Текст книги "Легионер. Дорога в Помпеи (СИ)"

Автор книги: Валерий Гуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Пока я размышлял, хозяин несколько раз подходил к окну, выглядывал. Наконец, принёс мне кашу, а вместе с ней поставил на стол две чаши с вином.

Настало время встречи.

Я не успел притронуться к еде, как двери каупоны раскрылись. За спиной послышались шаги, глухие хлопки, как бывает при крепком рукопожатии, и голос хозяина:

– Он вас ждёт.

Я как ни в чем не бывало начал есть кашу, слушая, как шаги приближались.

– Дорабела? – раздался хриплый голос.

Перед столом с двух разных сторон возникли двое крепких мужчин.

Оба в туниках с коротким рукавом и в плащах-сагумах. Один брюнет, другой с каштановыми волосами. Возраст средний.

– Квинт Дарабела к вашим услугам, – подтвердил я.

Мы обменялись рукопожатиями, и гости присели за стол, изучая меня с немалым любопытством. От моего внимания не ушло, что оба вооружены. Судя по тому, что их руки и лица испещрены шрамами, и брюнет, и каштановый имели отличное представление, как пользоваться оружием. Скорее всего, оба служили в армии и были ветеранами.

– Тессеру покажи, – попросил каштановый.

Я молча достал документ, положил на столешницу и повернул текстом к покупателям. Те нагнулись, внимательно изучили написанное. Каштановый, видимо, главный в этой парочке, удовлетворенно кивнул. Потом снова внимательно на меня посмотрел, улыбнулся.

– А тебе сколько ж лет, центурион? – спросил он.

– Сколько есть, все мои, – холодно ответил я, не опуская глаз.

Брюнет наклонился к каштановому и зашептал тому на ухо. Я расслышал, что речь идет о моей форме, солдатской. Каштановый кивнул, но озвучить возражение не успел.

– Не до формальностей было. Особенно под Коллинскими воротами, – я дал понять, что слышу их перешептывания.

Каштановый снова кивнул.

– Кто может за тебя поручиться? – спросил он.

– Я ручаюсь за себя сам, а если моего слова недостаточно, связывайтесь с моими сослуживцами в Этрурии, туда на поселение был отправлен наш легион. Но говорю прямо, я не буду ждать и охотно договорюсь с другими покупателями. Задерживаться здесь я не собираюсь дольше, чем до обеда.

Я сразу поставил этой парочке рамки, в которых будет происходить наш разговор. Либо мы бьем по рукам здесь и сейчас, либо сделка мне не интересна.

Покупатели переглянулись, вопросы начал задавать брюнет.

– За что же ты получил центуриона? – он покосился на мои руки.

Я понимал, почему у него были сомнения. Мало того, что возраст у меня не совсем подходящий, так и еще на моих руках нет ни мозолей, ни шрамов, барские ручки-то. Хочешь не хочешь, а будешь сомневаться. Только сомнения мне были не нужны. Я взял чашу с мульсумом и заговорил, начав издалека:

– Где служили, уважаемые? У меня есть тост!

– Гней Помпей Страбон, – охотно ответил брюнет.

– Квинт Цецилий Метелл Пий, – так же коротко сказал каштановый.

Они подняли свои чаши. При этом оба назвали имена полководцев, гремевшие примерно десятилетия-два назад.

– То есть, не случилось отстаивать Республику в одних рядах со Счастливым Суллой? – я приподнял бровь, будто разочарованно.

Ответа ни у брюнета, ни у каштанового не нашлось. Вполне возможно, что эти двое были сторонниками Мария и откололись от лагеря «популяров» уже во время Гражданской войны, когда поняли – пахнет жареным. В дальнейшем, как я знал, такие легионеры будут прощены и практически не пострадают. Но ни каштановый, ни брюнет такого знать не могли. Поэтому от моих слов еще больше напряглись.

– Тогда у меня такой тост! – провозгласил я и выпрямился, готовясь к речи и никуда не торопясь.

Ветераны терпеливо держали чаши.

– Я в войске Суллы с битвы при Херонее, – заверил я и резко подался вперед, процедив: – И доказал свою преданность, когда при прорыве к Риму проклятого самнита Телезина пали наши центурион и опцион. Я в первых рядах ударил в лоб отряду врага. И собственными глазами видел, как славный Сулла на белом коне выгрыз победу на левом фланге! Видел, как Сулла целовал золотую фигурку Аполлона, моля о нашей победе!

Я слово в слово пересказал этой парочке слова Дорабелы. Не поверить этому они не могли.

– Так что, братцы, выпьем за то, чтобы в новой Республике каждый сверчок знал свой шесток.

Каштановый и брюнет молча стукнулись со мной чашами. Отпили вина.

– Или нужно пояснить? – добавил я.

– Все понятно, – ухмылочка сошла с лица брюнета.

Каштановый посмотрел мне за спину и покачал головой. Значит, мои объяснения сочтены исчерпывающими. По крайней мере, почти сразу на стол легла вощеная рукописная табличка, которую принёс хозяин.

– Подпиши.

Я заскользил глазами по тексту. Все понятно – аренда на сто лет, сумма действительно внушительная. Но вот нюанс – деньги распределены на равные части ровно сто раз. И итого годовой платёж составлял крохи, куда меньше суммы, озвученной Дарабеле. Я поднял глаза на каштанового.

– Мне нужны деньги сразу за все время аренды.

– Ты их получишь, – неожиданно легко согласился каштановый.

– Тогда по рукам, где подписать? Я готов получить серебро и отдать землю.

Покупатели снова переглянулись.

– Деньги будут по приезду в Помпеи.

– Почему же так?

– Как раз потому, что мы чтим законы Республики, выстраиваемой Суллой, и обязаны провести получение и передачу земли через цензовые списки, – подобие ухмылки вновь скользнуло по лицу брюнета, но быстро исчезло.

О-па, мне с трудом удалось подавить удивление, чтобы оно не отразилось на лице. Дорабела не собирался ехать в Помпеи, я это точно помнил. Каштановый же добавил:

– Все траты в поездке оплачивает наша сторона.

– И денег с нами, увы, нет, – предвосхитил мой вопрос брюнет. – Никто не хочет накликать гнев Счастливого.

– Но я уверяю, это чистая формальность, – добавил каштановый. – Мы обернемся одним днем.

Лихо они… я крепко задумался. С другой стороны, чтобы отправиться в Испанию, мне так или иначе требовалось прибыть в морской порт. А Помпеи таким портом как раз располагают.

Обычно в таких ситуациях я взвешивал все «за» и «против». Что будет, если я откажусь от поездки? Останусь без денег и шанса безболезненно переждать несколько лет до смерти диктатора. Что будет, если я соглашусь? Я получу шанс хорошо заработать и реализовать собственные планы. Остальное – нюансы. Если что-то пойдет не так, и в Помпеях захотят наводить справки, меня оттуда как ветром сдует. Но кто их захочет наводить? Ведь этим двоим, а вернее, их хозяевам, это невыгодно – могут упустить сделку

Мысли промелькнули в голове, и я объявил двум ветеранам свое решение.

– Едемте.

Глава 7

Ехать от предместий Рима до Помпей предстояло немногим больше двухсот километров – или чуть меньше пятидесяти лиг.

Прибытие в Помпеи планировалось к вечеру шестого дня пути. С остановками на ночевку и отдыхом животных. Загонять лошадей никто не собирался, для такого нужно было бы иметь очень весомые причины или очень много дури в голове – если сравнить с современностью, животные в Древнем Риме шли по цене хороших автомобилей. Я как-то свыкся с тем, что о комфортном перемещении от точки «а» в точку «б» теперь придется забыть. О быстром, собственно, тоже.

Скакали мы по главной дороге, переводя лошадей с шага на рысь и обратно. Я никогда не считал себя мастером верховой езды, да и в принципе хоть сколько-нибудь годным наездником, поэтому вести нас доверил каштановому.

– Паримед, – наконец, представился он через час-другой пути.

– Грек? – уточнил я.

– Да, но это только по имени, – признался каштановый. – Родители мои в Этрурии были приезжими, а я родился здесь.

Для меня не было секретом, что греков в Риме примерно столько же, сколько в России мигрантов из Ближнего Зарубежья. Римляне, которым удалось покорить Грецию, считали, что вместе с эллинами они получат глоток свежего воздуха. Но знали бы они, чем обернется повальное увлечение греческой культурой и традицией. При всех достоинствах эллинской культуры, делавшей жизнь внешне прекрасней и возвышеннее, фактически греки принесли в Рим зерно раздора, мировоззрение, плохо сочетающееся с исконно римскими ценностями. И вот такая перенастройка по итогу сожрала Римскую республику изнутри.

Паримеду я, ясное дело, ничего не говорил о собственных размышлениях. Да и грек греку рознь, Паримед отнюдь не походил на типичного эллина. И вряд ли имел хоть какие-то ценности, кроме плотских.

– Гражданство римское есть? – спросил я, покосившись на задумавшегося грека.

– Нет. И теперь не знаю будет ли, – честно признался он.

– А хочешь?

– Не знаю… – после некоторой паузы ответил Паримед.

Ну и дал понять, что особо не настроен продолжать этот разговор, пуская своего скакуна с шага на рысь.

Вопрос гражданства в Риме как раз был краеугольным камнем последних десятилетий внутренней политики. Гражданство давало права (обязанности оно, конечно, тоже давало) и те, у кого его не было, чувствовали себя куда хуже нынешних незаконных эмигрантов. Их цели и амбиции (хотя тут речь даже и не об амбициях, а в принципе о праве на существование) шли вразрез с целями и амбициями римских граждан. А поскольку интересы неграждан в столице представляли… граждане, получалась каша в квадрате.

Популистские лозунги, которые они предлагали, были по факту мало осуществимы, но хорошо откликались у масс. На деле же единственной задачей таких деятелей было получить кусок от большого республиканского пирога. И на реальные интересы неграждан популярам-демократам было плевать с высокой колокольни. Над этими самыми интересами и вовсе бы не заморачивались, если бы из таких эмигрантов не собирали легионы – и благодаря им не выигрывали войны. Если смотреть на ситуацию в сухом остатке, в Республике сложилась крайне непростая ситуация – для того, чтобы кому-то что-то дать, это что-то требовалось отнять. А кто захочет отдавать? Вот и выходило, что последние десять лет в Италии не утихали войны. И только Счастливому Сулле, поддерживающему традиционные порядки, удалось поставить промежуточную точку в распрях. Но цена за это временное спокойствие была уплачена немалая…

Кстати, результат войн я увидел наглядно на второй день путешествия.

К концу первого дня перед глазами предстал город Пренесте. Я видел, как брюнет, имени которого я до сих пор не узнал, отвел взгляд от разрушенных древних стен и тяжело вздохнул. Было отчего, сейчас, если судить издалека, Пренесте напоминал город-призрак. Никого не было видно – никто не копошился у стен, пытаясь восстановить их, никто не заезжал или выезжал из городских ворот. Нам же предстояло провести в Пренесте ночь. И почему-то у меня закралась мысль, что нам тут не будут рады.

– Это правда, что Квинт Лукреций Офелла ослушался приказа Суллы? – спросил Паримед, видя, что я с интересом изучаю стены города, побитые ядрами баллист и политые кровью.

– Ты про что?

– В нескольких лигах к югу есть отличная каупона, – начал пояснять грек. – Мы с Исааком останавливались там по пути сюда, и один ветеран, участвовавший в осаде Пренесте, рассказал, что там все было не так однозначно. Я поэтому и спрашиваю, знаешь ли ты что-то об этом?

Пока Паримед рассказывал, я покосился на брюнета. Исаак, значит, наверняка выходец из Иудеи или, как оно называлось в это время – Хасмонейского царства. Пока независимое и самостоятельное. Правда, недолго им осталось. Исаак – мужчина в полном расцвете сил и наверняка еще застанет взятие Гнеем Помпеем Иерусалима.

– А что он говорил? – спросил я.

– Да всякое, весь вечер трепался, напился… – грек отмахнулся, чуть поморщившись. – В общем, говорит, что пока Сулла вел войска на Рим, Офелла держал осаду Пренесте, где прятался младший Марий. И когда до Офеллы дошли слухи о том, что Сулла разгромлен, он не пошел на помощь и продолжил осаду.

– Правильно, значит, сделал? – улыбнулся я. – Как видишь, там и без него справились.

Паримед задумался, по его лицу я видел, что он ещё не решил, вести дальше разговор или свернуть. Тема явно была болезненной. Но грек все-таки продолжил говорить.

– Так вот. Потом, вроде, он ослушался, и когда Пренеста сдалась и выдала младшего Мария, Офелла устроил над горожанами расплаву. Там вообще история такая… – Паримед поежился, видно, тема ему была неприятна. – Вроде как, Сулла прислал головы марийцев. И, насколько я слышал, только после того, как люди Офеллы пронесли эти головы вокруг стен, жители города сдались. Ну и Офелла их всех перебил. В общем, мне интересно знать, как это восприняли в Риме, ты ведь был там…

– Сам думаешь, как восприняли? – я уклонился от ответа, хотя историю об Офелле хорошо знал из книг, как и помнил, чем он кончит.

– То, что я слышал о Сулле… – грек тщательно подбирал слова – разговоры на политические темы редко бывают простыми. – Не думаю, что Луций Корнелий закроет на это глаза. Тем более, что до того, как Сулла высадился в Италии, Офелла поддерживал марианцев. А теперь и вовсе, по слухам, метит в консулы!

– Он этого не учитывает и плохо кончит, – согласился я и решил сменить тему. – А что же твой товарищ, всегда такой неразговорчивый?

Мы отъехали чуть вперёд, но брюнет не торопился приблизиться и поучаствовать в беседе, а вёл лошадь, погруженный в свои думы.

– Ты про Исаака? Он поддерживал Друза, когда тот хотел дать гражданство италикам и поддержал Квинта Попедия Силона, когда после смерти Друза марсы выдвинули свой ультиматум, – охотно начал делиться грек. – Потом их обманул Домиций, когда обещал гражданство марсам, если они уведут войска. И Исаак искренне во все это верил, болел! Но потом самого Домиция обманули собственные командиры, когда согласились на то, что италиков припишут только к нескольким трибам… Поэтому он наблюдал за войной младшего Мария и Суллы, решив не вмешиваться. Его сердце ожесточилось, а доверие к людям исчезло.

– Что же теперь? Боится, что аукнется такая нерешительность?

Грек пожал плечами.

– Как есть. Знаю, что некоторые его сослуживцы из офицеров попали в проскрипции, хотя не принимали участие в последней войне. За что купил, за то и продаю.

Я покосился на скакавшего чуть вдалеке Исаака. Одно могу сказать точно, те, кто ведёт дело так, чтобы не вашим и не нашим, обычно плохо кончают, либо, по меньшей мере, остаются ни с чем. Ну или, если на то пошло, не высовывают голову и не шатаются по каупонам.

Но и его можно было понять. Народ толком не знает, что происходит, чего ждать далее, но чувствует, что ситуация в любой момент по новой взорвется. И сейчас Сулла лишь на время законсервирует проблему, но не решит.

Правильно понимает, кстати. Окончательное решение придет лишь через пару десятков лет, и как ставить точку в вечном споре, покажет Цезарь. Правда, ценой собственной жизни – и новой вереницы гражданских войн.

За рассуждениями мы подошли к стенам Пренесте. Вокруг города будто кроты прошли – тут и там виднелись лунки подземных тоннелей, частично вырытых защитниками, а частично и нападающими. По истории, которую я знал, в один из таких тоннелей горожане выкинули труп младшего Мария. Правда, по той же истории, Пренеста добровольно открыла ворота. А то, что я видел сейчас, показывало, что город все-таки был взят силой, с сопротивлением. По крайней мере, от ворот остались одни воспоминания, а в некоторых местах защитной стены виднелись плеши и пробоины. Так что наверняка тут было все далеко не так однозначно. Правдивую историю осады могли рассказать разве что люди Офелла или защитники. Но первые ушли в Рим, где Офелла жаждал консульской власти экстерном (без прохождения магистратуры). Вторые же оказались истреблены…

Когда мы заехали в город, на въезде нас никто не остановил. Глазам открылась удручающая картина. Город, ставший последним прибежищем младшего Мария, был превращен в руины и разграблен хищными сулланцами. Я не заметил ни одного уцелевшего здания, пожар не оставил людям шансов спасти свои жилища. Во многих местах оставались видны страшные следы расправы – засохшие лужи крови. Зато трупы успели убрать. И, скорее всего, сделали это сами легионеры, устроившие резню. По крайней мере, на улицах я не увидел мужчин, способных держать оружие в руках. Женщины, дети и старики – и те при виде нас старались перейти на другую сторону или вовсе скрыться в руинах домов.

– Изверги… – зашипела седая старушка и сплюнула на дорогу, только глянув на мою одежду.

Я нет-нет и ловил на себе ненавидящие взгляды. На мне был наряд легионера, а если я без оглядки ехал по этим землям, то выходит, что Гражданскую войну провел на стороне сулланского режима. И в глазах горожан я был собственноличным убийцей их отцов, мужей, братьев и детей. Крепко досталось Пренесте…

– Не думаю, что это хорошая затея – останавливаться здесь, – сухо сказал я, оценивая обстановку на улицах.

– Мы проедем через город, так срежем целую лигу, но остановимся чуть южнее. В городе оставаться опасно, ты прав. Многие из них потеряли близких, и, когда сядет солнце… может быть разное.

Первый день пути закончился в еще одной каупоне у дороги. По прибытию мы отвели лошадей в стойло. Исаак сразу пошел спать (все-таки на него удручающе подействовал вид обескровленной и разрушенной Пренесте), не задержавшись на ужин. Я, хоть и с трудом стоял на ногах после бессонной ночи, все же подкрепился и только после этого пошел в комнату. Грек же остался и, судя по его невыспавшейся и опухшей с утра роже, весело провел время в компании собутыльников и шлюх.

Выехали на рассвете, лошади успели отдохнуть и шли резво, так что к полудню мы уже были в Антиуме. Этот город также не миновала разруха. Но по всему было видно, что город пострадал не вчера и даже не месяц назад. Многое было починено или отстроено заново.

– Неплохо они успели восстановиться за несколько лет… – задумчиво протянул Исаак.

– Был здесь тогда? – решил уточнить я.

Он не ответил, отвел взгляд.

– Несколько лет назад сюда зашел Марий и устроил резню, – пояснил грек. – Убивали не только мужчин, но и женщин с детьми, словно свиней резали. Тогда у Исаака глаза, как он сам сказал, и открылись.

На этот раз промолчал уже я.

Сторонников Суллы здесь действительно встречали с распростертыми объятиями. Мы зашли в один из городских трактиров и дали лошадям отдых. Солнце после полудня начало припекать, а в планах Паримеда было закончить сегодняшний день в Террачине, до которого отсюда было несколько лиг пути по Аппиевой дороге.

В этот раз все было наоборот. Паримед отсыпался, а мы с Исааком провели время за обедом. Я предпринял парочку честных попыток разговорить еврея, но тот отвечал лишь дежурными фразами.

Как бы то ни было, к вечеру второго дня мы добрались до Террачины, в общей сложности пройдя за два дня два десятка лиг. Террачина была первым городом, практически не затронутым войной. Хотя город, раскинувшийся на равнине, располагался достаточно близко к землям самнитов, от которых Сулла не оставил камня на камне.

Весь следующий мы день ехали под моросящим дождем, сделали привал в Трифане, а ночью приблизились к Капуе.

– В город не будем заезжать, – коротко и довольно резко обозначил грек.

– Почему?

– Потому что будут проблемы. Там еще достаточно сторонников Мария, просто сейчас они затаились и не поднимают голов.

У меня вопросов не возникло. Мы остановились в очередной каупоне в полулиге от города, в котором всего через несколько лет начнется крупнейшее восстание рабов. И впервые столкнулись с такой тишиной – никто не терзал струны или какую-нибудь дудку. Хозяин встретил нас отнюдь не с распростертыми объятиями, с явным презрением посмотрев на мою солдатскую форму.

– Мест нет, – категорично отрезал он.

Сулланцев здесь явно не любили. И от расправы со мной здесь и сейчас многих удерживал лишь страх. Сулла проскрипциями четко обозначил, что на пролитую во время террора Мария кровь он ответит своим террором.

Исаак подошел к хозяину и что-то зашептал ему на ухо. Тот внимательно слушал. Потом Исаак достал монету, положил перед хозяином, но тот покачал головой и не стал брать деньги. Я уже думал, что нам придется искать другое место для ночёвки, но хозяин, прокашлявшись в кулак, сказал:

– Можете остаться до рассвета. Есть будете наверху, жить будете в одной комнате на троих. Лошадей я покормлю и подготовлю.

Исаак удовлетворенно кивнул – и снова, как по щелчку, ушёл в себя. Странные у меня всё же спутники.

– Что он ему сказал? – спросил я тогда грека.

– Прости, тебя это не касается, – впервые за время нашей поездки грек не ответил на мой прямой вопрос.

В конуре, которую нам выделили, у нас наконец завязался разговор. Вернее, его навязал я, чтобы выпытать хоть чуточку больше информации о Помпеях.

– На кого ты работаешь? – в лоб спросил я.

– Ждал, когда ты спросишь, – усмехнулся грек. – У меня нет господина. Но я работаю на одного римского офицера, сторонника Суллы, который знает, кто из солдат не прочь сдать полученные земли на длительный срок.

– Имя, выходит, не назовешь, и спрашивать не буду.

– Ты догадливый, Квинт.

Исаак, слышавший наш разговор, только хмыкнул.

– И вы не из Помпей? – я не обратил внимание на укол.

Разговорчивостью Паримеда я тоже особо не обольщался. Выставить себя идиотом не боялся тем более. А вот информация мне была нужна позарез. Очень сложно маневрировать, когда толком ничего не знаешь.

– Сейчас из Помпей, завтра – из Капуи… мы люди мира, – расплывчато ответил грек. – Мы не сулланцы и не марийцы.

А я вспомнил, в какой затрапезной каупоне они назначили встречу бедняге Квинту.

– Мы республиканцы и римляне, – добавил Исаак и отвернулся к стенке, укладываясь спать.

– Я тебе так скажу, Квинт… – грек заглянул в чашу с вином, которую не преминул прихватить в комнату. – Мы те, кому можно поверить, ведь мы никому ничего не обещали.

– А кто обещал?

– Кто обещал, далеко не все обещания выполнил, – вкрадчиво улыбнулся Паримед. – Ты ведь не просто так хочешь избавиться от земли?

Я покачал головой.

– На то есть свои причины. Они связаны не с моими желаниями, – я сразу дал понять, что не намерен никого критиковать.

Рим-то, может, и древний, а, как я уже понял, люди во все времена одинаковые. Не исключаю, что грек хочет меня разговорить – и, как только я сболтну лишнее или проявлю недовольство… на следующий день Паримед и Исаак скажут, что ликвидировали злостного противника нынешнего режима. Проходили, а даже если это не так, самому себе яму копать точно не стоит.

Но выходить из интересного разговора я тоже не собирался.

– Ну, Квинт, это тебе повезло, что твой кусок – в Помпеях, и его можно так сдать в аренду, что не только тебе, но и внукам хватит, – продолжил грек. – А ведь есть те, кто получил землю в той же Капуе, где соседи точат на тебя ножи, – произнёс Паримед, и фраза его не была такой уж иносказательной. – Никто не захочет тянуть каждый день до заката с мыслью, что в любой момент тебе воткнут кинжал в ребра. Не для того они воевали.

– И вы помогаете заключать сделки?

– Мы делаем так, чтобы всем было хорошо, – ровно и с достоинством ответил грек. – Так что можно считать, что мы помогаем Сулле и его людям.

– Нарушая его предписания?

Ведь Сулла хотел, чтобы во всех городах жили его люди. Собирался таким образом приструнить народ, надеясь, что и волки останутся сытыми, и овцы – целыми.

– Нет мы просто делаем так, чтобы в Италии не осталось недовольных, – уже безо всякой улыбки ответил тот. – Вот ты, когда продашь землю и получишь деньги, разве ты не получишь возможность взамен приобрести то, что хотел?

– Не думал над тем, что буду делать с деньгами. Когда они будут, тогда и подумаю.

– Подумай, подумай, Квинт. Доброй ночи, – резко оборвал разговор Паримед.

Он отставил чашу с недопитым вином, по примеру Исаака развернулся к стене, и через пару минут по комнате разнесся храп.

Я заснул не сразу, обдумывал услышанное. Положа руку на сердце, ни хрена не понятно, но очень интересно.

Завтра нам остался последний рывок, и вечером мы уже будем в Помпеях. А там все непонятное прояснится.

Пока же я улегся удобнее и не забыл положить гладиус под рабочую руку, чтобы без проблем его достать и кому надо перерезать глотку. В случае чего… Человек человеку волк, и если я хотел выжить в Риме, об этом ни на секунду не стоило забывать.