Текст книги "Вольному — воля"

Автор книги: Валерий Ефремов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

АНТОН И ЛУХАРЬ
13 августа, воскресенье, день

Лухарь предполагал, что разговор с Антоном на тему нового задания будет нелегким. И он решил сначала посидеть в кафе «У Аси», подумать как следует: может, вообще не стоит связываться с таким темным делом, которое, Петр уже это понимал, вряд ли будет оплачено.

Зайдя в заведение, он, к своему несказанному удивлению, увидел там Антона, спокойно потягивавшего пивко.

– Ты что здесь делаешь?

– Удобная точка. Как по делам ехать, мне она по пути. – Петр заметил, что Кашин вроде как слегка смутился.

За стойкой между тем находилась Ася, и Лухарь не преминул, сделав ей заготовленный загодя неуклюжий комплимент, взять у девушки кружечку пива.

«Нет, паруса надо шить», – в который раз подумал Петр и, собравшись с духом, изложил Антону суть нового задания. Но изложил так, как сам посчитал нужным, кое-какие детали добавив от себя.

Кашин слегка нахмурился.

– Ты знаешь, я решил зарыть томагавк в землю. Начать нормальную гражданскую жизнь. А тут опять…

– Антон, тебя ж никто не неволит. Но, может, в последний раз… Тут такое дело…

– Хорошо. Я попробую. Но если ни чего не выйдет, уж извини – я все-таки не налетчик.

– Заметано! – обрадовался Лухарь.

Тут его внимание привлекли события у стойки. Два бычка, одним из которых оказался известный всем в здешних местах бригадир рэкетиров Гиря, клеились к Асе. Насколько Петр мог понять из долетавших до него реплик братанов, они пытались куда-то пригласить девушку. Та, отрицательно покачивая головой, продолжала обслуживать подходивших к стойке клиентов.

Постепенно Гиря начал горячиться. Послышалось: «сучка!», и рэкетир схватил своей огромной лапой Асю за рукав ее форменного платья.

Лухарь отвел глаза. «Вот так! Собирался шить алые паруса, а не могу элементарно защитить девушку». И действительно, оба братана были под два метра, крепко сбиты, а Гиря, кроме всего прочего, имел черный пояс по карате, о чем также знал весь район.

И тут поднялся с места Антон и своим спокойным, но широким шагом быстро приблизился к стойке.

Теперь Лухарь не отводил от бара глаз. Он очень сомневался, что Кашин сможет помочь девушке. Он был совсем немного ниже Гири ростом, но заметно уступал ему в общих габаритах, выглядел явно пожиже рэкетира. «Но, может, парень владеет каким-нибудь кун-фу, – с надеждой подумал Лухарь, – знает, как уложить обоих амбалов на пол?»

Между тем Антон подошел сзади к облокотившемуся о стойку Гире и с размаху впечатал ему в оттопыренную задницу свой огромный рифленый армейский башмак. Рэкетир издал нечто вроде рыка, мгновенно развернулся и автоматически принял боевую стойку каратиста. Антон же в ответ всего лишь расстегнул свой пиджак и положил руку на ремень.

К изумлению Л ухаря, Гиря продолжал стоять недвижно, с видимым испугом оглядывая фигуру нежданного заступника девушки. Другой братан с кружкой пива в руке тоже не предпринимал никаких действий.

Антон между тем протянул левую руку в сторону второго амбала.

– Дай-ка пивка. Видишь, твоего приятеля жажда мучает.

Бычок безропотно отдал кружку, и Антон немедленно плеснул пивом прямо в откормленное табло Гири. И тот даже не осмелился вытереться! Рэкетир стоял, явно содрогаясь от страха.

Антон поставил опустевшую кружку на стойку.

– У девушки есть с кем провести вечер, – бесстрастно произнес он. – Валите отсюда, пацаны.

И оба братана немедленно двинулись на выход, на ходу сшибая стулья и злобно оглядываясь.

Антон вернулся к Лухарю, сел за стол.

Петр ничего не говорил, лишь во все глаза смотрел на Кашина. Тот понял немой вопрос.

– У меня за поясом пистолет. Я расстегнул пиджак, и ребята его увидели. Вот и все.

«Нет, не все, – подумал Лухарь, глядя в холодные бледно-зеленые глаза стрелка. – Кроме пистолета, рэкетиры увидели вот этот взгляд и поняли, что незнакомый им парень применит оружие не задумываясь. По сути, они взглянули в глаза собственной смерти».

Однако сказал он совсем другое:

– А разрешение на ношение оружия у тебя есть?

– Имеется, – улыбнулся Антон.

ЗЯМБА
13 августа, воскресенье, день

Зямба вызвал к себе самого верного своего боевика, Газмана, и вместе с ним направился в основной гараж сколковцев, который находился на территории их офиса.

– Подбери-ка мне две неприметные тачки, – приказал кавказец братану, что заправлял гаражом. – С одной из них можешь распрощаться. И номера поставь липовые.

Братила вскоре продемонстрировал боссу две «шестерки» – зеленую и красную. Ключи от одной из них, красной, Зямба протянул Газману.

– Передай своим в бригаде, – сказал он боевику, – что едешь со мной. Когда вернешься – неизвестно. Возьми бутербродов, два термоса с кофе и курева.

Минут через двадцать Газман принес все, что требовалось. Тогда от босса последовало следующее распоряжение:

– Поедешь со мной. Куда я, туда и ты. И остановишься там, где я.

Через пару минут два «жигуля» покинули резиденцию сколковцев. Зямба в сопровождении боевика на зеленой «шестерке» (кавказец сознательно выбрал цвет удачи) ехал мочить Самбаза. Зямба решил валить наводчика лично. Он считал делом чести загладить свой прокол с Бимбером, а точнее, с питерским общаком.

Но как подступиться к Самбазу, кавказец придумать не мог. Конечно, они знали друг друга, и Зямба был вправе позвонить братану, напроситься в гости, вроде бы за получением нужной информации. Но после того как Самбаз заложил сколковцев, он сразу поймет, для чего кавказец собирается нанести ему визит.

Поэтому Зямба решил поступить просто: он будет дежурить у подъезда наводчика. Ведь должен же человек, к примеру, питаться, а для этого ходить в магазин? Так или иначе Самбаз не может торчать дома вечно. А Зямба его дождется. Он будет ждать столько, сколько надо.

Остановившись в километре от дома наводчика, он приказал подъехавшему боевику:

– Жди меня здесь. Когда вернусь, не знаю. Можешь раз в два часа звонить мне по сотовому.

Когда Зямба сделает дело, он приедет сюда, бросит засвеченную у дома Самбаза зеленую тачку, и они отвалят на «шестерке» Газмана.

Кавказец подъехал к дому наводчика. Был конец рабочего дня. Двор оказался практически пустынен. Лишь на детской площадке ковырялись двое карапузов под присмотром бабушек.

Зямба прибегнул к маскировке – парик, борода. Он приготовился к долгому ожиданию и стал было распечатывать первую пачку сигарет, как увидел Самбаза, – тот выходил из подъезда своего дома.

Сколковец еще раз оглядел полупустой двор и все же решил действовать по уже сложившемуся плану, а не пытаться завалить наводчика прямо на улице. Те же старухи вполне могли поднять немалый шухер.

Тут он вспомнил, что у питерского агента был гараж, а в нем – тачка. Если Самбаз собрался куда-то ехать, то можно достать его именно в гараже.

Но наводчик шел, похоже, все-таки в магазин, который находился невдалеке, тем более что в его руке была хозяйственная сумка. Во всяком случае, пока он двигался в сторону супермаркета. Когда Самбаз зашел туда, Зямба тут же подогнал «шестерку» прямо к подъезду наводчика и стал наблюдать за магазином.

Минут через пятнадцать Самбаз вышел. Кавказец сразу нырнул в дом и встал за подъездной дверью, искоса поглядывая в окошко.

Самбаз не спешил. Вот он подошел к детской площадке и о чем-то стал беседовать с бабками. Потом вытащил из сумки вроде бы по конфетке и угостил детишек.

На лестнице раздались чьи-то шаги. Кавказец прижался к лифту и замер. Мимо него проскочила молоденькая девушка, не обратив на Зямбу никакого внимания, и направилась к подъездной двери. Здесь она столкнулась с входящим в дом Самбазом.

– О, Людочка, – послышался голос наводчика, – что же ты ко мне не заходишь, ведь я достал то, что ты просила.

– Ой, как хорошо, дядя Миша, – защебетала девица. – Я к вам обязательно зайду. Буквально через десять минут. – И она помчалась на улицу.

Зямба развернулся и не спеша двинулся навстречу наводчику. Тот скользнул по «старичку» небрежным взглядом, и вдруг глаза Самбаза испуганно расширились – он узнал кавказца.

Но было уже поздно. В руке Зямбы невесть каким образом, словно из воздуха, появилась обоюдоострая финка. Не говоря ни слова, он ткнул ее наводчику под ребро экономным, не слишком динамичным кистевым движением и тут же выдернул «перо» назад.

Самбаз стал оседать. Когда голова наводчика оказалась на уровне груди Зямбы, тот схватил его за волосы, приподнял и на этот раз очень резко полоснул жертву по горлу. Полоснул так сильно, что голова едва не отлетела, и вытер финку о сорочку наводчика.

АЗОН И ПИТЕРЦЫ
13 августа, воскресенье, вечер

В ночь на воскресенье Картуз и Мыловар вскрыли опечатанную дачу Бимбера, но ничего путного там не нашли. Днем решили отоспаться.

Ближе к вечеру Картуз разбудил в охотку храпевшего Мыловара.

– Пора за дело, братан.

– А чего ты предлагаешь? – протер тот глаза.

– Надо брать за жопу Азона.

– Думаешь, наши бабки у него?

– Они наверняка были в банке Бимбера. Думается, там и должны остаться. Менты наверняка здорово перетрясли банк и забрали какие-нибудь неоформленные башли. Но наш общак Бимбер должен был заделать по бумагам как надо.

– Ну чего, блин, звони тогда Азону.

Картуз набрал номер сотового телефона банкира.

– Юзефович слушает, – раздался в трубке сухой, отрывистый голос.

– Здорово, Азон. Тебе привет от Варгуза.

После продолжительного молчания Картуз услышал:

– С кем имею?

– Ни мое имя, ни имя моего друга, который сейчас рядом со мной, тебе ничего не скажут, но Варгуз просил нас с тобой кое-что перетереть. Думается, ты въехал, о чем пойдет базар.

– Не совсем, – покривил душой банкир, поскольку после разговора с генералом Крюковым ему было совершенно ясно, чего от него хотят посланцы Варгуза.

– Ну, тогда мы сейчас подъедем к тебе и быстро объясним, что к чему. Раз ты такой непонятливый, – грозно объявил Картуз.

Азон, уверенный, что его телефон прослушивается, поморщился.

– Я уважаю Варгуза и готов встретиться с его представителями, – ровным тоном ответил банкир. – Однако лучше нам пообщаться у меня на квартире, ведь я сейчас в офисе. Приходится работать и в выходные. У меня дома нашей беседе никто не помешает. А тут, знаете ли…

– Заметано, – прервал его Картуз. – Диктуй адрес.

Питерские братаны предполагали, что после убийства Бимбера телефон нового президента банка прослушивается. Но Картуз считал, что не брякнул ничего лишнего. Их с Мыловаром личности хорошо ментам известны, в розыске они не находятся, а знакомство Азона и Варгуза вряд ли секрет для оперов.

Стрелку забили на восемь вечера.

Азон сразу же позвонил жене домой.

– Софочка! Сегодня ужин должен быть на высшем уровне. Надо, чтобы все было готово к восьми вечера.

– Будут евреи? – Соню интересовало, следует ли подавать к столу только чистую с иудейской точки зрения пищу.

– Гораздо хуже, – с мрачной улыбкой отозвался Азон.

– Что-то случилось? – Соня легко угадала, что у мужа очередные крупные неприятности, которые начались с убийства Бориса Бабурина, друга и шефа Леонида. Сначала допросы, а потом внезапный ночной обыск, во время которого она в кармане своего халата прятала пистолет мужа…

– Да нет, ничего особенного, – поспешил успокоить любимую жену Азон. – Я приеду к шести.

Юзефович, имевший еще и израильское гражданство, давно мог перебраться на землю обетованную, но все оттягивал переезд, полагая, и вполне справедливо, что в России сейчас делать деньги значительно легче. Но теперь, понимая, в какую историю влип, горько сожалел, что решил на время задержаться в этой проклятой стране.

…На Кутузовский проспект, где проживал Азон, питерские подельники прибыли точно в оговоренное время. По мнению обоих братков, опасаться ничего не приходилось, поэтому их оружие осталось в гараже.

А вот Азон своеобразным способом подстраховался, передав жене, как и во время обыска, пистолет Макарова. Еще ранее он научил Софочку, как им пользоваться. Однако Азон тоже не ожидал от сегодняшней беседы ничего экстраординарного.

Пригласил он бандитов домой потому, что ранее спецы из охранной фирмы очистили его квартиру от всех видов прослушивания и наблюдения. Фирма считалась надежной, и Азон, лично знавший ее директора, этой организации доверял.

Правда, теперь бандиты знают его адрес, но банкир не сомневался, что при необходимости они сами легко установили бы местопроживание интересующего их лица. Квартира-то его к тому же не какая-нибудь конспиративная, Юзефович жил по месту прописки.

Услышав звонок в дверь, Леонид взглянул на экран, куда передавалось изображение со скрытой видеокамеры, установленной на лестничной площадке все теми же инженерами-фирмачами.

Экран показал хмурые физиономии питерских рецидивистов. Леонид их припомнил – видел как-то и того, и другого в окружении Варгуза. Азон глубоко вздохнул и решительно стал открывать все многочисленные засовы, щеколды и замки на сдвоенной стальной двери…

Соня действительно постаралась. На столе – черная икра, севрюга, семга, маринованные шампиньоны, фирменное блюдо жены – мясо в горшочках. Из напитков – французский и армянский коньяки, шотландское виски и две бутылки водки: «кристалловская» и «смирновская».

Да и сама хозяйка, несмотря на свои тридцать восемь, выглядела весьма аппетитно и приятно дополняла общую картину. Пистолет она оставила на кухне, куда, по сценарию Азона, должна была отбыть после получасовой светской беседы. План хозяина, впрочем, не расходился с намерениями гостей.

«Коля» и «Митя», как представились братаны, были вполне довольны оказанным приемом, и в первое время разговор действительно шел «за жизнь», хотя общие темы хозяева квартиры и питерцы находили с трудом.

Бандиты, выпив по рюмке коньяка «Камю» и виски «Белая лошадь» и подивившись тому, какую все же гадость пьют за бугром, быстро опустошили бутылку армянского и теперь налегали на водку.

Наконец Соня сослалась на неотложные дела и продефилировала на кухню. Братаны одобрительно проводили глазами ее мерно покачивавшийся зад, как перед этим столь же одобрительно, в упор рассматривали за столом впечатляющий и достаточно открытый для обозрения бюст хозяйки.

После ее ухода Картуз сразу перешел к делу. Но для начала он сделал характерный жест, показав пальцем куда-то на стену, а потом приложив тот же палец к своему уху.

– Все в порядке, – успокоил его Юзефович. – Квартира только что полностью очищена специалистами.

Братан удовлетворенно кивнул.

– Тебе известно, что в твоем банке находится питерский общак?

– Этот вопрос мне задавали и мен ты. – Тут братки переглянулись. – Но Борис ни слова не говорил мне об общаке, – пожал плечами Азон. – С чего вы, собственно, взяли, что ваши деньги хранились в «Стройинвестбанке»? Разве Борис сообщал об этом Варгузу или кому-то из вас?

– Варгуз сказал, что общак находится в «Стройинвестбанке», – настаивал Картуз. – А он почем зря ботало распускать не станет. Значит, ему об этом говорил Бимбер.

– Борис не мог так рисковать, – возразил Азон. – На банк положила глаз наверняка известная вам группировка Келаря. А от него с Зямбой в любой момент можно ожидать чего угодно. Вплоть до ограбления банка. Но, похоже, они пошли другим путем.

– Ты считаешь, что братва Келаря завалила Бимбера? – вмешался в разговор Мыловар.

– Больше просто некому, – развел руками банкир.

– Почему же? Ведь это тебе выгодно мочилово твоего бывшего бугра. Ведь ты теперь на его месте, – без тени улыбки предположил Мыловар.

– Милиция разберется, – криво усмехнулся Леонид. – Борис был моим лучшим другом, – теперь уже грустным тоном добавил он. – А кроме того, я исполняю обязанности президента временно, до следующего собрания акционеров «Стройинвестбанка».

– Бимбер, значит, был твоим дружбаном, а про общак ничего не сказал. Как же так? – Картуз заговорил несколько агрессивнее.

Азон, однако, не смутился.

– У него были такие дела, в которые я предпочитал не вмешиваться.

Картуз знал, что в этом случае Азон не соврал, и понизил тон:

– А что ты сказал ментам? И насчет Келаря, и насчет общака?

– Ничего. – Юзефович отвечал очень уверенно. – Сказал, что не знаю ничего. И ничего не предполагаю.

– Значит, с нами ты откровеннее, если прямо называешь Келаря заказчиком мочилова твоего кореша, – ухмыльнулся Картуз. – Тогда, может, и насчет общака соображения какие имеешь?

– Если деньги ваши не в «Стройинвестбанке», ничего сказать не могу. Если все же существует какой-то фиктивный счет в нашем банке, на котором они лежат, я попробую это установить. Но только тогда, когда прокуратура снимет арест со всех счетов.

Арест действительно был наложен, но его быстро сняли, сразу после беседы Азона с генералом Крюковым. Юзефович полагал, что всех этих тонкостей бандиты знать не могли, а сейчас ему важно выиграть время, чтобы найти общак, отмазаться от ментов и свалить наконец на историческую родину.

– Вот как? – зловеще прищурился Картуз. – Так ты, выходит, из своего кармана оброк за крышу Келарю отстегиваешь?

Азон внутренне дрогнул. Он действительно согласился перейти под крышу сколковцев и уплатил им первый взнос. Это делалось все из тех же соображений – оттянуть время. Теперь банкир ощутил, что он, возможно, сморозил глупость с ментами – надо было сразу отдать им два миллиона из личных накоплений и эмигрировать. Но все-таки жалко терять такую сумму, а он считал, что общак найдется обязательно. Просто так, по-наглому, брать деньги из банка ему было не по душе. Когда кража обнаружится, он будет уже в Израиле, и его, конечно, не выдадут Москве по такому поводу. Но на своем будущем финансиста ему придется поставить крест. Банкир, потерявший репутацию, – не банкир.

Юзефович собрался с духом и ответил довольно твердо:

– Это чепуха. Никому ничего я не плачу.

– До нас, однако, другой цинк дошел, – мрачно произнес Мыловар и бросил суровый взгляд на Азона.

Тот счел за лучшее промолчать.

– Ну да это твое личное дело – кому платить и сколько. – Картуз решил: пустой базар пора кончать. – А наш общак тебе придется вернуть. Как ты это сварганишь – дело твое. Не ведаю, какую туфту задвигали тебе менты, но общак наш – два «лимона» баксами. Даем тебе двое суток. Послезавтра в это же время, – браток взглянул на часы, – в десять вечера лаве должны быть у нас. А теперь спасибо за угощение. И привет хозяйке. Сладкая у тебя баба, – подмигнул Картуз заметно сникшему Азону, и бандиты двинулись на выход.

Хозяин проводил их в полном молчании.

ЗЯБЛИК
13 августа, воскресенье, вечер

Зяблик, получив от Лухаря десять тысяч «зелени», был счастлив, что называется, несказанно. Он давно уже сидел на нуле, с тех пор как буквально исчез его шеф – подполковник Делягин.

Вообще, сексотам не рекомендуется звонить своим операм, но Зяблик пошел и на эту крайность. Однако в РОВДе ему ответили, что подполковник Делягин уволился, номер мобильника он, видимо, поменял, а где жил его благодетель, Зяблик не ведал.

От своей воровской специальности домушника стукач давно отошел и теперь вообще не имел никаких источников дохода. Поэтому десять штук баксов буквально согревали его душу и сердце. Кроме того, Л ухарь обещал вернуть «Хонду», как только ее перекрасят, перебьют номера и сделают на нее новые документы, поскольку она в розыске.

Да что там говорить – душа у Зяблика сейчас просто пела каким-нибудь там меццо-сопрано!

Но вот прошел первый приступ эйфории, и встал вопрос: а что делать с бабками? Впрочем, вопрос этот был чисто риторический. Конечно, он пойдет к Лимону.

Этот Лимон содержал на своей хазе, проще говоря, домашней квартире, натуральный карточный притон. А Зяблика, который мало пил, не баловался травкой, был относительно равнодушен к бабью, просто трясло от карточных раскладов!

Он не любил слишком заумных игр, вроде преферанса, а предпочитал те, каким выучился когда-то во дворе: буру, секу, очко, петуха. И именно такие игры были в ходу на фатере Лимона. Причем можно было заранее туда и не звонить. Игра шла круглосуточно: уходили одни, приходили другие.

И Зяблик, тормознув частника, решительно распорядился:

– Шеф, на Таганку!

Ему открыл, едва взглянув в «глазок», хозяин, Лимон, амбалистый мужик средних лет, и вместо приветствия просто сказал:

– Проходи!

Сам Лимон, как ни странно, листы не метал, но имел свой куш с самого процесса игры, за которым внимательно наблюдал. Если, к примеру, в секе образовалась свара, он сразу забирал с нее пять процентов. Столько же Лимон имел и с удачливого банкомета. В общем, с каждой игры хозяин хазы имел свой интерес. Против этого никто не возражал – за крышу следовало платить.

Игроков оказалось четверо. Они были Зяблику знакомы. Кроме одного – и это бывшего домушника сразу насторожило. Очень важно было знать, кто привел новичка, не будет ли этот чернявый парень играть на чью-то руку.

Если он пришел с Шуриком, незлобивым и непутевым чадом богатеньких родителей, – никаких проблем.

Если с Мясником – говорят, этот здоровенный дядя и вправду на мясокомбинате разделывал туши, – тоже куда ни шло.

А вот если новичок, представившийся Гариком, явился вместе с Соловьем – дело тухлое.

Соловей вроде бы и не шулер, но считался настоящим асом в заведении Лимона, и Зяблик не мог припомнить случая, чтобы Соловей хотя бы раз уходил отсюда пустым. А если еще этот Гарик будет играть с ним на одну руку…

Игра еще не началась, и все решали, во что метать листы. Наконец сошлись на секе – этом русском эквиваленте покера.

Зяблик пристально наблюдал, как рассядутся игроки, и с удовлетворением отметил, что Гарик не сел рядом с Соловьем, а расположился между Мясником и Шуриком, причем сразу о чем-то разговорился с последним как с хорошим знакомым. Зяблику заметно полегчало.

На кон договорились ставить по баксу. Максимальная поддача – десять баксов.

Впрочем, все хорошо понимали, что это только начало.

Соловей сразу же стал обострять игру, предлагая свару на любой, пусть даже выигрышной карте. При сварах все игроки свои карты выбрасывали, ставки удваивались и листы метались по новой.

Часа три игра шла примерно на равных. То один снимал свару, то другой. Самую крупную свару взял Зяблик – восемьсот баксов! Повезло, пришло «дубовое очко» – тридцать одно. Это при максимально возможных тридцати трех очках!

И тут свары приобрели практически перманентный характер. Соловей просто не открывал своих карт и предлагал варить не глядя. Его пример воодушевил и молодого Гарика. Они сварили с Соловьем несколько раз подряд, не раскрывая карт. Все, естественно, доставляли, как и положено, полкона. К тому времени и максимальный потолок поддачи дошел до тысячи «гринов».

И вот свара достигла десяти тысяч баксов – рекорд за этот вечер.

У Зяблика екнуло сердце, и он полагал, что не у него одного.

На раздаче был Гарик (слава богу, не Соловей!). Он аккуратно перемешал фишки и, как требуется, положил их на стол.

Снимал Мясник. Он разложил колоду на три части, потом сложил их и подровнял.

Первым поддавал Шурик. Он бросил на стол сто баксов. Соловей покрыл эти сто и добавил тысячу.

Зяблик понимал, что, какая бы масть к ним ни пришла, они при такой сваре свои листы не сбросят. Будут темнить и понто-вать до последнего. Конечно, не скинет фишки и он, но что у него все-таки на руках? Зяблик медленно, одну за другой, как это делают все заядлые игроки, вытягивал свои три карты. И у него потемнело в глазах: двадцать шесть очков! На такой сваре – неслыханная удача! Он закрыл тысячу баксов Соловья и доставил еще столько же.

Теперь слово было за Мясником, который пребывал в явном затруднении. Наконец, тяжело вздохнув, он бросил свои карты в колоду.

Осталось только четверо претендентов на лежащую на столе кучу баксов.

Теперь решение надо было принимать Гарику. Если он хотел продолжить игру, ему следовало закрыть и тысячу баксов Соловья, и столько же Зяблика. Он это сделал совершенно спокойно и добавил еще тысчонку.

Шурик побелел – под него поддали уже три штуки.

– Хер с вами, – прошипел он и врыл листы.

Осталось трое.

Соловей, под которого шло две штуки баксов, закрыл их и добавил еще одну.

И Зяблик почуял неладное. Походило на то, что он попал под раздачу и теперь его раскручивают. Но если бы ему сдали тридцать два, то было бы все ясно – значит, у кого-то тридцать три. Но почему же эти ребята нарезали ему какие-то двадцать шесть? Может быть, еще не все потеряно?

Сейчас под него идут две тысячи, ну что ж, Зяблик ответит, из игры не выйдет.

Следующий ход был Гарика, который добавил еще штуку, а Соловей эту штуку закрыл и добавил вторую. И тогда все стало ясно – Зяблик попал под раскрутку. Эти двое – Соловей и Гарик – играли на одну руку. В таких случаях у кого-то из них уйма очков, а второй – вообще пустой, но из игры он не выйдет, а будет все время поддавать. В этом случае третья сторона, в данном случае Зяблик, просто вскрыться не может, таковы жестокие правила секи. Впрочем, они перед игрой договорились, что в этом случае можно выставить десятикратную сумму против той, которую ты должен закрыть, и тогда все будут обязаны показать свои карты.

Сейчас Зяблик опять должен закрыть две тысячи, но что толку, если даже он их выставит, раскрутка-то будет продолжена!

И вдруг у него мелькнула отчаянная мысль: а что, если и Гарик, и Соловей понтуют! Нет у них на руках хорошей масти, и они просто хотят выбить его из игры за счет раскрутки!

Но где же ему взять двадцать тысяч, чтобы заставить их вскрыть свои карты? Он с надеждой посмотрел на Шурика, тот сразу отрицательно замотал башкой.

Тогда Зяблик обернулся к Мяснику:

– Может быть, пополам? – То есть он предложил Мяснику выложить двадцать штук, а в случае удачи – забрать половину свары. А та уже перевалила за тридцать штук.

Мясник взял у Зяблика протянутые ему карты и стал думать. Думал он долго, но в конце концов вернул листы назад.

– Тогда, может, одолжишь двадцать штук? – севшим голосом спросил у него Зяблик.

– Когда отдашь? – флегматично поинтересовался Мясник.

– Послезавтра. – Зяблик старался, чтобы его голос звучал как можно увереннее.

– Если не отдашь в срок, на счетчик ставить не буду. Просто закопаю.

Мясник бросил на стол требуемую сумму.

– Я вскрываюсь, – дрожащим голосом объявил Зяблик, предъявил свои двадцать шесть очков и положил деньги Мясника в кон.

Гарик молча, не вскрывая, выкинул свои карты в колоду.

Соловей с сочувственной улыбкой, которая ему очень шла, предъявил двадцать семь очков.

– Через сорок восемь часов закопаю, – угрюмо повторил Мясник. – Если бабок, конечно, не достанешь.

«А где же мне их действительно взять?» – пронеслось в голове у Зяблика. И тут он вспомнил статью в «Криминальном вестнике», что за информацию об убийце Бориса Бабурина сообщество банкиров обещало миллион долларов.

«Сдам Албанца», – тут же решил Зяблик. Но, впрочем, у него еще оставалось сорок восемь часов.