Текст книги "В постели с дьяволом"

Автор книги: Ванесса Марлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

К счастью, экзекуция вскоре закончилась. Он отшвырнул ремень в сторону и взобрался на кровать, вдавив меня в матрас всем своим весом. Он был крайне возбужден, его налившийся затвердевший член уперся мне в бедро. Его взбудоражила порка, жестокость.

– Скажи, что тебе жаль, – прошептал он мне в ухо.

– Мне очень жаль.

– Мне не нравится, что тебя приходится воспитывать.

– Мне жаль, – повторила я снова. – Я не хотела тебя расстраивать.

Он резко вошел в меня и имел бесконечно, я же, в свою очередь, даже не пикнула. Мне было очень стыдно из-за того, что меня высекли, что я молча с этим смирилась и даже не сопротивлялась. Более того, я чувствовала себя виноватой. Словно совершила непростительный грех, словно я действительно, как он и утверждал, заслуживала наказания.

Когда он кончил, то просто вышел из меня и отстранился, не проронив ни слова. Я перекатилась на бок, сжимаясь комочком, прижимая колени к груди. Когда он выместил свой гнев, то вдруг стал очень заботливым. Он укрыл меня пледом, погладил по спине и поцеловал волосы.

– Ты сама в этом виновата, Мэг, – сказал он напоследок. – Если бы не твой проступок, этого бы не случилось. В следующий раз хорошенько подумаешь, прежде чем что-то сделать. Впредь так и будет, я знаю.

– Да, Джордан, конечно, – проблеяла я покорно.

– А теперь отдохни и подумай над своим поведением. Позже мы еще к этому вернемся.

Он ушел, оставив меня одну, и мне хотелось умереть.

Глава 13

Я прошмыгнула в ресторан через черный ход, надеясь, что меня никто не заметит. Я не вышла вчера, не позвонив и не предупредив, и сегодня явилась с опозданием на несколько часов. Казалось, что на меня сейчас направлен карающий луч прожектора и я стою в его свете, а все вокруг осуждающе качают головами и показывают на меня пальцами.

Я повесила пальто, достала из шкафа поварской колпак, прошла на кухню, завязывая на поясе фартук.

Джеффри как раз размешивал тесто в огромной миске. Он был по уши в заказах: повсюду разбросаны кастрюли, блюда начаты, но не закончены, торты испечены, но не покрыты глазурью. Он холодно посмотрел на меня, но не проронил ни слова и продолжал вымешивать, словно меня и не было.

– Я очень сожалею, что опоздала, – промямлила я и подошла к столу, не зная, за что хвататься.

– Неужели? – сказал он без тени эмоций, словно мое присутствие (или отсутствие) больше для него ничего не значило.

– Мы были в пляжном домике Джордана. – Не удостоившись ответа, я бессвязно залепетала: – Он на побережье, произошло какое-то недоразумение, водитель перепутал время, когда нас нужно забрать.

Я не стала упоминать, каким пылким и полным раскаяния был Джордан после ссоры и каким бурным оказалось примирение. Он носился со мной как с писаной торбой, опекал и исполнял все мои прихоти, пока я не устала от его неусыпного внимания.

На самом деле водитель ничего не напутал. Просто я проспала после непрерывного сорокавосьмичасового празднования. Опробовали каждую кровать, каждый стул и кушетку, каждый участок ковра и пола. В результате у меня была счесана спина, на груди и бедрах остались синяки и следы от укусов, а одна особенно яркая отметина красовалась на шее. Она появилась в результате того, что Джордан чрезмерно увлекся привязыванием.

Я постаралась прикрыть отметину воротником свитера, в котором было очень жарко, но блузу надеть не могла – приходилось мучиться.

Джеффри безразлично пожал плечами и отвернулся, внимательно изучая полку с выстроенными в ряд кастрюлями.

Чувствуя себя полной дурой, я снова повторила:

– Мне очень жаль.

– Нет, тебе совершенно не жаль. – Он резко развернулся ко мне. – Ты слишком занята своей модной квартирой, своими крутыми прикидами и своим офигенным шофером, а все остальное тебя беспокоить не может.

– Неправда.

– Я тебя знаю уже довольно долго, но никогда не мог подумать, что в тебе может оказаться столько гребаного эгоизма.

– Это не так.

Он закатил глаза.

– Говори что хочешь.

– Я вышла замуж во вторник.

Он был первым и единственным человеком, которому я это рассказала. Надеялась, после этой новости он немного оттает, поздравит меня, отпустит пару подколочек по поводу первой брачной ночи.

– Какое мне дело, что ты вышла замуж за какого-то богатого психа-извращенца?

– Не верю, что слышу такое от тебя. Ты ведь даже с ним не знаком.

– Господи, да ты совсем слепая.

Мои щеки стали пунцовыми.

– Я думала, ты за меня порадуешься.

– Завтра у мэра поздний завтрак. И устраиваем его мы. Об этом ты забыла?

– Нет, – соврала я.

– А помимо этого на выходные у нас намечено еще три частные вечеринки.

– Я знаю.

– Я работал за тебя сверхурочно, лгал и выгораживал тебя.

– Спасибо, я ценю это.

– Да не ценишь ты ни хрена! Ты вдруг возомнила, что все тебе чем-то обязаны, что ни у кого вокруг нет права на собственную жизнь, только у тебя.

– Почему ты так на меня злишься?

– Посмотри на себя в зеркало, Мэг. Внимательно посмотри.

Он вылетел из кухни, хлопнув дверью. Я была в шоке от его враждебного тона. Никогда раньше не видела, чтобы он так бурно реагировал. Ясное дело, просто не знала, как с ним в таком состоянии себя вести: пойти за ним или подождать, пока он остынет.

Вошли две официантки с грязной посудой. Они сделали вид, что меня не замечают, и быстро выскочили в зал для посетителей, словно я была парией, разносчиком заразы.

Я тупо стояла, раскачиваясь из стороны в сторону, раздумывая, что делать, как тут из кабинета вышла Пэм. Мы какое-то время просто смотрели друг на друга. Наконец она заговорила:

– Мэг, зайди, пожалуйста. Мне нужно с тобой поговорить.

– У меня много работы. – Я жестом указала на блюда, которые Джеффри начал делать, но так и не довел до конца. Взгляд же мой молил о сострадании, просил дать мне больше времени.

– Это займет не больше минуты.

Не оставляя мне выбора, она просто настежь распахнула дверь, что было очевидным приказом. Как приговоренный к повешению, я поплелась в ее кабинет, еле удерживаясь, чтобы не упасть на колени, хватая ее за полы пиджака и моля о пощаде.

Она сама не присела и мне не предложила. Мы стояли и молчали, момент был крайне неловким, сказать было нечего.

– Что с тобой произошло, Мэг? – спросила она наконец с явным огорчением. Мне стало ужасно стыдно.

– Мне очень жаль.

В последнее время я только и делала, что извинялась на каждом шагу.

– У меня такое чувство, что передо мной незнакомый человек.

– Я все та же… просто… просто…

Она подняла руку, прерывая мои бессвязные оправдания.

– Только не нужно извинений. Это мы уже проходили.

– Я собиралась быть здесь. Действительно собиралась!

– Вчера у родителей Джеффри была сороковая годовщина свадьбы. Ты не явилась, и я просто не смогла его отпустить.

Я уже так давно не разговаривала с Джеффри, что была не в курсе семейных торжеств.

– Они устроили праздник?

– Да, и очень большой, но он не смог на него пойти. Из-за тебя, Мэг. Потому что тебя не оказалось на месте.

– О боже…

Она посмотрела на меня, как на пришельца, затем протянула руку и опустила воротник свитера, так что видна была отметина, которую оставил мне Джордан, когда слишком сильно стянул веревку.

– Не хочешь об этом рассказать? – спросила она.

Я увернулась, воротник встал на место. Я чувствовала себя униженной, мне стыдно было смотреть ей в глаза, поэтому я уставилась на стену.

– У нас любовь, Пэм. Мы очень сильно друг друга любим.

– Уверена, что не сама себя в этом убедила?

– Но это так!

– Что бы вы с ним ни делали, что бы между вами ни происходило, со временем это будет все хуже и опаснее. Ты же это понимаешь, так ведь?

Часть меня, которая мыслила здраво, оценила ее замечание как верное и полезное, к которому стоит прислушаться. Но голос разума заглушила вторая моя половина, независимая и упрямая, слишком гордая, чтобы признать собственную неправоту.

– Это не про него, – упрямо заявила я. – Просто он очень страстный.

– Да?

Она невозмутимым оценивающим взглядом прошлась по моему телу. Наверняка гадала, какие еще секреты таятся у меня под одеждой.

– Мы с ним новобрачные, – заявила я, будто это оправдывало любую низость и подлость.

– Да неужели? – ответила она бесстрастно.

Я робко улыбнулась, снова надеясь на поздравления, но они и в этот раз не последовали.

– Мы праздновали и немного переборщили. Вот и все.

Она кивнула, но от ее проницательного взгляда ничто не укрылось, она видела меня насквозь.

– Что же мне с тобой делать, Мэг? Мне интересно, что ты сама думаешь на этот счет.

– Дайте мне другой шанс.

– У тебя их было предостаточно.

– Дайте мне еще один.

– Раньше для тебя эта работа что-то значила, но не теперь.

– Но мне нравится здесь работать! – воскликнула я. – Я исправлюсь! Я сегодня опоздала, но этого больше не повторится. Обещаю!

– Думаю, ты говоришь искренне, и от этого только хуже.

– Но я действительно искренна!

– Судят по поступкам, а не по словам. Ты сама это прекрасно знаешь. – Она сделала паузу. Было видно, что она уже приняла окончательное решение. – Я никогда еще никого не увольняла, и не хочу увольнять тебя.

Ее намек был предельно ясен.

– Но и дальше меня здесь держать вы не хотите, я правильно поняла?

– Да.

Он протягивала петлю, давая мне самой просунуть в нее голову. При этом я испытывала даже нечто вроде облегчения от того, что скоро все закончится.

– Вообще-то, – я была совершенно растоптана и подавлена, – я зашла сообщить, что ухожу. Только поэтому я здесь. Нужно же было как-то поставить вас в известность. Я сейчас так занята, муж… и… сами понимаете.

– Да уж, понимаю.

Она подошла к столу и выдвинула ящик. Там уже лежал специально приготовленный для меня последний чек на зарплату. Она протянула его мне.

– Мне будет тебя не хватать, – сказала она, но выражение лица при этом оставалось безучастным.

– Я тоже буду скучать. Спасибо за ту возможность, которую вы мне предоставили. Я очень вам за нее признательна.

– На здоровье. И удачи во всех последующих начинаниях.

Прощание получилось невыносимо холодным. У меня сердце рвало на части. Ведь эта работа была последним связующим звеном с настоящим и нормальным миром, в котором я жила. Как много еще я хотела ей сказать – как я горжусь, что работала здесь, как не хочу я сейчас уходить, – но все откровения сейчас были бессмысленны.

Я уже развернулась и направилась было к выходу, как она прошелестела мне вслед:

– Будь осторожна, Мэг.

– Буду.

Я зашла на кухню, которая была подозрительно пуста, и в состоянии прострации нетвердой походкой направилась к выходу, забыв даже забрать свои вещи. Никто не выбежал попрощаться. Никто не помахал вслед и не пожелал всего хорошего.

Я торчала на стоянке под проливным дождем, мокли волосы и плечи, но я этого словно не замечала. Чувствовала себя невидимкой, бестелесным существом, которое могут смыть струи воды.

На противоположной стороне улицы был бар, туда я и направилась. Мой сотовый остался в кармане пальто в ресторане, поэтому я попросила позволения воспользоваться барным телефоном. Я позвонила Джордану, но у него была важная встреча и он не мог за мной приехать, поэтому послал водителя. Я никогда не воспринимала этого человека как шофера, и уж тем более сейчас, после того как Джеффри бросил это слово мне в лицо, словно оно было ругательным.

Я поплелась к обочине. Наконец подъехала машина. Вымокшая и продрогшая, я забралась в салон и безучастно смотрела, как за окном проносятся улицы. Когда мы подъехали к дому, я отметилась на посту охраны и села в общественный лифт, который повез меня наверх в пентхаус.

Войдя, я припала к оконному стеклу, надеясь, что знакомые очертания горы Худ меня успокоят, но ее скрывали серые дождевые тучи. Казалось, я была замкнута в большой висящий над городом стеклянный пузырь.

Кругом царила тишина, и я была совершенно одна.

Глава 14

– Тебе нравится?

Я покрутилась, демонстрируя Джордану платье, которое он собирался мне купить. Это было очередное облегающее платье-чулок с глубоким декольте. У меня в шкафу висели десятки похожих. Учитывая то, что мы никуда не выходили, глупо было иметь такое количество, но ему так нравилось их для меня выбирать, что я не возражала.

– Не знаю, твой ли это цвет. По-моему, такой оттенок синего не совсем тебе подходит. – Он посмотрел на стилиста-консультанта – даму, которая принесла нам несколько платьев прямо домой. – А вы как думаете? Может, будь она блондинкой, ей бы оно больше пошло?

– Определенно, – ответила женщина. Она поняла, кто здесь платит, поэтому соглашалась с любым его замечанием.

– Но я не собираюсь снова перекрашивать волосы, – запротестовала я. – Тем более только затем, чтобы лучше выглядеть в синем платье.

Женщина в нерешительности вспушила мои темно-рыжие пряди, которые теперь доставали до плеч.

– У вас такие большие выразительные карие глаза. Немного светлого… вам должно пойти.

– Ни за что.

– Но вы могли бы добавить пару светлых прядей, – настаивала она, – они оживят ваш образ.

– Ни за что! – повторила я и посмотрела на Джордана, взглядом давая понять, что на сегодня показ моделей окончен.

Он сделал выбор и выпроводил стилиста. Когда лифт закрывался за ней, я смотрела ей вслед едва ли не с тоской.

Еще бы. Редко разговаривала с кем-то кроме. Джордана, редко выходила одна на улицу – он не любил ходить по магазинам, а наслаждался уединенностью и комфортом, которые давали ему деньги. Когда мне что-то было нужно, он вызывал на дом продавца-консультанта и помогал мне с выбором. У него был изысканный, утонченный вкус, которому я доверяла, и вообще он почти все время был рядом.

Иногда он уезжал на встречи. Я была предоставлена самой себе, но боялась выйти из дому, хотя понимала, что это глупо. Я взрослый человек и могу вызвать лифт и спуститься на нем самостоятельно… Но чем дольше я торчала в пентхаусе, тем сложнее мне было в одиночку выходить в город.

Джордан всегда хотел знать, куда я направляюсь и когда вернусь, он каждый раз устраивал допрос с пристрастием. А потому, чем куда-то ходить и долго и нудно потом объясняться, я предпочитала сидеть в четырех стенах. И хотя он никогда не запрещал мне выходить, я всегда переживала, будто совершаю что-то предосудительное.

Когда я делала что-то без его участия, постоянно ощущала его молчаливое осуждение. А я на собственной шкуре прочувствовала его гнев. Он был подвержен припадкам ярости. Я твердо решила больше не давать ему повода поднять на меня руку.

Послушная, услужливая, покорная – меня уже тошнило от собственного раболепства. Я подолгу оставалась одна, и времени, чтобы оценить свое нынешнее положение (и понять, насколько низко я пала), у меня было предостаточно. Но при этом я никак не могла понять, как такое со мной произошло. Наиболее приемлемое из всего, до чего я смогла додуматься: он придавал всему гораздо большее значение, чем я. Он хотел, чтобы я вела себя определенным образом, и противостоять ему было делом неблагодарным.

Он порылся в груде новых вещей и достал комплект белья.

– Вот, надень, – велел он. – Я хочу увидеть тебя в этом.

Я знала, что за переодеванием последует какой-нибудь нетрадиционный секс и долгий марафон в постели. Я не была настроена на любовный лад – всего три часа дня, – но спорить не стала.

– С туфлями?

– Да, с черными, моими любимыми.

– Буду через минуту.

Я пошла в спальню, мысленно радуясь возможности недолго побыть одной, примерила черный бюстгальтер и пояс с черными чулками на подвязках. Образ дополнили висячие серьги и ярко-красная помада – Джордан настаивал, чтобы я красила губы именно в этот цвет. Я сразу же вышла, даже не посмотрела на себя в зеркало. И так знала, как выгляжу: как наркоманка-доходяга или как очень тощая проститутка.

– Очень хорошо! – промурлыкал он, когда я вышла в гостиную.

– Правда? А я не слишком худая?

– Ты же знаешь, как ты мне нравишься в черном.

Я не смогла сдержать улыбки. И хотя беспрерывный секс очень изматывал, во мне не иссякало желание доставлять ему удовольствие. Ему нравилось видеть меня обнаженной, раздевать, возбуждать, развращать. Он заставлял меня чувствовать себя особенной, словно я была самой потрясающей женщиной в мире. Не понимаю, как ему это удавалось и почему мне льстило его внимание. Мое сердце по-прежнему начинало учащенно биться от его вожделеющих восхищенных взглядов.

– Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала.

Он взял меня за руку и повел в одну из дальних комнат.

– Что именно?

Я никогда не была в восторге от его сюрпризов, поэтому сейчас шла еле волоча ноги, как ягненок на заклание, но мы все равно неумолимо двигались к цели.

Он открыл дверь, подталкивая меня вперед. Вид видеокамеры, установленной на столике рядом с кроватью, привел меня в замешательство. Одеял на кровати не было, только красные атласные простыни. Я представила себя на них – очень заманчиво и порочно.

– Я хочу записать нас на пленку, – пояснил он.

– Нет. – Я попятилась в коридор.

– Но ты даже не спросила, зачем мне это.

– Ты все равно не сможешь привести достаточно веских доводов.

Он схватил меня за руку, препятствуя моему отступлению.

– Я так хочу, Мэг. И не желаю слышать «нет».

– Но зачем? Зачем все время заставлять меня делать то, что мне противно?

Это была наша первая ссора с того дня в пляжном домике. Тогда он весь рассыпался в извинениях, выглядел таким чертовски виноватым, клялся больше ни разу меня и пальцем не тронуть, и я поверила и простила.

– Не нужно считать, будто я тебя заставляю что-то делать, – сказал он. – Ты должна участвовать в этом, потому что ты моя жена, потому что любишь меня и потому что это для меня важно.

– Но зачем при этом снимать? Я не понимаю.

– Ты знаешь, что я люблю наблюдать. Смотреть на нас в записи – это самое возбуждающее.

– Почему бы просто не поднять голову и не наблюдать за всем в процессе?

– Мне нравится смотреть со стороны, находясь как бы на расстоянии, – в процессе так не получится. Есть еще способ это устроить – пригласить другого мужчину, и пускай он тебя трахает, а я буду за вами наблюдать. – Он изогнул бровь и глянул на меня испытующе. – Такой вариант тебя устроит?

– Ты что, совсем с ума сошел? Конечно нет.

– Тогда разреши мне снимать на видео.

– Нет.

Я увернулась и зашагала в спальню. Удивительно, но он не кричал вслед, не настаивал. Возможно, наши отношения развивались. Он последовал за мной – особых угрызений совести не испытывал, хотя и не злился. Он затащил меня в кровать, и у нас был сеанс грубого и безудержного секса, который закончился минетом. Я часто его делала, когда отказывала Джордану в чем-то другом.

Для него это было утешительным призом. Для меня же – незначительной платой за то, что не пришлось делать что-то еще более опасное и противное.

После того как мы закончили, он налил мне немного вина.

Я выпила его, нежась в объятиях Джордана, и почти сразу отключилась, а когда проснулась, наступил уже следующий день и в квартире было очень тихо.

Ощущение было как с похмелья: голова гудела, перед глазами плыло, слегка подташнивало. Только я встала, чтобы пойти в ванную, как у меня сильно закружилась голова, пришлось даже схватиться за ночной столик, чтобы не упасть.

Когда зрение прояснилось, я поняла, что голая. Когда я засыпала, на мне было белье, а сейчас оно было разбросано вокруг по полу. Увиденное привело меня в замешательство. Я силилась вспомнить, как меня раздевали, но тут заметила, что в ногах кровати стоит видеокамера, а провода подсоединены к электрощиту на стене.

Я застыла. В голове царил такой бардак, что до меня не сразу дошло, что он меня снимал. Он снимал меня! Судя по тому, как нещадно болит голова, он наверняка еще и наркотиками меня напичкал, чтобы я оставалась без сознания на протяжении всего отвратительного действа.

Я чувствовала себя поруганной. Я пыталась вспомнить, что он делал, что я делала…

Царапин и ссадин на теле не было. Внутри все болело и ныло, но, учитывая то, какой агрессивный у нас был секс, этого и следовало ожидать. Непонятно, насиловали меня в извращенной форме или нет. Я покопалась в своем затуманенном мозгу, пытаясь выудить из него хоть малейший намек на то, что было, но безуспешно.

– Сукин сын, – пробормотала я про себя, после чего закричала во весь голос: – Джордан!

Ответа не последовало. Я позвала его еще раз – и снова в ответ тишина.

У меня не осталось ни одних джинсов – Джордан заявил, что это неподобающая для меня одежда, – поэтому я натянула на себя рубашку и брюки и отправилась на поиски мужа. Но в квартире никого не оказалось.

– Сволочь! – негодовала я. – Сволочь, сволочь, сволочь…

Я должна найти кассету. Должна! Не представляю, что на ней записано, но должна узнать во что бы то ни стало. Не успокоюсь, пока не узнаю.

Это была последняя капля. Найду эту чертову кассету и сразу же свалю отсюда. Понятия не имела, куда идти, на чем добираться, но если мне придется жить на улице, то я, черт возьми, стану жить на улице! Больше не позволю так со мной обращаться!

Как безумная я бродила по комнатам, методично заглядывая в каждую щель и закуток, но не могла найти кассету. Так я оказалась в кабинете, в этой святая святых, в его прибежище. Он никогда не запрещал мне туда заходить, но я сама понимала, что не стоит лезть в его дела или копаться в его записях.

Я заглянула на каждую полку, в каждый ящик, и когда дело дошло до рабочего стола, я была уже совершенно невменяемая. Рыться там мне казалось настоящим преступлением – я воровато оглянулась через плечо, опасаясь, что где-то здесь установлена скрытая камера и он узнает о моем проступке.

Но я все равно осмотрела содержимое стола и в нижнем ящичке под грудой мусора обнаружила десятки экземпляров благотворительного календаря, для которого позировала. Он клялся, что в глаза его не видел, не говоря уже о том, чтобы покупать, хотя Пэм утверждала обратное.

Я вытащила их все и с удивлением обнаружила свою фотографию, опубликованную в «Орегониан». Она была аккуратно вырезана и заламинирована, чтобы не трепалась и не выгорала. На самом дне обнаружилась еще стопка фотографий – цветные снимки 8x10, я крупным планом (короткие каштановые волосы со светлыми перьями). Снимки были сделаны, когда я еще была со Стивом.

На каждом снимке я стою на стоянке за «Моцартом» и смотрю на кого-то справа. Я смеюсь, словно тот второй человек сказал что-то забавное. Я внимательно рассматривала фотографии, пытаясь понять, когда же их сделали, но угадать было невозможно. Ну не могла я вспомнить момент, когда я стояла именно на том месте и с кем разговаривала, хотя эта информация очень много значила.

Когда я повстречала Джордана, меня постоянно преследовало какое-то смутное чувство, что он искал меня целенаправленно, что наши дорожки пересеклись не случайно. Потом это ощущение стерлось, но сейчас, глядя на свою неожиданную находку, я уже не знала, чему верить, а чему нет. Во мне ожили давешние подозрения, и моя причастность ко всему этому выглядела пугающе.

Он увидел снимок в газете и помешался на мне? Он следил за мной? Или он кого-то нанял, чтобы за мной следили?

В памяти всплыло зловещее предостережение его свояченицы, чтобы я ни за что не красилась в блондинку, что он, собственно, и предложил вчера вечером, когда я примеряла платья. Тогда я не обратила внимания на его предложение, посчитав идиотским, оброненным мимоходом замечанием.

Неужели он убил свою первую жену Бритни? Ее сестра в этом совершенно уверена. Что, если она права? Что, если он сумасшедший псих, который заманивает доверчивых женщин в свой мир богатства и изобилия, а потом их убивает?

Может, он убил много женщин. Может, он убьет и меня!

Учитывая мое стрессовое состояние, в голове родилась еще тысяча не менее кошмарных сценариев. Каждый аспект наших отношений теперь казался подозрительным: нетрадиционный секс, постепенная изоляция от общества, повышенное внимание ко мне и моей внешности.

Я положила календари и фотографии в ящик в состоянии, близком к истерике, уверенная, что меня вот-вот должны убить. Он заполучил меня для своих нездоровых игр, которые я не могла разгадать, и скоро мое тело будет плавать в реке Уилламетт.

Мне отчаянно хотелось бежать. Черт с ней, с кассетой, нужно уносить ноги. Соберу сейчас вещи, сгребу всю наличность и исчезну.

Я бросилась в коридор, как вдруг услышала звук подъезжающего отдельного лифта. Ключ от него был только у Джордана, и только он может выйти сейчас из кабины. Мое сердце пропустило такое количество ударов, что я была уверена, что свалюсь замертво.

Лифт остановился, и из него вышел он. Меня парализовал страх, я стояла, не в силах пошевелиться, как олень в свете фар. А он прошел как ни в чем не бывало, непринужденный и невозмутимый в безукоризненном синем костюме.

– Салют, – приветствовал он меня, останавливаясь перед шкафом в прихожей и вешая пальто. – Удивительно, что ты уже встала. Когда я уходил утром, ты спала так крепко, что я не мог тебя разбудить. Решил, что ты проспишь до ужина.

– Где эта дурацкая кассета? – прошипела я, готовая накинуться на него, повалить на пол и силой ее отобрать.

Услышав вопрос, он нахмурился, словно во всем виноват не он, а какой-то сумасшедший, пробравшийся в дом в отсутствие хозяина.

– Какая кассета? О чем ты?

– Ты, твою мать, снимал, хотя я сказала тебе этого не делать.

– Я не снимал.

– Ах ты, подонок, не ври мне! Камера вон там!

И я показала пальцем в сторону спальни.

Он пересек комнату, с опаской приближаясь ко мне, словно я была агрессивной тварью, способной напасть. Должна признать, я действительно чувствовала себя как дикий зверь, готовый вцепиться ему в горло.

– Я установил камеру, но не включал.

– Лжец! – закричала я. – Я знаю, что включал! Знаю!

– Ради бога, Мэг, какой бес в тебя вселился?

Он подходил все ближе и ближе – я увернулась, лихорадочно прикидывая, смогу ли проскочить мимо, смогу ли добежать до спасительного лифта и спуститься, прежде чем он сможет меня остановить.

На мне даже обуви не было! Как я могла бежать?

Нас разделяли уже всего несколько футов, и я предупредила:

– Не смей меня трогать.

Он ошалело хватал ртом воздух.

– Да что такое с тобой стряслось? Ты что, рехнулась?

– Если ты меня не снимал, то зачем тогда камера?

– Я думал, ты проснешься и я смогу тебя уговорить.

– Ты подсыпал мне наркотики! Вот почему я так долго спала. Не вздумай отрицать.

– Боже, да что на тебя такое нашло?

– Я нашла фотографии, – обвинила я его.

– Фотографии чего?

Он выглядел таким растерянным, его спокойствие меня пугало. Он спрашивал, не тронулась ли я умом. А и правда? Может быть, я уже начала сходить с ума от одиночества и ничегонеделанья?

– У тебя есть календари с моим изображением! И газета тоже.

– Ну и что?

– Зачем они тебе? – завопила я.

– Потому что ты моя жена и я тебя люблю. Вот я и собрал несколько экземпляров.

– Я хочу выйти отсюда. Немедленно! Хочу пройтись по магазинам.

– Так иди. – Он пожал плечами. – Я тебя не держу.

– Ты никуда меня не пускаешь.

– Я тебе ни разу и слова не сказал.

Всякий раз, стоило мне куда-то без него пойти, он выглядел недовольным. Или мне это только казалось? Неужели я сама накладывала на себя какие-то глупые ненужные ограничения? Да что со мной?

Я вжалась в стену, меня сильно колотило, удивительно, как на ногах держалась. Уверена, что в тот момент выглядела как сбежавший из больницы псих.

– Ты хочешь сделать из меня блондинку!

– Так подай на меня за это в суд. Я всего лишь считаю, что тебе пойдет пара светлых прядей.

– Но ты и Бритни заставил покраситься.

– Бритни… свою первую жену?

– Да!

– Я не заставлял. Это ее натуральный цвет. – Он нахмурился, внимательно меня разглядывая. – Ты себя хорошо чувствуешь? Может, вызвать врача?

– Я не сумасшедшая! – закричала я действительно как ненормальная.

Он подошел и обнял, мои руки оказались прижаты к телу. Я брыкалась, пинала его, проклинала, как безумная.

Пока я шарила у него в офисе, подозрения казались такими весомыми и правдоподобными, но стоило мне бросить их ему в лицо, как они утратили смысл и здорово походили на бредни женщины на грани нервного срыва.

– Отпусти! Отпусти! – кричала я, но он не слушал.

Он потащил меня в спальню на кровать, плотно обхватив руками и ногами. Я боролась и извивалась, пока не свалилась в полном изнеможении на матрас, уткнувшись лицом в подушку. Наконец он ослабил хватку, отпустил и направился в ванную. Я слышала, как он роется в аптечке. Затем он вернулся и присел на край кровати.

– Что с тобой такое, Мэг?

– Не знаю, – ответила я. Мне было стыдно за свою выходку, я старалась не смотреть ему в глаза.

– Давай я кое-кому позвоню? Может, если ты поговоришь с нужным человеком…

– Нет.

Мне не нужен был психиатр… или нужен?

– Только что ты вела себя так, будто меня боишься. Почему?

– Думаю, я просто устала.

– Похоже на то. – Он потянулся за пузырьком с таблетками, отпускаемыми по рецепту, и потряс им. – Может, выпьешь парочку?

Я вся напряглась.

– Что это?

– Господи, обычный ксанакс^[1]! Я в прошлом году повредил спину, и у меня немного осталось. – Он замолк, и я отчетливо поняла, что он надо мной смеется. – Он снимает напряжение с мышц и действует успокаивающе.

Он открыл пузырек и высыпал мне на ладонь две маленькие белые таблетки. Я внимательно их изучила – прочитала крохотную инструкцию, прикидывая, не подменил ли он таблетку, не подсовывает ли мне какой-то опасный препарат под видом безобидного.

Он принес стакан воды, и я без дальнейших возражений проглотила лекарство. Я прикрыла глаза, чувствуя невероятное истощение после припадка. Навалилась такая усталость, что я даже подумала, смогу ли когда-нибудь встать с постели.

Джордан поднялся.

– Попробуй немного отдохнуть.

– Попробую.

Он прошелся по комнате, задергивая шторы и приглушая свет, затем на цыпочках вышел прочь. Я же осталась наедине с терзающими меня сомнениями.

Глава 15

Во время одного из своих нечастых «выходов в свет» в центре города я наткнулась на маму Стива. Я узнала ее, только когда она прошла мимо меня. Ни секунды не раздумывая, я ее окликнула.

– Мадж! – позвала я женщину, которая уже удалялась в противоположном направлении.

Она остановилась и обернулась в полном недоумении. Очевидно, она не поняла, кто я, что неудивительно. Во мне не осталось ничего, что напоминало бы прежнюю Мэг.

Дорогие брюки, шелковая блуза и туфли на каблуке, на плече кожаная сумка. Накрашена я была неярко, но эффектно, ногти блестели свежим лаком, волосы отросли и были каштанового оттенка с модными белыми прядями.

После срыва я чувствовала себя полной дурой, поэтому по собственной инициативе, без напоминания с его стороны сделала мелирование в качестве извинения за те обвинения, что я ему бросала. И как всегда, он оказался прав по поводу того, какие изменения светлый оттенок внес в мой облик: я выглядела потрясающе. Совершенно по-новому, но по-прежнему потрясающе.