеть, растягивая малыми долями удовольствие на срок длинною в жизнь. Но не дай вам Бог прогуляться с легкими намерениями по такому торфяному болоту, полыхающему в глубине своем огнем будущих раздоров, и в результате неосторожных действий провалиться в самое пекло семейного ада, связав волею судеб свою жизнь с подобной персоной.
* * *
Слава вынырнул из приятного усталого забытья и попытался сосредоточится. Девушка, больно уперев подбородок ему в грудь, повторила вопрос, пробежав игриво пальцами по ребрам любовника.
– Что ты имеешь в виду? – занял осторожную позицию хронодиверсант. В постельных разговорах он не любил откровенничать, заменяя ее хвалебной чушью в адрес партнерши.
– Я красивее чем эта Наташа, которая работает у Натальи Петровны машинисткой?
Викторов начал соображать быстро. Очень быстро. Скорость обмена информаций между синапсами в его мозгу в несколько раз превысила скорость света.
– Конечно ты, любовь моя! Мой белокурый ангел! Ты бесподобна! Моя ласковая нежная белая кошечка! – выдал в ответ Слава, практически рефлекторно, как спортсмен в спарринге на татами, инстинктивно проводя контрприем.
Девушка мяукнула и с улыбкой лизнула его грудь. Викторову такое обращение не особо понравилось, но нужно ведь и уважать желания соблазненной красавицы, пусть даже и немного взбалмошные.
– А кто из нас лучше? – вновь прозвучал очередной каверзный вопрос.
– Ты на свете всех белее, всех красивей и умнее! – Слава отбарабанил как у доски один из «заточенных» ответов, соблюдая все же проникновенную интонацию.
– Ой! – воскликнул хронодиверсант, когда женские ногти вонзились ему в спину.
– Кто из нас лучше?! – зарычала Лена выгнув спину. – Ну, кто, аморальный ты тип, Агасфен?
Викторов понял, что «глаза и уши» в профкомовском общежитии донесли его сегодняшней любовнице о всех делах, которые вытворялись прошлой ночью. Но тогда непонятно, зачем Лена пошла на свидание и устроила эту безумную ночь удовольствий? Вряд ли из одного желания узнать, кто из них лучше, методом прямого сравнения и последующего тестового опроса. Нет, тут дело в другом – в ней просто говорит обида и злость, ярость и комплексы: ведь он устроил развратную свиданку сразу после того как получил билеты в кино – а значит, не прыгал все оставшееся время от счастья и не ожидал с томлением как истекают минуты перед рандеву.
Ногти белокурой стервочки втыкались под ребра все больнее и глубже. Требовалось срочно выкручиваться, пока с нашего заигравшегося соблазнителя не сняли живьем кожу.
– Лена! Любовь моя! – ласковые слова из репертуара постельного разговора слетали с губ естественно и не фальшивя ни в одной ноте. Слава огромным усилием воли подавил стон и вскипевшее желание ударить эту ведьму наотмашь – так как полагается бить дьяволиц, согласно древним проверенным практикой поверьям. – Пойми меня правильно! До встречи с тобой я и не надеялся вновь полюбить! У меня давно никого не было и я должен был… Нет, обязан все проверить, перед этой волшебной ночью. Не мог же я заявиться перед тобой вот так вот и потом расписаться в собственном бессилии. Для мужчины это хуже чем смерть. Ты же людей видишь насквозь, Ленусик – а я не хочу быть в твоих глазах неудачником…
Убийственный нажим ослаб и сменился ласковым нежным поглаживанием. Викторов опять сумел пробежаться по острию ножа и не свалиться в пропасть. Тонкая грань отделяла его от провала.
* * *
Вставший с ложа греха, Викторов, нацепив брюки, и взяв махровое полотенце в левую руку, вышел из комнаты и попытался определить, где в этой огромной квартире находится туалет, и желательно, душ. «Сделал дело – вымой тело!».
Голова немного кружилась от выпитого. Все же вторая бутылка такого вкусного красного была небольшим перебором.
Он осторожно скрипя половицами пошел по коридору держась правой рукой за стену и ожидая пока глаза привыкнут к сгущенному сумраку внутри межкомнатного прохода. Внезапно одна из дверей приоткрылась и из проема на Ярослава прянула зловещая фигура, закутанная во все черное с головы до пят. Человек в темной накидке повел перед собой зажатой в руке янтарной стеариновой свечой в серебряном подсвечнике, и пугающие отсветы и блики задергались по стенам. Двое зеркал, висящие в коридоре, исказились в колебаниях света и тьмы вокруг этого, словно восставшего из ада потустороннего существа. В коридоре соткались из пелены сумрака еще двое таких же аспидных демонов со свечами. Они объемными контурами словно впрыгнули в проход, слева и справа от опешившего парня.
Против своей воли, хронодиверсант громко взвизгнул от испуга и его тело пробила нервная дрожь. Зубы звонко клацнули друг о друга.
– Убирайся отсюда! – зашипела женским голосом аспидно-черная, темнее самой ночи фигура. – Вон! Пошел вон! Я глаза тебе выцарапаю, если немедленно не уберешься!
Когтистая рука этого вставшего из гроба умертвия, зловещее протянулась к лицу хронодиверсанта. Пара товарок чернокнижницы в черном, вышедшие из сумрачного зазеркалья, слаженно повторили угрожающий жест. Желто-белые страшные руки тянулись к горлу Викторова.
Обмершему от страха Славе вспомнилась та старая ведьма, из-за которой он на забытом кладбище провалился в прошлое. Скованный ужасом он встал соляным столбом, но продолжалось это недолго, секунду. Держа в поле расфокусированного зрения всех трех окруживших его ведьм, и инстинктивно оценив ситуацию как заведомо проигрышную, Слава, встав в защитную стойку, на почти негнущихся ногах сделал три прыжка назад. Он снес какую-то тумбу в процессе ретирады, что-то разбилось, но ищущий пути к сопротивлению мозг, получив информацию о столкновении, тут же дал сигнал об использовании любого предмета для самообороны. Следом пришла отрезвляющая мысль: «Ты мужик или кто?», острой обидой всколыхнувшее уязвленное самоуважение – ведь за спиной находилась дверь в комнату, в которой находилась его женщина. Любимая ли, желанная ли – вопрос десятый, но Слава даже мысли допустить не мог, что сейчас он струхнет и смажет пятки салом. Поэтому Викторов, не долго думая, подхватил предмет, на который он налетел и с криком, раззадоривая себя «Ну с. ка, п. ц тебе! А-а-а!» пошел в бесшабашную контратаку на вставшие против него силы зла. С хлопком и грохотом лопнувшей фурнитуры он приголубил ближайшую ведьму. Раздался звон битого стекла, высокий ведьминский визг немилосердно резал уши. Тени от пламени свечи метались по стенам как бешеные. «Надо взять новое, более острое оружие!» – сознание, несмотря на мощное внешнее морально-психическое и звуковое давление, четко и хладнокровно отслеживало ситуацию и давало рекомендации к действию. Слава левой рукой, в которой держал полотенце, подхватил с пола лежавший у ног длинный и узкий кусок зеркала и смело рванулся к следующей ведьме. Кусок стекла свистел в рассекаемом им воздухе как меч былинного героя, а белая ткань полотенца, как святой стяг, разгоняла нечестивые тени. Черная нелюдь, с низким горловым клекотом выронила желтую, как кусочек малярийной луны, свечу, и отшатнулась внутрь окутанного потусторонним холодным мраком проема, с хлопком и грохотом ввалившись обратно туда, откуда вылезла к Викторову. В последней вспышке свечи, задутой порывом по кладбищенски стылого ветра, Слава успел увидеть, как захлопнулась дверь в склеп, откуда и вынырнула эта нелюдь в черном. Панель в полумраке выделялась крестом, и перевозбужденное сознание Славы приняло ее за крышку гроба. Оперативное военное искусство, еще со времен битвы при Кадеше, настоятельно требовало перед главным штурмом зачистить и обезопасить оголенные тылы и поэтому Слава совершил резкий прыжок влево и со всей силы, вложив в движение поворот туловищем, приложился правой по тому месту где только что находилась третья из ведьм. Удар пришелся в пустоту и лишь в самом конце кулак с хрустом втемяшился во что-то твердое. Противник Славы с грохотом и звоном упал на пол. «Четко и в репу!» – со злорадным удовлетворением оценил хронодиверсант успешность этого сокрушительного приема. Двоих чародеек он занулил, но теперь требовалось довести дело до конца. Расширенными зрачками, мобилизованным на бой зрением после впрыска слоновьей порции адреналина, в рассеянном сумраке ночи, он разглядел белый крест в глубине окантовки проема. И не снижая темпа, даже забыв вдохнуть, бесстрашно рванулся в обитель зла. От мощного гулкого удара «паладина света» дверь хрустнула, и за дрогнувшими досками, со стороны забаррикадировавшегося от взбесившегося добра, из глотки испуганной представительницы темного зла, раздался новый вопль нечеловеческой силы. Черти забили в гулкие, железные барабаны и этот звук разносился по всей квартире, ставшей ареной апокалиптической битвы изначальных великих сил. Горло хронодиверсанта издало торжествующий рычащий звук, гулкий звон стали вошел в резонанс с его боевым настроем и дух его укрепился еще больше. Боятся, черти! И немедленно, с удесятеренной силой навалился на эту крышку гроба, которой от него прикрылась ведьма.
Древесина не выдержала и с треском сломанного в бурю рангуота, лопнула и поддалась. Обломки панели влетели внутрь склепа. Ничто больше не стояло на пути у изготовившегося к смертельному штурму Викторова, намеревающегося «на плечах врага» ворваться с карательной миссией в открывшийся ему слабоосвещенный ад…
И тут потоки света, как карающее благословение, осветили поле битвы. Паладин добра закрыл руками лицо от резавшего глаза яростного потока злых фотонов, как осы жалящих прямо в сетчатку.
– Что здесь происходит!? – раздался донельзя негодующий и удивленный голос Лены. Слава отнял руки от лица и с изумлением принялся разглядывать девушку. Та оказалась одета только в незастегнутые сапожки, в которых она обычно ходила на работу, а в руках обнаженная красавица держала шашку. Вид был у подруги донельзя опасный и сексуальный.
Все же Слава, уже почти трезвый и без душа, потихоньку пришел в себя. Так как пока дар речи к нему еще не вернулся, попытался невербально объясниться, и ткнул рукой в сторону взломанной крышки гроба, которая перегораживала вход в склеп. Он с недоумением увидел обычный дверной косяк, выломанную дверь и за ее обломками внутреннее убранство какой-то жилой комнаты. Фурнитура на лицевой панели и игра теней, ввела в заблуждение горе-экзорциста, который принял всю эту конструкцию за вход в склеп, закрывающийся крышкой гроба. Слава нервно оглянулся – весь межкомнатный коридор был завален щепками, кусками фанеры, осколками битого стекла и раскиданными бутылочками и флакончиками, из явно женского обихода. У стены валялся поваленный шкафчик с зеркалом, вместо последнего зияла в фанерной подложке дыра величиной с кулак. Грохот адских барабанов превратился в гулкий звон сквозных труб отопления, по которым кто-то стучал чем-то железным.
Все еще не веря своим глазам, пытаясь сделать переоценку происходящего, Слава принялся сбивчиво объяснять, вплотную подошедшей хозяйке квартиры.
– Я в туалет пошел. А тут ведьма! Затем еще две. Из зеркала! Как прыгнет! Свечой в глаза тыкает. Другой когтистой лапой в лицо бьет. Я давай отбиваться! И орет – «Пошел вон! глаза выпью!»…
– Ведьма?! – Лена естественно не поверила, но учиненный разгром носил системные следы ожесточенного скоротечного сражения. Она пораженно уставилась на кусок стекла, воткнутого в дверь, и, по-видимому пробившего ее насквозь, с которого свисало окровавленное полотенце. Из комнаты доносился тихий вой.
– О, Боже! – с надрывом воскликнула Лена. – Оля!!!
Оттолкнув Славу, она, отшвырнув ногой мешающие войти остатки двери, без предварительной разведки, рванулась в комнату. Раздался женский испуганный вскрик, затем звонкий удар, и Слава еле успел подхватить бездыханное тело, упавшее безвольным кулем обратно в проем, прямо ему на руки. Викторов, решил временно прекратить бой с очеловечивающейся на глазах нечистью, и первым делом эвакуировать с поля боя женщин и раненых. Не теряя времени, ухватив поудобнее легкое тело бесчувственной профсоюзницы, он понес его обратно в комнату, где еще четверть часа назад счастливо предавался с ним разврату. Не обращая внимания на впивающееся в голые ступни осколки стекла, Слава оттащил Лену на весу до огромной кровати с балдахином и бережно положил. Девушка открыла глаза, удивленно посмотрела на встревоженного Викторова и неожиданно прошептала – «Юрочка! Мой рыцарь!». Затем хронодиверсант почувствовал, как к нему исступленно и горячо прижалось женское тело. Горячие поцелуи ожгли губы, щеки и шею.
– Лена! Лена! Прости меня! Я не хотела! – сзади по коридору приближался чей-то причитающий голос. Слава с трудом оторвался от приятного процесса и сделал попытку посмотреть через плечо на источник кающихся извинений. Но не тут то было – Лена неожиданно сильно и цепко притянула его к себе и выгнулась со стоном как кошка. Не в силах противостоять такой страсти, Викторов прекратил всякие телодвижения, забыв даже дышать. Затылок свербило чье-то присутствие.
– Ой, Лена! Тебе было не больно?! – задали прямо из-за спины Славы неожиданный вопрос. Активистка разжала объятия и попаданец, как высосанная до суха слива, перевалился на бок. Над ними с погасшей свечкой нависла невысокого роста, плотного телосложения, темноволосая девица, наверное, помладше и Лены и Славы, примерно двадцати двух, двадцати трех лет.
Тут профсоюзница, нисколько не стесняясь своего оголенного тела со стоном схватилась за голову. А там, похоже, сейчас назревала огромная шишка.
Потом уже они узнали, что метким снарядом выступил канадский будильник, который оказался под рукой у перепуганной «ведьмы». Легкий корпус его от удара треснул и внутренности превратились в груду переломанных железок и вывихнутых пружин. Слава еще подумал, что будь на его месте тот самый неубиваемый неподъемный механизм, отечественного производства, который будил его в рабочей общаге – в квартире лежал бы труп.
– Холодным нужно чем-то приложить! – авторитетно заявил Викторов к контуженной любовнице и перепуганной «ведьме». – Есть замороженное мясо?
– Пойдемте! – «ведьма» схватилась за рукав Славы. – Какое надо мясо?! Я не знаю! А холодильник у нас здесь есть!
На кухне хронопопаданец озадаченно встал пред коробом первого отечественного компрессионного холодильника ХТЗ-120, выпуск которого был налажен аккурат в текущем, тридцать девятом году. Он даже не смог его открыть, пришлось просить «ведьму» – так как толи в ручку был встроен запирающий замок, толи он вообще запирался как люк в отсек подводной лодки, на кремальеру.