Текст книги "Окружное шоссе"

Автор книги: Валерий Мигицко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Теперь регистрируется, – сказал старший лейтенант, выделив первое слово.

Начальник охраны с лязгом открыл дверь сейфа и передал Кирееву ключи Выглядел он сконфуженно.

– Я бы хотел попасть туда снаружи, – сказал Зенич Кирееву, когда они покинули помещение поста. – Если не ошибаюсь, к кассе можно подойти с двух сторон?

– С трех. Со второго этажа здания заводоуправления, со двора и через чердачную дверь, если лезть с крыши. Какой путь предпочитаете?

– Со двора.

– Тогда у вас ничего не выйдет. Снаружи эту дверь не открыть.

– Что же делать?

– Я пойду через второй этаж и открою.

Киреев побежал наверх, а капитан пошел вдоль здания.

Не обнаружив двери, он свернул за угол и там нашел её. Других дверей поблизости не наблюдалось. По-видимому, это и была та самая дверь.

Изнутри что-то заскрежетало, дверь распахнулась, и появился Киреев. Он пропустил Зенича вперед, а сам пошел следом, объясняя.

Заводоуправление располагалось в двух зданиях – старом и более поздней пристройки. Касса была в старом, на втором этаже, и имела отдельный выход на заводской двор – через него они и попали внутрь. Добротная дубовая дверь запиралась изнутри на массивный металлический засов. Киреев был прав – снаружи такую дверь открыть невозможно. Лестничная клетка соединяла выход с коридором у кассы и чердачной дверью. Чердак от коридора отделяли два пролета; его дверь была заперта на висячий замок, который, по словам старшего лейтенанта, не трогали уже много лет.

Коридор выходил на второй этаж пристройки и отделялся от неё стеклянной дверью. Уступ стены ограничивал поле зрения: из пристройки коридор не просматривался.

Это было важным обстоятельством. Возможность визуального контроля за кассой исключалась даже в дневное время, когда в здании находились люди и бдительность охраны, естественно, была ослаблена.

– Скажите, Александр Иванович, почему так неудобно расположена касса? Столько дверей...

– А вы представьте себе день зарплаты Сначала открывают двери на первом этаже и закрывают на втором – получают уполномоченные цехов и смен. Потом наоборот: закрывают нижние и открывают верхние-получают сотрудники заводоуправления и ИТР. Очередь выстраивается на лестнице, а в здании заводоуправления – ни толчеи, ни шума.

– Удобство, оказавшееся чрезвычайно полезным и для преступников. А как в обычные дни?

– Закрыта верхняя дверь и открыта нижняя.

– Значит, всем, кому нужно в кассу, вынуждены ходить со двора?

– Да.

Внимательно осмотрели кассу.

– Сейф не сблокирован? – поинтересовался капитан.

– Уж сблокирован. Они теперь готовы ставить сигнализацию где только можно.

– Постоим здесь, – сказал Зенич, когда они вернулись на лестницу. – На улице мокро, внизу людно. Обсудим кое-что, так сказать, не отходя от кассы. Не возражаете?

– Нет, конечно.

– Вы предположили, как могло произойти преступление, и, судя по материалам дела, все время искали этому подтверждение. А под конец вдруг засомневались. Почему? Вас смутил факт, который не укладывается в рамки вашего предположения? Сигнал в шестнадцать четырнадцать – неожиданное появление конкурента в лице Вула, не правда ли? Однако кассирша по-прежнему у вас на подозрении. Не пытайтесь меня уверить, что это не так. Здесь ведь ещё и расчет за вас:

деньги надо было извлечь из сейфа, незаметно вынести с завода и переправить Цырину. На все полтора часа. Ну, казалось бы, кто, кроме нее... То, что произошло пятнадцатого, не было импровизацией. Действовал хорошо продуманный и все или почти все – лично я надеюсь на последнее предусмотревший план. Работали не дилетанты. Такие загодя заботятся об отступлении. И уж наверняка они подумали о том, чтобы сбить нас с толку. Вы приведете мне пример – Вул. Я отнесу сюда же ещё и Литвинову, и эти полтора часа – и попробуйте, кройте.

– Нечем крыть, – хмуро сказал Киреев. – Я действительно сомневаюсь. И по каким пунктам, это вы верно подметили.

– Отбросьте Вула. Его не было. Вы его выдумали для того, чтобы усложнить себе жизнь. Как в этом архичистом случае выглядит ваша идея? Как все было или лучше так: как все могло бы быть? Поделитесь с миром вашими выводами.

– Пожалуйста, – ожесточился Киреев, чего, собственно, Зенич и добивался. Этих меланхоличных с виду толстяков, обладающих огромными запасами взрывной энергии, очень трудно расшевелить в разговоре другими средствами. – Тот, у кого есть ключи от кассы и сейфа, прячется на площадке у чердачной двери, где его можно обнаружить, только столкнувшись носом к носу, – объяснял старший лейтенант. – Дождался ухода кассирши и начинает действовать. Его сообщник задерживает кассиршу в коридоре заводоуправления. В течении этого самого времени преступник опустошает сейф и через выход на первом этаже исчезает со сцены...

– ...на которой тут же появляется Вул, с единственной целью: потешить самолюбие охраны. Хотите, я побью все ваши доводы?

– Вы же видели мои расчеты, – продолжал упорствовать Киреев.

– Они меня не убеждают.

– Показания Литвиновой?

– Показания женщины, весьма вольготно распоряжающейся рабочим временем, грош им цена. Она утверждает, что вышла сразу же после того, как увидела автобус, а увидела она его, опять же с её слов, без двух минут четыре. Но что стоит это женское "сразу"? Она наверняка принялась рассматривать себя в зеркальце, поправлять прическу и так далее – не мне вам объяснять, сколько это отнимает времени у любой женщины.

– Есть ещё одно свидетельство. Сотрудница бухгалтерии, дважды около четырех часов выходившая в коридор, показывает, что Литвинова к главному бухгалтеру вошла не сразу после того, как закрыла дверь, а позже.

– Это серьезнее, чем все предыдущее. Но давайте разберемся. Восприятие времени субьективно и зависит от множества факторов. Вы опаздываете на поезд, и вам кажется, что время движется чрезвычайно быстро. Вы ждете вечера, с которым у вас связано много надежд, и вам кажется, что оно остановилось. В этом плане послеобеденные часы в бухгалтерии, да ещё накануне выходного, бесконечны, как зубная боль. Ей могло показаться, что Литвинова вошла к начальнице через пять минут и даже через десять, а на самом деле этот интервал был гораздо меньше. Вы наверняка хронометрировали предполагаемые действия преступников по вашей версии.

– Было, – согласился Киреев.

– Сколько времени необходимо на то, чтобы влезть в кассу, и на все прочее, считая с момента, когда ушла кассирша?

– Мне лично потребовалось шесть минут. Но учтите, что они могли быть и половчее.

– По вашим расчетам, Литвинова сдала ключи на сколько позже?

– Минут на пять – семь.

– Все равно не получается. Совпадение, как видите, под предел. Но ведь тот, кто орудовал наверху, какое-то время выжидал – а вдруг кассирша вернется? Я не могу отвести на это несколько секунд. Всегда смело берите с запасом идеальным все выглядит только на словах.

– Вот тут вы и ошибаетесь, – торжественно сказал Киреев. – Им не надо было ждать. Они знали, что кассирша не вернется.

Зенич улыбнулся.

– Прошу мира, – сказал он. – Почетного мира, ибо возможности активных действий противной стороны ещё далеко не исчерпаны. Слепки с ключей, ваш любопытный вывод о синхронности в действиях кассирши и преступников, общий замысел ограбления, наконец, – не замешан ли во все это один и тот же человек, хорошо знающий завод? А если учесть, что ко всем сегодняшним событиям тоже причастна какая-то таинственная личность... Знай мы имя этого человека, и можно садиться писать мемуары, как вы думаете?

– Этот вариант не учитывает Вула, не забудьте. А с ним у нас не так уж много оснований для оптимизма.

"Завел на свою голову, – подумал Зенич. – Получай, сам просился. Что ж, надо отвечать".

– Возьмемся за Вула. Давайте порассуждаем. Как по-вашему, на основании тех данных, которыми мы сейчас располагаем, какое обвинение можно предъявить Вулу?

– Попытка ограбления?

– И ничего другого!

– А ключи?

– Они ничего не доказывают. Вул не получит больше того, что ему следует. На все есть закон. Вул это знает. Но это ещё не все. Предположим, что он жертва какого-то непонятного плана и знает, что сообщники его предали. Как вы думаете, что он станет делать?

– Выдаст остальных из чувства мести, – предложил Киреев. – Это, кстати, его единственная возможность для мести.

– Не уверен, что вы правы. Тогда вообще рушится вся их затея на корню. Все схвачены, деньги возвращены – ему-то с этого какой прок? Моральное удовлетворение?

– А почему бы и нет?

– Это ваше удовлетворение не стоит восьмидесяти четырех тысяч. Вул личность битая и прекрасно понимает, что пустить деньги в ход мы им не дадим. Те, кто на свободе, должно быть, тоже понимают это. Здесь одна гарантия не попасться – попридержать деньжата. Как долго? Чем дольше, тем лучше. Может быть, как раз столько, сколько ему сидеть.

В этом случае он не прогадает. Отсидев, он получит возможность шантажировать их. От него придется откупаться, и это будет стоить недешево. Ладно, здесь пока все.

Старший лейтенант закрывал кассу. Зенич ждал его на заводском дворе. Здание заводоуправления стояло в самом центре двора, и подходы к этой злосчастной двери отлично просматривались со всех сторон.

– Покажите, пожалуйста, где останавливается автобус? – попросил капитан Киреева, когда тот вернулся.

Старший лейтенант показал.

Получалось, что напротив входа в кассу.

ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ СОРОК ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ

Сегодня по приказу прокурора Вул был перевезен в Приморск. Узнав об этом, Мытарев распорядился немедленно доставить арестованного к нему.

Та неделя, которую Вул провел в Южном, несомненно, была ему на руку. У него оказалось достаточно времени все обдумать. Как бы он ни повел себя теперь, это будет поведение человека, хорошо организовавшего свою защиту.

В данную минуту тактика отношений с ним строится на предположениях, а не на фактах. К сожалению, он сейчас хозяин положения, но этого не знает и не почувствует, даже если играть с ним в открытую, – в подобных положениях любая откровенность принимается за недоговоренность. Он ждет атаки, а надо предложить ему мир. Надо любыми средствами сбить его с толку, заставить бросить позиции, которые он приготовился защищать. Сомнения – плохой спутник в рукопашной, а вдруг подоспеют ещё и факты? Ясно было одно: откровенность Вула стоит упорной кропотливой работы многих людей и времени, которого, как всегда в таких случаях, не хватало. Добиться этой откровенности значило бы все.

Ввели Вула. Он нащупал цепким взглядом хозяина кабинета, поклонился и замер, изобразив полную готовность исполнить все, что прикажут.

– Проходите и садитесь вот сюда, – показал полковник.

Вул обогнул стол и уселся напротив окна, сложив руки на коленях, воплощение смирения и покорности.

– Я знаком с вами давно, но встречаемся мы впервые, – начал Мытарев. Признаюсь, что эта встреча не вызывает во мне особой радости.

– Судьба, – виновато сказал Вул.

– Перестаньте. Я читал ваши показания и хочу сказать, что не верю ни одному слову. Если вы вдруг передумали и решили говорить по существу дела...

– Могу повторить, что рассказал, – поспешно вставил Вул.

– Ясно. Вам знакома фамилия Цырин?

– В первый раз слышу.

– Я так и думал. Тогда вам будет проще перенести этот удар... Цырин убит сегодня утром.

Вул не переменил ни позы, ни выражения лица.

– Распустилась молодежь, – сказал он безразлично. – В ихнем возрасте мы вели себя скромнее.

– Знаем, как вы вели себя в "ихнем возрасте", – заметил полковник.

Машинально или с какой-то определенной целью Вул при упоминании о Цырине заговорил о молодых, и надо было показать, что это заметили, но вскользь, не выпячивая.

– Он действительно молод, – продолжал Мытарев, – это вы верно подметили. Ему тридцати не было. Работал шофером междугородного автобуса, часто бывал в столь чтимом вами Южном, а свободное время посвящал довольно своеобразным наклонностям.

Вул принимал игру.

– Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне, – сказал он. – Но, чтобы поддержать разговор, могу поинтересоваться, чем он занимался.

"Отлично, – подумал полковник. – У тебя ведь одна цель – выбраться из дела с наименьшими потерями. Откровенность в твоем положении имеет смысл в определенное время, и, когда ты поймешь, что такое время настало, ты отыграешь.

Я проинформирую тебя сейчас, а потом дам возможность разобраться. У нас совершенно нет времени, но ты будешь считать, что у нас его вагон, а у тебя нет. Ты заспешишь, иначе я плохо изучил вашего брата за тридцать лет".

– Представьте, коллекционированием денежных знаков различного достоинства.

– На сберкнижке, что ли? – тупо спросил Вул.

– В тайнике. Размеры собрания, несовместимые с возможностями коллекционера, не позволяли ему афишировать свое хобби. Заранее предвижу ваше удивление – деньги из тех, которые конкуренты перехватили у вас пятнадцатого. Ровно половина суммы. Каково?

– Все наше счастье – ваше. Вернее, ихнее, – спокойно констатировал Вул. А где ж вторая половина?

– Ее унес человек, убивший Цырина. Мы кое-что о нем знаем. Знаем, что он Цырину ровесник и как выглядит. Знаем, что деньги носит в потертом чемодане. Приняты все необходимые меры. Ему не уйти. В самое ближайшее время надеюсь порадовать вас хорошими вестями.

– Зачем вы мне это говорите? – снова помрачнел Бул. – Когда я слышу такие истории, я сильно волнуюсь, а у меня больное сердце.

– В чисто познавательных целях. Возможно, то, что вы сейчас услышали, пробудит в вас желание вспоминать. Не исключено, правда, что ваши сведения нам уже не понадобятся. Все может быть. – Мытарев нажал кнопку звонка. Проводите, – сказал он появившемуся конвойному.

Дважды на десятиметровом пути от стола до двери оглянувшись, Вул вышел.

– Товарищ полковник, – возвестил селектор голосом Одинцова. – Зенич. Переключаю на вас.

Что-то заскрежетало и зашипело, а потом из этих звуков вынырнул голос капитана.

– Слушаю, Владимир Николаевич, – сказал Мытарев.

ТРИНАДЦАТЬ ЧАСОВ ДЕВЯТНАДЦАТЬ МИНУТ

Нет, думал Зенич, по этим улицам совершенно невозможно проехать в дождь. И вообще автомобиль перестал быть подходящим транспортом, когда спешишь. Надо было предвидеть это и передвигаться на вертолете. И сюда прилететь на вертолете, прямо во двор, и всполошить это сонное царство.

Странно они здесь живут. На улице ни души, даже в продовольственном магазине никого, кроме продавцов, он не заметил. Впрочем, вот какие-то люди копошатся на соседнем участке, дом строят. Частные собственники – эти не признают ни дождя, ни выходного.

– Она дома, – нарушил молчание Киреев.

– Как вы узнали?

– Видите женщину на веранде? Это Литвинова. Пойдете один?

– Вместе. Она вас знает.

Они вышли из машины. На их появление у калитки отреагировал старый, неопределенного цвета пес, и Литвинова их увидела, но не вышла навстречу. По всему видно было, что гостей здесь не ждали.

Они долго ещё топтались у двери, пытаясь избавиться от грязи, а с навеса прыгала прямо за шиворот ржавая струйка, и пес гремел цепью и тосковал. Грязь, дождь и собачье уныние – они вобрали в себя все, чем представлялся Зеничу сегодняшний день. На веранде было тепло и уютно, пахло деревней, и Литвинова, крупная и красивая молодая женщина, мыла посуду.

– Добрый день, Любовь Ивановна, – поздоровался с ней Киреев.

– Здравствуйте, – сказал Зенич.

– Добрый, – кивнула женщина.

Она не сводила с гостей тревожных глаз, но продолжала вытирать тарелки.

– Товарищ Зенич из Приморска, – представил капитана Киреев. – Занимается делом об ограблении.

– Не знаю, чем смогу быть полезна, – довольно неприветливо сказала женщина. – Все, что знала, я уже рассказала.

Этот тон не шел к её облику. Это был не её тон и не её манера держаться, но что-то побуждало Литвинову вести себя подобным образом.

Женщину не радовал приход людей, чье дело, по логике вещей, должно было находить в ней живейший отклик. Их победа означала бы и её победу, трудную победу над пересудами. Зенич хорошо понимал, чего стоит унять молву в городе, где все на виду. Кто хоть однажды побывал в подобных обстоятельствах, хорошо знает убийственную силу всеобщего недоверия. Шепот ранит так же, как и пуля: человек ещё движется, но он уже не боец.

Находилась ли кассирша под влиянием суждений, для которых дала повод? Бесспорно.

Только ли их? Капитан был уверен, что нет, хотя догадка Киреева, многое объясняя, оставалась недоказанной. Кто задержал Литвинову наверху, кем был для неё этот человек, не потому ли молчала она, что поняла все и боялась за него, – ответы на все эти вопросы были равнозначны раскрытию преступления, оставались только детали. Когда чувства вступают в противоречие с долгом, исход этого единоборства далеко не так очевиден, как может показаться на первый взгляд.

Зенич видел, как настроена Литвинова. "Идти на разговор с ней – значит зря терять время", – сказал он себе.

– Я знаком с вашими показаниями, – сказал он ей. – И не они интересуют меня сейчас. Вы знаете этого человека? – Он показал ей фотографию Цырина.

– Нет.

Ответ не удивил капитана, он ждал его. Литвинова держалась спокойно, но спокойствие это было напускное, и на миг оно ей изменило – увидев фотографию, женщина вздрогнула.

– Этот человек убит сегодня утром.

– Убит? – переспросила кассирша с плохо скрываемым волнением. – Такой молодой... За что?

– Есть основания считать его причастным к краже, – ограничил свои объяснения капитан.

– Я не знаю его, – повторила женщина, будто усомнившись в том, что её поняли.

– Мы это уже слышали, – сказал Зенич. – Больше вопросов у меня к вам нет. Всего хорошего.

Он повернулся и решительно пошел к двери.

Киреев, наблюдавший за Литвиновой, видел, как стояла она, растерянная, не зная, на что решиться, как хотелось ей окликнуть Зенича, но что-то удерживало. Когда же капитан вдруг оглянулся, женщина попыталась принять прежний равнодушный вид, но не успела. То, о чем спросил её Зенич, звучало в высшей степени странно и окончательно запутало Литвинову.

– Вы не скажете, который час? – спросил он её.

– Время?

– Да.

Она уже ничего не понимала.

– Пойду посмотрю.

– Давайте я вам... – начал Киреев, когда кассирша исчезла в соседней комнате, но, увидев предостерегающий жест капитана, умолк.

– Половина второго, – сказала женщина, вернувшись.

В руке она держала старенькую "Славу", протягивала часы гостям, предлагая убедиться самим.

– Странно, – удивился Зенич, поглядев на свои часы. – На моих только двадцать четыре минуты. Ваши правильно?

– Вообще-то они всегда вперед минут на десять. Но сегодня в двенадцать я их по "точке" ставила.

– Я вдруг про эти часы подумал, – сказал капитану Киреев уже в машине. Вы поняли: они у неё спешат, и, значит, она могла уйти из кассы не в четыре, раньше! Немедленно организуйте наблюдение. Возьмите двух ребят потолковее, и пусть не спускают с неё глаз.

– Уже организовано, – сказал Киреев.

– Давно?

– С пятнадцатого.

– И теперь?

– Естественно.

– Под кого же работают ваши Холмсы? Под телеграфный столб? Под дымовую трубу? Под почтальона, который ещё не пришел, потому что не привезли почту? Нас они видели?

– Видели, – успокоил капитана Киреев. – Вот они. – Он показал.

– Частный сектор! – восхитился капитан. – Аи да молодцы! А вы не шутите, Александр Иванович? Что-то больно ловко у них выходит.

– Один по специальности инженер-строитель, другой каменщик.

– Полезные люди, – сказал капитан. – Надо думать, что в штате райотдела имеются представители и других специальностей?

– Всякие люди есть, – кратко сказал Киреев.

– С кем в течение этой недели встречалась Литвинова?

– Ни с кем.

– А на работе?

– Только сугубо по делам.

– Поездки?

– Никуда не ездила.

– Не ездила, не встречалась. Может, зря мы к ней так, а?

– Соседи утверждают, что у неё кто-то есть.

– Такая женщина и одна? Есть, наверное. Только какое отношение...

– Может иметь отношение! – воскликнул старший лейтенант. – Может! Смотрите, она явно кого-то покрывает, за когото боится. За кого может бояться одинокая женщина? Почему эта боязнь связана с кражей? Почему с этим неизвестным нам человеком они не встречаются именно последнюю неделю? Как в таких случаях говорите вы, на все эти вопросы может существовать один ответ.

– Резонно, – согласился капитан. – Что говорят соседи?

– О.ни его не знают. Говорят, всегда приходил поздно ночью, уходил до рассвета.

– Странные какие-то соседи. Обычно соседи знают все.

А не вернуться ли нам сейчас и не спросить ли об этом у самой Литвиновой?

– Подождем, – сказал Киреев. – Мы её крепко держим.

А со страхом своим она один на один. Подождем.

ТРИНАДЦАТЬ ЧАСОВ СОРОК МИНУТ

Кабинет у Киреева был маленький и грязноватый. В комнате держался стойкий запах табака. Как только они вошли, старший лейтенант закурил и предложил Зеничу, но тот отказался. Капитан поймал себя на мысли, что только сейчас обратил внимание, какой у Киреева кабинет, и что хозяин его беспрерывно курит.

– Хотите знать мое мнение? – говорил Киреев. – Бросьте этот автобус. Зря потеряете время. С ним все так загадочно...

А вообще такие вещи объясняются просто и заставляют нас потом краснеть. А что, если пассажиры перезнакомились? Их ведь всего пятеро было, и женщина, которая из Степного, – у нас на автостанции уверены, что это была именно женщина – зазвала всех в гости? Они сейчас пьют где-нибудь вино и пережидают дождь. Нас же с вами для них вообще не существует, мы из другого мира И этих людей вы собираетесь искать?

– В том, что вы говорите, есть смысл, – соглашался Зенич – Если б только знать это наверняка... Кстати, вы, вероятно, заметили, что многие вещи случаются с нами именно от незнания. Знай мы все, ну, допустим, от Вула, и я был бы лишен приятной возможности встретиться с вами.

– Благодарю, – смутился старший лейтенант.

– Давайте взглянем на карту, – предложил Зенич.

Это была старая выцветшая карта, испещренная какими-то странными, одному только хозяину кабинета понятными значками. По диагонали, карту пересекала жирная лента трассы.

– Значит, так, – медленно начал капитан – Вчера в двадцать три тридцать автобус вышел из Южного. Где он останавливался?

– В Белогорске и в Холмах, – сказал Киреев – Он всегда там останавливается.

– В других местах?

– Только там.

– На станциях кто-то мог видеть пассажиров? Ну, хотя бы дежурный.

– Вряд ли. Рейс ночной Стоянки короткие А может, он вообще не заезжал на станции.

– Надо проверить Где ещё могли видеть автобус?

– Кроме как на станциях – нигде.

– А ГАИ?

У нас пост только при выезде из города. Но вчера ночью трассу не патрулировали Нет необходимости-движение небольшое.

– Неужели никто не видел? – с досадой повторил Зенич.

– Постойте. На границе нашего района с Белогорским должен быть противояшдрный кордон, – вспомнил Киреев.

– Где?

– Вот здесь – Старший лейтенант показал.

– Они останавливают транспорт.

– Обязательно Проверяют, не возит ли мясо, проводят частичную дезинфекцию машин.

– Ваш кордон?

– Нет, соседей.

– Как узнать, был ли там кто-нибудь ночью?

– Минуточку, – сказал Киреев. – Я спущусь к дежурному.

Весьма кстати этот кордон, думал Зенич. Они осматривали автобус, возможно, на что-то обратили внимание. Много не надо, деталь как"ю-нибудь, чтобы зацепиться.

– Дежурили, – сообщил старший лейтенант, вернувшись – Наша машина шла вчера в первом часу ночи из Белогорска. На посту был человек.

– Лечу в Белогорск, – решил Зенич. – Может, прямо на кордон, как вы думаете?

– Не стоит, люди с ночи уже сменились.

– Тогда в город. Предупредите, пожалуйста, пусть встречают.

– Хорошо.

– И еще, Александр Иванович, просьба. По нашим данным один из пятерых пассажиров автобуса – моряк с корабля австрийской линии. Ваш дежурный подготовил список уволенных на берег моряков с "Кустаная" – судно пришло вчера.

Уточните, пожалуйста, где все они теперь. И если все на месте, то не пропадал ли у кого-нибудь чемодан с вещами и при каких обстоятельствах.

– Есть, Владимир Николаевич.

Позже, в машине, капитан вспоминал их разговор и думал о Кирееве Хороший мужик, думал он, крепкий, надежный.

У него четверо детей и дома дела невпроворот, а он не бывает там даже по выходным – таких жены считают кончеными. Но все равно на этих ребятах держится и дело, и дом. Они несут свою ношу уверенно, не кряхтят, не жалуются на судьбу – она подарила им возможность делать то, что они делают, так чего ж еще! Они сильны своей любовью к мельчайшим проявлениям жизни. В них во всех черпают они силу – этим великим качеством обладает далеко не каждый Как правило, они не первые, у них слишком много всяких дел, чтобы стать первыми. Но без них не было бы первых Они опора. Рядом с ними спокойно.

Вот ещё один такой, пилот вертолета. Через минуту им лететь, но он об этом не знает и жует бутерброд. Но можете не волноваться, все будет в порядке. Он здесь для того, чтобы доставить вас быстро и в сохранности куда надо, и, будьте уверены, он это сделает.

– Хотите бутерброд? – спросил летчик, увидев Зенича.

– Спасибо – Капитан помотал головой. – Не хочется.

– Водки бы, – мечтательно произнес пилот. – Что-то знобит.

– С меня, – пообещал Зенич. – Стакан, бутылку, сколько осилите. Вот закончим дела и выпьем тогда.

– Ловлю вас на слове. Сейчас мне хочется грамм сто, а сколько захочу к вечеру, не знаю. Но, возможно, вы вылетите в трубу.

– Не пугайте, – рассмеялся капитан. – Знаю я вашего брата. Если завтра лететь, накануне ни под каким видом!.. Когда у вас выходной?

– Сегодня, – мрачно ответил пилот. – Если нам лететь, то я готов.

– Летим. Заводите.

– Куда?

– В Белогорск! – закричал капитан, потому что мотор уже ревел, набирая обороты. – В Белогорск!

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЧАСОВ ДВАДЦАТЬ ОДНА МИНУТА

У дверей Белогорского райотдела Зенича встретил молоденький лейтенантик с красной повязкой на рукаве. Прокричал с энтузиазмом:

– Добро пожаловать, товарищ капитан!..

– Нам звонили из Южного, – сказал лейтенант у себя в кабинете. Предупредили о вашем приезде. К сожалению, наш начальник, майор Козлов, встретить вас не может – он со вчерашнего дня в Приморске.

– Не нужен майор Козлов, раз есть вы, – сказал Зенич, и лейтенант просиял. – Противоящурный кордон на границе с соседним районом вы обеспечиваете?

Лейтенант понимал все в буквальном смысле:

– Я совместно с райсанэпидстанцией.

– Кто там дежурил ночью?

– Старшина Ренькас.

– Где старшина теперь?

– В десять ноль-ноль сдал дежурство, ушел домой. Отдыхает.

– Срочно вызовите его сюда. А впрочем, нет, поеду к нему сам. Где живет старшина?

– Момент, – весело сказал лейтенантик. – Тищенко! – закричал он.

За дверью кто-то зашевелился, потом она приоткрылась, послышалось неуверенное "разрешите", и вошел высокого роста сержант.

– Здравия желаю, – сказал он, адресуя свое приветствие Зеничу.

Капитан кивнул.

– Вот что, Тищенко... – Лейтенант повысил голос, будто опасался, что его не поймут. – Знаешь, где живет старшина Ренькас?

– Знаю. Заливная улица, семнадцать.

– Отвезешь туда товарища капитана.

– А машина? – подумав, спросил Тищенко.

– Мою возьмешь, – сказал лейтенант, выделив первое слово.

Сержант вышел.

– Какие ещё будут приказания? – спросил лейтенант Зенича.

Дежурный районного отделения был такой деловой и серьезный, так старался продемонстрировать свою значимость и возможности, что капитан с трудом сдержал улыбку.

– Приказание будет – ждать, – сказал Зенич. – Не исключено, что вы, лейтенант, и ваши люди сегодня ещё понадобитесь.

Лейтенант просиял.

– Товарищ капитан!.. – восторженно начал он.

– Товарищ капитан, – заглянул Тищенко, – машина.

– Машина, товарищ капитан! – бодро повторил дежурный.

Зенич не выдержал – улыбнулся.

А на улице он смеялся, не сдерживаясь, – "машина" дежурного оказалась обыкновенным мотоциклом с коляской.

Ренькас жил на окраине городка. Зенич долго стучал в дверь дома старшины, потом в окно. Наконец вышел хозяин, заспанный, в наброшенной прямо на нижнюю рубаху шинели.

Выяснил, кто перед ним. Пригласил в дом.

– Извините, у нас непорядок, – сказал он в комнате. – Жена с детьми к матери погостить уехала. Присаживайтесь.

Не присматриваясь к убранству комнаты, капитан сел.

– Извините, товарищ Ренькас, что потревожил, но дело очень срочное, сказал он.

– Слушаю, – серьезно сказал Ренькас, натягивая на плечи сползающую шинель.

– Вы дежурили ночью на кордоне?

– Я.

– Один?

– Должна была ещё девчонка с эпидстанции, но я её самолично домой прогнал: машин сейчас мало, один справляешься.

– Что входит в обязанности дежурного?

– Останавливать весь следующий из Южного транспорт, выяснять, не везут ли пассажиры мяса; если везут – отбирать.

Кроме того, машина должна пройти дезинфекцию – проехать через ящик с опилками, пропитанными специальным раствором. Он прямо на дороге стоит. Ну, а пассажиры его, значит, пешком...

– Меня, товарищ Ренькас, интересует ночной автобус из Южного.

– Так я ж докладывал дежурному, – сказал старшина – Разве вы не знаете?

"Получай, – подумал капитан. – Вот они, последствия спешки в лучшем виде. Полчаса потеряно, как минимум. А потом их как раз и не хватит. Трудно было расспросить этого услужливого лейтенанта?"

– Я знаю, – солгал он, недовольный собой, как никогда сегодня, – но в общих чертах. Хотелось бы услышать обо всем подробнее и от вас лично.

– Понятно, – согласился старшина. – Машин в эту ночь было немного, я уже говорил. Автобус подошел. Я остановил его у полосы. Водитель выскочил. Бумаги у него в руке.

– Вы его рассмотрели? Как он выглядел?

– Молодой парень. Выглядел обыкновенно. Взял я бумаги. Отошли мы с ним под навес – там свет горел. Начал я читать. Вижу, двое с мешком через заднюю дверь вылазят – и за автобус.

– С мешком? – переспросил капитан. Он ждал не этого.

– С мешком, – повторил старшина. – Далеко, думаю, не убегут. Спрашиваю у шофера, кто такие. Не знаю, говорит, пассажиры, как все. Я, говорит, к ним не присматривался.

Подожди, говорю. И надо же такому случиться – документы ему сунул. Пока я за теми двумя гонялся, он уехал. Не нашел я никого. Вернулся – тоже никого. На посту телефона нет, и отлучиться не могу

"Час от часу не легче! – подумал Зенич. – При таких темпах они к тридцать шестому километру все могли разбежаться. Кто же эти двое и что в мешке? А может, все было подстроено специально для того, чтобы старшина в поисках мяса не наткнулся на что-нибудь более интересное. На маленький коричневый чемодан, например".

– Как вы думаете, что могло быть в мешке? – спросил он Ренькаса.

– Мясо могли везти на субботний базар, – предположил старшина.

Зенич думал так же. Главное, говорил он себе, чтобы это не оказалось отвлекающим маневром, – неизвестный вдохновитель ограбления в Южном умел ставить заслоны. На мешочников можно убить массу времени и ничего не получить взамен. Если бы они действительно везли мясо!