Текст книги "Кольцо с тайной надписью"

Автор книги: Валерия Вербинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 9. Кольцо смерти

– А при чем тут я? – вскинулся Рыжиков. – Да я…

Но, встретив взгляд Ласточкина, вор сгорбился, съежился и сник.

– Лиза, – велел Ласточкин, – запри дверь.

Я исполнила его приказание. Рыжиков с ужасом покосился на меня и сглотнул слюну.

– Откуда кольцо? – спросил Ласточкин мягко.

– Будто не знаете, – обиделся щипач. – Спер я его!

Ласточкин хрустнул пальцами. Тени в его лице стали еще гуще.

– Поподробней, – велел он. – Где спер, у кого?

– В метро, – пробормотал воришка.

– Еще подробней, – велел Ласточкин.

– Ну, – нервно начал Рыжиков, – вы, наверное, знаете… Все метро поделено нашими на участки. На чужой участок залазить нельзя – пальцы сломают. Вот… Я могу стричь только на трех станциях, но мне повезло – на одной из них пересадка на Кольцевую, много народу ходит. И навар, соответственно, больше. Только вот незадача – приходится главным отстегивать. Не то опять же сломают пальцы…

– Дальше, – велел капитан.

– Я раньше никогда не попадался, – внезапно сказал щипач. – До сих пор не пойму, как эта баба меня ущучила.

– Галя бывшая твоя коллега, – отозвался Паша.

Воришка разинул рот.

– Ах вот оно что! А я-то не мог сообразить… – Он засмеялся неожиданно веселым, искренним смехом. – Здорово получается, да? Вор у вора, значит, дубинку украл! Ха-ха-ха!

– Ближе к делу, – сказал Ласточкин, нервно дернув щекой.

– Колечко я снял возле Кольцевой, – решительно сказал щипач. – Но только вот что. Меня прежде не ловили, и я желаю, чтобы оно и впредь так было. Поэтому, если хотите, чтобы я вам все рассказал про того мужика, аннулируйте протокол. И заяву тоже. А ей, толстой, можете сказать что хотите. Вот когда вы у меня на глазах все бумажки порвете, тогда я и расскажу вам все, что знаю.

– Не-а, – сказал Ласточкин, сняв трубку телефона. – Мне проще сдать тебя с потрохами ребятам из Следственного комитета, которые ведут это дело, чем с тобой тут валандаться. Да и час поздний, мы с Лизой свою смену честно отработали, и нам пора по домам. – Он стал накручивать диск. – Вот со следаками и будешь препираться, заодно и условия свои им продиктуешь. – Он потер подбородок. – Кстати, колечко это позволит им крепко взять тебя в оборот. Посадят за соучастие как миленького. Вещдок – великая вещь… Алло! Станислав Сергеевич? Как, он еще не приехал? Ладно. Когда будет, передайте, чтобы позвонил капитану Ласточкину. Тут у меня для него кое-что есть.

Капитан повесил трубку. Лицо Рыжикова пошло пятнами.

– Капитан… Может, не надо этого, а? Может, мы с вами как-нибудь договоримся? У меня мама больная, она не переживет…

Ласточкин зевнул.

– Помнится, – сказал он в пространство, – когда я еще учился, старый генерал Саенко натаскивал нас так: товарищи, говорит, никогда не жалейте воров и убийц, что бы они вам ни плели. Потому что эти люди получают только то, что заслужили. – Он откинулся на спинку стула, сцепив пальцы на затылке. – Ничего. Минут через десять мы перезвоним Стасу. Вот и посмотрим, как ты тогда запоешь. Это тебе не ментам в метро отстегивать, чтобы не ловили… это ребята серьезные, они вообще шуток не понимают…

– Хорошо, – внезапно выдохнул Рыжиков. – Не надо никому звонить, капитан. Я и так могу вам все рассказать. У меня мама инвалид…

– Достал ты меня своими сказочками, – проворчал Ласточкин, морщась. – Короче, Семен. Меня очень интересует это колечко. Где ты его взял, у кого и так далее. Будешь вести себя хорошо, я, так уж и быть, пожалею твою маму и отпущу тебя восвояси. Будешь темнить – пеняй на себя. – Ласточкин поставил локти на стол и соединил кончики пальцев. – Итак?

Рыжиков немного помялся и начал рассказывать.

Он заметил этого человека на станции, с которой можно перейти на Кольцевую линию. Ничего особенного, обыкновенный мужчина лет шестидесяти с совершенно седыми волосами.

– Рост? Какой у него рост примерно?

– Да обыкновенный рост. Не высокий и не низкий.

– Одет во что?

– Честно говоря, я не приглядывался… Одежда как одежда. Брюки вроде черные… Рубашка светлая в мелкую полоску. Да, пиджак еще на нем был.

– Что за пиджак, из какой ткани, какого фасона?

Рыжиков напрягся.

– Погодите-ка… Ткань… ну… обыкновенная, честно говоря… не знаю даже, как она называется… Цвет такой… бутылочно-коричневый, вот! И фасон стандартный…

Телефон на столе капитана ожил и испустил бодрую трель. Ласточкин поднял трубку.

– Капитан Ласточкин у телефона. Что? А, это ты, Стас? Да, я хотел тебе кое-что сказать. Пули, которые из охранника вытащили, они у капитана Колесникова находятся. Так вот, надо бы их сравнить с теми, что угодили в Кликушина. Что-то мне подсказывает, что они могут быть от одного ствола… Что? Я уже упоминал у Тихомирова о баллистической экспертизе? Извини. Совсем заработался… Что? Синеокова? Она рядом. Что ей передать? – Капитан отвел трубку в сторону. – Стас просит тебе привет передать.

– Да ну его, – проворчала я.

– Она тоже тебе привет передает, – бодро отрапортовал Ласточкин в трубку. – Ну, пока. Если что наклюнется новое по делу, не забудь мне сказать. Ладно, отбой…

Капитан повесил трубку и хмуро поглядел на лежащий перед ним лист бумаги, на который он записывал приметы заинтересовавшего его незнакомца. Я слушала, ничего не понимая, но смутно чувствуя, что происходит нечто важное.

– Так, заплаты… Ясно. Кроме коричневого пиджака, во внешности субъекта есть что-нибудь запоминающееся? Типа шрамы там, родинки, очки…

– Во-во, – оживился Рыжиков. – Точно, очки на нем были.

– Что за очки? Давай подробнее.

– Да какие там подробности – солнцезащитные очки, чтобы глаза не слепило. Оправа пластмассовая, насколько помню.

– Какого цвета, не запомнил?

– Ну… Вроде как зеленая. Как бутылочное стекло.

Судя по всему, Рыжиков весь мир рассматривал сквозь призму бутылки. Почти все цвета напоминали ему о бутылочном стекле.

– Так, – протянул капитан. – Ну что ж, это уже кое-что. Где он держал колечко?

– Во внутреннем кармане.

Мой напарник покачал головой.

– И ты туда забрался? Ну и артист!

– Я думал, там у него деньги, – оправдывался воришка. – Знаете, многие люди в метро предпочитают деньги ближе к телу держать. Им и невдомек, что нам что сумка, что внутренний карман – все едино.

Ласточкин, хмурясь, просматривал список примет.

– Среднего роста, седой, на вид лет шестьдесят, коричневый пиджак, очки… Что-нибудь еще вспомнил? Может, он хромал или у него на руке шесть пальцев было?

– Ну вы и загнули, – обиделся воришка. – Да будь у него шесть пальцев, я бы нипочем к нему не подошел!

Да, все-таки верно говорят у нас на Руси: чужая душа – потемки, не стоит туда лезть – заблудишься.

– Значит, он вошел на станции, с которой есть переход на Кольцевую. А вышел где, ты не помнишь?

Рыжиков немного подумал.

– Я же вам сказал, мой участок – всего три станции… Когда я вышел, он остался в вагоне. Вот и все, что я знаю. А так я за ним не следил.

– Ладно, – вздохнул Ласточкин. – Что-то я сегодня добрый. Давай приметы людей, у которых потырил остальное добро. Хотя бы примерно.

Воришка заколебался, но делать было нечего, и он довольно неохотно перечислил, у кого что изъял.

– Значит, так, Семен, – сказал Ласточкин. – На первый раз я тебя отпускаю, потому что ты мне помог, но это не значит, что я забыл, чем ты занимаешься. Мой тебе совет – умерь аппетиты. И оставь свой телефон, ты мне понадобишься для опознания, когда мы того старика прихватим.

– А нельзя ли как-нибудь без этого? – спросил Рыжиков нервно. – Потому что – поймите меня правильно – я не стукач и быть им не хочу.

– Не бойся, – успокоил его Ласточкин. – Опознание будет неофициальное, это я тебе гарантирую. Давай телефон – и домашний, и номер мобильника.

Рыжиков продиктовал, после чего Ласточкин позвонил в адресное бюро и назвал пароль.

– Мне нужно проверить координаты одного человека. Рыжиков Семен Иванович… Живет в Долгопрудном. Что? Да, слушаю. А телефончик какой? Спасибо.

Ласточкин повесил трубку и поднял глаза.

– Все в порядке. Можешь идти. У тебя правда мать инвалид?

– Да, – подтвердил Рыжиков, поднимаясь с места.

– Пожалел бы ты ее, – сказал Ласточкин ему вслед.

Рыжиков пожал плечами.

– А что мне делать? Образования никакого, за честную работу гроши платят. Вот и приходится вертеться. Каждый делает, что может.

– Философ, – буркнул Ласточкин. – Ладно… Синеокова, открой товарищу дверь.

Я отперла замок, и Рыжиков благополучно покинул кабинет. Я поглядела, как он идет по коридору, шаркая ногами, и повернулась к Ласточкину.

– Паша, – начала я, – я надеюсь, что ты знал, что делаешь… Потому что, хоть убей меня, но я ничегошеньки не поняла.

– Иди сюда, – подозвал меня Ласточкин. – Возьми кольцо и погляди в лупу на его внутреннюю сторону.

Я сделала, как он велел. Сначала я ничего не заметила, но стоило мне чуть отвести лупу, и я увидела вязь букв на внутренней стороне кольца. Там красовалась какая-то надпись.

Повозившись с лупой и кольцом, я наконец сумела прочесть надпись. Она гласила:

Ларисе от Германа с любовью

Пока смерть не разлучит нас

И все. Это было все, но я уже начала понимать.

Глава 10. Нить от клубка змей

– Лариса и Герман Востриковы! – вырвалось у меня. – Ну конечно! И та банда похитителей людей, о которой сегодня говорили по радио… Его убили при передаче выкупа, а ее труп обнаружили только недавно. Паша, это то самое кольцо?

– Да. Оно было на ней, когда ее похитили, но на трупе его не оказалось.

– Вот это да! – только и могла сказать я.

– Ты понимаешь, что это такое? – проговорил Ласточкин, блестя глазами. – Это нить, Лиза! Та самая нить, потянув за которую можно распутать весь клубок! – Он забрал у меня кольцо и нетерпеливо мотнул головой. – Запри-ка дверь, чтобы нам не мешали.

– А… – только и смогла сказать я. – Хорошо.

Если вы хотите узнать, какие мысли были у меня в голове в тот момент, когда я запирала дверь, я должна вас разочаровать. Ничего я вам не скажу!

А вообще я, конечно, понимала, что речь пойдет вовсе не о том, что интересовало меня больше всего, а больше всего, как вы уже догадались, меня интересовал сам Паша.

– Какие будут предложения, Елизавета Владимировна? – деловито спросил мой напарник, непосредственный начальник и ангел-хранитель в одном флаконе.

– По кольцу? – на всякий случай уточнила я, потому что в голове у меня были самые разнообразные предложения, которые… Нет, для издания я эти фразы, пожалуй, вычеркну…

– Именно, – ответил Паша на мой вопрос.

Я мгновение подумала.

– Во-первых, известить коллег, которые ведут дело об этой банде, и…

– Не пойдет, – коротко ответил Ласточкин, и его лицо посуровело.

– Но почему? – беспомощно спросила я.

– Потому.

– А если поподробнее? – спросила я, без всякой задней мысли подстраиваясь под его тон.

– Синеокова, – вопросом на вопрос ответил капитан, – ты знаешь, в какое время мы живем?

– Знаю, – отозвалась я. – В двадцать первом веке.

– Мы живем во время, когда все продается и все покупается, – отрезал мой напарник. – Особенно легко продаются и покупаются люди. Ты все еще предлагаешь мне идти куда-то с моей находкой? Отдавать ее кому-то, кому я априори не могу доверять? Потому что – уж извини – из всех людей на свете я согласен доверять только себе и тебе. Больше – никому.

Я приосанилась и подумала, что Паша мыслит чертовски правильно и вообще он молодец. Будь вы на моем месте, вы бы, возможно, решили, что у капитана Ласточкина просто паранойя, а я ему подыгрываю. Но если я попытаюсь в этом скромном романе хотя бы намекнуть, сколько дел в реальности разваливается из-за коррупции в правоохранительной системе, меня в два счета выгонят с работы. Так что Паша был абсолютно прав, что перестраховывался.

– Я все-таки не понимаю, чего ты добиваешься, – пробормотала я. – Мы ведь не сможем действовать в одиночку, без поддержки. Нам придется добывать информацию, и вообще…

Паша решительно мотнул головой.

– Лиза, я проанализировал это дело. Я беседовал с разными людьми, которые им занимались, и вот что я тебе скажу. Все было сделано грамотно, я имею в виду прикрытие и засаду. Но бандиты удрали, хотя на всех дорогах были выставлены вооруженные посты на случай, если бы им все-таки удалось прорваться. О чем это говорит? О том, что у них был информатор в нашей хваленой полицейской системе, и, возможно, даже не один. Это он провел их через все кордоны и помог им замести следы. Поэтому мы будем молчать о нашей находке, как партизаны.

– И что толку? – в сердцах воскликнула я. – Как наше молчание поможет поймать этих мерзавцев, которые убивают людей? Или хотя бы найти того старика, у которого Рыжиков спер кольцо?

Ласточкин откинулся на спинку стула.

– Лиза, ты же прекрасно знаешь, что ты везучая. До того, как ты стала моей напарницей, я намучился с висяками, но как только мы стали работать вместе… Мы раскрываем все дела. Может быть, не по Шерлоку Холмсу, может быть, не слишком логично, но раскрываем. Вместе мы сила. И я предлагаю нам действовать вдвоем, как раньше. Уверяю тебя, мы найдем того, кто нам нужен.

– Но ведь у нас ничего нет, – упорствовала я, – кроме этого описания, которое иначе как расплывчатым не назовешь. Ну, подумаешь, пиджак, очки, седые волосы… И что ты предлагаешь? Ездить по всем линиям метро и искать этого старика?

– Ты забыла о камерах наблюдения, – напомнил Ласточкин. – Рыжиков имел право воровать только на трех станциях одной ветки. Мы запросим записи за сегодня, отсмотрим их, найдем нужного нам гражданина, распечатаем фото и будем искать по всем базам данных, кто этот красавец и что он из себя представляет.

– Но как мы объясним…

– А очень просто: спишем на то, что записи нужны нам по другому делу.

– По делу с попугаем? – мрачно спросила я.

– А хоть бы и так.

– Но нас могут проверить…

– С какой стати? Сейчас запрос видеоматериалов – обычная процедура.

И тут, хоть я очень люблю Пашу… нет, скажем так: я к нему неравнодушна… одним словом, тут я начала закипать.

– То есть ты предлагаешь нам добровольно взвалить на себя еще одно дело – дело, судя по всему, архисложное – просто потому, что вещдок сам взял и упал нам в руки? Паша, у нас убийство Кликушина! У нас убийство Караваевой… а актер, которого замочили утром? Пока нам сказали, чтобы мы не дергались и не совались в это расследование, но что, если завтра все переменится? Если нам скажут: а ну-ка, отставить все и заниматься только Фортунатовым? Нам же весь мозг измельчат в окрошку и вычерпают чайной ложечкой… будут требовать отчета каждую минуту, а в конце концов окажется, что этот актер погиб из-за какой-нибудь сущей ерунды, любовница приревновала его и…

– Нет, – покачал головой Паша, – судя по ссадинам на руках, он дрался вовсе не с женщиной. И можешь не волноваться насчет Фортунатова: я точно знаю, что нас не подпустят к расследованию. Есть и другие любители заработать себе повышение.

– Но Караваева!

– Разберемся.

– А Кликушин? Ведь в его фирме черт знает что творится! Паша, я нутром чую: за один день мы дело не распутаем!

– За один день – нет, но до Страшного суда точно управимся. Лиза, пожалуйста, пойми: нам не на кого рассчитывать, кроме нас самих. Я не могу ни с кем поделиться моей находкой, не потому, что я карьерист и хочу заработать повышение, а просто потому, что нельзя. Если ты категорически против, то, само собой, можешь отказаться, – великодушно прибавил он. – Тогда я просто буду действовать один.

Вот вам пожалуйста. То мы вместе команда на заглядение, а то готов действовать один, и никакой команды больше нет. Тут я, не сдержавшись, ляпнула:

– Паша, я вообще тебе нравлюсь?

Тут же я пожелала провалиться сквозь землю от собственной глупости, но было уже поздно. Кроме того, под ногами у меня все равно была не земля, а порядком обшарпанный казенный линолеум.

– Конечно, нравишься, – немного удивившись моему вопросу, ответил мой напарник. – Ты умная, славная и вообще хорошая девчонка. Я очень рад, что мы с тобой работаем вместе, – заключил он.

Значит, кроме работы, его ничего не интересует. Он вообще не понял, к чему относился мой вопрос. Ему даже в голову не пришло! Тоже мне, сыщик!

– Ну, вместе так вместе, – пробормотала я первое, что пришло в голову.

– То есть ты согласна заняться со мной делом о кольце?

– Властелины колец, – нервно захихикала я. – Да ладно, Паша. Не бери в голову, одним делом меньше, одним больше – какая разница?

– Тут не просто дело, – сквозь зубы промолвил Паша, и его глаза нехорошо блеснули. – Ты же понимаешь, что пока этих гадов не остановят, они так и будут похищать и убивать людей. И хотя остряки в Интернете уже объявили, что о гибели богатеньких нечего печалиться, туда им дорога и прочее, но я, знаешь, не согласен. Покойная Лариса Вострикова много занималась благотворительностью, давала большие деньги хосписам, а ее несчастный муж устраивал праздники для детей из детских домов, платил лучшим артистам, чтобы они там выступали. А всех сытеньких любителей повеселиться и поднять рейтинг за счет чужого горя лично я бы арестовал и отправил на принудительные работы в больницу для детей-инвалидов. Пусть увидят, какая на самом деле бывает жизнь, если смотреть на нее не через экран монитора.

Однако мне не давал покоя другой вопрос.

– Паша, – не удержалась я, – ты и впрямь думаешь, что по этому следу мы сумеем выйти на след банды?

– Скажем так: не исключено, что нам это удастся. Главное, чтобы о расследовании не знал никто из посторонних. Только ты и я, больше никого.

– Но, Паша! Сегодня у нас в производстве еще два дела, а завтра может добавиться еще пять, а послезавтра…

– Вовсе нет. Лето – мертвый сезон. То есть для убийств, я имел в виду. Можешь вставить этот каламбур в свой следующий роман, кстати…

– Паша, ты же знаешь, как это бывает, – сезон не сезон, но без работы мы никогда не сидим. Даже с Караваевой, я чую, хлопот не оберешься. Придется проверять всех ее любовников и подружек, а на это уйдет время.

Ласточкин вздохнул и почесал вихрастую макушку.

– Да, подбросила дама нам дельце, – произнес он без особого энтузиазма в голосе. – И самое скверное, что даже свидетеля надежного нет.

– Как же нет свидетеля? – удивилась я. – А попугай?

– Который улетел?

– Конечно, Паша! С утра мы быстренько объявим его в розыск, дадим наводку всем постам, и вскоре его нам принесут за хвост. Мы с ним побеседуем по душам, и умный Флинт, конечно, нам выдаст, кто так жестоко замочил его хозяйку.

– Синеокова, – вздохнул мой напарник, – по-моему, ты начиталась романов коллег по детективному жанру. Смотри!

– А что такого, – отозвалась я, – попугаи же запоминают речь, и вообще, они очень сообразительные существа.

– Сказала кошка, съев попугая, – поддел меня капитан. – И, конечно, суд без проблем признает такого свидетеля. – Он покачал головой. – Перестань, Лиза. Это все твои фантазии. Ничем нам попугай не поможет, даже если мы разыщем его. Потому что чудес не бывает.

– А найти старичка в очках среди миллионов пассажиров и вычислить, кто он такой, – это, по-твоему, не чудо? – вскинулась я. – Ты меня иногда поражаешь, Паша! Да, в метро полно камер, но качество записи… сам знаешь какое! Нет никакой гарантии, что, даже если мы получим более-менее пристойный кадр, мы сумеем определить, кто именно в этом кадре присутствует…

– Твоя правда, – сокрушенно признался капитан.

– И все-таки, – сказала я, почувствовав, что момент мне благоприятствует, – я не понимаю, почему ты не хочешь поделиться нашей находкой с ребятами. Я не очень люблю Зарубина, но все-таки следователь он хороший, надо отдать ему должное. Да и Антипенко…

Я умолкла, потому что при упоминании Зарубина лицо моего напарника сделалось таким мрачным, что я поняла, что продолжать бесполезно.

– Стасу я категорически ничего не скажу, – проговорил Ласточкин, дернув щекой. – И тебе запрещаю с ним откровенничать. Ясно?

– Но… Но почему, Паша?

Ласточкин поглядел на меня и усмехнулся.

– Потому что это Зарубин отвечал за оцепление, когда пытались захватить банду, – ответил он. – Вот поэтому я ему ничего и не скажу. Кто знает, не стучит ли этот товарищ налево? Есть-пить-то всем хочется.

В первое мгновение мысль о возможном предательстве Зарубина показалась мне нелепой, во второе я уже не была склонна считать ее такой уж невероятной, а в третье на меня снизошло вдохновение, и я вообще и думать забыла о Стасе. Потому что, раз мы будем дополнительно работать с Пашей, это значит, что мы будем больше времени проводить вместе. Что, в свою очередь, значит, что мне удастся научить его правильно расшифровывать вопрос женщины к мужчине, нравится ли она ему.

– Значит, мы займемся этим делом? – спросила я.

– Так точно, Лиза. А пока напишу-ка я бумагу, чтобы служба безопасности метрополитена предоставила нам данные с камер. Без бумаги, сама понимаешь, никто никуда меня не пустит.

– Уже поздно, – напомнила я, поглядев на часы.

– Вот и славно, поезжай домой. – Ласточкин включил компьютер. – Бумагу я предоставлю, а завтра с утреца начнем поиски – и убийцы нашей графини Караваевой, и таинственного старичка, который таскает в кармане снятые с трупов кольца. Ну, и дело Кликушина, само собой.

– «Кто убил графиню Караваеву», – задумчиво проговорила я. – Как тебе такое заглавие для романа? Согласна, оно ужасное, но побуждает взять книгу и узнать, кто такая Караваева, с какой стати она графиня и за что ее убили.

– Мне больше нравится «Охота за попугаем», – ответил Ласточкин, и глаза его блеснули.

– Ты это всерьез?

– Нет, конечно. – Капитан подмигнул мне. – Это кодовое название для того, чем мы на самом деле будем с тобой заниматься. Охота за старичком в очках. – Он посерьезнел. – Помни, Лиза. Никому об этом деле ни слова. Поняла?

– Поняла, – кивнула я. – Только хорошо бы нам и в самом деле отыскать попугая. Вдруг он что-то запомнил?

Ласточкин укоризненно покачал головой.

– Лиза, сколько тебе повторять? Попугай – не свидетель. Это жизнь, а не твой роман. Не трать зря свою фантазию, хорошо?

* * *

Стая голубей, урча, нежилась в лучах вечернего солнышка, когда внезапно откуда-то сверху на них спикировала большая фиолетовая птица, оглушительно хлопая крыльями.

Испуганные голуби с воплями протеста шарахнулись в разные стороны. Попугай презрительно покосился на них и отвернулся. Они были сизые, глупые и уродливые. По правде говоря, он бы и не подлетел к ним, если бы ему так не хотелось есть. Голуби что-то клевали, и он захотел тоже попробовать, что это такое. Но кусочки мякиша, которые им пару минут назад бросила сердобольная старушка, оказались слишком малы, и вдобавок попугаю с его тяжелым клювом никак не удавалось подхватить их с асфальта. Голуби, возмущенные, что чужак влез в их кормушку, снова сбились в кучу и на своем голубином языке обсуждали странного пришельца.

«Посмотрите, какие у него перья! Вот умора!»

«А клюв-то, клюв! Кошмарр! Кошмарр!»

«А его ноги! Какие ужасные когти! Фи, как неэстетично!»

«Какая чудовищная птица! У него и зоба-то приличного нет!»

«Меррзавец! Меррзавец! Он клюет наши крошки!»

«Пошел вон! Не смей трогать, это наше!»

«И откуда он вообще взялся?»

«Хорошо бы его сцапала кошка!»

Попугай стукнул пару раз клювом об асфальт, но крошки оказались для него недосягаемы. Поняв, что наесться тут ему не удастся, он вздохнул и взлетел в небо.

«Ага, – заверещали голуби, – ага! Испугался, голубчик! Вот и катись себе восвояси! Повадились тут всякие, уткина мать, покоя нет никакого честным птицам!»

И, налетев на крошки, голуби вновь принялись жадно их клевать. Они давились и толкали друг друга, а их маленькие желтые глазки горели злобной завистью.