Текст книги "И невозможное вожможно"

Автор книги: Валерий Завьялов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

И невозможное возможно

Представляю записки Валерия Завьялова

Повествование простых людей о событиях своей жизни с давних пор привлекало вдумчивого читателя безыскусностью рассказа, правдой виденного и пережитого. Одно требуется от таких записок: они не должны повторять то, что уже известно читателю. Их призвание – открыть новые грани жизни, новые ее стороны, новые черты характеров. Тогда, даже если авторы записок и не обладают мастерством писателя, произведения эти тем не менее всегда читаются с интересом, а порой и более того, пользуются успехом.

Вот почему, на мой взгляд, заслуживают внимания записки Валерия Завьялова «И невозможное возможно».

Слишком много пишется теперь воспоминаний, мало чем отличающихся друг от друга, повторяющих то, что уже известно широкому кругу читателей. Но записки Завьялова тем и примечательны, что открывают новую сторону жизни – тему людей, сраженных недугом в день их появления на свет.

Валерий Завьялов рассказывает о тех скромных, не бросающихся в глаза людях, которые творят добро в любом месте, в любой должности сверх того, что от них требуется по долгу службы.

И поступают они так не из жалости, не из тщеславия; дескать, вот я какой хороший, а потому, что уже очень много людей так воспитаны нашим общественным строем, что, сами того не замечая, являются новыми людьми.

Вместе с тем мы видим в этих записках не одного Валерия, рожденного с тяжелым физическим недугом, а целую галерею таких, как он, исполненных человеческого достоинства, доказывающих, что они могут жить всеми радостями человеческого бытия: радостью труда, любви, человеческого общения, духовного развития.

Это право на счастье, отнятое у них в момент появления на свет, возвращено им нашим образом жизни. И потому записки Завьялова, в которых ничего не выдумано, где сохранены все имена и фамилии, приобретают ту нравственную силу, которая всегда являлась важным признаком произведения, достойного печати.

Все, о чем рассказывает Валерий Завьялов, происходит в Подмосковье и Москве, но география записок шире. Это наша Советская Отчизна, где стали живой реальностью слова «И невозможное возможно!».

Марк Колосов

Посвящаю

всем, кто принимал участие

в моей судьбе

Часть I
Через «не могу»

Глава 1

В январе 1942 года поездом Пермь – Москва мы возвращались из эвакуации домой. Нижние места достались нам с пятилетним братом. Одну верхнюю полку заняла мать, другую – красноармеец. Он ехал из госпиталя в свою часть.

На одной из станций началась проверка документов.

– Куда едете?– спросил начальник военного патруля.

– В Загорск,– ответила мать.

– Ваши документы недействительны.

– Но мне их в милиции выдали,– пояснила мать.

– В местной,– последовал ответ.– Москва на военном положении, и въезд туда запрещен.

– Я же до Загорска...

– От Загорска до Москвы рукой подать,– прервал ее проверяющий документы,– да и поезд в Загорске не остановится. Советую сойти в Ярославле или в Александрове.

– Что же мне теперь делать?– растерялась мать.

– Дяденька, не ссаживайте нас!– пришел я ей на помощь. Моя невнятная речь привлекла внимание начальника патруля.

– Сын-то давно болен?– спросил он.

– С рождения...

Еще раз внимательно посмотрев на меня, он что-то сказал сопровождающим его военным и вышел из купе. Те последовали за ним.

По рассказам матери, я заболел, еще не родившись. В шесть лет сделал свои первые шаги. Тогда же появились первые признаки более или менее внятной речи. К каким только врачам не обращались мои родители! Те только беспомощно разводили руками.

А я между тем рос, с каждым годом становился крепче, но следы тяжелой болезни – шаткая походка и дефект речи – сохранились и в тринадцать лет.

В школу меня не отдали, и первым моим учителем был отец. До сих пор помню тот счастливый день, когда он показал мне первые буквы.

Потом со мной стала заниматься наша соседка по квартире, Евгения Павловна Киселева, в прошлом учительница. Она-то и научила меня читать и считать. Но все ее попытки заставить мои непослушные пальцы держать ручку с пером и писать чернилами окончились неудачей. Пришлось пользоваться только карандашом.

Теперь в этом вагоне, после того как военный патруль ушел, я сидел и думал, чем бы помочь матери. Поезд, замедлив ход, поравнялся с небольшой станцией, и я увидел мальчишку, шагавшего по перрону с чемоданом в руке. «А я не могу нести такой чемодан!» – позавидовал я моему счастливому сверстнику.

– Что же теперь с нами будет?– снова послышался тяжелый вздох матери.

– Главное, не робеть!– подал голос с верхней полки наш попутчик.– Езжайте до Александрова. Там у меня родня. Дом большой. Места хватит! Я записку напишу. Привет от меня передадите. Ну а оттуда вызовете телеграммой своих и доберетесь домой. Дом-то ваш где?

– В Звенигороде. А едем в Загорский район. В село Константинове. К бабушке. Отец наш на фронте...– объяснила мать.

– Ясно!– сказал красноармеец, слезая с полки.– Все будет хорошо!– решительно проговорил он и, вынув из кармана блокнот, начал писать записку.

Прошло несколько месяцев, как мы приехали в Константиново. Промелькнуло лето, наступила осень. Ранним сентябрьским утром к школе потянулась приодетая детвора с большими букетами разноцветных георгинов.

Я сидел на завалинке и провожал ребят глазами: «А что, если пойти и мне?! Ведь не выгонят же!..»

Вот и школа. В длинном коридоре остановился и растерянно огляделся. Куда идти? Направо? А может, налево? Прошелся в один конец коридора, в другой и очутился перед приоткрытой дверью второго класса. Там шел урок. Постояв, еще раз огляделся и прильнул к щели: у окна стояла учительница и что-то рассказывала детям. Мне показалось, что она увидела меня. От испуга я даже отпрянул.

Прозвенел звонок, и мне пришлось спрятаться за угол. Минуты через три дверь отворилась. Из класса вышла учительница, окруженная второклассниками. Я двинулся ей навстречу. Она остановилась и спросила;

– Ты что, мальчик? Ждешь кого-нибудь?

– Примите меня в школу!– вместо ответа невнятно произнес я.

Учительница, не разобрав мою речь, внимательно посмотрела на меня.

«Не понимает. Как же ей объяснить?»

– Александра Ивановна! А что он так говорит?.. Почему так чудно ходит?..– посыпались вопросы.

– Идите, ребята, играйте,– спровадила их Александра Ивановна и спросила меня: – Как тебя звать?

– Валерий Завьялов... Все меня сперва не понимают, а потом привыкают... Возьмите меня в школу!..

– В школу, Валерий, принимает директор!– помолчав, ответила учительница.– Сейчас его нет. Пусть вечером мама зайдет к нему.

– А если он н-не при-имет?– с трудом проговорил я.

– Тогда приходи ко мне,– после некоторого колебания решительно сказала она.

Директор школы, темноволосый плечистый мужчина, оглядев меня с ног до головы, перевел взгляд на мать и приглашающим жестом указал ей на стул.

– Слушаю вас!

– Пришла о нем вот поговорить,– кивнула мать на меня,– в школу просится.– И рассказала мою историю.

Директор долго молчал.

– Тяжелый случай,– наконец отозвался он.– А муж на фронте?

– С первых дней добровольцем ушел.

– Трудно вам с больным ребенком!– посочувствовал директор, искоса поглядывая на меня.– Скажу сразу: заниматься в общей школе он не сможет... Да и, откровенно говоря, ни один учитель не согласится учить его... Представьте себе, вызовут его отвечать, дети начнут смеяться. Что получится в классе?..– Директор встал, давая понять, что разговор окончен.

– А Александра Ивановна ведь обещала,– тянул я, но ответа директора не услышал: мать вывела меня из кабинета.

На другой день, никому не сказав, я снова пришел в школу.

Пробравшись на цыпочках в пустой класс, сел за парту. Больше всего мне понравилась блестящая черная доска. Я подошел к ней и начал старательно выводить мелом буквы, да так увлекся, что не заметил, как в класс вошел мальчишка.

– Зачем доску пачкаешь?– набросился он на меня,– Что тебе тут надо?

– Я учиться пришел,– прошептал я.

– Чего-чего?

– Учиться пришел.

– А что ты так непонятно говоришь?

– Болен я.

В класс между тем входили другие ребята. Они с любопытством смотрели на меня.

– Да это же Валерка Завьялов, двоюродный брат Верки Шепановой. Он вчера к Александре Ивановне приходил,– затараторила девчонка с голубым бантом в косе.

Прозвенел звонок, и все заняли свои места. А я стоял посреди класса и не знал, что делать.

Вошла учительница.

– Александра Ивановна, директор не принял,– произнес я, с трудом сдерживая слезы.

Учительница помедлила с ответом, а потом, оглядев класс, сказала:

– Сядь к Сазонову Вите,– указала она парту, где сидел тот самый мальчишка, который первым вошел в класс. Я направился к нему.

– А что это он так чудно ходит?– хихикнул кто-то. Послышался шумок,

– Климкин, встань! Ты что, никогда больных не видел?

Климкин встал, засопел и опустил голову.

– Садись. И чтобы это было в последний раз!..

Дома после ужина мать принялась за шитье, я за уроки, а бабушка занялась домашними делами. Уже смеркалось, когда к нам постучались.

– Здравствуйте, я Максимова, учительница вашего сына.

– Александра Ивановна! Проходите, пожалуйста!– засуетилась мать.– Я сама собиралась к вам зайти, да вот поздно с работы прихожу: фронтовой заказ выполняем!

– Какое имеет значение, кто к кому пришел? Вот мы и познакомились!– ласково ответила учительница.

Они прошли в соседнюю комнату. Дверь была полуприоткрыта, и я услышал рассказ учительницы о том, как я просился в школу.

– Мне так его жалко стало...

Потом голоса стали тише.

– Разве от судьбы уйдешь?– с горечью произнесла мать.

– Уйдем!– уверенно ответила учительница.

– Уж и не знаю, как вас благодарить...– начала было мать, но Александра Ивановна прервала ее:

– Ну зачем вы об этом? Учиться он хочет, а это главное.

– Желания-то у него хоть отбавляй,– вздохнула мать.– Да вот руки и речь...

– Речь и руки нам, правда, мешают,– согласилась учительница,– но попробуем. А где Валерий-то?

– Я здесь, Александра Ивановна!– отозвался я, входя к взрослым.

– Ну-ка покажи свои руки! Видите, как они нас не слушаются,– говорила она, ощупывая их.– Но мы их заставим. Не может быть, чтобы мы с ними не справились… В Загорск съездим на консультацию... К невропатологу... Сегодня пятница... Вот в следующую пятницу после уроков и поедем!..

В Загорской больнице минут сорок ждали приема. И вот нас пригласили в кабинет врача.

Александра Ивановна присела на предложенный ей стул и протянула доктору выписку из истории болезни.

– Что беспокоит сына?– спросил тот, прочитав выписку.

– Это мой ученик,– пояснила Александра Ивановна.– Невнятная речь и скованность движения рук мешают мальчику учиться. Чем можно помочь?

– Думаю, прежде всего лечебная физкультура,– отвечал врач,– неплохо бы, конечно, заняться с логопедом. Но в селе такого специалиста не найти.

– Попробую сама.

Врач с уважением посмотрел на учительницу. Затем, помедлив, достал из шкафа и протянул Александре Ивановне книгу.

– Возьмите. Это пособие для логопедов.

На следующий день после уроков Александра Ивановна велела мне задержаться.

– Будем исправлять речь,– сказала она, когда в классе мы остались одни.– Прежде всего, какие буквы ты не выговариваешь?

– С, Р, Л.

– С Л, пожалуй, и начнем. Первые упражнения такие...

И началась тренировка. От напряжения болели челюсти и язык. Но я не жаловался. Мне очень хотелось, чтобы люди понимали меня.

– Валера, ты не устал?– спрашивала учительница.

– Нет, что вы, Александра Ивановна!

Занятия продолжались. И так ежедневно. А месяца через четыре я читал вслух стихотворение Пушкина «У лукоморья» и вдруг почувствовал, что выговариваю букву Л, которую раньше не мог произнести.

– Александра Ивановна, буква Л получилась!

– Получилась, Валерий!

Глаза ее сияли.

– Давай закрепим. Повторяй: лампа, лапа, ложка...

Я несколько раз произнес эти слова, и опять буква Л получилась.

– Ну, Валерий, с первой победой тебя! Теперь начнем работать над другими буквами.

Среди ночи меня разбудило радио. Послышались позывные Москвы и торжественный голос Левитана:

– Внимание! Говорит Москва! Через несколько минут будет передано важное сообщение!..

Левитан сообщил долгожданную весть. Война окончилась.

– Мама! Баба Нюра! Война кончилась! Мы победили!– Я поднял весь дом на ноги.

Все собрались у репродуктора. Некоторое время сидели неподвижно. По лицу матери текли слезы.

– Дождались!– облегченно вздохнула бабушка,

– Ура! Война кончилась! Скоро папа приедет!– закричал мой младший брат Володька и побежал на улицу.

– Володя, оденься!– крикнула ему вдогонку мать, но его и след простыл. Я тоже, конечно, вышел на„улицу.

Несмотря на ранний час, село проснулось. Люди выходили из домов, шли к центру. Стихийно возник митинг. Потом появилась гармошка, кто-то затянул песню. Ее подхватили, и она поплыла по селу.

А спустя несколько месяцев начали возвращаться домой фронтовики. От отца пришла телеграмма: «Выехал, встречайте». Наконец настал этот долгожданный день, и я увидел отца.

Поставив на землю чемодан и картонную коробку, он обнял мать, а потом нас с братом, и мы пошли к дому. Односельчане приветствовали отца.

В селе его хорошо знали. Здесь он родился и вырос. Двенадцати лет пошел в люди. Октябрь встретил в Москве. Затем приехал в свой Загорский уезд на комсомольскую работу. Люди старшего поколения, листая подшивки местной газеты «Плуг и молот», встречали очерки, рассказы и фельетоны за подписью «Иван Угрюмый». Это был псевдоним отца. Он стоял с повлажневшими глазами, глядя на сельскую улицу, где прошли его детство и юность.

Когда мы пришли домой, отец усадил меня рядом с собой и спросил:

– Ну, сынок, давай подведем итоги нашего соревнования. Я обещал вернуться домой с победой. Свое обещание выполнил. А что ты обещал в письмах?

– Хорошо учиться,– ответил я,– свои обязательства я тоже выполнил.– И показал свой табель с отметками.

– Молодец,– похвалил он и, подмигнув, сказал: – А я тебе что-то привез.– Он распаковал картонную коробку и достал из нее новенькую гармошку.

– Это... Это мне?1

– Тебе!

– Но у меня же руки больные. Как я сумею играть?

– Вот и будешь разрабатывать пальцы.

На другой день отец собирался зайти в школу – познакомиться с моей первой учительницей. Когда я вернулся с занятий, его еще не было дома. Пришел он поздно. Нас с братом отправили спать. Брат уснул сразу. А я сквозь дремоту услышал из-за тонкой перегородки голос матери:

– Вань, ты в школе-то был?

Я насторожился.

– Был, но с Александрой Ивановной повидаться не удалось.

– Что так?

– Уехала к своим избирателям.

– Да, ее в райсовет не зря выбрали, ее у нас любят, со всякой заботой и радостью – всегда к ней.

– Вот и директор тоже очень хорошо о ней отзывается. Оказывается, она еще в двадцать пятом году была делегатом Первого всесоюзного съезда учителей. У них вся семья такая. Муж – секретарь райкома. Жаль расставаться с ней. Работу мне в Звенигороде предлагают. А вот как Валерка там учиться будет? Здесь-то его уже знают, и Александра Ивановна...

– Да, ей мы многим обязаны. Не всякий учитель добровольно такого ребенка в свой класс возьмет. Только ведь и в других школах свои «Александры Ивановны» есть. Конечно, трудно придется ему сначала, а потом привыкнет, он у нас молодец, парень старательный.

Глава 2

Лето мы провели в Константинове, а в августе переехали в Звенигород.

Со страхом ждал я нового учебного года. Ведь мне предстояло начать его в новой школе. Как отнесутся ко мне ребята? Будут ли новые учителя так же внимательны, как в Константиновской школе? С таким чувством шел я первого сентября в школу.

Вот и красное каменное здание, Незнакомые лица. Все друг с другом здороваются, рассказывают, как провели лето. Только я одиноко стою в стороне. Мое внимание привлек мужчина в выгоревшей солдатской гимнастерке, подпоясанной тонким ремешком. Он стоял на пригорке, поглаживая острую бородку клинышком, и кого-то искал глазами. Увидев меня, спросил:

– Новенький? Из какой школы?

– Из Константиновской,– ответил я.– А вы учитель?

– Я классный руководитель 6-го класса «Б». Зовут Владимир Сергеевич, фамилия – Морошкин!

– Меня направили в ваш класс.

– Очень хорошо,– ответил Морошкин и, подмигнув, добавил полушутя-полусерьезно: – Только я строгий! Тебя как звать?

– Завьялов Валерий!

Он записал в тетрадь. Потом снова поискал кого-то глазами, наконец, видимо, нашел и подозвал к себе стройного паренька в синей футболке.

– Макаров, собери ребят!

Через несколько минут 6-й «Б» окружил своего классного руководителя.

– А что-то я не вижу Агафонова. Где он?– спросил Морошкин.

– Я здесь,– отозвался один из ребят.

– Все в сборе... Начнем... Прошу записать временное расписание на завтра. История, математика, физика, литература, немецкий, ботаника.

– Шесть уроков!– зашумели шестиклассники.

– Ничего, ничего, мы уже с вами не маленькие,– утихомирил Морошкин недовольных.– И не стыдно вам? А сейчас организованно отправляемся в класс.

Первая неделя в новой школе прошла без происшествий. В субботу у нас по расписанию четвертый урок – физкультура. На перемене ребята переоделись, направились в спортзал. А я стал готовиться к очередному уроку.

В класс заглянул преподаватель физкультуры Михаил Савватьевич Нестеренко.

– Почему не в спортзале?– спросил он, окинув меня внимательным взглядом.

Я стоял и молчал.

– О тебе я все знаю,– пришел на помощь Нестеренко.– Зря стараешься освободиться от физкультуры. Это, пожалуй, одно из средств, с помощью которого ты сможешь найти свое место в жизни. Пошли в зал!

Дав задание учащимся, он сел рядом со мной.

– Нужно научиться расслаблять мышцы,– вслух размышлял учитель.– Они у тебя напряжены. Будешь ощущать боль. Но другого выхода нет. Лечебная физкультура возвратила многих тяжелораненых в строй. Слышал ты о книге Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке»? Если не читал, прочти!

«Повесть о настоящем человеке» я прочитал быстро. Летчик без ног полетел на самолете. Я поверил в чудотворную силу физкультуры. Приходил в школу задолго до уроков и проделывал все упражнения, рекомендованные Михаилом Савватьевичем. Труднее всего было, не сгибая ног, достать пол руками. Одна попытка, вторая, третья... И никаких результатов. Обливаясь потом, я садился на скамейку и, отдохнув, снова начинал упражнение.

Однажды в зал заглянул Нестеренко, Он некоторое время наблюдал за мной, задумался, а затем решительно сказал:

– Хватит на сегодня. Перегрузки могут принести вред, Вера Яковлевне Пороховой тебя бы показать! Это крупный специалист по лечебной физкультуре!

– И я буду здоровым?

– Совсем, конечно, не вылечишься, но с помощью тренировок многого можно добиться.

– Мне бы только руки чуть подправить, чтобы писать.

– Зря сетуешь на свои руки,– проговорил он.– У Веры Яковлевны в клинике я видел девушку. У нее руки совсем не работали. А она заочно где-то училась.

– Как же она писала?– удивился я.

– Зубами.

– Зубами?!.

– Да, зубами. Вот видишь, дела-то твои не так плохи, как тебе кажется.

Через несколько дней учитель отправился со мной в клинику нервных болезней 1-го Московского медицинского института имени И. М. Сеченова. Она помещалась в двухэтажном здании. Мы поднялись на второй этаж.

Вера Яковлевна была на лекции, и нам пришлось немного подождать. Но вот прозвучал звонок, и в коридоре стало светло от белоснежных халатов.

Окруженная студентами, из аудитории вышла невысокая, с энергичным лицом женщина. Она сразу узнала Михаила Савватьевича.

– Помню, помню,– говорила она, пожимая его руку, и пригласила нас в свой кабинет.– Кажется, вам я советовала специализироваться по лечебной физкультуре?

– Мне,– подтвердил Михаил Савватьевич и, улыбаясь, добавил: – Только я оказался непослушным студентом: пошел в школу преподавателем.

– И здесь, по-видимому, нашли себя?

– Думаю, что физическое воспитание в школе весьма необходимо. От войны нам достались дети со слабым здоровьем. Кому, как не нам, закалять их?

– Пожалуй, вы правы,– согласилась Вера Яковлевна.– Что вас ко мне привело?

– Вот мой ученик Валерий Завьялов,– представил Михаил Савватьевич и рассказал обо мне.

Вера Яковлевна попросила раздеться, осмотрела меня и покачала головой.

– Нельзя давать силовые упражнения. Они увеличивают спастику. Занятия лучше перенести в лес– На холмистую местность. Это будет развивать координацию движений.

Вера Яковлевна дала еще несколько советов. С тем мы и уехали. А на другой день я начал упорно заниматься лечебной физкультурой.

Не оставляю ее до сих пор, убедившись за долгие годы, что именно она поставила меня на ноги.

В восьмом классе я увлекся краеведением, записался в кружок, которым руководил Владимир Сергеевич Морошкин. Учитель поддержал мое увлечение и поручил собрать материал для краеведческого музея по истории чулочной фабрики «Красный маяк». Я договорился встретиться с Николаем Константиновичем Белоусовым, главным бухгалтером фабрики, у него дома. Давая задания, Владимир Сергеевич мне рассказал, что Белоусов работает на фабрике со дня основания и за все эти годы накопил интересный материал по истории предприятия.

Дверь открыла девушка с двумя толстыми косами.

– Могу ли я видеть Николая Константиновича?– с усилием произнес я, разглядывая девушку, которую часто встречал в школьном коридоре и на вечерах. Я стоял на пороге, смотрел на нее и не мог двинуться с места.

– Ну проходи же,– пригласила девушка, немного смутившись.

Я несмело пошел за ней.

– Сюда,– она открыла дверь небольшой комнаты.– Папа, к тебе пришли.

– Иду!– отозвался он.– Наташа, займи гостя. Я сейчас...

Наташа вернулась в комнату и села напротив. С минуту мы молчали, разглядывая друг друга.

– Я слышала, у тебя есть книга «Повесть о настоящем человеке»,– нарушила молчание Наташа,– Дашь почитать?

– Конечно... Завтра принесу… Можно мне иногда заходить?

– Буду всегда рада тебя видеть.

«А зачем мне сюда ходить?– мысленно спросил я себя.– Все равно она дружить со мной не станет».

Сколько раз я хотел подружиться с девушкой – и не получалось. Теперь мне встретилась Наташа. Не знаю, что меня привлекло в ней: чудные косы, а может, добрая улыбка. Сердце тянулось к девушке, а мысль останавливала: «Я же инвалид, Но может быть, это моя Тая, подобная подруге Павки Корчагина?» Я представил Наташу, стройную, красивую, и себя, идущего шатающейся походкой. «Нет, нет!» Стараясь не глядеть на Наташу, стал ждать ее отца. В комнату вошел жизнерадостный пожилой человек, и трудно было поверить, что он проработал на фабрике около тридцати лет.

– Ну-с, юноша, чем могу служить?

– Я собираю материал о вашей фабрике, Николай Константинович.

– Кое-что дам,– сказал он.

Через несколько минут передо мной лежали документы, рассказывающие об истории фабрики: вырезки из старых газет, снимки и т. д. Материал, конечно, богатый. Но попробуй сделай из него выписки больными руками. К тому же не хотелось показывать Наташе свою беспомощность. Она, поняв мое состояние, сама предложила свою помощь.

Сколько раз я давал себе слово не ходить больше к Наташе! «В последний раз,– говорил себе,– должен же я ей книгу отнести», Так я оправдывал очередной визит.

Дверь открыла Наташа. По ее глазам я понял, что пришел некстати.

– Наташа, я книгу принес.

– Спасибо... Проходи,– пригласила девушка.

Мне бы сразу уйти, а я послушно поплелся за ней в знакомую комнату, где на диване сидел Алешка, студент филологического факультета МГУ.

В школе поговаривали об их дружбе, но я никогда вместе их не видел и потому разговорам не верил, скорее не хотел верить. «Соперничество-то мне не под силу»,– с горечью подумал я.

– Валера, ты посиди минутку... Пока Алеша мне теорему объяснит,– засуетилась Наташа.– Посмотри свежий «Огонек», Алеша купил...

«Алеша, Алеша»,– больно отозвалось в сердце. А тот между тем терпеливо объяснял Наташе теорему.

– Поняла?– спрашивал он.

– Кажется,– отвечала Наташа, пряча свой взгляд.

«Третий лишний»,– я встал и решил уйти.

– Куда же ты? Посиди, мы сейчас закончим и будем музыку слушать.

– Нет, надо идти!– решительно сказал я, простился и вышел.

Долго в тот день бродил по улицам, пока не оказался около дома Морошкина.

– Валерий! Легок на помине. Я твою работу о «Красном маяке» прочитал. Недурно! Совсем недурно! У тебя что-нибудь случилось?– заметив мою растерянность, спросил он.

– Да нет... Вроде ничего...

– А по-честному?

– Влюбился!..– неожиданно признался я.

– Задача!– Морошкин по привычке потянулся к бородке и зажал ее в кулак.– И что же?..

– Разве можно полюбить инвалида?.

– А почему же нет? Да вот пример. Перебегая железнодорожный путь, парень попал под поезд и потерял обе ноги. Так вот девушка, с которой он дружил, стала его женой. Только думаю, Валерий, ты просто увлекся, а настоящую любовь ты еще встретишь.

– Но, Владимир Сергеевич, Наташа – самая лучшая в мире.

– Так уж и лучшая?– усмехнулся Морошкин.

– Самая лучшая...

– А вдруг она любит другого?

– Может быть.

– А ты объяснись.

– Объясняться? Зачем?

– Легче будет. И не переживай. Поверь мне, обязательно встретишь ту, которая будет самой лучшей.

На новогодний бал я решил не ходить. С увлечением читал «Три мушкетера». Настойчивый стук в дверь прервал мое чтение. «За мной»,– догадался я, открывая дверь, и не ошибся: неразлучные друзья Костя Макаров и Вася Агафонов в белых сорочках и галстуках предстали предо мной. Не скрывая восхищения и зависти, я осматривал своих друзей. «Сегодня они с девчатами будут танцевать. Счастливцы!» – подумал я.

– Хандрим?– спросил Вася Агафонов.

– Да нет, что ты!– пробормотал я.

– А почему на вечер не идешь?

– Плохо себя чувствую...

– Все ясно. Тоска напала,– уточнил Костя Макаров.– Одевайся.

Тон его не допускал возражений.

– Да нет, ребята. Я...

Но все мои возражения были напрасны... Когда мы вошли в зал, бал был в полном разгаре. Играла музыка. Вокруг елки танцевали пары, а среди танцующих сновали семиклассники, выполнявшие роль «аккуратных почтальонов». Я поискал глазами Наташу, она танцевала с Алешкой. Была она в бледно-розовом платье. «Красивая!– восхищался я Наташей.– Какой у нее номер? 25». Я вынул свое послание. Хотел отдать пробегавшему «почтальону», но помедлил. «Зачем? Разве не все ясно без слов?» Порвал письмо и бросил в корзину. «Все!.. Забыть! Через полгода она кончит школу. Уедет в институт. И будет легче... А будет ли?..»

Наконец наступил и мой выпускной вечер.

Взволнованные лица ребят и девушек. Все рассаживаются. Мы впереди, за нами родители и гости, В президиуме наши учителя. Я смотрю на них благодарными глазами. Началось вручение аттестатов зрелости.

– Завьялову Валерию Ивановичу!– звучит голос директора

До стола президиума ковровая дорога. Сколько трудов стоило получить право идти по ней! Будто на экране возникает лицо первой моей учительницы Александры Ивановны. Сто с лишним километров разделяет село Константиново и Звенигород, но все равно кажется, что и она сегодня здесь, в президиуме.

Мне вручают аттестат зрелости.

– Дорогие… Спасибо вам…– голос обрывается, и я с трудом сдерживаю нахлынувшее волнение.– Спасибо… Вы много сил и времени тратили на меня. Я не знаю, сумею ли оправдать ваши надежды… – Я не в силах сдержать слезы.

– Мужественный человек, и вдруг слезы,– укоризненно говорит Морошкин.– Мы верим, ты преодолеешь все трудности и неудачи по-корчагински. Даешь слово?

– Даю,– тихо говорю я и под аплодисменты моих друзей иду на свое место.