Текст книги "И невозможное вожможно"

Автор книги: Валерий Завьялов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Часть III
Право на счастье

Глава 1

Павел Михайлович Богачев, директор Ленинской библиотеки, принял меня в своем кабинете. Седина пробивается в его черных волосах. Большие умные глаза смотрят внимательно. И в то же время в его взгляде чувствую какую-то озабоченность.

Выслушав мой рассказ, он надел очки и стал просматривать «Указатель по истории Звенигорода».

– Не кажется ли вам, что вы слишком увлеклись? Включили много лишнего... малозначительного... Сообщение о начале строительства хлебозавода. Кому это интересно?

– А вдруг когда-нибудь займутся историей этого предприятия?.. Я верю, наступит время, когда станут изучать историю каждой фабрики, каждого колхоза...– волнуясь, проговорил я.

По лицу Павла Михайловича промелькнула едва заметная улыбка, Он встал и подошел к окну, долго молча смотрел, о чем-то размышлял.

– Ну вот что... Приходите-ка завтра часам к 11 —12 дня.

На следующий день в назначенное время я был в приемной директора библиотеки. Секретарь директора сказала, что Павел Михайлович занят, но скоро освободится. Я сел в мягкое кресло и стал ждать. В приемной непрерывно слышались телефонные звонки. Из редакций центральных газет и журналов, министерств и ведомств звонили все, кому требовалась помощь «Ленинки». Секретарь директора, не глядя в справочник, называла десятки адресов, фамилий и номеров телефонов. Чувствовался многолетний опыт. «Сколько же надо знать, чтобы ответить на все эти вопросы»,– думал я, наблюдая за ее работой. Мне вспомнилось мое первое посещение справочно-библиографического бюро, когда я наблюдал за работой дежурного библиографа. «Я ведь не смогу по телефону давать справки. Меня не поймут»,– с тревогой думал я.

Дверь кабинета открылась, и оттуда стремительно вышел мужчина.

– Кто Завьялов?– спросил он, оглядывая приемную.

– Я...

– Зубрицкий,– представился мужчина.– Юрий Иванович. Идемте в мой кабинет. Там потолкуем...

Он первый вышел из приемной, и я направился за ним. «Что же он мне скажет?» – думал я, глядя на его подвижную фигуру.

Зубрицкий принял меня в издательском отделе и, усадив, заговорил без предисловия.

– Павел Михайлович поручил мне дать вам задание…

Задание?.. Может, я ослышался?.. Мысли смешались, руки задрожали.

– Вы чем-то взволнованы?– спросил Зубрицкий.

– Нет, нет, просто у меня такой день, вы ведь мне даете не просто задание, а путевку в жизнь. И в то же время это экзамен. Выдержу ли?

– Послушай-ка,– прервал меня Зубрицкий,– Тебе поручается составить библиографию по истории фабрик и заводов Москвы и Московской области...

Мог ли я об этом мечтать?..

Идея создания истории фабрик и заводов, как известно, принадлежит Алексею Максимовичу Горькому. В статье, опубликованной в газете «Правда» от 7 сентября 1931 года, он писал: «...рабочий класс должен знать и прошлое, ту глубоко засоренную почву, на которой начал он строить свое новое государство».

Позже, в постановлении ЦК ВКП(б) от 10 октября 1931 года, говорилось: «Одобрить предложение товарища М. Горького и приступить к изданию серии сборников «История заводов».

И рабочий класс горячо взялся за дело. Были написаны истории заводов АМО, Трехгорки и других предприятий. День за днем менялся Московский край. Росли старые предприятия, рождались новые заводы – первенцы советских пятилеток.

За работой время летело незаметно. С каждым днем увеличивалась моя картотека. Однажды во время перерыва ко мне забежал Федор Андреевич с каким-то молодым человеком.

– Валерий, мы к тебе за помощью,– проговорил он,– товарищ пишет диплом «История Московского завода имени Лихачева», нужна литература. Есть у тебя что-нибудь?

– Кое-что есть, конечно,– пробормотал я.– Но ты ведь сам знаешь, в каком состоянии моя картотека.

– Это неважно,– воскликнул студент,– больше нигде не собрана литература о нашем заводе.

И он тут же начал просматривать картотеку.

По заданию Богачева я выехал в командировку в подмосковный город Орехово-Зуево, Отправляя меня, директор рекомендовал найти краеведов и посоветоваться с ними. Сойдя с поезда, пошел в гостиницу.

Мест в гостинице не оказалось. Расстроенный, я брел по центральной улице. Вдруг с двух сторон меня подхватили под руки, Я поднял голову и увидел, что нахожусь в окружении подростков лет шестнадцати, с красными повязками. «Дружинники сочли меня за пьяного». Сопротивление бесполезно. Я пошел с ними в отделение. Вероятно, у этих начинающих дружинников я был первым «нарушителем», они вели меня с гордым видом и чувством выполненного долга.

– Еле на ногах держится!– слышались негодующие голоса женщин. Но странно, на их несправедливые упреки я не обижался. Они не причиняли боли, как раньше.

Помню, в начале моей рабкоровской работы меня послали взять интервью у знатной звеньевой. Войдя в калитку, я поднялся на крыльцо, постучал.

– Кто здесь?– спросил за дверью женский голос.

– Корреспондент районной газеты.

– Документ есть?

– Пожалуйста,– протянул я корреспондентское удостоверение в приоткрытую дверь.

– Действительно, корреспондент,– удивилась женщина,– что же ты, мил человек, в таком виде к людям идешь?– в голосе ее слышалось осуждение.

– В каком?

– В нетрезвом…

– Да я не пьяный!

– Рассказывай сказки, я в окно видела, как ты шел, качаясь в разные стороны. Да и языком еле ворочаешь.

– Да не пьяный я, а больной!– с отчаянием крикнул я.

Вот и теперь меня приняли за пьяного.

В милиции быстро разобрались. «Герои дня» были, конечно, смущены.

А я в хорошем настроении вышел из милиции и направился к гостинице. Только снова подойдя к ней, вспомнил, что мест нет. «Что же делать?» Мое внимание привлекла витрина со свежим номером «Орехово-Зуевской правды».

Сотрудники редакции уже разошлись по домам, и только редактор засиделся на работе. Он и помог устроиться в гостиницу. В орехово-зуевской библиотеке оказалась очень богатая краеведческая картотека, в которой была собрана литература о героическом прошлом и настоящем Орехова-Зуева. Много книг и статей я нашел о знаменитой Морозовской стачке.

– Может, вам помочь?– обратилась ко мне сотрудница, когда я начал делать выписки.

– Нет, нет, я сам!– поблагодарил я.

– Извините за нескромный вопрос... У вас есть семья?– полюбопытствовала она.

– Нет... И вряд ли будет,– ответил я, вспомнив школьный бал и Наташу.– Кто же захочет связать свою судьбу с инвалидом?– вслух заметил я.

– У Николая Бирюкова есть же,– возразила она,– а его заболевание ведь серьезнее, чем у вас.

– Да, ему повезло,– ответил я и, чтобы уйти от больного для меня вопроса, стал расспрашивать об орехово-зуевских краеведах.

– Самый заядлый краевед у нас доцент нашего пединститута Авраам Алексеевич Кайев,– ответила библиотекарь,– у него очень богатая библиотека, ведет он и картотеку.

И в тот же день я пошел в пединститут. Мне повезло. Доцент Кайев читал лекцию по литературе. По тишине, которая стояла в аудитории, можно было понять, что лекция была интересной. В перерыве я подошел к Кайеву и представился.

– Вы занимаетесь библиографией Подмосковья!– воскликнул он.– О, как не хватает такой библиографии! Вам правильно сказали. У меня действительно есть картотека по ореховским заводам. Оставьте адрес, я вам пришлю список. Скажите, вы знакомы с купавинским краеведом Матвеем Ивановичем Эдемским? А Александра Ивановича Могилько из Егорьевска не знаете? Обязательно познакомьтесь. Именно у них вы найдете целый клад.

– Большое спасибо, Авраам Алексеевич, я воспользуюсь вашим советом.

– Ну что вы, ведь общее дело делаем. Что вам еще посоветовать? Думаю, не пожалеете, если побываете на Орехово-Зуевском комбинате имени Николаевой, где была знаменитая Морозовская стачка. И конечно, поезжайте на Дулевский фарфоровый завод. Там найдете Александра Афанасьевича Коновалова, редактора заводской многотиражки. Полагаю, и он может оказаться вам полезным. А вообще, хорошо бы иметь библиографию по всей Московской области,– мечтательно добавил мой собеседник.

– Это, конечно, хорошо. Но одному человеку эту работу не поднять,– ответил я.

– Зачем одному?– возразил Кайев.– Надо объединить всех краеведов. В нашем подмосковном крае есть что изучать. Вы меня извините, сейчас у меня лекция.

Музей экспонатов Дулевского фарфорового завода был похож на сказку, застывшую в фарфоре. «Хозяйка медной горы» со своими несметными богатствами. Фарфоровые статуэтки персонажей пушкинских сказок, тридцать три богатыря.

– Да у вас тут волшебники живут!– сказал я сопровождавшему меня Александру Афанасьевичу Коновалову.

– Почему волшебники? Самые обычные люди, любящие свое дело. Идемте сюда,– продолжал он таинственным голосом и ввел меня в соседнюю комнату.

– Видите вот это?– указал Коновалов на огромную вазу, занимавшую чуть ли не половину комнаты. Это была тончайшая ювелирная работа.

– Кто же сотворил такое чудо?– спросил я.

– Мастер Кузнецов! Начал он ее делать за несколько дней до начала войны, а окончил в День Победы. В армию его не брали по инвалидности. Но всю войну он продолжал работать на заводе, А свободное время отдавал этой вазе.

Рассказ Коновалова взволновал меня. Я еще раз взглянул на вазу, и подумалось мне: в каждом рисунке частица души мастера.

– Александр Афанасьевич, познакомьте меня с этим мастером.

– Если бы я мог это сделать!– вздохнул Коновалов.– Насколько лет назад Кузнецов умер. А ваза вот осталась. Я часто смотрю, и мне кажется, что мастер жив.

– Неужели никто из писателей не заинтересовался вашим заводом?

– Как это никто? Есть у нас свой писатель, Александр Владимирович Перегудов. Его первый роман «В те далекие годы» посвящен нашему заводу.

– А где же он живет?

– У нас, в Дулеве.

Вскоре я уже беседовал с «летописцем» Дулевского фарфорового завода. Александр Владимирович Перегудов напечатал свои рассказы в журнале «30 дней» в двадцатые годы. В одном рассказе описывается дулевский завод дореволюционного периода.

О себе Перегудов рассказывал мало, больше о судьбах мастеров дулевского завода – героев его книг, с которыми его связывала многолетняя дружба. Потом писатель поинтересовался моей библиографией, посоветовал ряд неизвестных мне изданий и на прощание подарил свою книгу «Сердце художника».

С помощью Федора Андреевича я привел в порядок свои записи. В машбюро перепечатали мою работу, и вот я в кабинете Богачева. Он листает страницу за страницей, а я, затаив дыхание, жду.

– Вы кому-нибудь показывали свою библиографию?– спросил Богачев.

– Нет, Павел Михайлович. Вы первый смотрите.

– Надо посоветоваться со специалистами из справочно-библиографического бюро... Да, вот еще что... Побывайте в Центральном государственном архиве Октябрьской революции. Может, там найдете список литературы о московских предприятиях.

Он дал мне еще несколько советов, потом позвонил опытному библиографу – Зинаиде Васильевне Збруевой и направил маня к ней.

– Трудную тему вы избрали,– проговорила она.– Боюсь, что она вам не под силу.

– Значит, я с ней не справился?– с испугом спросил я.

– Нет, почему же, вы проделали большую работу. Теперь нужен хороший редактор.

– А где его взять?

– Этого я не могу сказать...

К Зинаиде Васильевне обратился читатель, и нашу беседу пришлось отложить.

В тот же день я вновь побывал у Богачева и сообщил ему мнение Збруевой.

– Что ж, справедливые замечания,– согласился он.– Их следует учесть. Об этом мы еще потолкуем. А теперь вот что, есть возможность полечиться в клинике нервных болезней 1-го медицинского института.

– Знаю эту клинику,– обрадовался я,– когда-то там был на консультации.

– Вот и прекрасно. Езжай по этому адресу, бери направление и лечись на здоровье.

Глава 2

В небольшой палате четыре койки. Одну занимает неподвижно лежащий человек, обросший седой щетиной. Зовут его Ипполитыч. Другой обитатель палаты, высокий, худой, лет сорока, назвался Михаилом.

– Давно здесь?– спросил я его.

– Третью неделю, а голова все не проходит.

– Ты, Миша, сам виноват,– вступил в разговор сосед.– Врачей не слушаешься!.. Тебе говорят: не кури, а ты?..

– Душа-то болит. Как дальше сложится жизнь? Переведут на инвалидность, и крышка.

– Тебе так и так с морем придется расстаться. С этим ты должен примириться,– заметил Ипполитыч.

– У меня трое пацанов!.. Их кормить и учить надо!

– У тебя же руки есть,– рассердился Ипполитыч.– Будь у него такие руки,– кивнул он на меня,– парень был бы самым счастливым человеком.

– Руки-то есть, а кто возьмет со 2-й группой на работу?

– Есть же артели инвалидов,– подсказал я.

– Да я же рыбак! Пойми!

– А я милиционер,– прервал Ипполитыч,– это тоже понять надо.

Вошла Ангелина Никитична, наш лечащий врач.

– Ну как наши дела, Голованов?– обратилась она к Михаилу.

– Да все так же... Голова все еще болит.

– Ишь какой быстрый, принял несколько процедур и думает – все!– улыбнулась Ангелина Никитична.

Она измерила ему давление.

– Ну что же, лечение идет своим чередом. Пройдете весь курс, и вам будет легче. А пока... Скажите, опять много курили? Поймите же, Голованов, табак и вино – ваши враги...

Она подошла к Ипполитычу.

– Ну а ваши как дела, Бодров?

– Плохо, доктор!

– Так уж и плохо?– усмехнулась Ангелина Никитична и начала осмотр.– Пожалуй, пора учиться ходить! Ну-ка вставайте, смелее – я вас держу!

Ипполитыч с трудом поднимается, делает попытку, другую, третью встать на ноги, ноги не повинуются. Обессиленный, он опускается на кровать.

– Отходился я,– с отчаянием говорит он, и крупная слеза исчезает в густой щетине.

– Зачем же так сразу падать духом?– укоризненно произнесла Ангелина Никитична.

– Падай, не падай... А кому теперь нужен калека!

– Как вам не стыдно, а я думала, вы мужественный человек... Вы же совершили подвиг...

– Очень прошу вас, доктор, не нужно об этом,– прервал ее Ипполитыч.

– Ну хорошо, хорошо, не буду...

Позже я узнал тайну Ипполитыча, встретив однажды Ангелину Никитичну в Ленинской библиотеке.

Оказывается, он работал в уголовном розыске и в тот поздний январский вечер шел на ночное дежурство. Возле автобусной остановки собралась возбужденная толпа. Ипполитыч подошел ближе и увидел на земле окровавленную женщину.

Из отдельных реплик он понял: бандиты только что скрылись в темном проулке – еще можно догнать, их двое, на одном пестрая шапка.

Не мешкая, Ипполитыч бросился в погоню и проходным двором вышел навстречу двум парням. По приметам это были те самые, оба навеселе.

Подойдя вплотную, Ипполитыч потребовал:

– Прошу пройти со мной!– ив тот же миг упал от сильного удара по голове. Когда он очнулся, едва хватило сил добраться до телефона и сообщить в отделение приметы преступников. Снова он пришел в себя через несколько часов в больнице. Бандиты были задержаны.

Петр Будников появился в нашей палате под вечер. Был он среднего роста, с веснушчатым лицом, с коротко остриженными волосами. Две руки безжизненно болтались, словно высохшие плети.

– Неласково обошлась с тобой судьба,– посочувствовал ему Михаил.– Что с руками-то?

– Энцефалитный клещ укусил,– ответил Петр.

– Где это ты его подхватил?

– В Сибири... срок отбывал.

– Вот как?.. За что сидел-то?

– По глупости,– вздохнул Петр и, помолчав, начал свой рассказ.– Отца с матерью я потерял во время войны. Пошел в ремесленное училище. Жил в общежитии. Однажды знакомый парень попросился переночевать. Вечером позвал прогуляться. Пошли, неподалеку от какого-то ларька он говорит: «Постой тут!» А сам ушел. Оказывается, он с дружками сговорился залезть в ларек. Меня поставили страховать. Тут милиция. Всех и взяли.

– Групповой грабеж – десятка,– уточнил Ипполитыч.

– Сидел-то я два года. Лучше бы весь срок отсидеть и быть с руками. Я этими руками знаете какие деревья валил. А теперь ложку не могу взять.

– Крепко тебе не повезло,– покачал головой Михаил.– Я ведь тоже чуть вором не стал. Добрые люди не дали упасть. В 24-м году удрал я с приятелем из детдома. У него оказались деньги, и до Хабаровска мы добрались. Целый день болтались по городу. А к вечеру нас приютила «теплая» компания. Обчистили нас. А потом и говорят: «Идите, мальчики, себе хлеб добывать».– «А как?» – спросили мы. «Берите, где плохо лежит». Ну, мы поняли. Только воровать не пошли... На третий день своих скитаний, уже не в силах бороться с голодом, решили попросить милостыню. Остановили первого попавшегося мужчину, рассказали ему о наших приключениях. Он нас отругал и повел к себе домой. Накормил и помог устроиться в школу водителей рыболовных судов.

– Есть же на свете хорошие люди,– после молчания проговорил Ипполитыч.

В этот день ожидался профессорский обход, После завтрака мы легли и ехали ждать, тихонько переговариваясь.

– Говорят, очень знающий этот невропатолог Михеев,– приглушенно басит Ипполитыч.

– Увидим, сможет ли он мне голову вылечить!– перебил его Михаил и полез за папиросой.

– Что ты делаешь? Сейчас же профессорский обход начнется!..– остановил его Ипполитыч.

Профессор вошел в палату в окружении ассистентов и врачей, среди них была и наша Ангелина Никитична. Она давала пояснения.

– Больной Бодров,– докладывала она, подводя профессора к кровати Ипполитыча.

– Как настроение?– спросил профессор.

– Стараюсь, товарищ профессор,– по-военному отрапортовал Ипполитыч,– чтобы оно было хорошее!

– Очень хорошо...

Ангелина Никитична записывала рекомендации специалиста.

– Ну-с. А вас что беспокоит?– обратился он к Голованову.

– Голова болит.

– Производственная травма,– пояснила Ангелина Никитична.

– Что же, батенька мой, не бережетесь? Как это у вас получилось?

– Сам удивляюсь, товарищ профессор! Механиком я на сейнере, вдоль и поперек Каспий исходил, в больших штормах не раз бывал. А тут при четырех баллах равновесие потерял.

– Так-с. Что он получает?

Ангелина Никитична показала историю болезни. Профессор одобрительно кивнул и шепотом что-то посоветовал лечащему врачу.

Потом Ангелина Никитична доложила обо мне.

– Ну что же, постараемся помочь,– пообещал он и, обращаясь к лечащему врачу, добавил: – Мне кажется, лечебная физкультура ему будет полезна...

– А это Будников!– продолжала докладывать Ангелина Никитична.

– Мы уже знакомы. Здравствуйте, Петр Данилович. Как с рисованием? Не бросили?

– Рисую!– отвечал Будников.

– Но у него же руки не действуют!..– послышался чей-то недоуменный голос.

– Он рисует ногой,– пояснил Михеев.

– Ногой?..

– Да, да, ногой. Вот вам доказательство, чего может добиться человек с сильной волей. Надеюсь, Петр Данилович, новые работы вы нам покажете?

– Здесь они, в тумбочке.

Альбом с рисунками Будникова переходил из рук в руки.

– Ты что же, в самом деле ногой рисуешь?– спросил Петра Михаил, когда врачи покинули палату.

– Рисую,– ответил Петр и, . чувствуя, что Михаил не верит, усмехнувшись, предложил: – Хочешь, твой портрет сделаю?..

– Попробуй,– согласился Михаил.

Петр принялся за работу. Я наблюдал, как безрукий художник владел карандашом, перекладывая его даже в другую ногу. И мне почему-то стало стыдно за хандру, которая на меня порой нападает.

– Ну, вот и готово,– сообщил наконец Петр и устало откинулся на подушку.

Михаил облегченно вздохнул.

– Два часа сидел без движения... Показывай, что там у тебя получилось?.. Смотри-ка, Ипполитыч! Похож?

– Здорово. Ишь ты!– сказал Ипполитыч.

– Послушай, а как же ты научился рисовать ногой?– не удержался я.

Петр ответил не сразу, а потом рассказал:

– Когда я вышел из заключения, сперва обрадовался свободе, но вскоре понял, что совершенно беспомощен. Вот так очутился я здесь, в клинике. Времени для размышлений о будущем хватало. И чем больше я думал, тем резче вставал вопрос: как жить дальше? Решил: попробую писать ногами. Всю ночь не спал. Пробовал – не получалось. На другую ночь тоже писал. Недели через две вывел первую букву. Вот так и научился писать, а потом и рисовать. Поступил в университет искусств Дома народного творчества имени Крупской.

Рассказчик замолчал. Некоторое время в палате стояла тишина.

– Ну, молодец!– похвалил Михаил, любуясь портретом.

Будникова навещала его жена Валя, однажды она сказала, что придет с подругой Лидой. У нее чуть парализованы рука и нога. Вообще славная девушка.

И вот они пришли вдвоем. У Валиной спутницы – слегка откинутые волосы, на левой щеке родинка. Во всей фигуре – неуловимая женственность.

 «Должно быть, это и есть Лида»,– подумал я и не ошибся. Валя представила нас друг другу.

Я заметил; глаза у Лиды озорные, светятся лукавством. От смущения я опоздал подать руку.

– Что же вы знакомите меня с таким робким кавалером?– шутливо бросила Лида.

– Он еще не прирученный,– пояснил Петр. Все засмеялись, и в палате стало радостно и солнечно. Мы вышли в больничный сад и долго гуляли. Самым замечательным было то, что никто из нас, обиженных судьбой, не вспоминал о своих недугах.

После процедур я лежал на койке и наблюдал за Ипполитычем. Из глаз его текли слезы, и он вытирал их своей могучей рукой.

– Что с вами, Ипполитыч?– спросил я.

– Хорошего мало. Врач выписывать собрался,– вздохнул он.– А чему радоваться-то? Что я могу? Только есть и спать?

В это время послышался голос врача Веры Яковлевны:

– А вот и мы.

Вместе с ней вошла молодая девушка, Люся, методист лечебной физкультуры.

– Будем учиться ходить,– сказала Вера Яковлевна, обращаясь к Ипполитычу.

– Да вы же меня не удержите,– прохрипел Ипполитыч.

– А мы с Валерием для чего?– отозвался Михаил.– Ну давай, давай, Ипполитыч.

Все вместе мы поднимаем Ипполитыча, и он делает шаг, другой.

– Дайте отдохнуть,– взволнованно просит он.– А ведь я пойду, ей-ей, пойду, спасибо вам, други.– И его глаза опять заблестели. Но это были слезы надежды.

– Ладно, благодарить будете потом,– прервала его Люся,– А теперь давайте ходить.

– Дайте мне костыль, он в углу стоит. Попробую сам.

Михаил подает костыль. Опираясь на него, Ипполитыч снова старательно делает шаг и...

– Теперь Люся к вам два раза в день будет приходить,– сказала Вера Яковлевна.

Ипполитыч с благодарностью смотрит на Люсю, а та смущенно отводит взгляд, показывая, что благодарить нужно ее учительницу – Веру Яковлевну, которая много выпустила таких волшебниц, как Люся, умеющих делать чудеса.

Вера Яковлевна посмотрела на меня и узнала.

– Завьялов, кажется? Припоминаю – вы со своим учителем приезжали к нам на консультацию. Десятилетку-то окончили?

– Уже и библиотечный институт окончил. Работаю в Библиотеке имени Ленина.

– Рада за вас. Итак, перейдем к нашим делам. Скажите, как давно вы занимались лечебной физкультурой?

– Я и сейчас занимаюсь.

– Совсем хорошо!– похвалила Вера Яковлевна,– А какие упражнения делаете?

Я показал. Вера Яковлевна одобрила комплекс и назначила время моих занятий лечебной физкультурой.

Воскресенье – день посещений. Прохаживаясь по вестибюлю, жду, когда ко мне придут, а перед глазами счастливое лицо Ипполитыча, сделавшего первый шаг.

Как мало нужно человеку, чтобы он стал счастливее – всего-навсего внимание. Вспомнились мне артель и хор. Первый концерт. У девчат были тогда такие же счастливые лица, как у Ипполитыча.

Кто-то осторожно тронул меня за рукав. Обернувшись, увидел Федора Андреевича Колосова, встречи с которым всегда напоминали мне о первом посещении Ленинской библиотеки.

– Какими судьбами?!– удивился я.

– Вот взял и приехал, есть новости!

– Какие же?

– Твою библиографию по истории заводов спрашивают.

– Что ты говоришь? А от кого ты это узнал?

– Проходил случайно через справочно-библиографический отдел и видел, как с твоей рукописью работал читатель.

– Это замечательно!– воскликнул я.– Да ты знаешь, что это для меня значит?!

– Понимаю,– серьезно ответил Федор.– Не зря ты трудился, нужна твоя работа. Вот и поправляйся скорей, не раскисай здесь.