Текст книги "Ниалл. Возвращение Повелителя Света (СИ)"
Автор книги: Валерия Катина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
– Конечно, мой Повелитель. Девчонка мне в этом поможет.
– Нет, Лино, на этот раз ты должен доказать мне, что можешь справиться сам. А девчонку доставишь мне, послужит рычагом давления на нашего любимого Ниалла, если вдруг ты не сможешь найти кристалл.
– Не думаю, что Бог Света пойдет на такие жертвы ради смертной.
– Поверь мне, Лино, ради смазливой мордашки мужчины способны пожертвовать всем, даже собственной жизнью.
Хонг опустил ладонь и откинулся на спинку дивана, в блаженстве прикрывая веки. Ему оставался всего шаг до начала правления миром и Лино поможет сделать завершающий штрих на пейзаже, написанным кровью, где холстом послужит мертвое тело Ниалла, а красками – кровь Бога Тьмы. Селену же Хонг хотел оставить как божественную наложницу. Он улыбнулся собственным мыслям, впиваясь в сочные губы женщины. Впереди его ждет бессмертие.
Ниалл в блаженстве прикрыл глаза и из груди вырвался непроизвольный стон, когда молодая девушка губами целовала его живот, едва переходя грань. Ниалл схватил ее за волосы, собранные в хвост и повел ниже. Не успел. Дверь с грохотом отворилась, ударяясь о стену, и он, распахнув мутные от удовольствия глаза, застыл с накрученными в кулак русыми волосами. Он резко отпихнул девушку и сел, не зная куда смотреть. Ниалл вдруг испытал укол вины, что подобно яду, бурным потоком тек по его венам и достиг сердца, где одна острая капля превратилась в крошку льда и застыла. Персефона резко выдохнула, на кристально голубые глаза навернулись горькие слезы. Она дрожащей рукой схватилась за ручку двери и вышла, громко хлопнув за собой. В душе Ниалла что-то оборвалось. Такая несвойственная ему эмоция – чувство вины вдруг туманом встала перед глазами, как и наполненные слезами глаза его Персефоны. А еще вдруг появилось отвращение к самому себе. Он говорил ей: «Я не стану хранить верность одной женщине, особенно прислуживающей моему брату», но она упрямо захотела стать частью его холодного мира. Стать очередной снежинкой – яркой и серебристой в его Снежном королевстве. Похоже, она считала, будто Ниалл изменится. Но он доказал ей, что способен только причинять боль, и теперь она к нему больше не прикоснется. Мысль об этом стеной взметнувшегося вверх огня жгла его душу, превращала ее в Хаосов пепел, выжигала, только-только поселившееся имя Персефоны.
Ниалл выскочил следом, даже не стал надевать рубашку. При виде затравленного лица, с которого он прочитал разочарование, возбуждение как рекой унесло, а с лица соскочила эта глупая улыбка. Надо было закрыть дверь, тогда бы…А что бы тогда? Ниалл как ни в чем не бывало явился бы под окна ее покоев во дворце брата, пел глупые серенады и по тряпкам, что она бы скинула вниз, забрался бы внутрь? Мысль, точно молоток по наковальне, стучала в его висках всего одной фразой: «Она не простит». Ниалл догнал ее у выхода из дворца, схватил за ладонь, развернул к себе. Слезы Персефоны высохли, лишь в небесных радужках горело разочарование. Он смотрел на нее и не знал что сказать. Оправдаться? Глупо! Повелитель Света будет оправдываться перед смертной? Поэтому Ниалл решил быть жестоким, прикрывая своим ядом совсем другое чувство.
– Тебя стучать не учили? – раздраженно выпалил он.
Персефона медленно отстранилась, скидывая пальцы со своих плеч, которые крепко стиснули их. Она подняла глаза и глухо сказала:
– Прости, я больше так не буду.
Фраза прозвучала по-детски. Но Ниалл вдруг вздрогнул. Ее безразличные слова сорвались со сладких пепельных губ и ударили его по лицу. Он еще больше раздражился. Безразличие пугало. Еще минуту назад она едва удерживала слезы, сейчас же от них не осталось и следа.
– Что ты хотела? – лазурные глаза блеснули, челюсть сжалась до скрипа.
Персефона отступила на шаг назад и покачала головой.
– Мне пора.
Она отвернулась. Ниалл застыл, точно его полная копия, вылепленная на белоснежной колонне. И когда девушка схватилась за ручку, собираясь уйти вот так и не попрощаться, Повелитель схватил ее за плечо, развернул к себе, игнорируя испуганный писк, и прижал к стене, нависая над ней раздраженной тенью.
– Ты думала, я буду верен тебе одной? Глупой маленькой смертной? Отродью Хаоса? – каждое слово, что ядовитыми плевками срывалось с его языка, вгоняло в грудь девушки огромный кол. Он блуждал по ее бледному лицу сверкающими лазурными глазами, а потом вдруг рыкнул и впился в губы властным, жестким, лишенным какой – либо нежности, поцелуем. Таким, что разум отказывался работать, заполнился дымкой морского аромата, исходившего от кожи Повелителя Света, а внизу живота скрутился клубок возбуждения. Персефона разомкнула губы, зарылась пальцами в платиновый шелк его волос и потихоньку сходила с ума. Разве можно любить боль, наслаждаться грубостью? Быть может, она действительно сумасшедшая, маленькая, глупая смертная, возомнившая, будто Бог будет любить ее одну? Как можно, ведь у него впереди – вечность, а она для него – лишь краткий миг удовольствия. Не в силах больше выдержать этой пытки, она отвернулась, горячие припухлые губы Ниалла скользнули по ее щеке, спустились на шею. Ей захотелось плакать. До боли прикусив губу, отрезвляющая капля крови выступила на ней, и Ниалл, который все понял, вдруг резко отстранился и прорычал:
– Я погублю тебя, Персефона!
Если заменить третью букву на «л», девушка была бы самой счастливой. Она оттолкнулась от стены, провела пальцем по губам, стирая капельку крови, не решаясь посмотреть в глаза жестокому Богу Света. Если бы ей сказали: ты будешь бесконечно сходить с ума от боли, что станет причинять мужчина, она рассмеялась бы этому человеку в лицо. И она себя ненавидела! Покорно принимала все его пороки, терпела грубость, плавилась в жестких руках как сыр на костре. Другого мужчину она уже давно послала бы к Хаосу! Но не его. Его имя на кончике ее языка всегда превращалось в отравляющий яд. И когда оно впервые сорвалось с ее губ, то навеки отравило ее смертное тело, вызывая в душе целый пожар.
– Я тоже погублю тебя, Ниалл, – сказала Персефона.
Бог рассмеялся ей в лицо. Всегда смеялся. Только отчего-то веселости в этом стальном голосе не было. Только удушающая печаль. Он покачал головой, вскинул руку, коснувшись пальцами кожи на щеке и едва не мурлыкнул от удовольствия. С того самого момента, как она появилась в его жизни, ему захотелось коснуться этой кожи. Она манила его, заставляла переезжать собственные принципы, точно нож по сердцу. Если бы у нее были другие силы, проблем бы таких не было. Но она пахла пеплом. Дешевые игры судьбы!
– Если ты думаешь, что меня задело то, чем ты там занимался, ты ошибаешься, – вдруг сказала Персефона. Ниалл посмотрел ей в глаза, наклонился к губам, обдавая жаром своего дыхания и выдохнул:
– Лгунья! – голова вновь закружилась, а рассудок рассеял всякие мысли. Ноги подкосились, и если бы не рука, что держала ее за подбородок, Персефона рухнула бы на колени прямо у ног Повелителя Света. Она пожала плечами, мол, думай как хочешь и ответила так, что у Ниалла вдруг похолодело в груди:
– Не обязательно же хранить верность, если мы всего лишь любовники, верно?
Она усмехнулась, наслаждаясь изумлением на его лице, потемневшими лазурными глазами и пальцами, что с силой стиснули ее подбородок.
– Если ты хочешь спать со мной, у тебя никого больше быть не должно. Это правило, – зло улыбнулся Ниалл.
– К Хаосу правила!
Ниалл выпрямился, сжав руки в кулаки.
– Тогда я не буду спать с тобой, – резюмировал он.
Персефона повела плечиком, разворачиваясь к двери, но прежде чем уйти, обронила:
– Как хочешь.
Ниалл не видел как на ее лице застыла улыбка превосходства. Он стиснул зубы от досады и ударил рукой по стене. От движения его ладони легкий ветерок ударил в лицо черничным ароматом его Персефоны. Он не знал были ли это духи, или шампунь, но спелый ягодный запах скручивал его сердце в тугой узел. Взяв себя в руки, и выровняв частое от злости дыхание, Ниалл ушел. В этот день к наложнице он больше не возвращался.
Ниалл смотрел на Персефону, не отрывая холодных лазурных глаз. Она лучисто улыбалась, положив свои руки, обрамленные прозрачными голубыми перчатками на плечи парня. Он краснел и пытался спрятать глупую улыбку за копной русых кудрявых волос, что пушистыми змейками спускались по его лицу, касаясь нежно кожи на шее. Играла скрипка. Ее Романтичные трели утаскивали за собой в пучину нежности. Персефона рассмеялась. Ее лицо озарилось светом, а голова запрокинулась назад, открывая прекрасный вид ее глубоко декольте. Ниалл сжал руки в кулаки, еле сдерживая себя. Мстительная девчонка! Его тело начало светиться, ослепляя Селену.
– Ниалл! – поморщилась сестра. – Что с тобой?
Бог не ответил. Адриан проследил за его взглядом и усмехнулся:
– А он, похоже, ревнует.
– Что ты мелешь? – рыкнул Ниалл, смерив брата потемневшим яростным взглядом.
– Тогда убери свой Свет, пока гости не ослепли!
Ниалл попытался выровнять дыхание, сконцентрировать свое внимание на чем-то другом. Он скользнул взглядом по тоненькой фигурке Дафны, но, поймав укоризненный взгляд брата, вздохнул, переводя внимание на гостей. Только перед глазами как на зло встала картинка: пухлые губы цвета пепельной розы сливаются в сочном поцелуе с русоволосым парнем.
– Проклятье! – выругался вслух Ниалл и посмотрел в сторону Персефоны.
Девушка улыбалась. Ей, пожалуй, можно залюбоваться, потонуть в ледяном озере бесконечных глаз, потерять рассудок от черничного аромата фарфоровой кожи и писать ее портреты, чтобы успеть запечатлеть на холст красоту смертной девчонки. Рука парня, лежащая неподвижно, вдруг поднялась вверх, погладила открытую спину, пропустила сквозь пальцы шелковистую прядь, а затем…Ниалл вскочил с трона, словно ошпаренный. Все его самообладание раскололось на части, Свет охватил фигуру, и точно ошалелый ветер, понес его вниз. Бог сбежал по ступенькам, в два шага настиг ничего не замечающую пару, грубо схватил Персефону за руку и потащил за собой. Девушка едва поспевала за ним, а парень растерянно смотрел вслед уходящей девушки. Он понимал, где Повелитель, а где он. Персефона никогда его не выберет. Она слишком самовлюбленная. Ниалл затащил девушку в пустую комнату, прижал ее к двери, защелкнув замок, и положил свои ладони по обе стороны от ее головы.
– Ты что творишь? – прошипел он.
– А ты? – задохнувшись от возмущения, выпалила девушка.
– Не смей играть со мной! Что у тебя с ним?
Персефона растерялась, опустила глаза цвета льдины в пол, но Ниалл схватил ее за подбородок, заставляя смотреть в его потемневший взор.
– Какое тебе дело? – раздраженно спросила она и скинула ладонь Ниалла, а затем проскользнула под его рукой и собиралась сбежать, но он не дал уйти. Прижал к двери руку, а второй обнял Персефону за талию. Она замерла. Сердце стучало в груди точно табун лошадей, от прикосновения горячей даже сквозь рубашку груди Повелителя, спина девушки покрылась мурашками. Ниалл наклонился, пощекотал ее кожу платиновыми локонами, обдал ухо жаром своего дыхания и прорычал:
– Отвечай!
Персефона отклонилась, прижимаясь ближе к груди Бога и ответила:
– Не твое дело.
– Ошибаешься. Я Повелитель Света, и если я задаю вопрос, ты обязана отвечать.
Ниалл откинул волосы Персефоны за плечо, открывая его взгляду сияющую в свете луны фарфоровую кожу. Голубые лучи шара, качающегося на звездном небе, разрезали этот полумрак и охватывали две фигуры, заключая их в свои объятия. Бог втянул носом воздух. Аромат черники, такой манящий, заставил его отключить собственный разум и прикоснуться к шее Персефоны. Он провел губами от плеча до ее уха, оставляя за собой дорожки, бьющие тело током. Девушка в блаженстве прикрыла глаза. Ниалл провел языком по сладкой коже, едва не замурлыкав как кот, от удовольствия. Дыхание Персефоны стало частым и рваным, руки с силой сжали ручку двери. Она едва сдерживалась, чтобы не обернуться и не впиться в губы Повелителя страстным, сносящим крышу, поцелуем. Таким, чтобы ноги начали дрожать, а перед глазами вспыхнули искры.
– Маленькая смертная малышка, отвечай на вопрос, – мурлыкнул Бог и рука его на талии напряглась, большой палец поглаживал ткань на животе и это место горело, точно подожженное ярким пламенем.
– Не скажу, – упрямо заявила она.
Ниалл улыбнулся. Персефона почувствовала его улыбку, которая не предвещала абсолютно ничего хорошего. Рука на талии бесстыдно поднялась выше, сжала грудь, не переходя грань между болью и удовольствием. У Персефоны перехватило дыхание. Она жадно задышала, опустила глаза, наблюдая как приходят в движение пальцы Повелителя, поглаживающие ее сосок.
– Остановись! – хрипло попросила Персефона.
– Остановиться? – усмехнулся Ниалл и прикусил нежную кожу на шее. – О нет, моя малышка, пока я не услышу ответ, я ни за что не остановлюсь.
Его бархатный голос заставлял девушку потихоньку сходить с ума. Мысли плавились, точно масло на раскаленной сковороде, разум пытался остановить Ниалла, а тело податливо подставляло себя под ласки. Удерживая девушку за талию, Бог решил перейти к решительным действиям. Второй рукой, горячей и большой, он провел по бедру Персефоны, бесстыдно поднял пышный подол, и коснулся пальцами влажной девушки. Она вскрикнула, когда рука скользнула под белье и нежно касалась ее. Персефону трясло, захотелось податься назад, заставить ладонь быть грубее, взять ее прямо сейчас. Только Ниалл, такой жесткий и холодный, своей нежностью заставлял тело плавиться, превращаться в раскаленный, наполненный рыжим огнем, шар, который был уже на грани, чтобы взорваться яркой вспышкой. Ниалл остановился, осыпал поцелуями шею Персефоны и повторил вопрос:
– Что у тебя с этим мальчишкой, Персефона?
– Пожалуйста, – всхлипнула она, заерзав на месте.
– Сначала ответь.
– Ничего! Он таскается за мной! – выкрикнула она. – Пожалуйста, не останавливайся!
Ниалл хотел этого до безумия. Девушка вызывала в нем яркие, доселе позабытые чувства страсти. Его мозг, всегда холодный и рассудительный, сгорел под черничным запахом фарфоровой кожи. Проклятье! Как же сложно отступиться от собственных принципов. То ли алкоголь в крови, то ли манящий аромат и сладкая кожа, но Ниалл сказал:
– Если я продолжу, у тебя теперь может быть только один любовник, Персефона, и это я. Мне продолжать?
Рука Ниалла вновь отодвинула белоснежное, насквозь промокшее белье, и скользнула внутрь, заставив Персефону вскрикнуть и запрокинуть в блаженстве голову, прижимаясь бедрами к Ниаллу. Его желание – твердое и горячее, опаляло ее кожу. Захотелось его всего. И прямо сейчас.
– Продолжай! – рыкнула она. – Только если сам готов хранить мне верность. Я на меньшее больше не согласна!
Ниалл засмеялся, вибрация из груди передалась на тело Персефоны, а пальцы заскользили глубже, быстрее, рывками. Она вцепилась в его руку, заставляя увеличить темп.
– Так вот ты какая, Персефона! – хрипло воскликнул Ниалл. Он повернул ее голову и впился в сладкие дымные губы жестким и властным поцелуем. Поцелуем, который ставил на нее свои права. Клеймил, сминая губы, сплетая горячие языки. Она застонала, а затем ее тело содрогнулось и она обмякла в руках Повелителя, тяжело дыша. Он поправил подол Персефоны, оставил на лбу поцелуй, а затем повернул замок и собирался уйти.
– Ты куда? – удивилась девушка.
– Тебе было мало, дорогая? В следующий раз продолжим. – Он усмехнулся, сверкнув лазурными глазами, облизнул губы и вышел, прикрывая за собой дверь. Персефона от досады сжала руки в кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Проклятый Повелитель! Поиграл и оставил. Ну ничего, она тоже умеет играть по таким правилам.
Глава 17. Лазурные осколки разбитого сердца
В комнате, залитой багровым светом восходящего солнца, было душно. Свежий летний ветерок дул из приоткрытого окна, приятно обволакивал тело и холодил разгоряченную кожу двух влюбленных. Персефона лежала на смятой простыни, прикрыв в блаженстве глаза. Ниалл, лежащий рядом, нежно проводил алым бутоном пышной розы по красивым изгибам талии, по округлой груди, по румяным щекам. Он улыбался, щуря светящиеся лазурные глаза. Сердце, что еще недавно покоилась под толстой коркой льда, вдруг оттаяло из векового заледенения, забилось чаще, вспыхнуло синим пламенем и ни на минуту не хотело потухать. Ниалл переехал собственные принципы, покорно смирился с судьбой, принимая Персефону целиком. Она же приняла его грубость, терпела пороки, доказала, что это не просто прихоть и желание быть в постели Бога Света. Это нечто большее, заставляющее нас отключить рассудок, поддаться порыву сердца. Это то, что называется «влюбленность».
Девушка перевернулась на бок и распахнула ледяные глаза. Ладонь взметнулась вверх, пальцы перебрали лежащие платиновые прядки, что сейчас накрывали нагую спину, усеянную шрамами. Ниалл придвинулся ближе, коснувшись носом шеи. Сейчас он хотел, чтобы эти минуты превратились в вечность. В ее объятиях было тепло и спокойно, и не хотелось покидать ее ни на минуту. После бала у брата они, наконец, поставили точку в своих отношениях, определяясь с ролью в жизни друг друга. Ниалл распустил наложниц, представив Персефону двору. Она все чаще пропадала в его замке, а к Адриану возвращалась затемно, только забирала чистые вещи, навещала Дафну и возвращалась назад. Селена сияла ярче алмазов, когда видела глаза брата, любовно смотрящие на Персефону, ее ласковую улыбку, подаренную только ему. Адриан же фыркал, все еще не веря в чувства, особенно со стороны Ниалла.
– Я просила Повелителя забрать мой Хаос.
– И что же Повелитель? – спросил Ниалл, оставляя на шее Персефоны невесомые поцелуи, напоминающие ей касания крыльев бабочки.
– Не позволил. Сказал, не верит в истинность наших чувств.
Ниалл улыбнулся сквозь поцелуй, дыхание Персефоны участилось, голова в блаженстве запрокинулась назад.
– Я думаю, он хочет, чтобы ты сам попросил его об этом.
Ниалл застыл, челюсть крепче сжалась, роза выпала из ладони и мягко скользнула с шелковой простыни. Бог отвернулся, накидывая на плечи рубашку. Персефона схватила его за ладонь, заглядывая в глаза, и спросила:
– Что вы не поделили?
– Тебя это не касается, – холодно констатировал Повелитель. Он прикусил язык, вздохнул, проводя ладонью по волосам. Он не хотел вновь ее ранить грубыми словами, но Персефона перешла черту, и так зашла глубоко в его душу, цепляясь за нее черничными путами. Бог облизнул губы и, поддавшись порыву, прижал девушку к себе.
– В погоне за властью ты рискуешь потерять свой главный бриллиант, – с тоской сказала Персефона.
Ниалл наклонился к ее уху, коснулся его губами и прошептал:
– Самоуверенно считать себя моим бриллиантом.
Девушка смежила веки и ответила:
– Я говорила не о себе.
Ниалл отстранился, стало холоднее. Он пробежался пальцами по позвоночнику Персефоны, остановив свою ладонь на ее шее, точно говоря: «мне достаточно сомкнуть пальцы и я переломлю тебя точно тростинку». Но он касался ее едва-едва, будто боялся это делать, но каждое его прикосновение зажигало под ее кожей целый океан.
– О ком же ты тогда, мой птенчик?
Девушка откинулась назад, прижимаясь грудью к Ниаллу, и ответила:
– Я о твоем брате.
Ниалл застыл и отстранился.
– Ты ничего не знаешь! – холодно воскликнул он, подошел к столу, плеснул себе виски и залпом осушил стакан. Малиновый свет солнца охватывал его крепкую фигуру, выделяя рельефные мышцы и белесые шрамы.
– Так расскажи мне. – Персефона натянула платье на голое тело и села на диван с ногами, ровно как Ленар, который всегда так делал, когда оказывался в кабинете Повелителя. Ленар…как же сильно не хватает лучшего друга! – Что вы не поделили с братом? Откуда на твоей спине шрамы? О чем ты мечтаешь?
– Зачем тебе это знать, Персефона? – раздраженно спросил Ниалл. Он уперся ладонями в стол и опустил голову. Платиновые локоны пощекотали лицо, пряди закрыли глаза. Он продолжил: —Чтобы была возможность манипулировать мной, когда я в очередной раз разобью твое сердце?
Персефона вскинула брови, покачала головой, а затем вскочила с дивана, подхватила свой рюкзак и сказала:
– Я хочу узнать тебя целиком, Ниалл.
– Боюсь, ты будешь сильно разочарована, – зло улыбнулся он.
Персефона подошла к двери, собираясь уйти, но обернулась. Ниалл дернулся, вскидывая ладонь, будто собирался остановить ее, но в последний момент передумал. Рука безвольно упала вдоль тела, а глаза вспыхнули подобно солнцу, что встало из-за горизонта.
– Это мне решать: разочаровываться в вас, Повелитель, или нет. Только, когда в следующий раз захочешь задать мне вопрос, сначала ответь на два моих. Перестань отталкивать людей, которые любят тебя, – и она вышла из спальни Повелителя Света, так и не давая ему сказать и слова.
Он смотрел на дверь, и в голове его точно рой жужжащих пчел, гудели ее слова. Он постоянно отталкивает ее, будто уверен, что девушка никуда не денется. Но она ведь дорога ему? Или это просто мимолетная страсть, что ослепила душу жестокого Повелителя Света?
Ниалл весь день рассеянно водил глазами по бумагам, что приносили слуги, плохо тренировался с солдатами, был слишком молчаливым. Сейчас он сидел на троне в небесно-голубом платье с серебристыми ромбиками на манжетах. Хочешь узнать настроение Повелителя? Посмотри во что он сегодня одет. Отныне гардероб Бога составляли рубашки всяких цветов, брюки и грубые ботинки. Платье он надевал только тогда, когда душе Повелителя требовалась помощь. Персефона заставила его подумать над ее словами, решать какое место она все же занимает в его сердце. Влюблен ли он? Похоже на то. Хочет ли открыть ей душу? Несомненно. В очередной раз вздохнув, Ниалл решительно вскочил с трона и собирался коснуться нити Света и переместиться в замок брата, но тяжелая дверь тронного зала распахнулась. Светлые брови взметнулись вверх, пушистые ресницы дрогнули, лазурный взгляд вспыхнул, а губы растянулись в приветливой улыбке. Ленар прошел вперед, поклонился, а затем поднялся по лестнице и стиснул друга в объятиях. Ниалл воскликнул:
– Не поверишь, но я по тебе скучал!
Ленар рассмеялся, похлопал друга по спине, отвечая:
– Я тоже, Ниалл. Я тоже.
Позже, сидя в кабинете Повелителя Света, Ленар забрался на диван с ногами и медленно потягивал из бокала вино. Ниалл же, нахмурившись, распахнул окно, впуская в кабинет вечернюю прохладу. Ленар нашел способ снять с Хонга отметину на лбу, тем самым разрывая связь с Селеной, вот только он отнюдь не нравился Ниаллу. Бог уперся ладонями в подоконник, опуская голову вниз, и спросил:
– Это точно сработает? И другого способа нет?
– Увы, – вздохнул Ленар. – А иначе, Ниалл, она погибнет, ведь с этим Хаосовым мальчишкой может случиться все что угодно.
– В моей камере? Что с ним может случиться? – фыркнул Ниалл.
Ленар пожал плечами и наполнил опустевший бокал. Доносившийся из открытого окна радостный смех, заставил Ленара застыть с поднесенным к губам вином. Когда он услышал голос, сердце мужчины ухнулся вниз с высоты птичьего полета и разбилось на миллионы кровавых осколков. Ленар подскочил с места, чуть не сбивая Ниалла с ног и свесил голову вниз. Дыхание перехватило, в горле вмиг пересохло. Он облизнул сухие губы и шумно втянул носом воздух. На улице, держась за руки и смеясь, гуляли Селена и Татум. Его Селена! Запрокинув голову, она смеялась, а он прижимал ее к своей груди и целовал в русую макушку. Татум поднял карие глаза и улыбка соскочила с красивого лица. Он заметил Ленара и в душе взметнулась ревность. Госпоже не стоит его видеть. Почему он вообще появляется в ее жизни, когда сам оставил ее в прошлом году? Для чего? Чтобы сделать больнее? Татум не позволит причинить боль его женщине. Она только-только начала ему доверять, открылась и согласилась, хоть и не на полноценные отношения, но хотя бы на небольшое послабление. Остановившись, он схватил Богиню ладонями за лицо и впился в губы страстным поцелуем. Костяшки пальцев Ленара побелели, так сильно он вцепился ими в подоконник. Тело засветилось, дерево под пальцами хрустнуло и по нему пошли крупные трещины. Ниалл удивленно смотрел вниз на сестру и его почему-то обуревала ярость. Он представил, как Персефона, устав от бесконечного ожидания и грубости, отпустит Ниалла и забудется в чужих объятиях, ни разу не вспомнив о нем.
– Не совершай моих ошибок, Лин. Не уступай ее никому, иначе однажды ты проснешься, в твоей душе зияет огромная рана, а на сердце выжжено ее имя, только быть с ней ты больше никогда не сможешь.
– Почему ты просто не запретишь им? – горько прошептал Ленар.
– Потому что я люблю ее и желаю ей только счастья.
От слов Повелителя Ленар вздрогнул. Любовь…Ниалл говорит о любви? Изумрудные глаза забегали по алебастровому лицу, ища намек на веселье, но его нет. Ниалл говорил совершенно серьезно. Сглотнув, Ленар выбежал из кабинета друга, бегом спустился по лестнице и, распахнув двери, выбежал на улицу. Полил дождь. Ледяным порывом он смывал с душ всех присутствующих грязь, капая на землю хрустальной крошкой. Селена застыла, на глаза навернулись слезы. Татум вышел вперед, преграждая путь, но на пальцах Ленара уже вспыхнула магия.
– Как ты посмел явиться сюда? – рыкнул Татум.
Ниалл присел на подоконник, смотря на разворачивающуюся картину, и улыбнулся. Друг даже слушать не стал. Сглотнув, он сделал два шага вперед, останавливаясь, смотря, последует ли за ним Селена. Она, выглянув из-за спины Татума, сделала шаг и, не стараясь удержать слезы, всхлипнула:
– Как ты мог бросить меня и явиться сейчас как ни в чем не бывало?
– Прости меня! – выдохнул Ленар. Он сорвался на бег, заключая Селену в объятия. Она рыдала в его плечо, била кулаками в грудь, сильнее жалась к мужчине, зарываясь носом в русые кудри, пахнущие мускусом и орхидеями. Она всхлипывала, плечи подрагивали в немом рыдании, а Ленар, не боясь ни дождя, ни грязи, сидел на залитой земле и гладил Госпожу Порядка по спине, шептал слова любви, бесконечно извинялся, а потом отодвинул ее от себя, обхватил ладонью лицо и впился в губы поцелуем.
– Я больше не оставлю тебя, – прошептал Ленар. – Я люблю тебя.
Ниалл осушил залпом вино. Так просто друг говорил всего три слова, способное возвысить тебя до небес или разрушить чью-то жизнь. Но почему же для Ниалла так тяжело их произнести? Он говорил о любви всем: прикосновениями, поцелуями, цветами, подарками, но словами – почти никогда. Татум стоял, дрожа то ли от холода, то ли от боли. Стоило появиться Ленару, и Селена о нем позабыла, словно его никогда и не существовало. Когда собирается из осколков чье-то сердце, другое же разбивается на куски. Круговорот разбитых сердец, готовых склеить себя сами, или прибегнуть к помощи. Он был для Селены лишь утешением. Способом забыть русоволосого красавца. Всего лишь временный вариант. Дождь все лил с небес, а двое сидели на грязной земле и не могли надышаться друг другом. Татум коснулся нити Хаоса и исчез, только платок, однажды подаренный Госпоже, остался валяться на размытой дождем дороге.
Персефона сидела на подоконнике в спальне и тоскливо провожала взглядом седые капли дождя. Было уже за полночь, а Ниалл так и не пришел. Она весь день слонялась по комнате, помогла Дафне сделать прическу, поужинала в тронном зале вместе со слугами и Повелителем, погуляла по саду ирисов, даже взяла из библиотеки Бога книгу о магии Хаоса. Только взгляд ледяных глаз смотрел сквозь буквы, рассеянно блуждал между строчек, и то и дело подкидывал ей воспоминания красивого алебастрового лица, шелка платиновых волос, и вкуса сладких губ. Она думала, он последует за ней, раскроет душу, но он не последовал. Сначала девушка разозлилась. Обида в душе вспыхнула подобно спичке, а потом огонь потух, стоило сесть и подумать. Ниалл и так сделал шаг, переехал собственные принципы, чтобы позволить девушке остаться рядом, быть его женщиной, распустить остальных наложниц. Для него пока было трудно открыться, а она сглупила и надавила. Закусив кончик большого пальца правой руки, Персефона тяжело вздохнула. Она захлопнула книгу и откинула ее от себя. Вдруг Ниалл еще не спит и она сможет извиниться за свой глупый порыв влезть в его душу? Она вытянула вперед руку и собиралась коснуться нити Хаоса, но дверь спальни неожиданно распахнулась и на пороге появился Ниалл. В распахнутой на груди белоснежной рубашке и песочного цвета брюках-карго, он выглядел великолепно. Волосы он забрал в высокий хвост, а одну прядь затянул в тугую косу и повесил на нее золотые кольца. Правая ладонь была заведена за спину, губы растянулись в улыбке. «Не злится!» – промелькнуло в голове. Спрыгнув с подоконника, Персефона с размаху влетела в крепкую грудь и, поднявшись на носочки, нежно коснулась губ. Отстранившись, они оба сказали:
– Прости меня!
Персефона рассмеялась и, скромно потупив глаза, закусила губу. Такая нежная и маленькая, что у Ниалла защемило сердце. Он думал, она снова будет показывать свой гордый характер, отвернется, сделает вид, что его не существует, но он оказался не прав. В груди стало теплее от ласковой улыбки и блестящего ледяного взгляда. Бог вытянул вперед руку, протягивая Персефоне небольшой синий сверток. Она стянула шелковую ленту, сняла бархатную тряпку и ахнула от увиденного. На холсте хаотичными мазками вырисовывалось фарфоровое личико с сияющими голубыми глазами, припухлые от жарких поцелуев губы, красивые изгибы нагого тела, а на животе разбросаны бархатные лепестки алой розы. Из распахнутого окна струился малиновый свет, охватывающий фигуру подобно огню.
– Ниалл, – начала было Персефона, но Бог приложил палец к ее губам.
– Мои шрамы – результат неправильных действий. Мать всего сущего наказала меня за проступок, отобрала магию и поместила в клетку, где единственное, что я чувствовал – боль. Она была бесконечная, отравляющая. Я проваливался в беспамятство, просыпался только тогда, когда на мое тело обрушивались сотни ударов молнии. Наказания Царицы оставляют шрамы, цветочек, и они не заживают никогда. – Ниалл горько улыбнулся, а девушка уткнулась носом в его грудь и прошептала:
– Прости, что заставила тебя вспомнить. Я не подумала.
– Да, думать иногда полезно, – усмехнулся Ниалл, за что получил легкий толчок под ребра. – Пойдем ко мне?
Персефона отвела глаза и покачала головой:
– Рано утром мне нужно сделать Дафне макияж и прическу.
– И что же?
– Я могу прийти утром. Если хочешь.
Бог улыбнулся, вздохнув. Они не вылезали из постели несколько недель. Все никак не могли насытиться друг другом. Нужно сделать паузу, Персефона права. Притянув девушку к себе, Бог поцеловал ее в макушку и сказал:
– Я буду занят весь день, но я что-нибудь придумаю. Сладких снов, Персефона.
