Текст книги "Антипка дарит журавлиное яйцо"
Автор книги: Валерьян Баталов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Глава шестая. КТО СТРЕЛЯЕТ ЛУЧШЕ ВСЕХ?
Но на следующее утро в чистом утреннем небе над горизонтом появились лёгкие серые облачка. Казалось, по голубой глади моря плывёт большая стая диких гусей.
Мало-помалу лёгкие облачка, словно притянутые друг к другу магнитом, слились в одно большое облако, и оно заслонило солнце. Большое облако, поначалу серое, постепенно меняло окраску, сгущаясь с каждой минутой и на глазах превращаясь в огромную чёрную тучу.
Неужели будет дождь?
Вычищенная берданка не ржавеет за печкой, а лежит на полатях, поблёскивая начищенным затыльником, словно говоря: рано мне ещё на пенсию, хочу послужить доброму делу.
Дед Никанорыч вчера на глазах у ребят зарядил три патрона двадцать четвёртого калибра, положил их на ладонь и торжественно сказал:
– Это, такскать, пробные, для проведения огневой подготовки. Посмотрим завтра, кто из вас лучший стрелок.
У себя под крыльцом Антипка нашёл небольшую дощечку и вырвал из тетради три листа. Воткнуть дощечку в землю, прикрепить к ней лист – вот тебе и мишень.
Фимка почти всю ночь проворочался с боку на бок – никак не мог уснуть. Он представлял себе, как завтра поутру он пройдёт через всю деревню с ружьём за плечом. Кому же ещё нести ружьё, как не ему, – ведь он самый высокий. Серёжку приклад будет бить по пяткам, у Антипки небось вообще станет волочиться по земле.
Заснул Фимка далеко за полночь, но и во сне ему снились какие-то чудовищные птицы со злыми, горящими, как угольки, глазами и с большими острыми клювами крючком.
И Серёже плохо спалось в эту ночь. Он проснулся рано, раньше бабушки, и от нечего делать сел к окну решать мудрёную Фимкину задачу.
Он нарисовал на листочке три банки: одна банка полная, в ней десять литров, а две другие – семи– и трёхлитровые – пустые. Задумался. А что, если попробовать так: из десятилитровой наполняем семилитровую целиком – значит, в первой осталось три литра. Теперь доливаем в неё при помощи трёхлитровой банки два раза по три литра, то есть в ней теперь стало девять, в семилитровой – один, трёхлитровая – пустая. Так… Что же дальше?
Но тут внезапно налетел такой сильный порыв ветра, что листок с задачей швырнуло на середину комнаты, створка окна резко захлопнулась, зазвенело стекло.
Сейчас же из горницы выбежала бабушка.
– Господи, ветер-то какой! Закрой, милок, окошко, а то стекло вылетит!..
Серёжа поспешно схватился за вторую раму, но ветер рвал её из рук, и ему с трудом удалось закрыть окно.
«Вот это да! – огорчённо подумал мальчик. – Я и не заметил, какая туча собралась. Будет дождь – значит, не удастся пострелять… Как назло!»
И бабушка Матрёна, глядя на тучу, сокрушённо вздыхала:
– Не иначе, дождь соберётся… Вот незадача! Я ведь хотела за ягодами сходить. Думала тебя, внучек, угостить земляничкой…
Не успела бабушка сказать про дождь, как первые капли, точно барабанная дробь, глухо застучали по крыше.
Серёжа смотрел в окно. Всё кругом как будто окутано серой пеленой, и дальше Фимкиного дома ничего не видать. Вода, стекая с крыши по жёлобу, бурлящей струёй падала перед окном и текла пенящимся ручейком на дорогу.
– Вот полил как из ведра, – сказала бабушка. – Это хорошо, что сильный: скоро пройдёт.
– Хорошо бы, прошёл… – сказал Серёжа. – Я, бабушка, открою окошко, ветер-то утих.
Крупные капли дождя, с силой ударяясь о мокрую землю, мелкими брызгами разлетались в стороны. И от этого казалось, будто из-под земли бьют тысячи крошечных фонтанчиков.
Бабушка оказалась права: дождь скоро утих, небо прояснилось, туча ушла за Иньву.
Снова засияло жаркое солнце. Ярче прежнего зазеленела омытая дождём трава. Над землёй, над крышами закурились струйки испаряющейся влаги.
Вдруг Серёжа услышал с вышины неба тонкую звенящую трель. Он поднял голову и вгляделся в прозрачную голубизну. Там, высоко-высоко, пела какая-то птичка. Сама она казалась лишь маленькой чёрной точкой, а песня её слышалась так отчётливо, словно птичка пела совсем рядом.
«Жаворонок!» – догадался Серёжа.
Он наблюдал за жаворонком до тех пор, пока с у улицы не послышался свист.
Серёжа сорвался с места, как заяц, когда охотник внезапно вспугнёт его из-под ёлки.
Впереди гордо вышагивал Фимка с берданкой за плечом.
За ним поспевал Антипка, деловито придерживая под мышкой доску и сжимая в руке свёрнутые трубочкой тетрадные листочки.
Позади, опираясь на палку, шёл дед Никанорыч.
Серёжа подбежал к Антипке и пристроился с ним рядом.
Ребята и дед Никанорыч шагали молча, словно они шли так уже давно и говорить им больше не о чем. На самом же деле все четверо молчали потому, что очень волновались.
Они спустились в Косой овраг. Ребята шли, с каждой минутой сбавляя шаг, нетерпеливо ожидая, когда дед Никанорыч облюбует место для стрельбища и даст команду остановиться.
– Стойте, братцы, – наконец сказал дед. – Здесь уже безопасно, можно стрелять. А ну, Фимка, у тебя ноги подлиннее. Отсчитай-ка вот в эту сторону тридцать пять шагов. – Он взмахнул палкой, показывая, в какую сторону нужно отсчитывать шаги. – А ты, Антипка, ступай за ним и поставь там на склоне свою доску.
Пока Фимка отсчитывал шаги и Аитипка устанавливал доску и прикреплял к ней первый листок, ружьё держал Серёжа. Он вскинул берданку, прижался щекой к прикладу и замер, прицеливаясь в пространство.
– Да у тебя руки-то трясутся! – вдруг услышал Серёжа над самым своим ухом.
Он вздрогнул и опустил ружьё.
– Кто ж так ружьё держит! – продолжал Фимка, берясь за берданку. – Дай-ка сюда. – Он приложился к ружью и тоже куда-то прицелился. – Вот как надо! Видал?
– Ну, давай начинать! – сказал дед Никанорыч. – Кто первый?
Не успели Антипка с Серёжей рот раскрыть, как Фимка выкрикнул:
– Я!
– Ты так ты, – согласился дед. – Держи патрон.
Фимка лёг на траву, протянул на кочку руку, а на неё положил ружьё.
– Ты, главное, приклад прижимай к плечу плотнее, – давал дед последние наставления. – А вы, братцы, отойдите ещё немного назад, за линию огня, такскать, – растопырив руки, отводил он ребят.
Фимка целился долго, что есть силы прижимал к плечу приклад. Наконец раздался выстрел. Ребята побежали к мишени. В тетрадный лист попало пять дробинок.
Вторым стрелял Антипка и попал в мишень тремя дробинками. Серёжа попал только двумя.
– Ну ничего, для первого раза неплохо, – сказал дед Никанорыч. – Значит, первым, по уговору, будет стрелять по ястребу Фимка, вторым ты, внучек, после тебя – ваш товарищ. Все согласны?
– Все! – хором ответили ребята.
А Фимка не удержался и добавил:
– Эх, ещё бы разочек стрельнуть! Я бы десять дробин всадил, не меньше!
Но так как у деда в кармане больше не было ни одного патрона, то мальчишки только вздохнули.
Когда шли обратно, ружьё опять нёс Фимка. Шагая по деревне, он гордо поглядывал вокруг.
– Вот что, братцы, – сказал дед Никанорыч, – надо нам сделать под сухой елью шалаш, в нём и караулить ястреба с утра. Шалаш нужно сделать сегодня, чтобы, такскать, утром не шуметь… Отнеси, Антипка, ружьё и вынеси мне топор.
Антипка забежал в избу и вернулся с топором.
Придя к сухой ели, на которую садился ястреб, дед Никанорыч долго выбирал подходящее место для шалаша. Он несколько раз обошёл вокруг ели, осматривая каждый кустик, и наконец остановился у трёх молоденьких ёлочек, растущих рядом.
– Вот здесь будет в самый раз, – решил он.
Дед орудовал топором, ребята таскали срубленные им широкие лапы старой пихты и пристраивали их вокруг трёх ёлочек.
Скоро шалаш был готов. Со стороны он был совсем незаметен, как будто это не шалаш, а просто растёт себе небольшая, очень пушистая ёлочка – и всё тут.
Ребята залезли внутрь шалаша.
– Как тут хорошо! – сказал Серёжа. – И вершину сухой ели видно.
– Вот и ладно, – ответил дед, засовывая топор за пояс. – А сейчас – домой. До утра здесь больше делать нечего.
Глава седьмая. НА ПТИЦЕФЕРМЕ
Дед Никанорыч ушёл домой, мальчики остались в шалаше. Но им скоро наскучило сидеть без дела, и они вылезли наружу.
– Знаете что? Давайте сходим на птицеферму, – предложил Фимка.
– Зачем?
– Скажем, что завтра с ястребом разделаемся, пусть тётя Глафира не беспокоится.
– Ты сначала разделайся, – сказал Серёжа, – потом скажешь.
Фимка прищурился.
– Что ж, ты думаешь, я промажу, да? – спросил он грозно.
– Может, и промажешь, – отозвался Серёжа.
– Вот ты промажешь, это уж точно! Ты и в мишень-то только двумя дробинками попал. А в ястреба вовсе не попадёшь…
– Вот возьму и попаду! – Серёжа тоже начал злиться. – Думаешь, если в доску попал, так уж охотником заделался?
Вместо ответа Фимка сжал кулаки и шагнул к Серёже.
Увидев это, Антипка поспешно сказал:
– А чего? Давайте сходим. Про ястреба можно пока не говорить. Потом скажем, как подстрелим. Вот небось тётя Глафира обрадуется! А сегодня просто так сходим посмотрим.
– Пошли, – подхватил Серёжа. – Я ни разу не был на птицеферме. Интересно, наверно.
Во дворе фермы тётя Глафира точила косу-литовку, быстро взмахивая бруском.
– Здравствуйте, тётя Глафира! – хором крикнули ребята.
Птичница перестала точить косу.
– Пришли? – приветливо сказала она. – Вот и хорошо, мне веселее будет. Я тут крапиву собралась косить, вон сколько её выросло вокруг фермы – целый лес!
– Чтобы она не жглась? – спросил Серёжа.
Тётя Глафира улыбнулась.
– Мы её для кур косим. Зимой буду в корм подсыпать – это для них витамины.
– Давайте я вам помогу, – вызвался Фимка. – Я косу умею точить и косить могу.
Тётя Глафира протянула Фимке косу и брусок:
– Что ж, попробуй.
Концом ручки Фимка упёр косу в землю и принялся с такой сноровкой орудовать бруском, словно всю жизнь только и делал, что точил косы. Серёжа, не спуская глаз, с удивлением и завистью смотрел на Фимкину работу. Ему и самому хотелось бы поточить косу, но он понимал, что это дело серьёзное: чуть что не так – испортишь работу и руки порежешь.
Вот Фимка большим пальцем левой руки несколько раз осторожно коснулся острия косы.
– Полный порядок!
Тётя Глафира вынесла две пары рукавиц – себе и Фимке – и большой пук мочала.
Густая, высокая, сочная крапива и правда как лес стояла вдоль изгороди.
Фимка, расправив худые узкие плечи, плавно, сильно и широко размахивая литовкой, проходил ряд за рядом. Крапива аккуратными рядками ложилась на землю.
«Молодец парень! – думала тётя Глафира. – И когда это он научился?»
Фимка косил, а тётя Глафира собирала крапиву в пучки и перевязывала мочалом, как веники.

Когда половина крапивы легла на землю, тётя Глафира сказала:
– Отдохни, Фимка. Вон уж сколько накосил!
Фимка повернул к ребятам, наблюдавшим за его работой, довольное, разгорячённое лицо. В одной руке он держал косу, другой утирал со лба крупные капли пота.
– Фимка, дай я попробую. – Серёжа протянул руку к литовке.
– Это тебе не игрушка! – отрезал Фимка. – Сломаешь ещё!..
– Я только попробую! – Серёжа умоляюще посмотрел на Фимку.
И тот смягчился:
– Ну, на. Только у тебя ничего не получится, вот увидишь!
Серёжа осторожно взял косу, приподнял и неуверенно взмахнул. Коса, не срезав ни одного стебля, запуталась в крапиве.
– Да ты левой рукой повыше возьмись, – сказал Фимка. – Ноги расставь пошире и плавно так проводи. А то рубишь, как топором.
Серёжа старался изо всех сил, но у него всё равно ничего не получалось: то литовка втыкалась в землю, то срезала крапиву слишком высоко. Не получались у него и рядки. Срезанные стебли крапивы валились во все стороны, больно жаля босые ноги.
– Я же говорил! – злорадно сказал Фимка, когда Серёжа вернул ему косу. – Тут уметь надо!
– Ах, чертовка, опять за своё! – вдруг воскликнула тётя Глафира, всплеснув руками.
Ребята удивлённо переглянулись.
– Это я про курицу, – пояснила тётя Глафира. – Вон, вон пошла. Повадилась где-то в кустах нестись. Уж я ходила в кусты, искала-искала, да так ни одного яичка и не нашла. Прямо не знаю, что с ней делать, такая непутёвая…
– Антипка, давай последим за ней, – предложил Серёжа, – посмотрим, куда она пойдёт.
– Давай! – охотно согласился Антипка.
Пригнувшись, словно на охоте за глухарём, ребята медленно пошли за курицей.
– Близко к ней не надо подходить, – прошептал Антипка, – чтобы она не заметила нас.
– Ага, – также шёпотом ответил Серёжа.
Наверное, если бы ребята говорили и в полный голос, курица их не услышала бы, так громко она кудахтала. Но говорить шёпотом было интереснее.
Курица направилась прямо к кустам.
Ребята, стараясь не терять её из виду, перебегали от кустика к кустику, от ёлочки к ёлочке.
– Ишь куда забралась! – сказал Серёжа.
– Тише, – шикнул Антипка.
Наконец курица остановилась возле низкого куста, густо заросшего травой.
– Ложись! – Антипка дёрнул Серёжу за рубаху и плюхнулся животом в траву.
Серёжа лёг рядом, и они, вытягивая шеи, наблюдали, что эта хитрющая курица станет делать дальше.
А она обошла куст и вдруг нырнула под него, как сквозь землю провалилась. Кудахтанье смолкло.
Ребята терпеливо ждали.
Вдруг курица выскочила из-под куста и, пронзительно закудахтав, не спеша пошла по направлению к ферме.
– Айда посмотрим! – поднялся Антипка.
Под низким кустом в примятой траве лежало девять яиц. Антипка сложил их в подол рубахи, и ребята вернулись на ферму.
– Нашли?! – ахнула тётя Глафира. – Вот молодцы-то! Отнесите их в кладовку, положите в ящик к другим яйцам. А мы с Фимкой как раз и покос закончили.
Все вместе они вошли внутрь кладовки.
Серёжа с интересом осматривался вокруг.
Середину помещения занимала печь с вмазанным в неё котлом.
– В этом котле кипятят воду и заваривают курам мешанку, – сказал Антипка. – А вон, гляди, сколько яиц!
Яиц было много. Ими были доверху наполнены ящики и большие корзины, стоявшие у стены.
Антипка осторожно переложил из подола рубахи в одну из корзин яйца непутёвой несушки.
– Пойдём поглядим, что там в мешках, – позвал он Серёжу и Фимку. – Можно, тётя Глафира?
– Можно, можно, – отозвалась та. – Посмотрите, если интересно.
В мешках был овёс и ячмень, в длинном ящике – картофель и морковь, в ящиках поменьше – костная мука, соль и мел комками.
– Вот сколько моим курам корму идёт, – сказала тётя Глафира, – но зато они и несутся хорошо: больше тысячи штук яиц за день собираю.
– За один день?! – воскликнул Серёжа.
– Да. Хотите, пойдёмте на ферму, поможете мне яйца собирать. Хотите?
– Хотим! – хором ответили ребята.
– Тогда берите вон там в углу маленькие корзиночки.
Помахивая пустыми корзинками, ребята вприпрыжку побежали на ферму.
– Осторожнее, ребята, – предупредила тётя Глафира. – Не побейте яиц!
– Не побьём! – заверил Фимка. – Не маленькие.
Ребята медленно шли вдоль куриных гнёзд, расположенных в два этажа, и заглядывали в каждое.
– Есть!
– И тут лежит!
– А тут сразу два! – слышалось поминутно.
Когда корзинки наполнились, ребята отнесли их в домик, переложили яйца в большие корзины и ящики и вернулись на ферму.
Но вот Серёжа заметил, что Антипка поставил свою корзину на пол, яиц не собирает, а что-то внимательно рассматривает в дальнем углу.
– Эй, Антипка! – окликнул его Серёжа. – Ты что там ищешь?
– Ничего не ищу, – отозвался Антипка, – просто смотрю, какие тут гвозди нужно забить.
– Какие гвозди? Зачем? – Серёжа подошёл к Антипке.
За ним подошёл и Фимка. Тётя Глафира в это время носила со двора солому курам на подстилку.
– Видите, гвоздь выскочил, – Антипка подёргал неплотно прибитую дощечку, – из-за этого дощечка болтается, яички могут выпасть из гнезда. Надо завтра принести молоток и гвозди и кое-что тут подремонтировать.
– Антипка у нас и столяр и плотник, – легонько стукнув друга по плечу, сказал Фимка с гордостью. – Он только и смотрит, где бы что подтесать да куда бы дощечку прибить. А знаешь, какую он весной тумбочку сделал? Совсем как из магазина! Да ещё покрасил её, любо-дорого посмотреть!
Антипка смущённо молчал, но ему было приятно, что Фимка, который всегда считал себя первым во всём, на этот раз похвалил его.
– Видал у него во дворе скворечники? – продолжал Фимка, обращаясь к Серёже. – Тоже его работа. Дед Никанорыч говорит, что у Антипки золотые руки. Во как!
Серёжа с уважением посмотрел на смущённого Антипку.
– Ну, хватит лясы точить! – вдруг сурово сказал Фимка. – Пошли яйца собирать.
Когда все яйца были собраны, ребята помогли тёте Глафире перетаскать связанную пучками крапиву на чердак фермы и там развесить пучки парами, на длинных шестах. К обеду все дела были переделаны.
– Ну что за помощники у меня золотые! – приговаривала тётя Глафира. – Мне бы одной тут за день не управиться!
– Мы завтра тоже придём, – пообещал Антипка.
Глава восьмая. ЭХ ТЫ, РАСТЯПА!
Стрелять по тетрадному листу, прилепленному к доске, – одно дело, а по ястребу – совсем другое. В доску целься хоть полчаса – она ни с места. А ястреб не будет сидеть и дожидаться, пока ты в него выстрелишь. Да ещё попадёшь ли! И попадёшь, то подожди радоваться: может, только лапу ему царапнешь, так что он не почувствует, или одно пёрышко из хвоста выбьешь…
Утром, когда ещё не взошло солнце и его лучи только выглядывали из-за горизонта, освещая рваные клочья облаков, Фимка с дедом Никанорычем перешли Косой овраг и поднялись к сухой ели. Там, где они прошли по росистой траве, за ними остались чёткие следы, как на снегу.
Антипка и Серёжа притаились на другой стороне оврага, чтобы не толкаться всем в шалаше.
– Ты, Фимка, стреляй только наверняка, – давал дед последние наставления. – Ежели выстрелишь да промахнёшься, он больше на эту ель садиться не станет, тогда его, разбойника, подстеречь трудно будет.
Они залезли в шалаш. Там было прохладно. Хорошо ещё, что дед по дороге прихватил охапку соломы из прошлогодней скирды и теперь постелил её в шалаше поверх влажного мха.
Фимка просунул ствол между веток и, стоя на коленях, не отрываясь смотрел на верхушку сухой ели.
Дед сидел рядом, не шевелился и молчал.
Время шло. Ястреб всё не прилетал. У Фимки уже затекли ноги, но он не решался пошевелить ими: вдруг как раз в эту минуту прилетит ястреб, услышит шорох, испугается и улетит.
Солнце уже показалось из-за ёлок. Его тёплые лучи осветили и согрели всё вокруг. Но на шалаш падала тень от соседней ёлки, поэтому в нём было по-прежнему прохладно и сумрачно.
Тихо, спокойно вокруг. Только птицы щебечут на разные голоса и где-то за Каравай-полем гудит трактор. Но вот послышался какой-то новый звук: ш-ш-ш… И хлопанье больших крыльев. Птицы разом замолкли, и Фимка понял, что летит ястреб.
Фимка почувствовал, как дед Никанорыч предостерегающе легонько толкнул его в бок. Ястреб сел на верхушку сухой ели и, озираясь, поводил из стороны в сторону горбатым клювом.
Мальчик задрожал от волнения. Изо всех сил прижал он приклад берданки к плечу и взял ястреба на мушку. Его палец потянулся к спусковому крючку, но тут ястреб расправил широкие крылья и, рывком оттолкнувшись лапами от сука, на котором сидел, полетел в сторону птицефермы. Он сделал над нею круг и камнем упал вниз, должно быть высмотрев себе очередную жертву.
Дед Никанорыч крякнул с досады, а Фимка растерянно опустил ружьё.
– Улетел, гад, – едва не плача, процедил он сквозь зубы. – Чуть-чуть я не успел… А ведь здорово прицелился – наверняка попал бы!..
– Ну ничего, завтра опять прилетит, – сказал дед, вылезая из шалаша.
Фимка шёл за дедом, низко опустив голову. Он думал, что дед обижается на него, жалеет, что ему первому доверил стрелять.
Но, подойдя к ребятам, он вскинул голову и даже вызывающе поднял нос.
«Сейчас накинутся», – подумал он.
– Что же ты не стрелял? – строго спросил Антипка. – Ведь он сидел – как перед фотоаппаратом позировал.
– «Позировал»!.. – передразнил Фимка. – Да я только прицелиться успел, а он вдруг как сорвётся!
– Эх ты, растяпа! – вырвалось у Серёжи.
Фимка подскочил как ужаленный.
– Это я растяпа? А ты… ты… – Фимка искал слова пообиднее.
Но тут вмешался дед Никанорыч:
– Напрасно это вы, ребята. Фимка правильно сделал, что не стал стрелять на авось. Только спугнул бы. Он нашего шалаша не заметил – значит, завтра снова прилетит на свою ёлку.
Серёжа и Антипка смущённо переглянулись.
– Ты, Фима, не обижайся, – сказал Серёжа. – Это я так, сгоряча.
– Дать бы тебе по шее сгоряча! – буркнул Фимка.
– Сам получишь!
– Я?
– Ты!
– Ну-ну, петухи! Будет! Пошли по домам, – остановил их дед Никанорыч и, взяв у Фимки ружьё, зашагал к дому.
Ребята уныло брели по деревне.
Возле Антипкиного дома постояли, помолчали. Вдруг Антипка что-то вспомнил.
– Фимка, а что, если показать ему дедову находку? – Он кивнул в сторону Серёжи. – Вот небось удивится, а?
Фимка оживился:
– Факт, удивится. Он такого в жизни не видел.
– Чего я не видел? – спросил Серёжа недоверчиво. – Может, видел!
– Нет, не видел, – уверенно сказал Антипка. – Пойдём, покажу.
Все трое зашли в избу. Дед Никанорыч уже положил ружьё на полати и теперь отдыхал, сидя у окна.
Антипка забрался с ногами на лавку и, дотянувшись до высоко прибитой полки, достал оттуда резную деревянную шкатулку. Осторожно спустившись на пол, он торжественно открыл шкатулку и протянул Серёже:
– На, смотри!
Серёжа с любопытством заглянул в шкатулку.
Там на дне, выложенном мхом, лежало продолговатое светлое яйцо.
– Чьё это? – спросил Серёжа.
– Отгадай, если видел, – усмехнулся Фимка.
– Глухариное? – неуверенно проговорил Серёжа.
– Нет.
– Гусиное?
– Опять не угадал.
– Индюшиное?
Антипка с Фимкой только покачали головой.
Серёжа наморщил лоб.
– Ну, ну! – торопил его Фимка, но Серёжа безнадёжно молчал.
Наконец он тихо сказал:
– Не знаю.
– То-то! Не знаешь! – торжествующе воскликнул Фимка. – Журавлиное это яйцо!
– Ну и что? – спросил Серёжа.
– Как – что? – удивился Антипка. – Журавлиное, понимаешь? Во всей деревне ни у кого больше нет такого яйца. Оно у нас уже пятьдесят лет лежит. Правда, дедушка?
– Правда, – кивнул дед Никанорыч. – Пять десятков, не меньше. Журавлиное яйцо, Сергей, не каждому дано увидеть.
– Почему же?
– Потому что журавли гнездятся в таких местах, куда человеку не добраться, – сказал Антипка.
– А как же вы, дедушка Никанорыч, добрались? – спросил Серёжа.
– Тут целая история, – сказал дед Никанорыч. – Был я тогда молодой и пошёл как-то осенью в дальний лес поискать подходящее дерево на лыжи. Пока искал дерево, сам не заметил, как заблудился и забрёл в болото. Два дня плутал, одну бруснику да клюкву ел… Иду я, значит, по болоту, вижу – гнездо на кочке, а в гнезде вот это яйцо. Почему оно невысиженным осталось – не знаю, только журавли к тому времени уже все на юг улетели…
– Хорошо, что улетели, – подхватил Антипка, – а то бы несдобровать тебе.
– Да-а… Говорят, что журавли страх как не любят, когда человек их гнездо находит. Налетят, только держись, – крылья у них большие, сильные: до смерти убьют. Так что находка моя, такскать, редкая. Прямо скажу, диковина. Антипке я её подарил, пусть бережёт.
– Можно мне его в руки взять? – робко спросил Серёжа.
– Возьми, – разрешил Антипка.
– Только не урони, – добавил Фимка.
Серёжа вынул яйцо из шкатулки.
– Ой, а лёгкое-то какое!
– Оно пустое: видишь, иголкой с двух сторон проколото. Чтоб не испортилось. Смотри, пятьдесят лет лежит, а какое светлое… Ну, налюбовался? Клади на место.
Серёжа положил яйцо в шкатулку, и Антипка снова убрал её на полку.








