Текст книги "На плахе Таганки"
Автор книги: Валерий Золотухин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 41 страниц)
27 мая 1995 г. Суббота
Слава Богу – я один. Я привык жить один. «Взрослые олени проводят свою жизнь в одиночестве».
И вот на фоне того, что я долго рассказывал... Смоктуновский мне доказывал: «В театре у вас есть гениальный артист – Трофимов Саша!» И. М. провожал его до дому после «Мастера». На этом фоне коллеги – действующие лица ему не дают играть Ясона, он практически отстранен от роли, он как бы не достоин представлять «Таганку» в этой роли, которая, как ему казалось, да и всем, – у него в кармане, сделана... Он своим темпераментом, своими показами, своей актерской смелостью проторил дорогу в роли и шефу, и Беляеву. В этом мое глубокое убеждение.
«И понимание того, что...» Мне всегда недоставало чего-то чуть-чуть до достижения в актерстве высочайшей планки, другого счета. В одной роли мне недоставало речевой техники, как у Филатова, для другой я, оказывается, был низкий, не такого роста, как, скажем, Филатов, для третьей – я был сутул, ну, в этом пункте мы не уступим друг другу, для четвертой – не доставало ума и блеска остроумия, как у Филатова, для пятой – достоинства и мужества, как у Филатова. Что же у меня тогда было и что осталось?! Что есть! Души вагон, шириною в разлившуюся весеннюю Обь-матушку.
Душа... а что это такое? Это ведь понятие мистическое, метафизическое. А дело актерское – оно конкретное. Данных у меня не хватало явно. И везде не хватало по чуть-чуть. Тут бы сантиметра три росточку, там бы чуть-чуть скорректировать челюсти, чтоб язык шевелился при другой скорости. Конечно – ноги. Не хватало силы и здоровья в ногах, а отсюда и во всем теле. Оно хорошо мне служит. Но на коня я не могу вскочить... Я многого из-за того боялся. Я много занимался танцем, но я был ограничен в возможностях и, слава Богу, не старался поднять себя за волосы, а то бы потерял, что имел. И все-таки у меня был дар, у меня было обаяние, у меня был голос, в котором прозвучивался и рост (я вырастал), и блеск, и темперамент (это член разговаривал), да и ум, свой, не заемный. Нет, не завидовал я Филатову и никому на свете. Я просто сожалел иногда, что природа мне недодала по чуть-чуть для каждой роли, для высшей планки... И вот тут уместно вспомнить из молитвы Ассизского: «Господи! Дай мне силы не домогаться столь многого!»
«12 мая 1995 г. Афины, отель „Элизия“.
Уважаемый Валерий Дмитриевич!
Быть может, я ломлюсь в открытые двери или сажусь не в свои сани, но так случилось, что недавно побывал я с несколькими нашими артистами на чаепитии в Русском доме. Речь идет о богадельне, или доме престарелых. Там умирают наши старые русские люди. Я ходил по их комнатам и видел, и пел, и плакал, и они плакали. Пишу сумбурно, но мысль моя вот в чем состоит. Мне кажется, необходимо усилить влияние российской государственности в этом доме, где стоит церковь с мощами Серафима Саровского, на земле, выкупленной русскими людьми. Я знаю, что у Вас была по этому вопросу встреча с мэром и что-то он Вам обещал и по поводу дома, и по поводу кладбища. Я понимаю, что это дело чрезвычайно тонкое, деликатное, весьма запутанное, но отдавать или, Боже упаси, пренебрегать этим заведением богоугодным мы не имеем права – нам ни Бог, ни дети того не простят. Меня вот уж какую неделю не покидает одна простая мысль: пути Господни неисповедимы... И кто знает, не случится ли мне, народному артисту России, найти свой последний приют, пред тем как предстать перед Всевышним, в этом доме. У меня сын – священник. Что в ваших силах, многоуважаемый Валерий Дмитриевич, помогите сохранить за русскими эту землю, этот дом.
С уважением В. Золотухин.
P. S. Еще раз прошу извинения, я, естественно, многого не знаю, какие сложности и пр., и пр. И быть может, я зря беспокоюсь. Все-таки думаю, что надо через русскую православную церковь, через патриарха сделать так, чтобы службы в этом доме отправлял русский православный священник. Это никоим образом не связано с моим сыном, но ведь и великий патриарх Тихон долгое время служил на Аляске. Начал о здравии, кончил за упокой, что называется... Надеюсь на понимание.
Р. P. S. Нужно, чтоб современные русские бывали там чаще».
28 мая 1995 г. Воскресенье
Я отправляю свои миллионы на храм, и у меня совесть чиста, когда я предлагаю себя или свою книгу и беру за это деньги. А то, что люди думают, будто я наживаюсь на этом, – это их проблемы, как говорят на Западе. Мне до того, что они думают обо мне и моей деятельности, дела мало – лишь бы караван ушел, а собака пусть лает. Хотя и мошкара может заесть до смерти.
9 июня 1995 г. Пятница
29 апреля (пока мы там теряли время) в г. Ермаке Павлодарской области умерла моя тетушка Васса Федосеевна.
14 июня 1995 г. Среда, мой день
Звонил Игорь Шевцов. По его просьбе звонил я Любимову. Очень хороший разговор – речь идет о его авторском разрешении показать репетицию «Высоцкого», снятую давно, где мы все молодые и гениальные. И Любимов дал разрешение. Теперь Шевцов звонит ему. А Любимов просто звонку из России рад – он за звонок разрешение дает.
17 июня 1995 г. Суббота
Буденновская трагедия должна или может произвести конец началу или начало без конца. Ужас с последствиями непредсказуемыми.
21 июня 1995 г. Среда, мой день и день рождения
В 9 часов у меня должен состояться разговор с В. В. Илюшиным, помощником президента, о театре, о разделе, о расколе, о возврате помещения.
Если у Дениса сложится настоятельство в совхозе «Московский», я к старости окончательно переберусь туда. Продам загорскую землю и куплю что-нибудь рядом со старшим сыном. Или еще один домишко приобрету под боком у строящегося храма. Там и умру. Денис хочет, чтоб поскорее ушел я на пенсию и служил в храме у него. Очень может быть, что так и закончится сюжет моей жизни.
Господи, спаси и сохрани! Дай мне легкости, скорости и убедительности в разговоре. Нашли на начальника разум и доброту, помоги нашему театру отбиться от Губенко. Пусть ему дадут другое помещение, пусть оставит он Любимова в покое. Господи, помоги!
23 июня 1995 г. Пятница
После Подольска звонок из администрации президента. Мне назначена встреча в Кремле 26-го в 11.20 у Илюшина В. В. Звонок, прямо скажем, неожиданный.
Если начальство не хочет, оно не принимает. Надо к этой встрече подготовиться, хотя я, кажется, знаю все. И все-таки...
25 июня 1995 г. Воскресенье
Завтра пойду к начальству – надо хлопотать о театре. Надо, чтоб Губенко, это воплощение жлобства и мстительного хамства, все-таки был поставлен на место (а где оно, это его место?), чтоб он все-таки вернул то, что своровал.
27 июня 1995 г. Вторник
Даже страшно писать, какой вчера я прожил день, что было... А был я в Кремле и говорил с помощником президента. Все, начиная с секретарши, встретили меня... может быть, и бывает лучше, но редко. Стороны остались довольны собой. Наше письмо Илюшину понравилось. То, что у Губенко «коммуняки» (его слово), что здание используется не по назначению, – это мощный факт, аргумент противу Губенко и в нашу пользу.
«Я не могу ничего обещать, не могу решать за шефа, но думаю... В этой ситуации, сейчас, он может решить по-другому. Большой поддержкой мне было бы, если бы Лужков... он в начале этой недели должен быть у президента. Пусть Бугаев напишет письмо, а Лужков подпишет».
Я подарил Вик. Вас. «Дребезги». Президенту тоже, с надписью: «Уважаемый Борис Николаевич. Здоровья Вам, счастья. Храни Вас Бог. С надеждой на положительное решение Таганского конфликта В. Золотухин».
Взамен В. В. подарил мне – и чтоб (непременное условие) стоял на столе! – цветной фотографический портрет первого президента России. «Я поставлю на стол, обещаю. Но если нам не вернут театр, я его...» – и показал, что порву. Помощник смеялся.
После репетиции «Живаго» и «Высоцкого» прорвались с Борисом к Ульянову, помощнику Лужкова, и передали для Ю. М. записку – напомнить президенту о Театре на Таганке. Под запиской – письмо к Ельцину. Большое дело, казалось, сделали вчера – каков-то будет результат? Но, главное, перед походом в Кремль я много молился и просил Господа о содействии в разговоре, помочь вернуть театр его законному хозяину. Илюшин, похоже, тоже на нашей стороне. Что же это такое?! Кто же помогает Губенко? Неужели Шумейко и Рыбкин так сильны?!
29 июня 1995 г. Четверг
Из аппарата президента сообщили, зачитали резолюцию, которую Ельцин на нашем (моем, моя подпись единственная) письме написал: «Если помещение театра используется не по назначению, то надо восстанавливать справедливость. Прошу заняться этой проблемой вместе с Ю. М. Лужковым». Это поручение С. Филатову. «Лучшей резолюции не может быть», – так прокомментировал референт Илюшина Андреев B. Ш. Но наша умная Людмила Георг. не очень обольстилась этой резолюцией: «А мне не нравится. Это еще надо доказать, что не по назначению!»
Как бы то ни было, я свое дело сделал – до президента письмо дошло, нам сочувствуют. Надо ждать решительных действий от Лужкова. Надежда, мне кажется, теперь на него.
Звонила, пока говорил я с И., Алла Д. «Хорошо, что я попала на тебя». Я рассказал ей о делах театра, о своих походах в Кремль и приемную Лужкова, о молодых артистах театра. Душевный, теплый разговор. Милая Алла Сергеевна! Милая. Вот и все. Хоть бы у нее все обошлось хорошо, и набралась бы у И. группа в Грецию.
Шабдурасулов подтвердил, что резолюция «отличная». «Теперь ищите документы, которые подтвердят, что площади используются не по назначению – аренда, малое количество спектаклей, рестораны...»
6 июля 1995 г. Четверг. Екатеринбург. Молитва, зарядка
Почему я ее не спросил, что делать, если не встает? Как они удовлетворяют человека? Первый раз была Оксана. «У нас предоплата». Подарила бы какой-нибудь сюжет, так нет – даже записать нечего, кроме факта, что первый раз пользовался услугами проститутки, предложенной мне по телефону. Исключительно ради сюжета, литературного интереса, опыта. Сам виноват, надо было разговорить. Но так скучна – молодая корова с огромным задом, совсем не в моем вкусе. Осведомилась, как? Подойдет... Будем... Тогда позвонила: «Ну, все в порядке. Я помню вашу фамилию, а имя забыла». Врет, она и фамилию не знала. Скука за 150 тысяч. И противно довольно. «Как вы относитесь к презервативу?» А как к нему можно относиться? «Это входит в правила. Это обязательно». Даже если б у тебя не было, я б тебя послал в ларек, как в Греции Ленку. «У вас утолщение – это хирургическое вмешательство или природное? Первый раз такое вижу». Почему бы не спросить: «А понравилось?» – или что-то другое, для диалога. Она много спросила. Например, нет ли у меня факса. Сегодня она(и) летит в Алма-Ату – обмен делегациями, опытом и пр.
Звонил Глаголин. Филатов – Лужкову, Лужков – Филатову... Только сегодня завертелась эта машина. Бугаев пишет из отпуска, подписывает. Создается правительственная комиссия по Театру на Таганке. Чуб выступила против Губенко – уволена, Бохан выступил против – уволен, Черняев <Черняев Валерий – артист театра.> – уволен, причем дважды. Почему он к нему пошел? Что за расчет? Или просто от недовольства Любимовым?..
8 июля 1995 г. Суббота. «Ил-86». Молитва
Спасибо Рафу Клейнеру за рекомендацию найти и прочитать Ю. Нагибина «Тьма в конце туннеля». Страшно, но справедливо. И очень хорошо написано. Почему не мной?
10 июля 1995 г. Понедельник. Молитва
Я читаю Ю. Нагибина. Он мне, как оказалось, очень родной и близкий художник, писатель и человек. У нас много общего из того, что складывается на бумаге.
11 июля 1995 г. Вторник. Молитва. Зарядка
Губернатор Алтая дал мне слово выделить средства на строительство храма и не сдержал его. Я не думаю, что мой район будет поддерживать этого главу. Об этом я растрезвоню на Шукшинских чтениях, и будь что будет. Что это такое, в конце концов! Как будто это какое-то частное дело, это государственное дело, как восстановление Храма Спасителя в Москве и других храмов, это государственная религия и она основа нашего государственного строительства.
14 июля 1995 г. Пятница. Молитва, зарядка
Шимелов высказался в пользу Любимова:
– Чем отличается человек от животного? Чувством благодарности. Если у вас нет этого чувства к человеку, который вас всех создал, поднял, дал вам имена и марку, и вы на него руку тянете...
15 июля 1995 г. Суббота. Молитва, зарядка
Демидова снилась мне. А все из-за того, что мудак Глаголин заставил ее написать заявление об отпуске на три месяца без сохранения содержания. Два горлопана, С. и А., его-де вынудили!.. За год не сыграла ни одного спектакля. Быдло, оно и есть быдло, и плебс их толкает на такие тексты и возбуждает их кровь. Они не могут ей простить ее голубую кровь, белую кость и высокомерие, каким она удостаивает их вместе с Глаголиным. Демидова – знак «Таганки», актриса № 1, женщина в конце концов. Когда мы говорим «Таганка», мы слышим «Демидова, Славина, Высоцкий», мы не слышим «С., А.». Она перенесла такую операцию... И если вся губенковская братия кормится у Любимова, то Демидовой-то это уж можно было позволить.
Как не стыдно, Господа! Надо сказать Борису, чтоб он издал приказ об изменении своего приказа. От председателя профкома ему надо подать петицию, заявление. «Я должен был ей сказать, какие ведутся разговоры в коллективе, что о ней думают ее товарищи!» Какие товарищи, кто ей товарищ из выше упомянутых? Как им не стыдно? «Товарищи»! Они не терпят ее... А она – знамя «Таганки», имя Таганки. А они за ней каждую ошибку в тексте считают, злорадствуют, шипят.
Прости меня, Господи! Я тоже начинаю шипеть из подворотни своей. Мудаки х...
«Генеральному директору
АО «Дзержинскхиммаш»
Солятину Ю. П.
от председателя фонда «Фарватер»
Золотухина В. С.
Уважаемый Юрий Павлович!
Театр на Таганке и благотворительный фонд поддержки артистов цирка, эстрады, театра и кино «Фарватер» приступили к постановке спектакля «Анна Снегина» по поэме С. Есенина к 100-летию со дня рождения великого русского поэта. Мы обращаемся к Вам с просьбой выступить спонсором этой постановки и выделить для ее осуществления посильные средства – 25-30 миллионов рублей.
В свою очередь театр и фонд «Фарватер» обязуются несколько спектаклей «Анна Снегина» сыграть бесплатно во дворце «Химик» для работников Вашего предприятия и в дальнейшем взять на себя обслуживание культурной программой Вашего коллектива.
Президент фонда В. Золотухин».
Возымеет ли такая бумага действие? Кутьин заверяет: «Как нечего делать! Считай, что сделано, для нас это не сумма». У него самого в гараже «Ниссан» – японка на широких шинах.
26 июля 1995 г. Среда, мой день
Два миллиона отсчитал о. Борису в Б. Истоке перед фундаментом будущего храма и успокоился.
После великолепия, заносчивой чистоты, сверкательности сбербанка я попал на свою унылую постройку. Я увидел освоенные Эпонаевым 68 миллионов... Несколько опор красного кирпича, разрушающегося под не перестающими лить дождями. Но фундамент выстоял три наводнения подряд. Так вот этот красный кирпич – новое по сравнению с прошлым годом. От того, что так мало сделано, у меня на сердце закипели обида и слезы. Но... не возроптал особенно. Благодарил Бога – хоть что-то... Ну, вроде не стоим на месте, ну, двигается же, ведь год назад этого не было... Ах ты, беда...
В народе говорят, что Золотухину Бог помог избавиться от болезни ног, и это в любом случае справедливо.
Но вчерашние два миллиона, отданные о. Борису под документ – видеокассету, успокоили мою душу в том месте, где гнездились фунты Татьяны Глебовны Запорожец, старушки, отдавшей свои сбережения на наш храм. Да неужели он не поднимется?! Поднимется.
О. Борис произвел на меня в этот раз весьма положительное впечатление. Он вник и погряз – в хорошем смысле – в строительстве. И сечет (слово Глаголина) расходы и приходы. «Песоцкий заметил, что вы уже строительную терминологию освоили, как церковную».
28 июля 1995 г. Пятница. Молитва, зарядка
Передача Л. Филатова о С. Гурзо. Странное чувство горечи, жалости, а в результате – зачем? Погоревать, какой хороший, молодой, талантливый, популярный, а погубил себя водкой, переломал жизнь своим детям, жене... Зачем шевелить этот позор его личной судьбы?! «Чтобы помнили».
Да, вот это и будут помнить, как спился, потолстел и забытым, ненужным скончался. Прости, Господи. Но зачем теперь все эти вспоминательные восторги: «Ах, какой он был... ах, как носили автобусы на руках... Шедевра актерского (Луспекаев – Ноздрев, к примеру) нет, разговор сентиментальный, на полкопейки, и я понимаю сына Сергея.
Он мне, кстати, очень понравился резкостью, злобинкой, каким-то сыновним отчаянным сожалением, и читал стихи отца хорошо. Нужно ли это внукам? Черт его знает... Не лучше ли не шевелить всего этого?! Тут же рядом – 154-летие со дня гибели Лермонтова. Соотечественники не помнят года гибели... А он 41-й, он мой. Лермонтовские числа: год рождения – 1814-й, гибель – 1841-й. Тайна смерти. Выстрелил вверх. Мартынов разрядил пистолет почти в сердце. Мгновенная смерть. И ударил гром, и разверзлись небеса. Но молния не поразила Мартынова, небесная кара не догнала карету дуэлянта-обидчика. Пророк убит. Господи! Чудны дела Твои, Боже.
31 июля, 1995 г. Понедельник. Молитва, зарядка
Портреты В. Солоухина и В. Распутина кисти И. Глазунова никудышны. Солоухин какой-то улыбающийся, идиотский блин красный, совсем бесхарактерный. Распутин – корявый, юродивый, тоже никакой... не знаю, не умею сказать, но мне хотелось, чтобы портреты мне пришлись, но они не пришлись – я этих людей знаю, они – вовсе не они, не те...
13 августа 1995 г. Воскресенье
«Вы перегружены», – хорошо сформулировал Сергей Марков мое нынешнее актерско-делово-общественное состояние. Знал бы он еще, что я в партию крестьянскую вступил по дороге из Белокурихи в Барнаул.
14 августа 1995 г. Понедельник. Молитва, малая зарядка
Вольский заболел. Недели на две. Но дамы обещали мне помочь в розыске Гайдара.
15 августа 1995 г. Вторник. Молитва
Неожиданно меня принял Гайдар. Неожиданно, весело и, по-моему, пусто... Но формально я обещание свое перед союзом промышленников – Кирьяновым выполнил, вручил наше приглашение в попечительский союз и даже о театре успел замолвить слово. В ответ Егор Т. сказал, что Бумбараш – лучшая роль по рассказам деда. Я с ним согласился.
А в кабинет Лавлинского, доброго, милого, любящего меня поэта и мужика, я вошел с замечательным, большим портретом В. Высоцкого. Теперь этот портрет украшает кабинет погибающего журнала.
А звонок был. О маме, которую нужно устроить в Соловьевку.
И мы устроим. Это уже утром написано.
Я дома. Встал в свои 5.30 и вот радуюсь выздоровлению. Мои спят. Господи, благослови их сон и прости меня. «Теперь за дело, в ожидании виз». В паузах зарядки подходил я к «сундукам» своим и пересчитывал деньги. Я остался доволен суммой, которую наскреб, нашел по всем сусекам. Если отбросить 4 не моих, то в доме более 10 «лимонов». А если предположить, что 20-го я вылечу и еще подзаработаю, то можно на ноябрь спокойно лечь в Соловьевку. Во, блин, планы... Да, именно так – там и поработать над романом. А в «ЛО» я обещал отдать тетрадь № 9. Во, бл...
17 августа 1995 г. Четверг. Молитва, зарядка
Звонили от Гайдара.
– На все три вопроса я ставлю «да»?
Ставь, ставь... Да толку-то что?! Выступать на ТВ в его поддержку опасно – сказать мне нечего, а просто: «Егор! Я тебя люблю за то, что был „Бумбараш“, – воспримут как пьяное признание. И все-таки я пошел бы в удобное, в свободное от работы время. Я поддерживаю не политику в человеке, а потому что он „симпатичен мне, у меня доверие“. Не все в речах моего лидера Черниченко – особенно это касается формы, резкой, категоричной, неуравновешенной – в его характере приемлю я, но этот же характер, кстати, и люблю, потому что сам таким не обладаю, а подчас хотелось бы... Но суть дела – правость лидера, в смысле правота – мне очевидна, потому что крестьянский вопрос – это мой вопрос.
18 августа 1995 г. Пятница. Молитва, зарядка
Прочитал в газете: «Земельные участки в Америке...» Нельзя ли мой участок на Десне, тоже, между прочим, с водоемом, сменять на участок в Америке?.. Я бы недорого взял.
Итак, я лечу в Кемерово завтра, а не 20-го – «за отдельную плату». Все перерешилось в одночасье. Кому-то захотелось, чтоб я присутствовал на открытии фестиваля. Но там Тулеев – царь и бог. А мы в разных компаниях. Ну, да посмотрим.
23 августа 1995 г. Среда, мой день. Молитва, зарядка
Каждую ночь мне снится Любимов. В деле – в театре, на репетиции... Я даже встревожился: не случилось ли чего.
Потом, сейчас понял. На столе лежит дневник – тетрадь № 9, я вычитываю перепечатанную рукопись, а там сплошняком театр, репетиции «Живаго», те самые, когда он рождался – 68-й год, и, естественно, Любимов, Любимов во всех вариантах. Оттого и сны. Со страниц дневника шеф переселяется в мое полусонное подсознание и действует в нем.
24 августа 1995 г. Четверг. Молитва, зарядка
Я закончил вычитывать тетрадь № 9 и остался ею весьма доволен. Любимов не зря посещал меня во сне. Опубликовать эту тетрадь срочно, в разгар-итог нашего раскола, как пример нашего единства когда-то. Губенко был в первых рядах и прекрасно вел себя, умно и талантливо. Господи! Как все жаль.
27 августа 1995 г. Воскресенье. Кемерово. Ни молитвы, ни зарядки
Убедился еще раз, что Абдулов со Збруевым очень хорошие артисты.
Абдулов в казино до половины восьмого торчал, а в 12 спектакль... Да разве можно было этого лося удержать в е... профилактории?! Еще удивляются, почему ему здесь не понравилось... Номера без телефона, скучище, нет лиц и поклонников.
Банкет вчера губернаторский в Доме актера был прекрасен. Господа артисты были на высоте – рассказывали театральные историйки-байки. И я не отставал, рассказал о Михалкове и шубе. «Ну, теперь вы понимаете, что „Гамлет“ – это трагедия?..» И тост мой был в продолжение историйки: «В эти дни, здесь, я понял, что День шахтера – это праздник!»
Когда Лановой сказал: «А теперь, Маша, „Невечернюю“, я рассказал опять же о „Гамлете“. Когда Высоцкий в темноте произнес „Быть или не быть“, с галереи раздался голос: „Володя, спой!“ И запел я „Во субботу...“. Главный дирижер крикнул: „Браво!“
А самолет все еще стоит, и похоже... не будем гадать. Вернулся я с банкета, ушел тихо, в 23 был в койке.
29 августа 1995 г. Вторник. Молитва, зарядка
Вот и жизнь проходит зря... Написать-де – за тебя никто не напишет того, что только ты можешь и знаешь. Но ведь и храм без меня, без таких, как Кирьянов и др., не построишь вовек. А храм – это главное дело жизни последней моей. Я услышу звон колоколов, и это будет самый счастливый день моей жизни.
31 августа 1995 г. Четверг. Молитва, зарядка
Ходил я вчера по Донскому, молился и плакал. Всех жалко. И себя в том числе.
Матрена Федосеевна вчера подошла к телефону. Дома никого, кроме сиамского кота, не было, она чувствовала себя свободной и могла говорить. Вовка ездил вместе с Татьяной на дачу, привезли помидоров, картошки, огурцов и ягод. Звонил Артем, просил привезти гитару – Володя поедет к нему в четверг. Все это говорит о мирной, слава Богу, обстановке, и вроде пока он не пьет. Господи, спаси и сохрани брата моего!
1 сентября 1995 г. Пятница. Молитва, зарядка
Боровский, в театре:
– Эти движения по поводу театра в конце сезона... Они, кажется, дали обратный результат. «МК» напечатал резолюцию Ельцина, и та сторона активизировалась, они стали восстанавливать «Чайку», давать интервью, сообщать о планах. А мы ушли в отпуска...
Я с ним, к сожалению, должен согласиться. «Помещение используется не по назначению» – это надо доказать, а в этой ситуации оно и недоказуемо в той степени, чтобы его отобрать, вернуть. А то, что съезды, сборища... Так ведь партия разрешена, зарегистрирована...
Изнаночность. Благостную исчерпанность хочется испытать, спай, склещивание – склещиваются отчего-то собаки. Надо бы узнать у ветеринара. Я почему-то, когда стал трахаться, очень боялся, что меня накроют на теле, а я не смогу вынуть член – его зажмет. И меня будут бить прямо в таком положении. Больно и долго, потом нас перевернут и будут бить ее, и она оторвет мне член. Ужасная картина.
3 сентября 1995 г. Воскресенье, молитва, зарядка
Идея – дети рассказывают анекдоты в «Белом попугае».
– От кого это так перегаром тащит?
Мальчик:
– От меня. Мы всю ночь костры жгли.
Гром!! Ну, надо же... а в 15.00 у памятника В. Высоцкому распорядитель Хмельницкий просит, заставляет, безоговорочно настаивает попеть, выступить. К тому же День города. Шаповалов позвонил, сослался на процедуры (в воскресенье??), не придет. Говорил с Масловой о пьесе на двоих – Вампилов, «5 вечеров», то, что играли Купченко с Ульяновым. Подготовка к театральному фестивалю «Кузбасс-96». Да еще надо пережить выборы. Все может перемениться, всякая власть другая, другой режим возникнуть может, нестабильно все и тревожно.
5 сентября 1995 г. Вторник. Красноярск, г-ца «Октябрьская», № 501
Делал зарядку, и молитва перед тем была. Нас встретили вчера, конечно, с помпой. Теперь осталось немногое – сыграть хорошо, оправдать доверие, легендарность «Таганки», а не то, чтоб: «Да, это не та Таганка... Вот если бы они приехали 15-20 лет назад, это была бы та „Таганка“, а теперь – отцвели хризантемы в саду».
Эта женщина (стесняюсь назвать бабой) – Кузнецова Евгения Георгиевна – «пивная королева» – Ангел похмелья – читала лекции о Цветаевой, Ахматовой, любит театр. Акционировала пивной завод, имеет колоссальную прибыль. В отделе кадров – очередь на работу, средняя зарплата – 1 мил. 300 тыс. руб. Написал ей просьбу, оставил счет фонда.
Кузнецова Е. Г.:
– Мы воспитывались на Театре на Таганке. Мы ждали всю жизнь, всю молодость этот театр.
Сказано впроброс, без патетики, но здорово.
Зубков В. А. обещал дать завтра «Мерседес» для поездки в Овсянку к Астафьеву. Ходит Зубков с двумя молодцами, с охраной. Во, блин! Купил башню-долгострой за 2 миллиарда...
7 сентября 1995 г. Четверг. Молитва, зарядка
Гонец с кипой газет от Пащенко, ярого коммуниста. Они сегодня зазывают меня на банкет в честь его 50-летия. И я пойду, я пойду в это логово на разведку. Но я хочу действительно видеть Олега и его поздравить вне его партии, вне его газеты. Они потом могут написать все, что им придумается, и прокомментировать мое посещение вражеского стана со всеми обличающими прилагательными. Ну и пусть их. А может, не ходить? Зачем я ему позвонил?!
Вляпался я, однако, с этим банкетом у Пащенко – «все свои, кроме вас, мамаша...». Не ужин юбиляра, а какое-то подпольное бюро, гнездо противоправительственное, заговор. Страшно – фанатики. Не люди. Все говорили, какой он герой, ругали и проклинали демократов, говорили о завоевании власти и восстановлении Советского Союза. Во бред-то... Ни одного мало-мальски интеллигентного лица. Боже мой! Мне надо было там побывать, чтобы убедиться в том, как правильно, что я с Гайдаром.
8 сентября 1995 г. Пятница. Молитва. Зарядка
У меня счастливейший день – я был у Астафьева в кардиологии.
– Валера, ничего не прибывает потом, – говорил он, рисуя стародуб-адони-траву от сердца («у меня бабушка травница была»), – ничего не прибывает потом... Что в детстве задержалось, тем и питаемся всю жизнь.
Хотелось все записать, каждое слово запомнить. Вот он цитирует Гоголя, восхищается гоголевским пером, рассказывает, как они с Курбатовым читают наперебой, попеременке друг другу «Мертвые души». Сетует, огорчается, жалеет о сгоревшей в войну в Полтаве рукописи «Тараса Бульбы». Тут же перекидывает мостик к певице Булановой, Маше Распутиной, к Павлу Кадочникову.
– Образованнейший артист (человек) был. Снимали фильм, я как-то опоздал на съемку, зачитавшись «Борисом». Он спросил меня, почему опоздал. «Зачитался». – «Что читал?» – «Бориса Годунова». – «А я ведь когда-то молодого инока играл и всего „Годунова“ наизусть знал».
Я слушаю, раскрыв рот, хохочу до упаду... А он продолжает уже мою мысль, что надо смотреть, видеть, двигаться. Не лениться. Можно и выпивать, и девок любить, но не забывать и трудиться. О литературных курсах вспоминает:
– За два года 58 спектаклей посмотрел... – И уже сравнивает «Мертвые души» с Белокуровым и постановку нынешнюю: – Белокуров сидел один на какой-то приступочке, скамеечке и думал, ничего не произносил, а я валялся от смеха – столько у него на лице было всяких переживаний. Очень смешил, и глубоко... – Вспоминает: – Да, Бортник приходил один раз к Заболоцкому, но пьяный, разговора-то не получилось. Он чего-то дергается. Я к этому отношусь снисходительно, но... разговора нет.. А в «Родне» он моего отца сыграл один к одному... актер прекрасный. Приходите с ним как-нибудь вот так же.
Астафьев целый монолог произнес о «провинциальной штукатурке».
Он кровно связан с нашей братией. У него есть рассказ, посвященный М. Ульянову. Я читал его письма к Папанову, а потом к вдове, его разговоры с Петренко, прекрасные отзывы о Бортнике. Он смотрит, он интересуется, он спорит, ругается, без меры лается и так же хвалит. «Годунова» он не видел и назвал «Оптимистической трагедией» – промелькнуло по телику, или где-то прочитал, или кто-то сказал, что я – Самозванец в тельняшке. И сразу у него негативный образ матросика-большевика. «Прежде чем лаяться, посмотреть надо» – это его вчерашние слова.
Когда я вошел, он читал газету лежа. Обнялись крепко, я чуть было слезу не пустил, так меня отечески как-то, горячо прижал он к себе, и мне показалось, что действительно рад он видеть меня. Народу всякого у него бывает, и много. И вот Грин был у него в Овсянке.
– Ваш папа был большой шпион.
– Да, был, не знаю, какой он был писатель. Вы лучше знаете, а шпион он был большой.
А довела его до больницы баня.
– Я ведь 40 лет не парюсь, нельзя – ранение левого легкого. А тут распустился маленько. Пошел за дровами. На огороде поломался и лег в сыром белье. На сухое не переменил... И уж всё знаю, как себя с баней вести, а вот тут ослабил внимание и чувствую – дышать нечем. У мужика ведь дыхание до брюха должно доходить, а еще лучше до яиц. У бабы – до желудка. А тут... хватаю воздух, а он не идет никуда. И глаза потухли, как у охотничьего кобеля перед смертью. А ночью совсем плохо... Да ведь «Скорую» не вызовешь из Дивногорска... мы, говорят, только до этого километра доехать можем. Ладно, говорю, езжайте, а до Слизновки я пешком дойду. А из Красноярска – не их территория. Как в войну, раненых – этот не из нашей части, не бери, брось...
Астафьев. У него люксовая палата № 1, в самом конце коридора налево, из двух комнат и третьей темной – холодильник и туалет. Перед высокой, с рычагами кроватью письменный стол с выдвижными ящиками и телевизором. Много газет и какие-то журналы. Я оставил ему свою книжку. С пионерской надписью: «Лучшему писателю...» Нет, я не лукавя, так оно есть. Хотя сама классификация пошла и льстива. Он-то как раз этого и не любит. Но не любит, когда и задевают или не тем вниманием дарят.