Текст книги "Тень гоблина"

Автор книги: Валерий Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Кто, я – клеветник?!! – взорвался Иван Павлович. – Да я их всех в бараний рог согну!!!

Затеев разрыдался, оттолкнул бросившуюся к нему со стаканом воды Гаржинову и выскочил прочь из комнаты. Больше его никто ни живым ни мертвым не видел.

20.

Если Государственная Дума у нас в стране – цирк с более или менее подготовленными и обкатанными клоунами, то законодательное собрание в провинции времен позднего Царя представляло собой цирк самодеятельный с весьма разношерстной труппой, состоящей сплошь из непризнанных гениев. Чуя вековую любовь народа к юродивым, во все выборные органы в начале нашей недолгой демократии первым делом ломанули деревенские дурачки, всевозможные выскочки да самоучки-всезнайки, на которых всегда была богата наша провинции. Уж кто-кто, а они, вслед за приснопамятным Маниловым, до точности знали, как нам и страну свою и весь мир обустроить.

Есейские законодатели мало чем отличались от своих собратьев. Под вместилище народных трибунов был приспособлен большой зал партийных торжеств в бывшем крайкоме партии. Со сцены убрали, как это теперь было принято, огромный гипсовый бюст бывшего шушенского сидельца, саму сценическую площадку разломали, заменив ее нешироким подиумом; ряды с бархатными креслами ещё сталинского формата выкинули; сделали хороший ремонт, расставили весьма симпатичные столики на двоих, наподобие ученических парт с удобными вращающимися креслицами. Каждое рабочее место снабдили микрофонами и специальными, заказанными за рубежом, механизмами для голосования. Вот так и завели мы во второй раз у себя парламент на западный манер и, с издевкой над собою, назвали его так же, как в начале века, Думой, начисто позабыв, к чему прошлые думцы страну нашу привели. Вообще не зря мудрые люди так опасаются тектонических временных сдвигов на стыках веков, есть в этих двух первых десятках лет что-то зябкое, даже при относительно мирной погоде, а уж тем более, в нашей искони расхристанной державе. Но река времени несет песок забвения, и заносятся следы прошлого, и мы, ступая по девственной целине, мним себя первопроходцами, не ощущая под собой сонма чужих грехов да старых могил.

Судя по обилию журналистов в зале и присутствию почти всех руководителей региональных управлений федеральных структур, заседание обещало быть интересным. Это Малюта отметил, как только вошел в зал и с трудом пробрался сквозь лес рукопожатий к своему месту. С утра ему шепнули на ухо, что после «именин» губернатор всю ночь буйствовал, уволил старшего Укольника, Старикова отправил в московское представительство чуть ли не простым клерком, а вместе с ними сегодня утром в первопрестольную отбыли наконец все экстрасенсы и колдуны, задержавшиеся в крае после выборов. Случились и еще разные увольнения и подвижки. Малюта недоумевал, с чего бы это? Вроде бы, вчера вечером все разошлись с миром или, по крайней мере, с надеждой на примирение, так, во всяком случае, ему показалось. Всё это было довольно странно, да к тому же еще и Владимир Леонидович, здороваясь в коридоре, коротко шепнул ему о готовящемся на сегодняшнем заседании побоище. «Да, и чёрт бы с ними, – подумал Скураш, – в конце концов, своих мозгов никому не вставишь…»

Однако волновал его сейчас не столько сегодняшний день, вся эта канитель как-нибудь сама собой да рассосется; не такие уж и безгрешные эти федералы на местах, и, будь его воля, он больше пяти лет чиновника на одном месте держать не стал бы. Но Царю виднее, если он, конечно, еще в состоянии хоть что-нибудь видеть. Сейчас Скураша волновала прежде всего проблема самого Плавского. До этого он как-то особенно о его внутреннем мире и не задумывался, нужды такой не было, да и знал его он плохо, так, встретились в служебных кабинетах и разошлись. Он – начальник, Малюта – подчиненный, вот и все взаимоотношения. Политическая составляющая генерала не в счет. Несгибаемый борец, трибун, говоривший пламенные и правильные слова – такого Плавского знали и любили миллионы людей, не один Малюта. А здесь, в Есейске, судьба заставила их жить, что называется, бок о бок, здесь никуда не денешься, все на виду, как в маленькой деревне, и захочешь спрятаться, не получится. И вот чем больше они общались, тем большее количество Плавских он узнавал, нет, не черт характера и особенностей личности одного человека, а именно совершенно разных людей, живших в одном человеке. Иногда ему даже становилось от этого немного страшно. Временами Малюте казалось, что он, наконец, узнал все столь различающиеся между собой «я» этого человека, но проходило время, и он с грустью признавался себе, что еще очень далек от полного понимания внутреннего мира того, который претендует стать очередным властителем России. Наблюдая за непредсказуемыми кульбитами народного любимца, Малюта приходил в ужас, на секунду представив, что всё это вытворяет президент!

– Добрый день, уважаемые коллеги, начинаем нашу работу, – прервал размышления Малюты голос Шуся, открывшего заседание.

Зал притих и напрягся, казалось, вокруг Скураша не было ни одного человека, не знавшего того, что здесь сейчас должно произойти. А может, все уже давно произошло, и сейчас разыгрывается последний акт этой трагедии или фарса?..

Утвердили повестку дня и изменения в ней; без особых обсуждений отклонили все инициативы, поступившие от администрации, отослав их в согласительные комиссии; единодушно утвердили обращение к Госдуме в поддержку письма курских законодателей и перешли к разному. Скураш давно заметил: почему-то так уж повелось на подобных мероприятиях, что «разное» всегда оказывалось гораздо более содержательным и животрепещущим, чем основное.

– Дорогие коллеги, – буднично возвестил председательствующий, – в наш адрес поступило заявление от начальника главного управления внутренних дел края. Сам уважаемый Никита Савельевич по служебным делам убыл в командировку и обратился к почтенному собранию письменно. С этим, гм-м, полным скорби документом, поработал независимый депутат Семитрусов, позвольте ему и предоставить слово. Пока Николай Захарович идет к трибуне, я бы попросил работников секретариата раздать депутатам текст данного документа…

– Арсений Викторович! У комиссии по этике есть реплика по регламенту!

– Товарищи депутаты, никто не возражает против реплики комиссии по этике? Прошу определиться.

Все проголосовали «за».

– Прошу вас, если вы не возражаете, с места.

– С места так с места. Этика никогда у нас в почёте не была, – обиженно произнес депутат Мурченко. – Итак, господа, комиссия по этике в перерыве ознакомилась с только что розданным вам документом и пришла к выводу, что данное заявление не может слушаться в открытом режиме, так как речь идет о чести и достоинстве высших федеральных чиновников, а также впрямую касается действий первого лица исполнительной власти края. У нас имеется мнение попросить удалиться приглашённых и представителей прессы и далее продолжить наше заседание в закрытом режиме.

По залу прокатилась волна недовольного ропота. Шусь, приняв озадаченный вид, бессильно развёл руками, дескать, извините, кина не будет, но не по моей вине, и произнес в микрофон:

– Будут ли у кого мнения по реплике председателя этической комиссии?

Неожиданно для всех, первым руку поднял депутат Драков.

– Прошу вас, Павел Петрович!

– Я, если можно, со своего места.

– Да, пожалуйста.

– Здесь, э-э-э, такое дело. Мы должны думать о будущем нашей, э-э-э, малой родины и ейной чести, потому что без чести, э-э-э, нашей мы станем бесчестными людями, а так жить неправильно, э-э-э, не очень хорошо так жить, – чувствовалось, что бывшему боксеру каждое слово, произнесённое публично, давалось с великим трудом.

– Так что вы предлагаете, Павел Петрович? – поспешил на выручку председатель.

– Я предлагаю, э-э-э, – ещё более смутился Драков, – согласиться с предложением комиссии, э-э-э, по этикету.

Кто-то на фоне оживления зала негромко захихикал.

– Цицерон ты наш! – с явной издёвкой, негромко произнес сидевший перед Скурашем депутат от коммунистов Смирницкий.

– Будут ли ещё предложения?

– Поддержать мнение Дракова, – послышались реплики с разных сторон.

Все посторонние без особого удовольствия покинули зал пленарных заседаний. Но более других, конечно же, по поводу неожиданно сорванного реалити-шоу, были возмущены телевизионщики.

Информация Семитрусова и жаркие дебаты по ней растянулись на долгих три с половиной часа. В зале не было ни одного человека, не высказавшегося по этому вопросу, и все мнения были явно не в пользу Плавского и его администрации. Резолюция и вовсе прозвучала как приговор: «Указать губернатору на грубейшие нарушения конституции РФ и Устава Есейского края в части, касающейся разделения прав и полномочий федерального центра и субъекта федерации. Признать деятельность администрации края неудовлетворительной. Заслушать Губернатора края на ближайшем заседании Законодательного собрания края. Утвердить состав комиссии по проведению тщательного расследования фактов, изложенных в обращении начальника Главного управления внутренних дел региона. Утвердить текст обращения депутатов к Президенту РФ о неконституционной деятельности главы администрации».

Все документы были исполнены с поразительной быстротой и аккуратностью. Заверенная по всем правилам копия резолюции была публично вручена Скурашу для оперативного информирования своего руководства.

В своей приемной Малюту ждали две новости. Первая: подписан указ о назначении Пужина директором Федеральной службы национальной охраны, и вторая: губернатор, после реорганизации своего управленческого аппарата, крепко отметил это дело и ушел в отпуск на неопределенный срок.

21.

Павел Драков сильно нервничал, ему казалось, что так он не волновался никогда в жизни. Однако страха как такового не было. Он хорошо знал себя – чем сильнее волнение перед схваткой, тем спокойнее и расчетливее будут его действия во время боя. Так было в спортивной жизни, так осталось и сейчас. Драков давал первую в своей жизни пресс-конференцию в Москве. Конечно же, сам он на такой отчаянный поступок никогда бы не решился. Павел вообще считал, что чем меньше светишься па публике, тем сильнее твоя власть над окружающими, а народ, мелькающий в телевизоре или поучающий всех со страниц газет, он всерьез никогда не воспринимал и в глубине души презирал. «Если ты такой умный, – подчас закипал он перед экраном, – чего же ты сидишь в ящике, иди сюда, к нам, к людям, которым жрать нечего, и умничай здесь, если не боишься по репе схлопотать».

Драков прилетел в столицу через пару дней после всполошившего всю страну собрания Есейских законодателей на очередной сбор ассоциации бокса и ни о каких встречах с журналистами даже и не помышлял. Конечно, ему льстило, что гостиничный телефон разрывался от предложений встретиться с бывшим союзником грозного генерала и, что называется, из первых уст поведать все западному и отечественному читателю и телезрителю о сибирской баталии. Паша отшучивался, как умел, сообщая звонившим, что «за ради справедливости и родной родины» готов Плавского вызвать, как бывшего боксера, на поединок, не глядя на ихнюю весовую разницу». И был искренне изумлен, когда на следующее утро в одной из популярных газет обнаружил весьма остроумный коллаж, на котором под броским заголовком «Бой бывших союзников. Кто – кого?!» они с губернатором, в полной боксерской экипировке изготовились к бою.

«Развлекаются, как малые дети», – подумал он, но газету аккуратно свернул и положил в свою спортивную сумку. Если носить костюм его, хоть и с большим трудом, но все же приучили, от спортивных сумок он отказаться так и не смог.

В дверь номера негромко постучали. В гостиничных апартаментах Драков был один, ребята, выполнявшие роль охранников и помощников, с его разрешения разошлись кто куда. Оружия он при себе никогда не носил и немного испугался: мало ли, что может произойти с приезжим депутатом в столице, тем более что дома он однозначно «объявил генералу войну на полное уничтожение», хотя словечка этого – «уничтожение» – он и не говорил, его после Шусь убедил приписать. Павел Петрович, не выключая телевизора, осторожно прошёл в спальню и позвонил по мобильному в соседний номер, где должны были отдыхать парни, дежурившие ночью. На радость, трубку взяли быстро.

– Гера, ты?

– Ну, я…

– Давай-ка, выгляни осторожненько в коридор, глянь, кто там ко мне в номер тарабанит… – негромко сказал он прямо в трубку.

– Счас, шеф! – после недолгого шуршания трубка хихикнула Гериным басом: – Девка к тебе, симпотная…

– Ты, это, зубы не скаль, я ее впущу, дверь не запру, а ты следом войди тихо, понял? Мало ли что… И своих на стрему поставь, понял?

– Ну, не в первой же… – шмыгнул носом охранник.

Девица оказалась действительно симпатичной, чем-то даже смахивающей на его жену.

– Вы Драков Павел Петрович? – не здороваясь, спросила она и, не дожидаясь приглашения, шагнула в номер.

– Ну, я. А ты что за птица? – оставив дверь непритворенной, спросил Павел, оценивающе оглядывая её фигуру сзади.

– Я никто и звать меня никак, я по поводу девочек. Вот это вам от них, – и, девица, развернувшись, сунула ему в руки продолговатый конверт. – Прочтите и, ничего не комментируя, ответьте, да или нет.

Пожав плечами, Паша распечатал письмо. На листочке было напечатано несколько предложений: «Моя фамилия Амроцкий. Мы знакомы. Надо срочно встретиться. Если согласны, верните записку Насте, она вас ко мне привезет. Безопасность гарантирую».

– Ну, если там девчонки такие же, как ты, то поехали, – протягивая обратно бумагу, ответил Павел.

Ехали недолго. На одном из перекрестков его попросили пересесть в остановившийся рядом микроавтобус.

– Здравствуйте Павел Петрович! Рад вас видеть в добром здравии и прекрасной форме, что для спортсмена, бросившего спорт, это большая проблема, по себе знаю, – похлопав себя по ляжкам, ослепительно улыбаясь, произнёс Михаил Львович. – Уж простите великодушно, что с такими предосторожностями, больно нешуточные дела закручиваются.

– Здрассте. А чего, мне даже нравится, как в кино про шпионов. А насчет спортивной формы, так надо в спортзал ходить, я вот со своими ребятами четыре раза в неделю тренируюсь…

– Шпионы, любезный Павел Петрович, – детские игры по сравнению с большой политикой, для неё, кстати, и шпионы были в свое время древними изобретены. – Ну да ладно! Я действительно очень рад, что вы откликнулись на мое предложение и согласились на встречу. Поверьте мне, совершенно без лести, я поражаюсь вашим успехам и уверен, что это далеко не предел. В ваши годы и такой взлет: мастер спорта, руководитель депутатской группы, успешный бизнесмен, один из владельцев металлургического гиганта, почти народный герой…

– Ага, спортсменка, комсомолка, красавица, понимаешь ли! А как же, мы, сибиряки, такие! – шуткой отозвался на его лесть Драков. – Вы бы говорили сразу, что надо, а то я ох как не люблю, когда меня хвалят! Бабка говорила, так и сглазить можно.

– Ну я-то не сглажу! Однако вы правы, дело весьма серьёзное, – сменив тон, продолжил Амроцкий, а про себя не без злости отметил: «Только из грязи вылез, а уже самомнения куда там! Подлый всё-таки в этой стране народец!» – Так вот, Плавский принял решение переть во всю дурь на Москву. Дури у него полно и поддержка кое-какая имеется, но финансов маловато. Деньги, однако, ему пообещали, если он вас с комбината вышибет…

– Интересно, как это у него получится? – набычился Драков. – У меня блокирующий пакет, между прочим!

– Раз вы так любите отечественное кино, я вам позволю напомнить один весьма известный фильм, где главному герою популярно объясняли, как можно с него бриллианты снять …

– Ну, помню – «Бриллиантовая рука» – бесхитростно ляпнул Павел и понял, что сморозил чушь. – «Вот гад, ещё и подлавливает!», – а вслух сказал: – Ну, насчет трупа, э-э-э, у него, это, руки коротки…

– До трупов, надеюсь, не дойдет, а вот посадить вас в тюрьму он, пожалуй, сможет. Мне его люди о таком варианте сообщали.

– Ну пусть попробует, мы тоже, э-э-э, не из тряпок сшиты. Я вот только в толк не возьму, вам-то какая выгода мне всё это раскрывать? Вы вроде как друганы с Плавским? А?

– Ну, друзьями мы никогда не были, так, временные союзники по достижению определенных целей. Кинул он меня, как и вас, Павел Петрович, – добавив в голосе обиды, признался Амроцкий.

– И на большие бабки? – посочувствовал Драков. – Это он может, это в его моде. Дрянным он оказался человеком, я же тоже ему поверил, все на голубой каёмке преподнёс, а он! – Паша с досадой махнул рукой. – Ну так научите, что делать-то надо, может, мы тоже союзниками станем повременными.

– Самое убийственное оружие против Плавского – это вы! – моментально выдал заготовленную фразу Амроцкий. – Да-да, не улыбайтесь, именно вы. Только вы можете рассказать всем, какой он коварный и беспринципный, как жаждет власти и для её достижения пойдет на самые крайности.

– Как это я смогу рассказать, да и кто меня слушать станет?

– Можете. Я все устрою. Сегодня вы встретитесь с журналистами и всей стране правду расскажете…

– Да я же, э-э-э, и говорить-то толком еще не умею и робею перед камерами…

– Все это не беда, а чтобы вам было легче, мои ребята с вами поработают, нарежут несложных вопросов. Все пройдет замечательно, главное, иметь боевой настрой, как перед выходом на ринг.

Павел ходил по коридору, его бил настоящий колотун. «И какого, блин, я дал себя уговорить, ладно с газетчиками и импортными телевизионщиками, там все быстро. Там не сложно, а тут целых полчаса сидеть и с умным видом вещать на всю страну! А главное, ежели дурь какую спорешь, то уже не переделаешь! Все потом дома будут пальцами тыкать, полный нокаут!»

Но деваться было уже некуда, его приглашали в студию.

– Уважаемые телезрители, – бодрым голосом начал популярный в то время ведущий Дмитрий Крысаков, – добрый вечер, сегодня у нас в гостях необычный человек. Прежде всего хотелось бы отметить его мужество, которого так сейчас не хватает не только рядовым гражданам, но и прежде всего, высшему руководству страны. И это не случайно, когда у власти парализована воля, общество само порождает таких людей, как наш сегодняшний гость. Знакомьтесь – Павел Петрович Драков, человек который сделал себя сам. Спортсмен, народный депутат, удачливый бизнесмен, защитник униженных и оскорбленных! – и, обратившись к оробевшему Павлу, продолжил: – Я не буду просить вас рассказать о себе, сегодня вашу биографию знает вся страна, скажите, вам не было страшно посягнуть на систему вседозволенности, созданную деспотом Плавским в крае?

– А чего это мне было страшиться у себя дома? Да, э-э-э, и не привык я уходить от противника. Я же боксер. Мне навязали драку, и я ответил. Э-э-э, если нас обидеть, то мы и выгнать можем…

– Вот так, я бы сказал, просто, без лишних экивоков, отвечает глубинка на хамство зарвавшейся власти – «выгоним!» Как не восхититься таким ответом! Представьте, что Плавский примет ваш вызов, и что? Вы в самом деле пойдете драться с таким верзилой?

– Ну, должен принять, если он мужик, а что большой, так не в массе сила. Он уже, наверное, и не упомнит, когда последний раз зарядку делал. Ему главное – власти побольше заграбастать…

– Давайте уточним, Павел Петрович, что главное для Плавского, который в последнее время открыто заявляет о претензиях на президентское кресло – благо для людей или сладость самой власти?

– Ну, я вам могу доложить, что на людей ему простых далеко, как говорится, наплевать. Ну а власть он любит, как обкурившийся травку…

– Признаться, мне очень жаль, что так быстро бежит эфирное время, потому что нам редко удается познакомить наших зрителей с такими феноменальными людьми, которые еще живут в нашей стране. Вообще феномен «Драковых» и их влияние на создание нынешнего нового российского общества, – упиваясь собственным краснобайством и временно забыв о собеседнике, продолжал Дмитрий, – остается и поныне далеко в стороне от внимания серьезных социологов и политологов, а совершенно напрасно. Ведь в каждой области, в каждом городе и городишке сегодня живет и творит свое незаметное дело свой Драков. Плохо это или хорошо, мы не знаем и знать не хотим, это, дескать, ниже нашего государственного достоинства! А ведь порой именно к ним идут люди в надежде на помощь и защиту, разуверившись в государстве и местных властях. И что вы думаете? Драковы им помогают! По-своему, пусть неумело, но помогают быстро и конкретно, без бумажной волокиты и унижений. Возможно, пройдет время, и Драковы превратятся в новых Строгановым и Морозовых, знающих и любящих свою землю, и сменят наконец надоевших всем олигархов, для которых земля наша – всего лишь предмет наживы и торга. Но для этого государство должно обратить на них внимание, как и на всё самодеятельное и самобытное, а не восхищаться липовыми заслугами липовых генералов, которые никогда никого не побеждали!

22.

Малюта, как и все его домочадцы, не отрывался от телеэкрана. Без конца звонил телефон, спрашивали, смотрит ли он телевизор. Телевизор он смотрел и силился понять, кто же за всем этим стоит? Сработано было на славу! Да, Паша Драка был на высоте, не без помощи опытных режиссеров, конечно, а так, ни дать ни взять, этакий шукшинский персонаж, герой-самородок из Сибирской глубинки. Но еще больше бы удивился Скураш, если бы узнал, что за четыре тысячи километров, эту же передачу внимательно смотрят еще два человека.

Плавский на дачу Амроцкого прибыл, как всегда, долгими окольными тропами. Не дожидаясь прилета своего лютого друга, генерал через север, куда он, якобы, отправился рыбачить, улетел в белокаменную, нигде не засветившись, провел несколько, по его мнению, важных встреч, после чего прибыл в этот памятный для него загородный дом. Собственно, именно здесь ему впервые и было предложено сначала поддержать во втором туре Царя, а затем и стать преемником, когда придет нужное время.

После легкого ужина Михаил Львович потянул гостя в большую гостиную со стеклянным эркером и огромной плазмой на противоположной стене.

– Вы, Иван Павлович, не упрямьтесь, если я предлагаю посмотреть телевизор, значит, знаю, что будет что-то интересное…

– Про меня? Да надоели они мне, все эти продажные суки, кто заплатит, под того и брешут, – раздраженно отмахнулся генерал. – Давайте лучше поговорим, меня все равно волнует этот чекистский офицеришка, неспроста он, как чёрт из табакерки, выскочил…

– Да успеем еще наговориться, – с улыбкой кивнул Михаил Львович, – ночь впереди, а передачу посмотреть надо, меня специально об этом предупредили.

– Хорошо, включайте свой ящик, – сдался генерал и налил себе коньяку.

«Боюсь, дружок, тебе сейчас валерьянка понадобится, а не «Хенесси» – исподволь наблюдая за генералом, подумал хозяин.

Однако, к удивлению Михаила Львовича, передача, казалось бы, ожидаемого эффекта на Плавского не произвела, и если бы не прикуриваемые одна от другой сигареты, да не опустошенная за полчаса бутылка коньяка, пожалуй, можно было бы и не заметить, что на самом деле он сжат, как пружина.

Голубое окно в подлый мир уже давно погасло, а в комнате все еще висела тишина. Амроцкому на какое-то мгновение стало жутко. А что если этот солдафон обо всем догадался и сейчас собирается с духом, чтобы встать и прикончить его чем-нибудь тяжелым, да вон хотя бы этим бронзовым бюстом президента, который ему когда в знак вечной дружбы подарил Царь. Страх был настолько реален, что он вдруг поднялся с места и на слабо гнущихся ногах, не в силах произнести ни слова, вышел вон из комнаты.

Темная тень подозрения неожиданно метнулась в голове Плавского, и он действительно подумал: «А может, шарахнуть эту гниду вот той бронзовой гнидой и положить конец всей этой несусветной канители? Как же мне надоело день и ночь барахтаться в чьем-то дерьме! Может, права мама, и стоит послать все это к черту да поехать вместе с Булдаковым ловить карасей на мое любимое болото? Чего мне, собственно, не хватает? Все есть, кроме, правда, семейного тепла, да и это, в принципе, может вернуться, если перестану из себя страшного клоуна корчить».

Однако, как ни старался генерал себя успокоить и вернуть назад что-то безвозвратно потерянное, нежное и простое, все равно в душу вползал сизый смрад его сегодняшнего дня, дух бесконечной гонки за самой страшной и самой сладкой мечтой, мечтой о власти. Когда и где заболел этой хворью, он уже не помнил, казалось, что ее бацилла дремала в нем с самого детства, с того самого момента, когда маленький мальчик Ваня, хлюпая разбитым носом, не опускал кулаков или зажатой в руке палки и бил, бил, бил своих обидчиков, бил и гнал до тех пор, пока его не останавливали взрослые, или пока он сам, выбившись из сил, не падал на раскаленную южным солнцем бурую пыль станичной улицы…

– Ну и как вам эта байда? – осторожно просачиваясь в комнату, прервал его мысли Амроцкий.

– Бред сивой кобылы, – дежурно буркнул генерал, еще не вернувшись в реальный мир. – Главное, узнать, какая сука ему все это проплатила? Этот Крысеныш, если мне память не изменяет, ведь ваш человек? – глаза гостя блеснули недобрыми огоньками.

– Ваша правда, был когда-то он в моей команде, но редкостной сукой оказался, блядовал на все стороны, кто больше даст, под того и ляжет! Представляете, работая у меня, на меня же заказы брал и сливал всю информацию, пока я его не прищучил. Так он, гаденыш, к Бусинскому переметнулся, и вот видите, что вытворяет? Поверьте, Иван Павлович, это не только вам вызов, это плевок и мне в лицо, – окончательно придя в себя, разлился соловьем Амроцкий. – Это же надо, подонка, уголовника вытащили на экран и решили из него отечественного Робин Гуда сделать. Эх, поспешили вы Пашку с короткого постромка спустить, пусть бы пока у ноги, как верный пес, покрутился, а потом, после того, как комбинат у него отнимите, можно было бы и в тюрьму сажать…

– Постойте, а не вы ли мне советовали его прижучить, подержать в черном теле, чтобы сговорчивее насчет акций стал? – поднял вверх брови Плавский.

– Иван Павлович, так ведь я вам Дракова советовал прижучить, а не телеги на краевых генералов писать! Вы хоть с министрами-то успели переговорить?

– Да как-то времени все не было, закрутилось все…

– Оно, может, и к лучшему! – вскочил в места Михаил Львович. Когда его обуревала жажда деятельности, он не мог усидеть на месте и сновал по комнате, подпрыгивая, как блоха. – Вы знаете, это очень даже хорошо, это чудненько! А не повернуть ли нам все это с точностью до наоборот! Они хотели вашей дискредитации, и им кажется, что они своего добились, правильно?

– Ну, – буркнул генерал.

– Ну так вот, на самом деле вы были правы, обращаясь к министрам за поддержкой в борьбе с коррупцией, которая, как ржа, проела все органы федеральной власти у вас в крае! Вы понимаете, куда я клоню?

– Пока не очень…

– Ну что вы, Иван Павлович! Вы как полновластный хозяин региона, как лицо, поддержанное Президентом страны, вскрыли вопиющие факты беззакония, когда, фактически, вся власть добровольно легла под новоявленного бандита, а силовики и депутаты, вместо того, чтобы бороться с этим бандитам, бросились вперегонки ему служить, понимаете?

– Кажется, понимаю, но смутно пока…

– Да что это с вами сегодня? Организованная преступность вместе с продажными чиновниками, – менторским тоном наставника, принялся растолковывать Михаил Львович, – организовала тотальный отпор губернатору, отказавшемуся от их правил игры и попытавшемуся донести все творящиеся в глубинке безобразия до оглохшей от безделья Москвы. Так что вы – не клеветник, как пытался представить вас краевой мент, а мужественный борец с коррупцией. Надо не медля, завтра же идти на прием к министру внутренних дел и директору ФСБ. Ваше письмо на имя Царя отписано в Главное управление президентского контроля, там мы ему ноги прямо сейчас и приделаем. – Великий путаник торопливо схватился за телефон.

– Але! Иннокентий Алиевич! Прости, что поздно, не ложился еще, телевизор смотрел? Да, да, ты прав, совсем бандиты распоясались, мало им провинции, так они решили и столицу под себя подмять! У тебя там письмо губернатора Плавского сверху расписано, надо ему полный ход дать. Все согласовано. Ссылаться на меня, конечно, не надо, но я только что приехал от Самого, – Амроцкий заговорчески подмигнул внимательно слушающему генералу, – так Первый в ярости, считает что это покушение на устои власти. Сегодня губернатора в лоскуты порвут, а завтра и от страны ничего не останется. Да не надо благодарностей! Говоришь, уже ходоки с другой стороны были, и кто? Шусь? Вот поганец! Ладно, это не по телефону, завтра забегу. Ох, и хороша у тебя секретарша! Нет, такие подарки не принимаю, если только поменяться. Пока, пока!

– Всё, с утра к контролерам, а они пристегнут и МВД, и прокуратуру, и еще кого надо, – потирая руки, сообщил Амроцкий.

Через два дня тяжелый маховик государственной машины со скрипом завертелся, набирая все новые и новые обороты, грозя перемолоть в пыль всё и вся, попадающее под его незрячую десницу.

Местные законодатели, как наиболее неустойчивый элемент, не взирая на злобное шипение спикера, начали быстренько отрабатывать назад и раскололись на несколько враждующих групп. В первые ряды, как всегда, вырвалась недалекая хабалистая бабенка, представляющая северные территории. Она верещала во всех местных газетах и телепередачах про зловредных ментов, продажных судей, загребущих налоговиков, близоруких коллег-депутатов, обходя при этом бархатным молчанием лишь своего тайного спонсора, Пашу Драку. Местные федеральные чиновники быстренько застрочили наверх, что они, лично, к законодателям за помощью не обращались, и во всем виновен главный милиционер, который, к тому же, является, чуть ли не родственником Дракова.

В край прибыла целая бригада следователей, собранных из разных губерний России, во главе с грозно рычащим заместителем министра внутренних дел Ильей Владимировичем Коловратовым.

Плавский торжествовал, все получилось, как он хотел, а главное, он теперь напрочь отбросил сомнения в искренности отношения к нему Амроцкого. Михаил Львович, в который раз воскрес в его душе как всесильный ангел-хранитель.

Удаление со двора Старикова благотворно сказалось на внутренней атмосфере Серого дома, да и в крае дела пошли, как это ни странно, в гору. Заполярный комбинат стал платить налоги, Есейский металлургический, погасив задолженность по электроэнергии, фактически закрыл все долги края по заработной плате бюджетникам. Паша Драка от греха подальше и не без помощи Амроцкого куда-то смылся. В общем, для всех настало некое подобие золотого века, а золотые века, как известно, долгими не бывают.