Текст книги "Окружное шоссе"

Автор книги: Валерий Мигицко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Вы свои места знаете лучше меня, – обратился он к старшине. – В каком направлении могли двигаться эти двое?

– Я так думаю, поначалу они искали, где спрятаться. Там это просто: лесок довольно приличный рядом. Только если они мясо везли, обязательно бы на шоссе вышли и попутной дожидались.

– Были попутные?

– Часов в восемь утра "Волга" из Южного прошла – председателя райисполкома. Я предупредил водителя.

– А встречные?

– Встречных не было ни одной.

"Плохо, – подумал Зенич. – Люди разбегаются по степи в дождь, ночью, да ещё с какими-то мешками, и не оставляют следов. Никуда не годится".

– Если я вас правильно понял, они могли двигаться только в сторону Белогорска.

– Скорее всего, – сказал старшина.

– Нет ли поблизости от поста в сторону Белогорска какихнибудь дорог, пересекающихся с трассой?

– Есть. Километрах в трех начинается дорога на Поповку.

Только по ней редко кто ездит. А в такое время тем более.

Последняя деталь не имела существенного значения. Дорога на Поповку – вот где можно было что-то нащупать. Если только у них в мешке не был спрятан разборный вертолет.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЧАСОВ ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ МИНУТ

– У меня сегодня тихо, – сказал дежурный. – Даже не знаю, чем вам помочь. Двое с мешком, да ещё четырнадцать часов назад, – они теперь могут быть где угодно.

– Дайте, пожалуйста, сводку, – попросил Зенич.

– Вот. – Лейтенант протянул ему заполненный на треть бланк. – Убедитесь сами. Браконьеров общественность в "Рассвете" повязала. И все.

– Что-то я сегодня уже слышал о браконьерах, – вслух вспоминал капитан.

"Где же я мог слышать о браконьерах? – вспоминал он. – Кажется, это было связано с Южным. Ну и что из этого?

У меня сегодня все связано с Южным. Вот. В сводке происшествий по маршруту следования автобуса говорилось, что какие-то личности в маленьком селе на Дунае оказали сопротивление инспектору рыбнадзора и исчезли в неизвестном направлении. Но какое отношение все это имеет к "Рассвету"?

Да никакого. И все-таки надо проверить: прошлой ночью случались и более странные совпадения".

– Как вы думаете, – обратился Зенич к дежурному, – чем браконьеры могли поживиться на территории "Рассвета"?

– Что вы имеете в виду? – насторожился лейтенант.

– Там есть пруд или речка?

– Нет ни того ни другого.

– А лес?

– И леса нет.

– В тех местах охотятся?

– Какая там охота! – отмахнулся дежурный. – Охота у меня вот где, в плавнях.

– Тогда, может быть, вы мне объясните, что это за браконьеры такие, если им, как говорится, нечего делать в "Рассвете"?

– Я не знаю, – смутился лейтенант. – Сейчас уточню.

– Что значит не знаете? Разве не вы составляли сводку?

Как только дежурный начинал волноваться, с него сразу слетала вся значительность и было видно, какой он юный.

"Ничего, – подумал Зенич, – пусть поволнуется. Это на пользу".

– Составлял я, – оправдывался лейтенант. – Но сообщение о браконьерах принимал Тищенко.

– Тищенко! – подбавил жару капитан. – Всюду ваш Тищенко! В случае чего спросят с вас, а не с Тищенко. Позовите.

– Тищенко! – срывающимся голосом позвал дежурный.

Сержант появился так быстро, как будто стоял за дверью.

Спросил:

– Звали, товарищ лейтенант?

– Звал, – ответил за дежурного Зенич. – Вы принимали сообщение из "Рассвета"?

Тищенко посмотрел на лейтенанта.

– Я, – сказал он, подумав.

– Кто звонил?

– Председатель колхоза Кирков Афанасий Лукьянович лично.

– Человек известный, Герой Социалистического Труда, – робко добавил дежурный. Ему страшно хотелось замять свой промах.

– Когда?

– В девять пятьдесят две.

"Как хорошо, – сказал себе капитан, – когда рядом с молодыми лейтенантами, которых назначают дежурить по субботам, есть такие люди, как Тищенко".

– Что сообщил председатель? – спросил он сержанта.

– В первом часу ночи Кирков возвращался из Поповки.

– Что он делал в Поповке?

Тищенко знал и это.

– В Поповке главная усадьба колхоза "Родина". А "Родина" соревнуется с "Рассветом". Там вчера было собрание, – объяснил он.

"Как легко, – подумал Зенич. – Как все легко. И после этого какие-то болваны утверждают, что везения не существует!"

– Сразу за поворотом на трассу Киркова остановили, – продолжал Тищенко. Он их подобрал.

– А потом заметил в своих пассажирах нечто подозрительное и при поддержке решительных своих колхозников... – не выдержал Зенич.

– Он один, – поправил капитана Тищенко. – Вы б его видели – он один их запросто! – Сержант сделал выразительный жест рукой.

– Подождите, – прервал его Зенич. – Вам старшина Ренькас о том, что произошло на кордоне, докладывал? – спросил он лейтенанта.

– О чем? – упавшим голосом переспросил дежурный.

– О том, что ночью на кордоне из автобуса, следовавшего в Приморск, сбежали двое с мешком.

– Докладывал, – наконец вспомнил лейтенант.

– И какие вы приняли меры?

– Никаких пока, – собравшись с духом, изрек лейтенант. – Но ведь, товарищ капитан, ничего серьезного... В мешке, повидимому, мясо...

– А если нет? – резко спросил капитан. – Если что-нибудь похуже? Товарищ Тищенко, что в мешке?

– Рыба, – ответил сержант. – Осетры.

– "Мясо, рыба"... Ваше счастье, лейтенант, ваше личное счастье, что там рыба, – сказал Зенич. – Сколько до "Рассвета"? – спросил он сержанта.

– Да близко. Пять километров.

– Вас, товарищ сержант, попрошу со мной. Поедем посмотрим, кого это там задержал председатель.

– Всегда пожалуйста, товарищ капитан, – сказал Тищенко. – Машина у дверей.

– Машина? – с сомнением произнес Зенич.

Но на сей раз у входа их действительно ждал "уазик".

ПЯТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ВОСЕМНАДЦАТЬ МИНУТ

Дом стоял на околице села, и сразу за ним начинались поля. Людей капитан заметил ещё с улицы. Миновав калитку, он рассмотрел их получше – компанию трех мужчин в саду, под навесом. При взгляде на Киркова вспоминались былины.

Могучего сложения человек, одетый легко для такой погоды – в нижнюю рубаху, галифе и тапочки на босу ногу, – главенствовал за столом и потчевал остальных. Они весело выглядели – мужская компания из трех человек, здесь, в саду, в дождь. Даже двустволка в руках богатыря воспринималась весело – вот они отобедают сейчас и пойдут гонять ворон.

– Приехали! – загрохотал председатель. Голос у Киркова оказался под стать внешности. – Вы, извиняюсь, кто будете? – обратился он к Зеничу.

Капитан представился.

Сотрапезники председателя вздрогнули.

– То-то, я смотрю, не наш вроде, не белогорский. Закусите с нами, товарищ капитан. Если замерзли, найдем чем погреться. Не побрезгуйте.

Было за столом спокойно и даже, несмотря на повод, собравший всех вместе, уютно, и дождь, и тускло блестевшие стволы деревьев будто отделены были стеклянной перегородкой.

– Не побрезгую, – сказал капитан. – Давайте сало. Только без подогрева.

Кирков положил ружье на край стола, отрезал от краюхи здоровенный ломоть, отхватил соответственный кус сала и, смастерив бутерброд, протянул Зеничу. Подвинул луковицу.

– Кушайте на здоровье!

– Спасибо.

Капитан очистил луковицу, отделил три аккуратных ломтика, положил поверх сала. "Здорово, – подумал он. – Посмотришь – и сыт".

– А ты, сержант? – спросил председатель Тищенко.

– Не, – солидно отказался Тищенко. – Недавно завтракал.

– Пожалуйста, Афанасий Лукьянович, расскажите нам о ваших гостях, попросил капитан Киркова и с хрустом откусил с краю.

– А откуда начинать? – сразу посерьезнел председатель.

– С самого начала.

Громадным кулаком Кирков потер лоб, вспоминая.

– Ночью возвращаюсь из Поповки, с собрания, – начал он. – Только свернул на трассу, гляжу, впереди двое "голосуют". Остановился. Просятся до Приморска. Говорят, что колхозники, на базар едут. И все такое прочее. По виду действительно колхозники, хотя вид какой-то больно подозрительный.

До города, говорю, не могу. А до райцентра подброшу. Вижу, на все согласны.

"Никого они не путали, – подумал капитан, забыв о сале. – Самые настоящие браконьеры. Пять минус два – их в автобусе осталось трое. А из этих троих женщина сходила по дороге.

Значит, двое на сто пятьдесят километров плюс две остановки.

Предположительно моряк и ещё какой-то пассажир. Странная пара".

– Что ж вы не едите? – прервался председатель. – Или не нравится?

– Что вы! – смутился Зенич. – Очень вкусно.

– Садятся, и едем, – продолжал Кирков. – Ведут себя мои попутчики неспокойно, все в окошко да на часы поглядывают. Тут мотор заглох. Хорошо хоть в селе, у самого дома.

Вылез я. Ночь, темень – пойди разберись, в чем дело. "Приехали, – говорю пассажирам своим. – Дальше вам пешком".

Не хотят пешком. Пошептались себе и говорят: "Купи, дядя, рыбу". "Какая, спрашиваю, – рыба? Мешок приоткрыли – осетров шесть штук, и все молодь! Вот тут я про них и смекнул. Но помалкиваю. Завожу в сарай – товар, мол, рассмотреть да о цене столковаться. И пока они соображали, что к чему, я замок на дверь! Не пикнули, сидели, как голуби.

А утром накладка вышла. Транспорт – какой в колхозе был – затемно народ в город повез, в театр. Мой броневик сломался.

Как постояльцев в милицию переправить? Звоню, докладываю. А милиция не поспешает. Пришлось вот на довольствие ставить. А то помрут с голоду, отвечай тогда за них. Ружьишко на всякий случай прихватил. Правда, не заряжено оно, но им, – он кивнул на браконьеров, – это знать не обязательно.

Зенич встал.

– На минуточку, Афанасий Лукьянович, – позвал он председателя.

Они вышли в сад, и их окатило дождем.

– А ведь вы их незаконно... – укоризненно сказал капитан Киркову. – Как бы отвечать не пришлось.

Председатель отреагировал спокойно.

– Отвечу, – негромко сказал он. – Я за многое был в ответе. Этот грех мне души не жгет. Я б таких деятелей... – Кирков выразительно посмотрел на Зенича.

Капитан отвел глаза.

– Ладно, – сказал он. – Ваши тут разберутся.

Они вернулись за стол.

– Кто такие, вы не знаете? – спросил Зенич председателя.

– Говорят, что колхозники, – нахмурился Кирков. – Как дойдет дело отвечать, все они колхозники.

– Это точно, – подтвердил Тищенко.

– А в мешке у тех "колхозничков" осетров шесть штук, – закончил председатель.

– Фамилии? – спросил капитан, обращаясь к браконьерам.

– Пыхтин, – ответил один.

– Мардарь, – сказал другой.

– Плохи ваши дела, граждане, – объявил Зенич. – Расхищаете народное добро. Скрываетесь от милиции. Оказываете сопротивление инспектору рыбнадзора, наносите ему телесные повреждения.

Про инспектора капитан упомянул наудачу – эти двое наверняка были не единственными, кто браконьерствовал в районе.

Мардарь от удивления даже поперхнулся. Браконьеры переглянулись.

– С инспектором случайно получилось, – наконец отреагировал Мардарь.

– Лодку его на волне развернуло и в нашу ударило. Инспектор прыгать собрался, но не удержался, упал и расшибся о банку, – добавил Пыхтин. – Мы тут ни при чем. Мы б его трогать не стали – мужик хороший.

– Это мы выясним, – пообещал Зенич. – А сейчас прошу ответить на мои вопросы.

– Это поспособствует... – начал Пыхтин.

– Поспособствует. Вы в Южном сели в автобус?

– В Южном, – кивнул Пыхтин.

– Почему сбежали на кордоне?

– Милиции в нашем положении надо бояться, – объяснил Мардарь.

– Эх, мать вашу... – протяжно выругался Кирков. – Красть вы не боитесь и с динамитом орудовать не боитесь. Вас бы в сорок первый перебросить да заставить мостик какой на воздух поднять – посмотрел бы я тогда на вас.

– Это точно, – согласился Тищенко.

– Мы воевали! – вспыхнул Мардарь.

– Тем более! – Председатель ударил кулаком по столу, и Зеничу показалось, что массивный дубовый стол просел.

– В котором часу пришли на станцию?

– За полчаса до отхода.

– Чем занимались эти полчаса?

– Стояли в подъезде дома, того, что рядом со станцией, ждали водителя.

– Вы его знаете?

– Не знаем.

– Тогда зачем ждали?

– Как только шофер приходит на станцию, автобус отправляется. Дожидаться в автобусе в нашем положении смысла нету... Мало ли... – объяснил Мардарь.

– Точно, – согласился Зенич. – Где вы сидели в автобусе?

– Сзади, – сказал Пыхтин. – Там удобно: все видно.

– Сколько, кроме вас, было пассажиров?

– Трое.

– Кто?

– Мужчина с женщиной и моряк. Моряка баба какая-то провожала. Все в окошко заглядывдла, аж пока автобус не отошел. Только он её не очень жаловал.

– Почему?

– Он пьяный был, – объяснил Мардарь. – Грязный. Побитый весь – голова перевязана.

– А те двое, мужчина и женщина, они что, вместе ехали?

– Мы когда вошли, они рядом сидели. Мужчина ей что-то веселое рассказывал, она смеялась. Симпатичная такая женщина, блондинка. Будь она одна, я бы сам к ней подсел.

– Как выглядел мужчина?

– Как всякий мужчина.

– Одет?

– В светлый плащ.

Все, что они сообщили, позволяло предположить, почему этой троицы не оказалось на тридцать шестом километре.

Мужчина, вероятно, мог сойти в Степном с блондинкой. Моряк – отстать на остановке. Правда, из этой схемы выпадал все тот же чемодан. Если моряк действительно отстал, пассажиры или водитель должны были оставить чемодан на той же станции, а его нашли в автобусе. Выходит, что и водитель, и те двое настолько были увлечены чем-то своим, что даже не заметили отсутствия моряка. Может, их вообще в тот момент не было в автобусе? Только кто станет выходить на остановках ночью, да ещё в дождь? Разве что шофер. Но уж он-то должен был поинтересоваться, куда делся его пассажир. Значит, не интересовался. Значит, не до того ему было. И вообще, чего стоит отработка линии пассажиров, если допустить, что к тридцать шестому километру все они сошли и у каждого на то была причина...

– Постойте, – вспомнил Пыхтин. – Мы вам про солдата не сказали.

– Про какого солдата?

– Верно, был солдат, – поддержал Мардарь. – Он позже сел.

– Где?

– Да сразу за городом.

– Солдат остановил автобус – поднял руку. Шофер сначала не хотел его подбирать, но женщина что-то крикнула, и он тормознул.

– Что крикнула?

– Не расслышал.

– Шофер открыл дверь и о чем-то спросил солдата. Парень ответил, потом сел, – уточнил Мардарь.

– Как выглядел солдат?

– Как солдат.

– В парадной форме или в повседневной?

– В парадной. Мокрый весь, но веселый, улыбался, – Какого рода войск? Вы в этом разбираетесь?

– Пограничник, – уверенно сказал Мардарь. – Фуражка у него была с зеленым околышком.

– Точно, – поддержал Пыхтин. – Фуражку я заметил.

– Где сидел пограничник?

– Рядом с водителем. Там впереди в проходе место есть.

– Все о чем-то с шофером говорил, – добавил Мардарь.

"Солдат, – подумал Зенич. – Теперь их четверо и искать надо уже четверых. А что, если где-нибудь в Холмах выяснится, что их не четверо, а, скажем, двенадцать?"

– Вы не помните, были у солдата какие-нибудь вещи? – спросил он.

– Что-то было, – сказал Пыхтин. – Кажется, чемодан.

– Какой чемодан?

– Маленький такой. Какой у солдата быть может.

"Маленький коричневый чемодан", – вспомнились вдруг капитану чьи-то совсем недавно слышанные слова. "Кто, где, по какому поводу произнес эти слова?" подумал он, и память подсказала ответ: Котова, соседка Цырина.

ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ

Дежурная холмской автостанции оказалась словоохотливой женщиной.

– Задремала я, признаюсь, – бойко рассказывала она. – Как автобус подошел, не слыхала. Услышала, когда в окошко постучали.

– Вот в это? – спросил капитан.

– Ага. Ну, я сразу свет зажгла. Поглядела – солдат.

Выхожу. Интересуется, где больница. В чем, спрашиваю, дело, сынок? Он тогда и объясняет, что пассажиру одному плохо стало. Врача надо.

– Видели вы этого пассажира?

– Чего ж не видать? Видела. Моряк – он на лавочке сидел.

– Вот на этой?

– Да. Больница у нас напротив. Показала где. Солдат моряка туда и повел. Минут через десять уехали они.

Все.

– Водитель из автобуса не выходил?

– Может, и выходил, но я не видела. Знаете, как спросонья...

– В каких же тогда случаях предусмотрено ваше вмешательство? – не выдержал капитан.

– А вы на меня, товарищ милиционер, не кричите, – спокойно отвечала женщина. – Это вы на морячка того намекаете? Знаем мы таких "больных". Видали. Пьяный он. Подрался где-то. Проспаться ему надо. А как глаза откроет, стаканчик на похмелье. Вот и все лекарства. А вы говорите, больной...

Зенич пересек площадь. Дежурный хирург наблюдал за ним из холла больницы и, когда капитан приблизился, распахнул дверь.

– Ну как? – спросил Зенич.

– Лучше, – ответил врач. – Снимите плащ и возьмите халат. Я вас провожу. Но прошу недолго.

– Постараюсь, – пообещал капитан, сбрасывая плащ на стулья, стоявшие вдоль стены. – Пойдемте, доктор.

– На второй этаж, пожалуйста, – пригласил врач.

На втором этаже у палаты стояла медсестра. Еще одна сидела у постели больного. Когда капитан с врачом вошли та, что стояла, вошла тоже. Зенич попросил всех выйти – и медсестер, и доктора.

– Хорошо, – сказал врач, и они вышли. Было видно, что делают они это неохотно.

Поправив сползающий халат, капитан сел на стул и только тогда как следует рассмотрел моряка. Рассматривать, собственно, было нечего: до самых глаз повязка на голове, острые скулы, тонкие, с длинными пальцами руки поверх одеяла.

Глаза были открыты и с тоской смотрели на Зенича.

– Голова болит, – морщась, сказал моряк. – Гадко и гнусно... Я знаю, кто вы. Вы из милиции.

– Точно, – не стал отказываться Зенич – Почему-то милиция в таких случаях всегда появляется первой. А мне, может, не хочется видеть милиционера. Мне, может, хочется видеть любимую девушку.

– В таком-то виде? – засомневался капитан.

– Не тяните, задавайте ваши вопросы, – попросил моряк, сделав попытку улыбнуться. – Вы же для этого сюда пришли?

"С тобой легко, – думал Зенич. – Ты совсем ещё пацан, а хочешь показать, какой ты старый и опытный. Никакой ты не старый и не опытный. Так, салажонок И боишься, что напроказил, хотя не помнишь, где и как".

– Хорошо, – согласился он – Начнем задавать вопросы Фамилия?

– Я и забыл, что вы начинаете с фамилии, – сказал парень, снова попытавшись улыбнуться.

– Не смешно, – строго сказал капитан. – А в вашем положении тем более. Вечер юмора и сатиры предлагаю перенести на более поздний срок.

– Принято, – покорно согласился моряк. – Таранок Сергей Иванович.

– Как же это тебя так угораздило, Сергей Иванович, а?

Таранок молчал.

– Судно и должность?

– Теплоход "Кустанай", третий штурман.

– Маршрут последнего рейса?

– Южное – Братислава – Вена и обратно,

– Когда вернулись в Южное?

– Вчера в пятнадцать тридцать.

– В котором часу сошли на берег?

– Три часа спустя.

– Без вещей?

– Был чемодан. Подарки вез своим женщинам. Их у меня пятеро. Мать, сестры – трое – и... – Таранок замялся. – Только посеял я чемодан. И хоть убей, не помню где.

– Как он выглядел?

– Большой черный кожаный чемодан.

– Мы нашли ваш чемодан, – успокоил моряка Зенич. – В автобусе. Вещи целы.

– В автобусе? – переспросил Таранок. – В каком автобусе?

– На котором вы ехали в Приморск.

– Может быть, – неуверенно согласился моряк.

– Вы что, не помните автобуса?

– Нет, хотя я должен был как-то сюда попасть.

– Вернемся к моменту, когда вы покинули судно. Возможно, так вам будет легче вспомнить. Надолго вас отпустили?

– На трое суток.

– Когда вы собирались уехать в Приморск?

– Сразу же. Был поезд...

– Что помешало?

– Понимаете, человека одного встретил.

– Кого?

– Да я сам толком не знаю. Зовут Николаем, грузчиком он в порту. Поздравил с благополучным прибытием. Спросил, куда направляюсь. Сказал, что домой. Это, говорит, не помужски и тем более не по-моряцки.

– И вы решили, что в его словах есть смысл?

– Решил, – виновато признался Таранок.

– Ясно, – сказал капитан. – Где пили?

– Сначала у Николая в общежитии. Когда все выпили, он сказал, что не последние мы с ним мужчины и что есть место, где люди вроде нас могут достойно провести время.

– Что это за место?

– Такое место в Южном одно – ресторан "Волна".

– Как вас принимали в "Волне"?

– Сначала все было как описывал Николай. Много вина и музыки, очень милая официантка... Кажется, её звали Ниной.

Но может быть, и Надей. Она мне понравилась, и я захотел подарить ей что-нибудь Полез в чемодан и вывалил все на пол. Она собрала, и я подарил ей платок. Потом Николай сцепился с кем-то, я его поддержал. Мы вышли в парк выяснять отношения Там меня чем-то ударили по голове. Дальше провал... Еще помню, как сижу в какой-то странной комнате где очень жарко, и Таня перевязывает мне голову.

– Какая Таня?

– Ну, эта, официантка

. – Да, да.. На кухне ресторана?

– Возможно. Помню, как мы с ней идем куда-то под дождем...

– Вы говорили ей, что едете в Приморск?

– Наверное.

По-видимому, женщина, которая провожала его и которую видели браконьеры, и была та самая Нина-Надя-Таня.

– Помню, как стою на каких-то ступеньках и кто-то громко кричит, что пьяного он не повезет. Я разворачиваюсь, чтобы ударить его... И снова провал. И последнее видение. Мне очень плохо. Я хочу выйти на воздух. Чувствую, откуда-то свежим воздухом тянет. Встаю. Иду по какому-то длинному и узкому проходу. Спотыкаюсь обо что-то и падаю, падаю, падаю...

– Вы встали с сиденья автобуса, в котором ехали, шли по проходу салона, споткнулись о чемодан и выпали в открытую дверь, – сказал Зенич. – Хорошо, что это случилось на остановке. А вообще, третий штурман теплохода "Кустанай" Таранок Сергей Иванович, хочу дать вам один банальный совет:

не пейте! Можете выпить немного в праздник. В день рождения матери. Бокал шампанского на собственной свадьбе вам не повредит. Но чтоб так, вдрызг, как скотина... – Он не жалел его. – Кончается это... Ну, да вы сами видите, чем это кончается. Кстати, я не уверен, что сегодня все закончилось наихудшим образом.

Он действительно не был в этом уверен.

ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ

Пока вертолет набирал высоту и разворачивался над Холмами, Зенич вызвал Южное. Киреев находился в кабинете дежурного и сразу же подошел к микрофону.

– Зенич, – сказал капитан. – Как успехи, Александр Иванович?

– Пока ничего существенного.

– Кассирша?

– Не выходила из дому.

– Пограничник?

– Выясняем.

– Есть ещё несколько просьб.

– Слушаю.

– Сообщите на "Кустанай", что их третий штурман Таранок находится в Холмах, в больнице. Застрял он там недели на две.

– Он был в автобусе?

– Да. И еще. По вчерашней драке в "Волне" у вас должен проходить некий Николай – он работает грузчиком в порту.

Проследите, чтоб этот Николай получил все, что ему положено.

Кроме того, в этой же компании должен находиться тот, кто избил штурмана. Разберитесь.

– Хорошо.

– И наконец, пограничник. С ним очень важно и срочно.

– Мы стараемся, – виноватым голосом сказал Киреев. – Но дело непростое.

"Мы все стараемся сегодня, – думал капитан, глядя на проплывающую внизу дорогу. – Мы все очень стараемся и идем в хорошем темпе. Истины пока нет. Она закрыта домыслами, как небо тучами. Но мы найдем то, что ищем, – после самого долгого дождя обязательно бывает хорошая погода". Все это нравилось Зеничу. "Все это по мне, – сказал он себе. – Так точнее. И ночь без сна, и свистопляска под облаками, то, что счет километрам ведешь на сотни, а времени – на минуты, и встречи, и помощь людей, о которых вчера ещё не имел никакого представления, и сознание собственной значимости, а порой такой же остроты чувство собственного бессилия.

Плох только повод, вызвавший к жизни все это стремительное нагромождение впечатлений и поступков..."

– Степное, – прерывая раздумья капитана, прокричал пилот.

Зенич посмотрел вниз – село было маленьким, несколько десятков одинаковых аккуратных домиков вдоль дороги.

– Садимся, – крикнул он и для убедительности ткнул вниз рукой.

– Понял, – кивнул пилот.

Сели в том месте, где прерывалась посадка, отделяющая дома от дороги, здесь был въезд в село. Это было шумное зрелище, но никто не вышел на него поглядеть. Убаюканное мерным шумом дождя, лежало перед ними село Степное, и гдето здесь, если верить документам рейса, жила одна из пассажиров. Симпатичная блондинка. Четвертая.

"С чего начать? – прикидывал капитан. – Зайти в один из домов и спросить? Когда ближайшие соседи – всего лишь несколько десятков семейств, должны же они знать, кто, куда и зачем отсюда уезжает".

Распахнув дверку кабины, он спрыгнул и обнаружил, что стоит на асфальте Въезд в село был асфальтирован и дорожка вдоль домов тоже. Зенич пересек дорожку и открыл калитку ближайшего дома. Метрах в пяти от аллеи, соединяющей калитку с домом, стояла большая будка. Пес, если он был в будке, наверное, дремал, и капитан беспрепятственно прошел к дому. Постучал.

Появилась сумрачная баба. Спросила:

– Чего?

– Извините, это Степное?

– Степное, – сказала баба, с подозрением глядя на Зенича.

– Я ищу женщину, которая уезжала в Южное и сегодня ночью вернулась, изложил капитан свое дело.

– А фамилия как?

– Не знаю.

– Тогда и я не знаю, – сказала она, всем своим видом давая понять, что не намерена продолжать разговор.

"Безнадежно, – решил Зенич. – Интересно, они тут всегда такие или только по дождливым субботам?"

– Ну, а власть у вас есть? – спросил он.

– Какая власть?

– Сельсовет.

– Второй дом налево.

Возвращаясь к калитке, он чувствовал на себе её взгляд.

"Крутая женщина, – думал он. – А вдруг собаку спустит?"

На фасаде второго дома слева не было никакой вывески, и капитан решил, что ошибся. Но вывески не было ни на соседнем доме, ни на доме рядом, и он вернулся к тому, на который указала женщина. Дверь дома неожиданно распахнулась, навстречу шагнул невысокий, плотного сложения мужчина с висячими в пол-лица усами, в дождевике и спросил в точности как баба:

– Чего?

– Здесь сельсовет?

– Здесь, – сказал мужчина. – А вы кто будете?

Зенич назвался.

– Извините, товарищ капитан, – сразу подобрел мужчина. – Не ждали мы гостей. Ваш вертолет?

– Наш.

– Отлично стала милиция работать! Председатель здешнего сельсовета Марыганов, – наконец догадался представиться мужчина. – Прошу в дом.

– Я спешу, товарищ Марыганов, – сказал капитан. – Поговорим здесь. Меня интересует молодая симпатичная женщина. Блондинка.

– Блондинка? – хитро улыбнувшись, переспросил председатель. – Так бы сразу и говорили Симпатичных блондинок в наличии имеется три. Учительница, жена агронома, тоже агроном, и заведующая магазином, она же продавец. Заведующая как с утра укатила продукты получать, так ещё не вернулась. Учительница в школе, агрономша в поле...

"Что ты мелешь?" – подумал капитан, а вслух спросил:

– Какое поле?

– Это я так, для рифмы, – пояснил председатель. – Грешен. Люблю другой раз в разговор рифму вставить. Вообще-то агрономша теперь дома. И учительница тоже.

– Женщина, о которой идет речь, приехала сегодня ночью на автобусе из Южного, часа в три. Мог её кто-нибудь видеть?

– В такое время вряд ли. Вот разве что сторож

– Какой сторож?

– Дед Марк. Магазин сторожит. Магазин – вон он... – Председатель показал. – А напротив как раз остановка автобуса.

– Где сейчас сторож?

– В магазине, где ж ему быть. Он там и живет, при магазине.

– Проводите, пожалуйста.

Магазин находился метрах в двухстах от сельсовета – традиционный сельский магазин, где продавалось все. На двери висел большой замок.

– Нам не сюда, – сказал председатель. – Нам с другой стороны.

Они обошли дом и, перешагивая через разбитые деревянные ящики, валявшиеся повсюду, приблизились к обитой железом двери, которую пересекал по диагонали массивный железный брус.

– Закрыто, – констатировал Зенич.

– Это для виду, – успокоил председатель. – И для продавщицыного спокойствия, чтоб дед не сбежал. Он изнутри дверь открыть никак не может.

– Ну, а замок?

– Днем это бутафория, – пояснил Марыганов. И добавил весело: – Кому надо, тот знает. – Он открыл замок, выдернул нижний конец бруса из паза, отвел брус в сторону, распахнул дверь и пригласил: – Прошу!

Они вошли и попали в затхло-темный мир. Прямоугольник двери был единственным источником света в помещении, служившим, по-видимому, складом.

– Где же ваш дед? – спросил капитан.

– Здесь, – ответил председатель. – Никуда не делся.

В дальнем углу кто-то зашевелился, и сиплый голос спросил:

– Тебе чего, Ермолаич, бутылку?

– Брось свои шутки, дед, – мрачно сказал председатель. – А ну выдь-ка, дело есть.

В углу ещё долго кряхтели, потом, осторожно ступая, из темноты возник и приблизился ветхий безбородый старичок лет восьмидесяти, в фуфайке, в валенках, но без шапки.

– Ружье где? – пугнул его председатель. – Почему без ружья?

– Есть ружье, – сказал дед. – Есть. Возьму, если потребуется. Что-то тебя, сынок, не признаю, – сказал он Зеничу. – Ты наш, степновский?

– Я из милиции, дедушка, – сказал капитан. – Я к вам по делу.

– Зачем из милиции? – не понял дед. – Службу несем исправно. Никогда ничего не пропадало.

– Товарищ тебя, дед, не проверять приехал, – объяснил председатель. – Он тебя кое о чем порасспросить хочет.

– Пусть спрашивает, – разрешил сторож.

– Спрашивайте, пока он в настроении, – шепнул председатель Зеничу. Старик крутой. Сдвинется винтик – слова из него не вытяните.

– Вы сегодня ночью дежурили? – спросил капитан.

– Дежурил. Я, сынок, всегда по ночам дежурю.

– Где вы находитесь ночью?

– В магазине. У двери ящик пристрою и сижу до утра.

– Можно взглянуть?

– Чего ж нельзя? Можно.

Дед отошел к стене, нашарил и распахнул дверь в магазин. Капитан с председателем шли следом.

Из двух больших окон магазина отлично просматривались и посадка, и дорога, и то место, где стоял вертолет.

– Ух ты, ветрогон! – увидев его, сказал дед.

– Не ветрогон, а вертолет, – поправил председатель.

– Ну, вертолет. Твой, сынок, ветрогон?

– Мой, дедушка, – сказал Зенич.

– Да ты, я вижу, большой начальник! – удивился дед. – Ты давай спрашивай, я тебе все расскажу.

– Вы всю ночь здесь сидите?

– Дежурю, – уточнил дед.

– Дежурите. Если кто под окнами ходит, видите?

– Вижу. Только редко кто теперь ходит. В такую пвгоду по домам все больше сидят. А если и ходят куда, так это к нам, в магазин.

– По ночам улица освещается?

– Освещается, – сказал председатель.

– Когда освещается, когда нет, – уточнил дед. – На столбе, что у магазина, лампочка не всегда горит.

– Вчера горела?

– Горела.

– И вы видите все, что происходит на улице?

– Все! – с гордостью сказал дед.

– Он у нас на спор пять пустых консервных банок с пятидесяти метров из дробовика сшибает, – вставил председатель. – Все с первого выстрела. Есть такие, которые не верят.

Так потом им это дорого обходится.

"Лихой дед", – подумал Зенич.

– Значит, автобусы, которые проходят по шоссе, видите? – спросил он.

– Если останавливаются, вижу.

– Сегодня ночью останавливался?

– Было.

– Приехал кто-нибудь?

– Учительша наша. А с ней мужчина. Представительный такой, в светлое одетый. Он её под ручку держал. До дому проводил да там, видать, и остался. А чего? – отреагировал дед на предостерегающий жест председателя. – Девка интересная, молодая, да одинокая к тому ж. Мне б годков тридцать скостить...