Текст книги "Корнет из нашего времени. Часть первая (СИ)"

Автор книги: Валерий Мелик

– Предполагаю, что после этого удара у него сломана рука, но я не был в этом уверен, поэтому решил добить его ударом ноги, – обозначаю удар пяткой вперёд, нога стремительно ринулась к груди статиста, заставив того запоздало отшатнуться, – ну вот и все.

На все про все прошло, включая мои объяснения, две – три минуты.

Все присутствующие были впечатлены увиденным. С минуту никто не мог вымолвить и слова. Первым пришел в себя полковник Герарди:

– Очень впечатлило, корнет, просто нет слов! У нас еще будет время более подробно обсудить все это, а сейчас прошу ответить на вопросы моих спутников, ротмистра Спиридович, – представил он сопровождающих его, тот кивнул мне, – и ротмистра Дедюлина, – так же последовал кивок, – ну и следователя Соколова, – тот слегка поклонился мне.

– Георгий Оттонович, – обратился он к командиру полка, – прошу Вас выделить нам помещение для беседы с корнетами, я думаю, это займет минут двадцать, не больше.

– Да, конечно, я думаю, ротмистр Абалешев проводит Вас в свою канцелярию, – взглянув на ротмистра, сказал полковник Раух. Мой эскадронный командир лишь коротко кивнул в ответ.

Я попросил разрешения задержаться на несколько минут, чтобы привести себя в надлежащий вид после моих демонстраций.

В родной канцелярии гости уже расспрашивали Сергея. Мне предложили присесть и так же стали задавать вопросы. В целом все было вполне пристойно. Не обошлось без выражений удивления моими навыками в рукопашке, особо удивило гостей то хладнокровие, которое я проявил во всей этой ситуации, особенно на фоне поведения Бурсака. Лишь следователь попытался найти какие-то "несоответствия" в моих действиях.

– Скажите, корнет, выйдя из дома с целью проводить корнета Бурсака, по какой причине Вы пошли в противоположную сторону?

Времена меняются, а принципы работы "компетентных органов" остаются неизменными, в частности принцип "если вы до сих пор не осуждены, то это не ваша заслуга, а наша недоработка" актуален во все времена. Это была любимая поговорка нашего "молчи – молчи"[46]46
  Прозвище представителей военной контрразведки в Российской армии конца ХХ-начала ХХI века.


[Закрыть]. Ну, думаю, так дело не пойдет, нужно показать зубы, чтобы не зарывался любезный.

– По причине того, господин, извините, не запомнил Вашу фамилию, что мы решили просто прогуляться, не имея никакой причины.

– Вы хотите сказать, что изначально не имели желания пойти именно в эту сторону? – шпильку про мою "забывчивость" следователь проигнорировал.

– Я хотел сказать именно то, что сказал.

– Хорошо, если Вы не против, продолжим. Как мне стало известно, Вы, в последнее время по утрам часто прогуливаетесь именно в этом месте.

– А что, именно это место как то отгорожено и там запрещено прогуливаться?

– Нет, просто как то интересно, почему Вы выбираете столь безлюдные места для promenade? И еще, насколько я знаю, прежде, чем выйти из дома, Вы, мягко сказать, приняли изрядную дозу горячительных…

– Господин хороший, дело в том, что я могу себе позволить выбирать места для promenade, как Вы выразились, без оглядки на то, что об этом подумает столь ответственное лицо, как Вы. А насчет употребления горячительных напитков…

– Успокойтесь, корнет, господин Соколов просто не правильно высказался…, – вступил в разговор полковник Герарди.

– Я попрошу господина Соколова правильно высказываться при разговоре с собой. А это ведь просто разговор, не правда ли? – перебил я его.

– Да, конечно, господи корнет, просто разговор, не более того.

– В таком случае, прошу простить меня, господин полковник, но если ко мне у Вас, – подчеркнул я, – нет больше вопросов, прошу разрешения покинуть Вас, служба, понимаете ли.

– Да, да, корнет, конечно. Вы же откажите нам ответить на дополнительные вопросы, если они возникнут?

– Конечно, господин полковник, я с радостью продолжу разговор с Вами, конечно, если он не будет касаться указанием мест, где мне следует проводить promenade и как организовывать свой досуг.

– Не смею Вас задерживать, князь! – кивнул мне полковник, подчеркивая упоминанием титула, в первую очередь следователю, что вполне понимает мое раздражение его бестактными вопросами. При этом он многозначительно посмотрел на того. Я встал, щелкнув каблуками, кивнув ему в ответ, кивнул в сторону двух ротмистров, так и не проронивших ни слова и вышел из канцелярии.

Посчитав, что до обеда ничего сверхсрочного на службе не предвидится, отправился домой, к этому времени должен был приехать отец.

* * *

Домой мы с отцом зашли практически одновременно. Он уже был в курсе моих вчерашних приключений и был очень обеспокоен. Я, как мог, попытался успокоить его, предположив, что это была обыкновенная шантрапа.

– Нет, Александр, пообщавшись на недавней высочайшей аудиенции со старыми товарищами, сослуживцами. Ты был прав, в империи напряженная обстановка. Пользуясь безнаказанностью, всякий сброд в виде социалистов, бомбистов, а то и просто отъявленные бандиты зашевелились, подняли головы, зачастую объединившись в своих замыслах и чуть ли не в открытую проводят свои акции, прикрываясь социалистическими идеями, – взволновано начал он, – грабят банки, поезда, совершают покушения на должностных лиц. А в последнее время явили новый способ злодеяний. Представляешь, называясь представителями штаба Отдельного корпуса жандармов, под видом обыска и угрозой ареста врываются в дома обывателей, как правило, в богатые дома, показывают будто бы официальные бумаги, после этого изымают для вида какие ни будь документы и наиболее ценные вещи и драгоценности. Это они называют экспроприациями и тратят эти средства на организацию акций по расшатыванию основ государства. Террор и бандитизм буквально захлестнул города империи. До некоторых пор Царское Село являлось более– менее спокойным местом, все таки население никак не отнести к карбонариям. И тут такой случай, да еще и вблизи резиденции государя. Я разговаривал с генералом Врангелем[47]47
  Врангель Анатолий-Нильс Андреевич, ген. – майор, обер – полицмейстер Царского Села в 1903-907 гг.


[Закрыть]он рассказал мне…Вроде бы это были обыкновенные бандиты. Выживший разбойник ничего путного сказать не может, все решал их главарь, которого ты убил, – отец, нервно мерил комнату шагами, рассказывая мне все это, – но он видел, что главарь несколько раз встречался с молодым мужчиной, лет 25 с выправкой офицера. И эти бомбы. Как то это не вяжется с простыми грабителями, он замер возле меня, – Сынок, я конечно верю, что ты имеешь навыки умелого борца, да и то, как ты расправился с этими разбойниками– все просто диву даются. Но прошу тебя, будь осторожен, ты – единственное, что у меня есть.

– Рара, не беспокойся, я не стремлюсь геройствовать сломя голову. Поверь, у меня и в мыслях не было вступать в драку с ними. Они были с оружием, что, мне надо было ждать, когда меня проткнут ножом?

– Нет, Саша, но прошу тебя, будь осторожен.

Я успокаивал отца, он предостерегал меня и настаивал на бдительности и осторожности. Так, обсуждая происшедшее и прошел весь обед.

* * *

В семь вечера в собрании, в столовой собрался весь офицерский состав полка, за исключением дежурной смены. В столовой был накрыт длинный стол, на котором были расставлены массивные серебреные графины, салатницы, солонки и прочая столовая утварь. В честь особого случая расставлены так же именные серебренные столовые приборы. При вступлении в полк вновь прибывший офицер заказывает серебреный набор: ножи, вилки, ложки с выгравированными его именем, отчеством и фамилией и годом выпуска со своими инициалами. Такие приборы имели Шефы полка и Великие Князья, числившиеся в списках полка, зачислявшиеся в списки полка по уходе с должности командира полка. Прибор каждого был в отдельном футляре. Числившимся в списках полка членам Императорской фамилии, шефам полка и бывшим командирам при их посещении подавали всегда их приборы, а всем остальным серебро смешивали нарочно, подавая и серебро старых, бывших офицеров, чтобы напоминать о них. При выходе из полка приборы остаются в собрании на хранении. Исключение делается только для офицеров, покинувших полк за неблаговидные поступки. При выходе им возвращаются их именные столовые приборы. В особых случаях, как например сегодняшний, приборы выставляются на столы, причем специально вразнобой, а не конкретно каждому со своими инициалами. Это должно подчеркивать братский характер и равенство всех в офицерском собрании. Исключение делается только бывшим офицерам полка, в честь кого организована данная встреча. Им на этом вечере выдаются их именные приборы, хранившиеся в кладовой собрания.

Присутствующие выстроились в две шеренги у входа в столовую, образуя своеобразный коридор. Как только в дверях показался отец, командир полка полковник Раух Георгий Оттонович скомандовал: – Господа офицеры! – все подобрались, щелкнув каблуками, звякнули шпоры, выполнили команду "смирно". Четким строевым шагом сквозь этот коридор из офицеров полка командир подошел к отцу и доложил:

– Ваше высокопревосходительство! Офицерский состав лейб-гвардии Кирасирского Его Императорского Величества полка по случаю Вашего прибытия собран. Командир полка полковник Раух!

– Здравствуйте, братцы! – поздоровался отец.

– Здравия желаем Ваше высокопревосходительство! – раздалось в ответ.

Потом Георгий Оттонович, вместе с отцом обошел строй присутствующих, представил каждого офицера. После представления в столовой разом стало тихо. Все присутствующие мгновенно согнали улыбки и, став на вытяжку, сделали каменные лица. Командир полка и отец подошли к специальному закусочному столику, усыпанному горячими и холодными закусками, рюмками и графинами с водками, настойками и наливками. Отец произнес речь, в которой поблагодарил за приглашение, напомнил о традициях полка, его истории и пожелал нам успехов в службе. Вестовые наполнили чарки и все выпили за сказанное. Никто не пил больше одной – двух рюмок: напиваться водкой, считалось в полку очень дурным тоном. Водку пили только помаленьку, перед обедом, для возбуждения аппетита, или как сейчас, когда хотели подчеркнуть особый случай, связанный с традиционными ценностями. Федор подал отцу ящичек с подарочным ковшом для показа и передачи в дар офицерскому собранию. Этот презент произвел впечатление своим изяществом и предполагаемой, наверняка высокой ценой.

После взаимного знакомства и первого тоста все расселись за стол. Сзади застыли вестовые в белых рубахах. Наш собранский повар из вольнонаемных, большой мастер своего дела, в этот день превзошел самого себя великолепием блюд, приготовленных к застолью. Вначале подали суп и к нему Moum sec cordon vert[48]48
  Марка сухого французского вина с зеленым ободком на горлышке бутылки.


[Закрыть]. Некоторое время все молчали, занимаясь поглощением пищи. Потом пошли тосты. Выступали по старшинству. Первым произнес тост старший полковник фон Вольф Константин Маврикиевич, потом Кастен Эдуард Карлович, эскадронные командиры. Мой начальник, ротмистр Абелешев много внимания в речи уделил сыну приглашенного, то есть мне, такому всему положительному и герою корнету.

– … Пью за здоровье Его Высокопревосходительства генерал-адьютанта князя Николая Александровича Белогорьева! Пью за здоровье корнета князя Александра Николаевича Белогорьева! Ваше здоровье, господа!

Произошла смена блюд. Подали жаркое, и вестовые в белых рубахах окружили обедающих, держа в руках большие подносы с бокалами шампанского и бутылки, завернутые в ослепительно белые салфетки. Официоз немного спал, обстановка стала более спокойной, какой то душевной. Командир полка, с разрешения отца, как старшего по званию, дал разрешение присутствующим покидать стол. Сначала потянулись любители покурить, потом просто проветриться. По углам стали собираться кучки по интересам. Командный состав держался особняком, ведя неспешные беседы за жизнь. Отец изъявил желание осмотреть казармы. Это было как нельзя кстати. После их ухода вестовые навели порядок за столом, поставили самовары, на закусочном столике водку и вина заменили коньяком, ликерами, наливками.

Юра Лишин, взяв гитару, попытался исполнить мой репертуар, но вышло не очень. Молодежь попросила спеть "Все говорят, что пить нельзя. Присутствующие на моей вечеринке постоянно ее напевали и она заинтересовала многих. Мое исполнение ожидаемо было принято на "ура".

Вернулись после обхода казарм командиры с отцом. Он, вспомнив молодость, родную казарму, расчувствовался и решил передать в дар на нужды нижних чинов три тысячи рублей. Надо сказать, это была очень значительная сумма для того времени, например мое денежное довольствие составляло всего 76 рублей в месяц.

Начался своеобразный второй этап сегодняшнего мероприятия, официальное поздравление меня с награждением орденом. Все проходило в режиме фуршета, вестовые обходили с присутствующих с подносами с шампанским и другими напитками. Было сказано много добрых слов, пожеланий, напутствий. Говорили о "героическом" поведении при защите основ порядка 9 января, о событиях минувшей ночи, о спортивных способностях, успехов в музицировании. Поднимали тосты, пили шампанское, поздравляли. Было видно, что отцу было очень приятно все это слышать, он гордился мной и сидел растроганным.

Потом виновника торжества, то есть меня, всего такого положительного, попросили исполнить что нибудь, подходящее к моменту. Мне вспомнилась песенка про кавалергардов, в меру грустная, лирическая. Пришлось, правда, заменить кавалергардов на кирасир, но смысл от этого не изменился.

 
У кирасира век не долог, и потому так сладок он.
Поет труба, откинут полог, и где-то слышен сабель звон.
Еще рокочет голос струнный, но командир уже в седле…
Не обещайте деве юной любови вечной на земле!
 
 
Течет шампанское рекою, и взгляд туманится слегка,
и все как будто под рукою, и все как будто на века.
Но как ни сладок мир подлунный – лежит тревога на челе…
Не обещайте деве юной любови вечной на земле!
 
 
Напрасно мирные забавы продлить пытаетесь, смеясь.
Не раздобыть надежной славы, покуда кровь не пролилась…
Крест деревянный иль чугунный назначен нам в грядущей мгле…
Не обещайте деве юной любови вечной на земле!
 

Песня пришлась к месту, на миг воцарилась тишина. Никто не хотел нарушать ее, как бы пропуская через себя смысл услышанного. Глаза отца предательски заблестели. Видно, что он вспоминает прожитое, молодость, одетую в кирасирский мундир, «сабель звон», да и «шампанское рекою». Вспоминает свою прожитую жизнь, свою печальную судьбу, молодую любимую жену, мою мать, которую я не знал, всю трагедию этой любви. Отец подошел ко мне и крепко обнял. У меня тоже проступили слезы на глазах.

– Господа офицеры! – голос полковника фон Вольфа заставил вздрогнуть всех, возвращая к действительности, – позвольте поднять бокал за наш лейб-гвардии Кирасирский Его Императорского Величества полк, за ветеранов полка, за командный состав полка, за молодежь, продолжавшую славные традиции полка! За Вас, господа!

Все подобрались, звякнули шпорами, подняли бокалы с шампанским и молча осушили их.

Разговор зашел о продолжавшейся кампании на Дальнем Востоке, о войне с Японией. Все уже были в курсе о сфере деятельности отца, поэтому было интересно узнать из первых уст о положении дел. До нас уже стали доходить слухи о трагедии под Мукденом[49]49
  Наиболее масштабное, и самое кровопролитное сражение периода русско-японской войны. Суммарные людские потери сражающихся армий превысили 160 тысяч человек.


[Закрыть]. Разговор зашел о героизме и самопожертвовании русских солдат. Мне вдруг вспомнилось бессмертное произведение Расула Гамзатова и я опять взял в руки инструмент.

 
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
 
 
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
 
 
Летит, летит по небу клин усталый —
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый —
Быть может, это место для меня!
 
 
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле
 

Замолк последний аккорд, закончилась песня, вновь воцарилась тишина, все сидели задумавшись.

– Да, корнет, умеете Вы тронуть за душу, – молвил, наконец полковник Раух, – Ваше высокопревосходительство, – обратился он к отцу, – позвольте выразить Вам благодарность за воспитание Вашего сына. Он служит в полку сравнительно не долго, но уже показал себя истинным героем, не посрамившим честь славного рода князей Белогорьевых. Я верю, что пока служат в полку такие офицеры, как Ваш сын, история полка не закончится и он так же будет считаться элитой русской армии. Господа офицеры! За славный род князей Блогорьевых, За здоровье кирасира генерал-адьютанта князя Николая Белогорьева! За здоровье кирасира корнета лейб-гвардии Кирасирского Его Императорского Величества полка князя Алексанра Белогорьева! За Вас, Ваши сиятельства!

Тут, не сговариваясь, все присутствующие трижды громко выдохнули:

– УРА! УРА! УРА!

На следующий день утром я проводил довольного приемом и расстроганного отца на вокзал, у него еще остались дела в Петербурге, а сам вернулся в полк и наконец, занялся подготовкой к турниру. Сегодня вечером уже начинаются соревнования по эскадронам и мне, хотя бы формально тоже надо бы поучаствовать.

* * *

Проведя разминку в бывшей диванной, теперь ставшей почти полноценным спортивным уголком, я провел тренировочные бои с Юрой Лишиным и поручиком Николаем Петровским, вторым взводным нашего эскадрона. Класс мастерства был налицо и решением командования эскадрона в лиц ротмистра Абелешева, штабс-ротмистра Фрейтага фон Лоринговена и командира второго полуэскадрона штабс-ротмистра Вольского защищать честь родного эскадрона было доверено мне.

По моему же предложению соревнования в масштабе полка решено было проводить по так называемой круговой системе, когда каждый участник турнира встретится с каждым, благо участников, после отборочных в эскадронах осталось лишь четверо: от каждого из трех эскадронов и от пулеметной команды. Таким образом, мне предстояло сразиться с тремя соперниками. Кстати, очень интересно, но странно, один из главных фаворитов предстоящего чемпионата Саша Корвин отказался от участия, ничем не объясняя это решение.

За основу организации взяли правила, разработанные популяризатором и спонсором этого спорта маркизом Куинсбери еще в 1887 году:

Бой проходит в 3 раунда, продолжительностью по 3 минуты каждый. Боксёры выходят на ринг из отведённого им угла, и после каждого раунда он направляются сюда же. Рефери контролирует бой: находясь на ринге, он следит за поведением бойцов, отсчитывает нокдауны. До трёх судей может находиться рядом с рингом для того, чтобы присваивать участникам очки. Участник боя может стать победителем, отправив своего оппонента в нокаут. Если в течение 10 секунд он поднимается – бой продолжается, если нет – то он считается нокаутированным, а его соперник становится победителем. Если поединок закончился, и ни один из участников не одержал досрочной победы, то его исход решается судьями. Победителем становится спортсмен, набравший наибольшее количество очков. Боксёрам запрещается наносить удары ниже пояса, держать друг друга, толкаться, кусаться, плеваться и бороться. Также нельзя бить ногой, головой, коленом и любой другой частью руки кроме сжатого кулака.

Еще вчера приказом по полку была объявлена судейская коллегия в составе старшего полковника Вольфа Константина Маврикиевича, полковника Кастена Эдуарда Карловича, штабс-ротмистра Фрейтаг фон Лорингофен Леонида Оскаровича, штабс-ротмистра Юрия Телесницкого, командиров эскадронов и начальника пулеметной команды. Рефери в ринге по очереди должны были быть барон Фрейтаг фон Лорингофен и полковой адъютант штабс-ротмистр Телесницкий.

Сегодня мне предстоял один бой с поручиком Федором Вольфом, племянником нашего старшего полковника, представляющим первый, так называемый "знаменный" эскадрон. Надо сказать, что в гвардейских полках этого времени в "знаменный" эскадрон набирали наиболее рослых и видных солдат. Это же касалось и офицеров. Кроме выполнения повседневных задач, на личный состав этого эскадрона возлагались представительские функции, участие в парадах по случаю торжественных встреч иностранных должностных лиц, при участии в торжествах т. д. Надо ли говорить, что Федор выглядел, мягко сказать более фактурно, чем я. Выше на пол головы и весом, на глаз, больше килограмм на 10–12. Разбивкой на весовые категории здесь конечно никто не заморачивался. В соревнованиях участвовала только молодежь, старшим было не солидно. А мы по сложению не сильно отличались друг от друга, конечно, за редким исключением, вроде этого случая.

Выбирать стиль боя мне тут особо и не приходилось. Главное в этом бою – не дать себя увлечь разменом ударами, у Феди кулак-ого-го! Стиль в этом случае простой, как говорил Мохаммед Али "порхать как бабочка, жалить как пчела". Лёгкое и быстрое передвижение по рингу, с виду легкие, но ощутимые удары в голову левой прямой, удерживая этим дистанцию. Уже к середине второго раунда Федор выдохся, причем не только физически, но и морально. Дело в том, что я беспокоил его этими ударами, а сам постоянно разрывал дистанцию при попытке его подойти ближе и нанести удар. Изредка, дабы охладить его пыл, я встречал его прямыми правой. И вот, уже в самом конце второго раунда, видя, что соперник утомлен, я подловил его на контратаке мощной двойкой из хука левой в корпус и сильнейшего апперкота правой в челюсть. Да, Федя поплыл, видно было, что он потерял ориентацию. От чистого нокаута его спасла команда об окончании раунда. Я отошел в свой угол отгороженной площадки, где попал в руки своего секунданта, Юры Лишина. В углу соперника было более многолюдно, кроме того, туда подошел наш полковой "пилюльки"", старший врач полка надворный советник[50]50
  Гражданский чин VII класса в Табели о рангах в России. Соответствовал чину подполковника в армии. Официальное обращение: «Ваше высокоблагородие».


[Закрыть] Лебедев Владимир Александрович со своим саквояжем. К голове Федора приложили мокрую тряпку, несколько раз доктор подносил к его лицу флакончик с нюхательной солью[51]51
  Нашатырем.


[Закрыть]. Судейская коллегия, после непродолжительного совещания постановила прекратить поединок. В мое «будущее время» это называлось техническим нокаутом, ну а сейчас просто объявили о завершении в виду невозможности продолжения боя поручиком Вольфом.

После нашего поединка было еще два, но они ожидаемо не вызвали такого интереса, так как оказалось, что я и поручик Вольф, как боксеры, были вне конкуренции в полку.

Вечером, в Собрании, поединки, в особенности мой с Федором, были основной темой для разговоров. Это было новое, доселе не виданное событие – чемпионат по такому мужскому и модному "заграничному" спорту. Все буквально "загорелись" этим новым развлечением, обсуждали тактику боев, виды и эффективность ударов, спорили об их числе. Говорили о наших конкурентах из других полков.

Царское Село, как уже отмечалось, было относительно небольшим городком, и хотя здесь квартировалось 6 гвардейских частей[52]52
  1-й, 2-й (Царскосельский), 4-й (Императорской фамилии) Стрелковые батальоны, лейб-гвардии Кирасирский Его Императорского Величества полк, лейб-гвардии Гусарский Его Императорского Величества полк, Собственный Его Императорского Величества Конвой.


[Закрыть], офицеры много общались друг с другом, организовывались официальные встречи в офицерских Собраниях, взаимные приглашения на званые вечера, частные вечеринки и другие мероприятия. Кроме этого, многие офицеры, особенно командный состав, приятельствовали, так сказать, семьями. Поэтому обстановка и настроения в других полках не была секретом. По общему мнению полковых «знатоков бокса», наиболее сильными боксмэнами, как тогда говорили, были поручик Иванов-2й из 4-го Императорской фамилии стрелкового батальона, дислоцирующего по соседству, на углу Кадетского и Волконской улицы и уже упомянутый сотник Ольховой из Собственного Его Императорского Величества Конвоя. Было решено отправить наших наблюдателей на соревнования в этих полках с целью подробнее узнать об этих спортсменах. На это, по мнению командования, несомненно, ответственное дело откомандированы мой «тренер и секундант» Юра Лишин и представитель от командования, полковой адъютант штабс-ротмистр Телесницкий.

На следующий день я провел два оставшихся боя, в которых ожидаемо, без особых усилий, вышел победителем, став, таким образом, чемпионом полка и делегатом на общегвардейские соревнования Царскосельского гарнизона. По этому случаю на ужине в собрании назначено чествование меня, такого всего удалого и положительного чемпиона.

Но этим планам не суждено было сбыться.

* * *

После обеда пришло страшное известие. Сегодня, 4 февраля 1905 года, в 2 часа 50 минут по полудни убит московский генерал-губернатор, дядя царя, Великий князь Сергей Александрович[53]53
  29 апреля 1857 – 4 февраля 1905 гг., пятый сын Александра II, Московский генерал-губернатор. Супруг великой княгини Елизаветы Федоровны, старшей сестры императрицы Александры Федоровны


[Закрыть]. Все были подавлены происшедшим. Постепенно стали появляться подробности.

4 февраля 1905 г. в 2 часа 50 минут по полудни Сергей Александрович, как обычно, выехал из Николаевского дворца в карете с одним кучером[54]54
  Подозревая, что он является потенциальной целью террористов, в последнее время он ездил без охраны, даже без адъютанта, никого не желая подвергать опасности.


[Закрыть]. Когда до Никольских ворот оставалось не более 15 саженей, прогремел чудовищной силы взрыв. Он был настолько силен, что в здании Судебных Установлений и здании Арсенала вылетели окна. Когда рассеялся дым, представилась страшная картина: в луже крови бесформенной грудой лежали останки.

Стало понятно, что террористами, социалистами и другими различными революционерами объявлена война существующему режиму. Как потом стало известно, отвечая на расстрел в Петербурге, московская организация эсеров создала боевую группу для убийства московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича. Сценарий был опробован не раз: установить маршрут и время поездок намеченной жертвы и взорвать бомбу. По их мнению, дядя царя был повинен в Ходынке, он выселил из Москвы десятки тысяч иноверцев, покрывал казнокрадов и взяточников и беспощадно расправлялся с революционерами. Именно поэтому он и стал первой жертвой революционного террора в 1905 году. Бомбистами были определены Куликовский и Каляев[55]55
  Каляев Иван Платонович, 1877–1905 гг., российский революционер, террорист, эсер, поэт.


[Закрыть]. Покушение было запланировано на 2 февраля. В 8 часов вечера из Никольских ворот Кремля выехала карета с Великим князем и повернула к зданию Городской Думы. И. П. Каляев ждал Сергея Александровича на крыльце Думы и, увидев ее, бросился наперерез. Но тут он увидел, что за окнами кареты кроме великого князя находятся его жена Елизавета Федоровна и двое детей – их племянники Мария и Дмитрий[56]56
  Дети его родного брата Павла Александровича, которому было отказано в появлении в обеих столицах, поэтому они воспитывались в семье бездетного Сергея Александровича.


[Закрыть]. Каляев тут же отбежал в сторону: он не мог убить женщину и детей, но это лишь на двое суток отстрочило убийство.

4 февраля около 3 часов дня в Кремле, возле здания Сената, Каляев встретил карету Сергея Александровича и с расстояния в четыре шага бросил бомбу. Взрыв был чрезвычайно сильным: карету разнесло в щепки, в окнах Сената вылетели все стекла, Каляев в обгоревшей крестьянской поддевке, с окровавленным лицом, оглушенный взрывом, шатаясь, отошел в сторону, где тут же и был схвачен. Его усадили на извозчика и отвезли в арестный дом на Якиманке.

Сбежавшиеся к месту взрыва случайные прохожие и судебные канцеляристы увидели кучу бесформенных обломков кареты, окровавленные лохмотья великокняжеской одежды и куски тела. Некоторые стали высвобождать из-под обломков труп, но нашли только руку и часть ноги – все остальное, в том числе и голова, были разорваны на мельчайшие кусочки. Только через полчаса в Кремль прибыли солдаты, которые разогнали зевак и оцепили место взрыва.

Но все это стало известно позже, а пока только сухие факты, которые постепенно стали обрастать подробностями, а то и слухами. Одно было ясно всем, государству нашему, существующему миропорядку была объявлена война.

Как я знал благодаря своей учебе в университете, террор буквально захлестнет страну и лишь немного его накал спадет к началу Первой мировой войны, чтобы вновь вспыхнуть к 1917 году. По мнению исследователей, только в течение 1905 года, в Российской империи было убито и ранено 3611 государственных чиновников. К концу 1907 года это число увеличилось почти до 4500 человек. Вместе с 2180 убитыми и 2530 ранеными частными лицами общее число жертв в 1905–1907 годах оценивается числом более 9000 человек. По официальной статистике, с января 1908 года по середину мая 1910 года произошло 19957 террористических актов и экспроприаций, в результате которых было убито 732 госчиновника и 3051 частное лица, при этом 1022 госчиновника и 2829 частных лиц были ранены. Учитывая, что значительная часть местных терактов не попала в официальную статистику общее число убитых и раненых в результате террористических актов в 1901–1911 годах оценивается числом около 17000 человек. Но самое страшное, что террор не считали чумой, и понемногу он стал входить в моду – во многих высокопоставленных семьях юные отпрыски фрондировали этим. Словно раковая опухоль, террор разъедал общество. И не важно, что большинство населения не понимало, чего они хотят. "Кто не с нами, тот против нас" – этим все было сказано. Службы, которым следовало противостоять этому, в глазах общества стали париями. Не только сотрудничать, а даже лишь пожать руку жандарму – считалось mauvais ton, особенно в армейской среде. В итоге, всего через 12 лет все это приведет к логическому концу – развалу великой империи.

Но жизнь в полку не особенно изменилась. Здесь был свой мир, мир блеска эполет, балов, парадов, "вальса Шуберта и хруст французской булки".

В самом городе, на первый взгляд, тоже сохранялась чинность, тишина и порядок. Было много полиции, повсюду встречались военные. Здесь стояли Гусарский полк, кирасиры, стрелки батальонов императорской фамилии. Было много свитских военных, казаков Конвоя, специальной дворцовой полиции. Здесь не было никакой промышленности, поэтому рабочего люда почти не видно. На улицах, кроме военных были видны дворцовые служащие, домовладельцы, пенсионеры, чиновники, прочий проверенный люд. Близость официальной резиденции царя накладывала свой отпечаток. На улицах, в парках, в проезжавших экипажах можно было видеть министров, шикарных дам, блестящих военных или же степенных купцов, сдержанных чиновников и их семьи. Но уже витало в воздухе какое – то напряжение. Очень уж близко был Петербург, который, в отличие от этого мирка бурлил, кипел, бастовал.

* * *

На следующий день в полку опять появился полковник Герарди, в сопровождении жандармского ротмистра, уже знакомого по предыдущему визиту. Следователя с ним не было, видно гости не захотели накалять обстановку, помня, что в прошлый раз контакта у нас не получилось.

Меня, через посыльного, пригласили в канцелярию эскадрона, где полковник уже ждал меня.

– Здравствуйте, корнет! Прошу извинить меня, но в связи с последними событиями прошу Вас опять побеседовать с нами и по возможности ответить на наши вопросы.

– Конечно, господин полковник, считаю своим долгом всемерно содействовать проведению следствия.

– Это отрадно. Честно сказать, в наше время не часто встретишь человека, готового содействовать представителям жандармского управления.

– Не считаю это чем то предосудительным. Больше того, считаю предосудительным именно отказывать в посильной помощи тем, кому по долгу службы призвано защищать интересы государства.