Текст книги "Маскарад (СИ)"

Автор книги: Валерий Пылаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 12

Что-то определенно изменилось. Я ощутил это даже до того, как остановил машину у дома на Большой Монетной. То ли тело еще хранило остатки энергии, прихваченной из мертвого мира за Прорывом, то ли изменения оказались необратимыми. Уровень моих способностей скакнул вверх, одним махом одолев путь, который даже в нынешних условиях занял бы лет десять, а то и все двадцать.

Интуиция ясно обозначала важное событие, которое вот-вот должно случиться, но на этот раз не предупреждала об опасности, а просто набрасывала картину будущего. Расплывчатую и нечеткую, лишь очертания того, что может и не произойти вовсе… Впрочем, мне хватило и контуров. Опыт тут же дорисовал остальное, и на мгновение показалось, что я сейчас увижу у себя в голове этакое кино.

Но нет. Подробности так и остались за кадром, и вместо короткометражки мне достался только сценарий, в котором две трети строчек вымарал беспощадный цензор. Однако на уцелевших крупным шрифтом красовался толстый намек на то, что следующие полчаса-час вполне могут разделить жизнь одного отдельно взятого Волкова на «до» и «после».

Важно, значимо и потенциально опасно.

Что ж… Какая-никакая, а все-таки подсказка. Предупрежден – значит, вооружен… в переносном смысле, конечно же. Вряд ли Горчаков задумал какую-то гадость.

– Проходите, ваше благородие. – Дворецкий отворил передо мной дверь и чуть отодвинулся в сторону, освобождая путь. – Его светлость вас примет.

Я ожидал, что окажусь в кабинете, но для него помещение выглядело слишком уж просторным. Нет, письменный стол, огромный кожаный «трон» за ним и кресла для посетителей имелись, однако обилие книжных полок скорее намекало на что-то вроде домашней библиотеки.

Богатой даже по столичным меркам: я успел заметить немалое количество томов в золоченых переплетах. На русском языке, английском, французском, немецком… кажется, было что-то даже на латыни. А собрание сочинений Пушкина – однокашника Горчакова по лицею в Царском Селе – занимало чуть ли не целый шкаф. То ли его светлость из сентиментальных побуждений коллекционировал все издания, то ли в этом мире светило русской поэзии прожил на белом свете достаточно, чтобы оставить столь солидное наследие.

– Вижу, вас заинтересовала моя библиотека, Владимир Петрович. – Горчаков шагнул мне навстречу, протягивая руку. – Весьма скромная, надо сказать, однако здесь найдется парочка весьма занятных экземпляров.

– Доброго дня, ваша светлость. – Я легонько стиснул прохладные и суховатые стариковские пальцы. – Разумеется, я не могу не восхититься подобной коллекций. Однако никак не могу поверить, что вы желали меня видеть лишь для разговора о литературе.

А разговор будет серьезным – на это явно указывал даже сам облик Горчакова. Строгий, аккуратный… почти парадны. Конечно же, его светлость не стал ради меня облачаться в наряд с орденской лентой, однако темный костюм и без нее выглядел достаточно официальным.

Уж точне не для дружеского чаепития.

– О нет. Конечно же, нет, Владимир Петрович. – Горчаков сдержанно улыбнулся. – Вижу, вы из тех, кто не любит тратить времени на болтовню. В таком случае, позвольте мне перейти прямо к делу. Итак, третьего дня мы оба имели несчастье стать свидетелями и, более того, непосредственными участниками одного безобразнейшего и немыслимого события…

– Безобразнейшего и немыслимого, – повторил я, чуть склонив голову. – Надеюсь, ваша светлость не пострадали.

– Ничуть, друг мой, ничуть. Может, я уже не так силен и крепок, как был в ваши годы, однако еще кое-на что гожусь. Талант моего рода надежно защищает от пуль. Иными словами, я совершенно здоров, цел и невредим… Чего, впрочем, нельзя сказать о моих друзьях. – Горчаков опустил взгляд и, вздохнув, закончил: – Сегодня утром скончался уже знакомый вам Николай Борисович Юсупов.

Вот оно как… На мгновение я почувствовал то, что среди людей принято называть искренней печалью. Не то, чтобы мы с князем успели стать друзьями, однако все же прониклись друг к другу какой-никакой симпатией. Вместе сражались с Рогатым на Лазаревском кладбище – а такое, как ни крути, сближает. Я пока не мог даже представить себе, что именно могло навредить почти неуязвимому титану в ледяной броне… и почему его за целых два дня не смогли спасти даже самые могучие и крутые из столичных Владеющих целителей.

Однако мой счет к Меншикову и его покровителю пополнился еще одним пунктом – и на этот раз личным.

– Искренне надеюсь, что виновные понесут наказание, – тихо проговорил я. – И что оно окажется достаточно строгим и справедливым.

– Можете не сомневаться, друг мой. – Горчаков ободряюще коснулся моего плеча. – Мы непременно позаботимся… Впрочем, сейчас речь о другом. И вы здесь не только для того, чтобы я мог высказать вам свои соболезнования.

Наверное, где-то на этом месте я должен был задать вопрос – а для чего тогда?.. Или не должен был. Его светлость десятилетиями оттачивал ораторское искуссвто и вполне мог обойтись без «помощи зала».

– По ряду причин мы пока не имеем возможности уведомить его императорское величество… Во всяком случае, до того, как о смерти Николая Борисовича объявит официально кто-нибудь из родственников, – продолжил Горчаков. – Однако вы должны знать, что перед смертью он пожелал, чтобы вы унаследовали его княжеский титул.

Ох… Вот оно – то самое. Важное, значимое и потенциально опасное. Интуиция в очередной раз не ошиблась. Но я и предположить не мог, что старик Юсупов решит оставить мне самое, пожалуй, ценное из своего достояния. Если все это не какая-нибудь дурацкая шутка, мне без всяких усилий, буквально на блюдечке с голубой каемочкой достанется то, за чем самые амбициозные, жадные и беспринципные из молодых дворян охотятся годами – и порой безуспешно. Судьба определенно приготовила мне тот еще подарочек.

Немыслимо ценный, однако, надо сказать, весьма… непростой.

– Титул? – зачем-то переспросил я.

– Именно так, друг мой. Думаю, вам прекрасно известно, что у его сиятельства не осталось наследников мужского пола. А единственная дочь уже много лет замужем… Разумеется, ей достанется большая часть имущества отца, – уточнил Горчаков. – Ей и прочим родственникам, в соответствии с завещанием покойного. Нет, конечно, вы тоже кое-что получите, но, полагаю, вряд ли всерьез заинтересуетесь капиталами покойного. Или чем-то подобным.

– Пожалуй, – усмехнулся я. – Титул определенно стоит ничуть не меньше.

– Вы совершенно правы, Владимир Петрович. – Горчаков развернулся на каблуках ботинок и неторопливо зашагал к окну. – Впрочем, он точно так же принесет вам и немалые сложности. Слишком уж многим будет не по душе решение Николая Борисовича.

– Родственники? – Я подошел к ближайшей полке и провел кончиками пальцев по корешкам книг. – Возможно, дочь или кто-нибудь из племянников сами рассчитывали унаследовать…

– Увы, и подобного я бы тоже не стал исключать, – вздохнул Горчаков. – Зинаида Николаевна была не слишком рада, услышав последнюю волю отца. Но куда больше тех, кому вообще не важно, кому именно достанется титул – лишь бы он не достался вам.

– Даже так? – Я оперся локтем на полку. – Вот уж не думал, что у меня столько врагов.

– Увы. Даже без титула Владимир Волков встал многим поперек горла. А когда вы обретете достоинство и положение, которых, вне всякий сомнений, заслуживаете… – Горчаков заулыбался было – и вдруг сдвинул брови. – Однако вряд ли это случится быстро. Дело существенно осложняется тем, что Николай Борисович так и не дождался поверенного. И, соответственно, не успел изменить завещание и упомянуть вас.

– Если так – вы могли и вовсе мне ничего не говорить. – Я пожал плечами. – Передача титула постороннему для покойного человека, даже не родственнику едва ли возможна. А уж без документа, подтверждающего последнюю волю…

– Ошибаетесь, друг мой. – Горчаков многозначительно поднял вверх палец. – Слово дворянина значит не меньше, чем его подпись на гербовой бумаге. Перед смертью Николай Борисович назначил меня своим душеприказчиком. И сделал это в присутствии трех уже знакомых вам людей, в чьем достоинстве, порядочности и чести не посмеет усомниться никто. Можете не сомневаться – это стоит даже больше, чем какой-то там документ с печатью мелкого чиновника.

– Хотите сказать, это законно? – уточнил я.

– Не уверен, что смогу без труда назвать хоть один подобный случай. Вы и сами должны понимать – такое не случается каждый день. – Ответ Горчакова звучал весьма и весьма уклончиво, однако интонация буквально громыхала уверенностью. – Однако последняя воля князя, заверенная тремя уважаемыми представителями дворянского сословия, может стать основанием решения, которое государь примет в вашу пользу. Может – и должна!

– Полагаете, его величество не откажет мне в такой чести?

– Разумеется, у него есть и такое право. Жаловать титул, даже на основании завещания – право одного лишь монарха. Однако! – Горчаков возвысил голос. – Однако мы сделаем все, чтобы справедливость восторжествовала. И вы, друг мой, станете одним из нас – как того и желал покойный Николай Борисович.

И не только он… А может, и вовсе не он. Не то, чтобы я заподозрил Горчакова во лжи. Однако хитрый и многоопытный экс-канцлер ничуть не заржавел на пенсии и определенно оказался не против тряхнуть стариной и поучаствовать если не в политических играх мирового уровня, то хотя бы в переделке влияния и власти после исчезновения такой крупной фигуры, как невесть куда подевавшийся Меншиков. И если бы волеизъявление умирающего Юсупова не имело место взаправду…

Что ж, пожалуй, его стоило бы придумать.

И я уж точно не собирался ни возражать, ни отказываться, ни даже задавать лишних вопросов. Сам по себе титул и прилагающиеся к нему блага и положение имели для меня не такое уж и большое значение. А вот возможности… Нет, упустить их в моем положении было бы попросту глупо. И если колдун уже давно получил последователей и союзников среди титулованных особ – самое время завести собственных.

В конце концов, наши интересы совпадают… по большей части.

– Что ж… В таком случае – я буду должником вашей светлости. – Я склонил голову. – И клянусь использовать свое имя и положение исключительно во блага народа и отечества.

– Ничуть не сомневаюсь, друг мой, ничуть. Уверен, его величество уже совсем скоро пожелает вас увидеть… Впрочем, для начала я на вашем месте потрудился бы осмотреть новые владения.

– Владения⁈ – Я на мгновение едва не лишился дара речи. – Я не?..

– Нет, вы не ослышались, Владимир Петрович. – Горчаков хитро заулыбался. – Я ведь уже говорил, что его сиятельство Николай Борисович пожелал оставить вам не только титул?

Глава 13

– Ничего себе… Вот это, брат, хоромы!

Петропавловский задрал голову, разинул рот – да так и остался стоять, разглядывая нависавшую над нами трехэтажную громадину. Даже чемодана из рук не выпустил, хоть тот и весил чуть ли не полтора пуда. До моего появления в этом мире все пожитки Владимира Волкова поместились бы в одну одну сумку, но теперь для переезда пришлось созвать на помощь чуть ли не всех товарищей.

И когда я успел накупить столько барахла?

– Ладно тебе глазеть – пойдем! – Я хлопнул Петропавловского по плечу и подхватил с тротуара тяжеленное кожаное кресло. – Пока наш медведь таежный еще чего-нибудь не свернул.

Дед Федор, привычный к тяжелому труду, явно уже успел заскучать в столице, так что вызвался поработать чуть ли не с радостью. И пока я толкался в автомобиле между телег на набережной, в одиночку перетаскал внутрь чуть ли не половину грузовика и попутно расколотил то ли две, то ли три французские вазы. Хорошо, что Зинаида Николаевна не видела, как новый хозяин обходится с достоянием ее родителя – иначе бедняжке точно бы стало дурно.

Честно говоря, я и сам так и не смог до конца поверить, что это все теперь мое. Горчаков будничным тоном говорил о каком-то абстрактном доме, но на деле упавшее буквально с неба наследство оказалось целым особняком. И не где-нибудь, а на Английской набережной, всего в километре с небольшим от Зимнего дворца. Можно сказать, чуть ли не по соседству с его величеством императором.

Весьма статусное место, да и само здание под стать. На фоне скромных двухэтажных соседей особняк выделялся не только размерами, но и занятной архитектурой: выдающийся вперед к тротуару массивный цоколь с дверью-аркой посередине и портик с белоснежными колоннами аж на два этажа, подпирающий фронтон под крышей. Вытянутый, треугольной формы и вдобавок украшенный барельефами и лепниной. Было во всем этом что-то от храма – только не православного или католического, а древнего, римского или вообще даже греческого.

Кажется, такой стиль называется классицизм… или неоклассицизм?

В моем мире здание успело побывать и музеем, и не раз перейти от одной знатной и богатой семьи к другой, и к началу нынешнего столетия им владел кто-то из многочисленных столичных Кочубеев. Но здесь особняк достался Юсуповым. Может, еще в первой половине прошлого века: знакомой надписи на фасаде – ОТ ГОСУДАРСТВЕННОГО КАНЦЛЕРА ГРАФА РУМЯНЦЕВА НА БЛАГОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ – то ли не осталось к настоящему времени, то ли не было вовсе.

– Чего встали, внучки? – В дверях показалась могучая фигура деда Федора. – Подите-ка сюда, помочь надо. У их сиятельств мебель тяжелая – одному не передвинуть.

Старик наверняка лукавил – просто не хотел возиться в доме вдвоем с Фурсовым. Тот тоже отличался немалой силой, а вот собеседник был так себе. Предпочитал работать молча, в отличие от Петропавловского, который любое действие сопровождал прибауткой или комментарием.

– Уже идем, дед, уже идем. – Я подхватил с тротуара любимое кожаное кресло. – Ты там себя побереги – здоровье-то не казенное!

Внутри особняк оказался даже круче, чем снаружи. Даже если прежние владельцы когда-то и сэкономили на убранстве, Юсупов уж точно наверстал упущенное: мое наследство уступало его дворцам разве что габаритами, но уж точно не роскошью. Мрамор, позолота, бархат…

На мгновение мне снова отчаянно захотелось обратно в свои апартаменты на Садовой.

Может, когда-то я и стремился к богатству, однако эти времена прошли не одну, не две и даже не три сотни лет назад. На самом деле человеку нужно не так уж много, и сидеть одним задом сразу в пяти дорогих креслах уж точно не получится. А расходы на содержание трехэтажных хором на Английской набережной, хоть и посильные, казались бессмысленной тратой…

Однако Горчаков, как ни крути, был прав: вступление в право наследования особняком покойного Юсупова не то, чтобы подтвердит законность моих притязаний на княжеский титул, однако станет солидным козырем, когда придет время аудиенции с его величеством.

– Да уж, вот домина так домина. – Я осторожно опустил кресло на блестящий паркет. – Придется прислугу нанимать, человек пять… И Марью над всеми старшей поставить.

– И не думай даже, внучок! – Дед Федор сердито громыхнул чем-то об пол. – Пусть лучше учиться идет. В пансионат, как хотела. Нечего ей тут молодость тратить, раз уж тебе, охламону, целая княжна постель греет.

– Тихо ты! – буркнул я. – Нечего тут языком трепать.

– Да я-то чего? Я помолчу, – миролюбиво усмехнулся дед Федор. – А толку с того? И так весь город судачит.

Фурсов с Петропавловским тут же заулыбались, что называется, до ушей. И если первый в таких случаях хотя бы находил в себе силы промолчать, то второй наверняка уже придумал очередной сомнительный каламбур.

Только услышать его мне так и не довелось: за спиной раздались шаги. Осторожные и не то, чтобы легкие, но уж точно не похожие на грохот сапогов грузчиков или кого-нибудь из сибиряков, которых привез с собой дед Федор. Незнакомец ступал неспешно, чуть цокая по паркету каблуками ботинок.

– Доброго дня, судари. Надеюсь, я не слишком помешал?.. И не затруднит ли вас сказать, где я могу найти его благородие Владимира Петровича Волкова?

Голос оказался под стать походке: мягкий, негромкий, однако прекрасно слышный баритон, который я при иных обстоятельствах, пожалуй, даже назвал бы приятным. Однако чуйка подсказывала, что незваный гость принес с собой если не очередные неприятности, то уж точно какую-нибудь мелкую гадость.

Ну надо же. Не успели даже вещи выгрузить…

– Владимир Волков перед вами. – Я неспешно развернулся. – И раз уж мы почти знакомы – потрудитесь представиться.

– О, действительно. – Незнакомец заулыбался и шагнул вперед. – Князь Павел Антонович Сумароков.

Нередко в таких случаях после имени и титула называли должность или классный чин. Однако его сиятельство то ли не потрудился сообщать больше необходимого, то уже вышел в отставку… А может, и вовсе никогда и нигде не служил. Роста он был немалого и от природы получил неплохое сложение, однако выправки не имел совсем. Лишний вес и сутулость не могли спрятаться даже под изящно подогнанным по фигуре костюмом из светлой ткани. И явно указывали на человека гражданского, которому не случалось носить военной формы.

Как и все остальное: опущенные плечи, улыбка, бородка клинышком, длинные густые волосы. Когда-то русые, но теперь наполовину поседевшие. Даже в водянистого цвета глазах за очками в золотой оправе было что-то беззубое, выдающее не честного служаку, а того, кто за всю жизнь едва ли утруждал себя по-настоящему тяжелой работой.

В общем, Сумароков, несмотря на аккуратный и интеллигентный облик, впечатление производил скорее отталкивающие. И вялое рукопожатие лишь закрепило уверенность, что передо мной человек пусть и неглупый, однако слабовольный, беззубый… и вместе с тем неприятный и даже опасный.

Такие редко вступают в открытое противостояние – зато способны на любую подлость.

– Не могу сказать, что ждал гостей, – Я с трудом подавил желание вытереть ладонь о брюки, – однако раз уж вы здесь…

– Уверяю, я украду у вас совсем немного времени. – Сумароков изящно, но неожиданно крепко взял меня под локоть. – Мы ведь можем побеседовать с глазу на глаз?

Дед Федор нахмурился и сжал громадные кулачищи, и я на всякий случай даже помотал головой: отбой, ничего серьезного. Если незваный гость и представлял для меня какую-то опасность, то уж точно не в виде физической угрозы. Да и Таланта, похоже, был не самого выдающегося. Во всяком случае, заметно слабее Геловани, не говоря уже о мастодонтах вроде Горчакова или покойного Юсупова.

Впрочем, вел себя Сумароков если не нагло, то по меньшей мере вызывающе: сначала чуть ли не тащил меня к лестнице, хотя я и так послушно шел следом. А когда силенок не хватило – демонстративно зашагал быстрее, чтобы непременно подняться на второй этаж первым.

И уже оттуда без приглашения помчался наискосок через зал, не забывая при этом то и дело оглядываться и смотреть на меня сверху вниз.

– Удивительно красивое место. – Сумароков распахнул окно и, прикрыв глаза, подставил лицо прохладному ветерку с Невы. – Полагаю, вам не приходилось бывать здесь раньше?

– Не припоминаю, – сухо отозвался я.

– Едва ли, мой юный друг, едва ли. И тем удивительнее, что его сиятельство Николай Борисович, упокой Господь его душу, решил оставит сей чудесный особняк именно вам.

Его сиятельство отчаянно переигрывал. И во взгляде, и в жестах, и в самих его словах было столько нарочитого высокомерия, что это уже ничуть не напоминало изящно-презрительное снисхождение истинного аристократа к плебею, ненароком ухватившему то, что ему не положено. Скорее наоборот – превращалось в нелепый фарс, где комической фигурой выступал не я, а сам Сумароков.

– Вы ведь и сами понимаете, что все это – не ваше, – продолжил он. – И не так уж важно, что изволил указать в завещании старик Юсупов. Для юного дворянина первейшей и главнейшей из добродетелей является скромность. И всякому человеку непременно следует знать свое место. И если в вас есть хоть капля чести и достоинства, вы просто обязаны…

– И когда это я успел стать чем-то обязан, вам, милостивый сударь? – усмехнулся я. – И, признаться, никак не могу понять, к чему вы клоните.

– А я никак не могу понять, чего ради князю Юсупову оставлять вам такое наследство. Впрочем, мне приходилось слышать, – Губы Сумарокова расплылись в ехидной улыбке, – что порой старики безо всякой видимой причины приближают к себе смазливых юнцов.

Его сиятельство нарывался. Бесцеремонно, грубо и совершенно безо всякого изящества. А значит, делал это вполне осознанно и с расчетом на результат. Я мог только догадываться, кто и для чего подослал сюда этого напыщенного хлыща, но уж точно не для того, чтобы пообещать расположение или поддержку. Горчаков предупреждал, что мое наследство встанет поперек горла многим из представителей благородного сословия.

И, похоже, они уже начали действовать.

– Впрочем, где мои манеры? – Сумароков демонстративно прикрыл рот рукой. – Я ведь здесь исключительно для того, чтобы выразить вам свои соболезнования. Если уж случилось так, что покойный был вам, как отец, или даже ближе отца…

Ну все. Это уж слишком!

– Еще одно слово. – Я шагнул вперед. – И я…

– И вы вызовете меня на дуэль?

Скорее всего, именно этого от меня и ожидали. Этого – или какой-нибудь подобной глупости. Которая вряд ли могла привести к каторге или высшей мере, а вот повлиять на решение императора… Вряд ли его величество согласится пожаловать княжеский титул заядлому бретеру. И если даже до него каким-то чудом не дошли слухи о моей дуэли с Грозиным, про эту доложат незамедлительно.

Сумароков и доложит – с него станется.

– … И я вышвырну вас из окна, – невозмутимо закончил я. – И у меня тут же найдется не меньше трех человек, которые подтвердят, что вы ненароком свалились сами. И свернули шею.

Я блефовал напропалую, но такого его сиятельство явно не ожидал. Наверняка вариант с требованием сатисфакции был просчитан наперед, однако угроза незамедлительной физической расправы сработала. Сумароков никак не мог тягаться со мной ни мощью Талант, ни уже тем более умением махать кулаками – и тут же попятился, стремительно бледнея.

– Полно, сударь… – пробормотал он. – Мы ведь цивилизованные люди! И я желаю вам исключительно блага!

– Разве? – Я размял кулак, щелкнув костяшками. – А мне почему-то показалось, что вы пришли сюда, чтобы оскорблять меня и покойного Николая Борисович.

– Прошу простить меня за это досадное недоразумение. – Сумароков на всякий случай отступил еще на шаг. – Но вы ведь не будете возражать, если я дам вам… назовем это дружеским советом?

– Буду, – буркнул я.

– И все-таки я дам. Откажитесь от титула, Владимир Петрович. Оставьте себе этот особняк и деньги, если вам будет угодно. Купите красивый автомобиль, сходите в дом терпимости. – Сумароков, похоже, сообразил, что бить его все-таки не будут, и вернул себе некоторую часть гонора. – Развлекайтесь, пейте шампанское, просадите в карты пару тысяч… Только не лезьте туда, куда не следует. Там вас попросту сожрут.

– Меня уже пытались сожрать, – усмехнулся я. – Как оказалось, это не так уж и просто сделать.

– Куда проще, чем вы можете подумать. Высший свет Петербурга – это не гимназия, не Орден Святого Георгия и уж тем более не постель какой-нибудь легкомысленной юной особы. – Сумароков чуть понизил голос. – Вас там не ждут и вряд ли когда-нибудь примут. И не думайте, что покровительство пары выживших из ума стариков изменит хоть что-то.

– Кажется, я уже говорил, что не нуждаюсь в советах. И уж тем более – в ваших. Так что наш разговор окончен. – Я сложил руки на груди и, подумав, добавил: – А теперь – пошел вон из моего дома.