Текст книги "Черная бездна"
Автор книги: Валерий Рощин
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Поток останавливается. Мы минуем проезжую часть и попадаем на стоянку, плотно заставленную легковыми автомобилями.
Кажется, прорвались.
Лавируя в узких проходах, слегка сбавляем темп. Ведь до круизного порта рукой подать…
И вдруг Сальвадор снова мычит, вытянув руку и тыча вправо пальцем.
Ну что там еще?!
Ого! Старик хоть и слабоумный, а за жизнь свою переживает – будь здоров! Справа перед въездом на стоянку тормозит знакомый «Фиат» светлой масти, из салона выскакивает все та же троица и бежит наперерез.
– Чтоб вас Фобосом накрыло! – негромко ворчу, оценивая общее расстояние до трапа.
Получается далековато. Был бы один – оторвался бы, а с «прицепом» не получится…
Вынимаю трофейный пистолет. Он с навинченным на ствол глушителем и с полным магазином. Быстро оглядываюсь по сторонам.
Нет, стрельба не годится. Все-таки неподалеку толпы прохожих, да и нет у меня желания встревать в уголовное дело.
– Решай же что-нибудь! – теребит мою руку Леона. – Решай скорее – они уже рядом!..
Часть вторая. НЕАПОЛИТАНСКИЙ ЗАПЛЫВ
Пролог
Тунис, порт Бизерта
Тунисский залив
Весна 1943 года
Рабочая лошадка «люфтваффе» – транспортный U-52 приземлился на полевом аэродроме юго-западнее Бизерты. Было раннее утро – солнечные лучи едва коснулись мелкой ряби на поверхности Тунисского залива.
Подняв облако пыли, самолет развернулся у дальнего барака и остановился. Открылась дверца, из темного проема по очереди спрыгнули трое мужчин в тропической полевой форме без знаков различия. Каждый нес небольшой армейский ранец, автомат и подсумок с запасными магазинами. К самолету тотчас подкатил автомобиль защитного бежевого цвета.
Ровно через пятнадцать минут штурмбаннфюрер Шмидт сидел в большой штабной палатке и потягивал крепкий кофе. Напротив – через сколоченный из досок стол – склонил голову над текстом секретного пакета генерал-фельдмаршал Роммель. «Лис пустыни» (таковым было прозвище талантливого полководца) выглядел уставшим и подавленным. Его лицо обветрилось и потемнело, вокруг глаз появились морщины.
Шмидт неплохо знал фельдмаршала и уважал этого масштабного мыслителя, решительного бойца и великодушного рыцаря, талантливого полководца и человека необыкновенного личного обаяния.
Дальний угол, закрытый от посторонних желтым брезентом, занимали шесть стальных сейфов – высоких и монолитных, словно вытесанных из гранита. Вокруг палатки, на некотором удалении, разреженной цепью стояли часовые. У входа замерли два верных товарища Франца Шмидта: оберштурмфюреры СС Петер Флейг и Хуго Шрайбер. Последние пару лет Шмидт неизменно включал этих толковых офицеров в состав дивизеншутцкоммандо, для выполнения секретных заданий рейхсфюрера.
– Вам не помешало бы отдохнуть, господин фельдмаршал, – заметил Шмидт.
Ознакомившись с содержанием только что доставленного из Берлина секретного донесения, Роммель усмехнулся:
– Что, плохо выгляжу?
– Мы познакомились с вами в июне сорок второго под Тобруком, и тогда вы показались мне неисправимым оптимистом. А сегодня вы мрачны и подавлены.
– Я рад, что ты прибыл, Франц, – изобразил на лице подобие улыбки Роммель. – Видишь ли, девять месяцев назад наши дела в Северной Африке складывались куда успешнее, чем сейчас.
– Неужели все так плохо?
– Эх-х… – вздохнул легендарный командующий, – если бы фюрер выполнил данное обещание и обеспечил мой корпус топливом и подкреплением, мы давно овладели бы Каиром, Суэцким каналом и выиграли африканскую кампанию.
– Я слышал, будто к вам перебрасывают войска по воздуху.
– Поздно. Слишком поздно. Американские бомбардировщики ежедневно прилетают из Европы, английские – с Мальты. Британские наземные силы превосходят мой корпус по количеству танков и самолетов примерно в шесть раз. Более того, противник высаживает силы на побережье Марокко и Алжира…
– Но вы по-прежнему держитесь! – попытался подбодрить фельдмаршала Шмидт.
– Держимся. Но суть вопроса, к сожалению, состоит не в том, когда наступит перелом, а сколь долго мы еще выдержим. Ладно, хватит о грустном! Я на самом деле рад тебя видеть, ибо собрать «посылку» стоило гораздо меньших усилий и нервов, чем сохранить и переправить ее в Германию.
– Вы очень ответственный человек.
– Ответственный? А тебе известно, что в этих сейфах и сколько?
– Я предпочитаю не знать о содержимом саквояжей, чемоданов и стальных ящиков, которые мне приходится перевозить из одной точки в другую.
– То-то же. И все же тебе не помешает кое-что знать. Для общего, так сказать, представления.
Роммель поднялся и направился к сейфам, поясняя на ходу усталым, недовольным голосом:
– Если не брать в расчет огромной ценности египетских артефактов, а посчитать лишь номинальную стоимость золота и драгоценных камней, то выйдет около ста миллионов рейхсмарок.
– Какова же полная стоимость коллекции? – последовал за ним молодой офицер.
– Говоря о полной стоимости, названную сумму следует увеличить раз в десять.
– Миллиард?! – округлил глаза Шмидт.
– Приблизительно так, – приподнял фельдмаршал желтый брезент.
– О, мой бог! Столько мне перевозить еще не доводилось!
– Каждый сейф со всем содержимым весит около тонны.
– Позвольте, а это что? – показал на последний ящик офицер СС.
Пять стальных ящиков имели вид обыкновенных несгораемых сейфов. А вот шестой почему-то был густо обмазан черной смолянистой массой.
– Гудрон, – пояснил Роммель. – Я распорядился хорошенько промазать все швы и щели.
– Зачем? – потрогал глянцевую поверхность штурмбаннфюрер.
Роммель отодвинул молодого человека, опустил брезентовый полог и негромко сказал:
– Держитесь подальше от этого ящика, Франц.
– В нем что-то особенное?
– Содержимого я не видел…
Выяснить, что находится внутри, Франц не успел – в палатку ворвался Флейг.
– Господин фельдмаршал, офицер связи сообщает о появлении тридцати американских бомбардировщиков.
Роммель поднял голову, прислушался…
С северо-запада нарастал низкий гул.
– Черт бы их подрал! Как же они изматывают душу! – решительно направился он к выходу. Не оборачиваясь, бросил: – Франц, забирай своих обер-лейтенантов и следуй за мной – здесь есть неглубокое укрытие…
К началу 1943 года Эрвин Роммель понимал катастрофическое положение своего экспедиционного корпуса и не верил в выигрыш североафриканской кампании. Восьмая армия генерала Монтгомери перешла в наступление, и в сражении при Эль-Аламейне англичане прорвали фронт. Корпусу пришлось отступить в Тунис.
А потому измученный болезнями и военными неудачами «лис пустыни» приступил к поспешному выполнению тайного приказа фюрера о поиске и изъятии ценных предметов старины, произведений искусства, золота и прочих драгоценностей на занятых территориях Африки. Его подчиненные лихо обчищали хранилища банков и ювелирных магазинов, художественные галереи и выставочные залы, дома зажиточных горожан и запасники музеев.
К весне отряды под командованием верных офицеров собрали весьма богатую коллекцию. В шести бронированных сейфах под мудреными замками нашли свое место редчайшие музейные экспонаты, древнеегипетские артефакты, среди которых были и золотые посмертные маски фараонов, и пергаментные свитки, а также золото, драгоценные камни… Имелось в этой коллекции и нечто совершенно необычное, отнесенное специалистами из «Аненербе» к деятельности внеземного разума. К примеру, предметы странной формы из легкого и чрезвычайно прочного металла.
Последней жертвой «экспроприации» стала богатая и весьма многочисленная еврейская община Туниса. Обобрав евреев, фельдмаршал доложил в Берлин о готовности «посылки». В ответ на его донесение Гиммлер отправил в Бизерту многократно проверенного Франца Шмидта и его дивизеншутцкоммандо.
Штурмбаннфюрер в политике и стратегии не смыслил, зато имел талант оперативно и без лишнего шума справляться с теми головоломными вопросами, которые ставили в тупик многих доверенных офицеров рейхсфюрера. Вот и на сей раз он с командой из двенадцати надежных людей проделал долгий и опасный путь. Вылетев из Берлина, транспортный самолет приземлился на побережье у западной окраины Рима. Десять человек команды пересели на борт немецкой субмарины, тотчас покинувшей порт Фьюмичино и взявшей курс на Тунис. А Шмидт приказал дозаправить самолет и вылетел с Флейгом и Шрайбером в Бизерту. Трем офицерам СС надлежало прибыть на северный берег Африки первыми и подготовить важный груз к опасному путешествию.
Сверху грохнул взрыв, на головы и плечи офицеров посыпался песок.
– И часто они прилетают? – отряхнул Франц пробковый шлем.
– Иногда до трех раз в сутки, – поморщился Роммель. – И что самое отвратительное, они всегда появляются в разное время.
Оглянувшись на офицеров экспедиционного корпуса, плотно набившихся в бетонный бункер, молодой эсэсовец взволнованно зашептал:
– Как же мы, черт возьми, осуществим погрузку? Они же утопят подлодку!
– Есть один вариант. Я расскажу о нем позже…
Взрывы под Бизертой громыхали четверть часа. Затем наступила долгожданная тишина, и офицеры потянулись к металлической лесенке, ведущей из бункера наверх.
– Докладывай, – буркнул Роммель подбежавшему адъютанту.
– Господин фельдмаршал, сегодня досталось морскому порту: уничтожен торпедный катер, плавучая мастерская, склад ГСМ и два зенитных расчета. Также серьезно пострадали несколько единиц бронетехники…
Выслушивая доклад о потерях, командующий шагал к штабной палатке. Воздух вокруг был насыщен пороховой гарью, над палаточным городком стелился черный дым, повсюду слышались крики раненых и натужный вой двигателей санитарных автомобилей.
Штабная палатка от бомбежки не пострадала, ее все так же окружало кольцо вооруженных солдат. Метрах в двадцати левее охраняемого объекта чадила огромная воронка.
– Ого! Похоже, тяжелый фугас, – пробормотал Шмидт.
– Не меньше двухсот пятидесяти килограммов, – со знанием дела оценил Роммель.
Несколько часовых было убито осколками. Один стонал, схватившись за живот, другой сидел на песке, обхватив голову. Однако другие по-прежнему занимали те позиции, на которые их определил начальник караула.
Не останавливаясь, штурмбаннфюрер кивнул Флейгу и Шрайберу. Те послушно остались охранять вход в палатку.
– Американцы отбомбились, а это означает, что у нас есть несколько часов передышки, – негромко обронил фельдмаршал, разливая по бронзовым рюмкам хороший ром. – Выпьем, Франц, за успех общего дела.
Офицеры опрокинули в себя алкоголь, Роммель потянулся к сигаретам, Шмидт услужливо зажег спичку.
– Я сейчас распоряжусь о погрузке сейфов, – выпустил фельдмаршал клуб дыма.
– Зачем?! Ведь лодка подойдет только ночью!
– Лодке нельзя появляться вблизи Бизерты – американцы с англичанами бомбят порт и его окрестности с непостижимым упрямством, и никто не возьмется предугадать, когда они прилетят в следующий раз: через два часа, через пять или десять.
– Что же вы предлагаете?
– Надо встретить субмарину в другом, более безопасном месте, – впился в майора тяжелым взглядом Роммель.
– Вы… вы можете это устроить?
– Могу. Мои люди погрузят тяжелые сейфы на автомобили, а их содержимое на верблюдов и перевезут дальше на восток – в глубь Тунисского залива. Ты же в условленное время свяжешься с командиром подлодки и передашь новые координаты встречи.
Шмидту хватило пары секунд, чтобы оценить план многоопытного командующего.
– А что, – поскреб он подбородок, – вполне разумно и гораздо безопаснее, чем заниматься погрузкой здесь, вздрагивая от каждого звука.
– Вот и отлично. Я распоряжусь…
Роммель повернулся к выходу, намереваясь позвать адъютанта, но Шмидт внезапно прошептал:
– Господин фельдмаршал, у меня просьба.
– Говори.
– Для реализации плана по вывозу драгоценностей мне необходимы дополнительные сейфы. Желательно, чтобы они были в точности такими же, как эти – с золотом.
Командующий сузил глаза, выстраивая логическую цепочку, и через мгновение усмехнулся:
– Понимаю ход твоих мыслей. Понимаю и одобряю. У меня найдутся дополнительные сейфы…
Тяжелогруженые автомобили уехали на юго-восток, когда солнце зависло над горизонтом. Караван из десятка верблюдов покинул Бизерту еще раньше и двигался без остановки двенадцать часов. Каждый верблюд нес по два мешка с драгоценными трофеями. А в полевой сумке Шмидта покоились два холщовых мешочка, в каждом из которых лежало по шесть ключей.
В середине ночи караван вышел на берег Тунисского залива. Развернув рацию, Шмидт принялся вызывать командира подлодки. Через полчаса ответ был получен: подлодка прибыла в заданный район, боцманская команда готовит к спуску вместительную надувную шлюпку.
Погрузка началась поздним вечером: шлюпка без устали сновала между пустынным берегом и стоящей в полумиле субмариной…
Под утро, когда оставалось перевезти последний ящик и пару тяжелых мешков, с северо-запада снова послышался гул самолетов.
Шмидт тихо выругался и замер.
В предутреннем мраке экипажи бомбардировщиков не разглядели бы подводную лодку, но опасность заключалась в том, что на ее верхней палубе велись такелажные и сварочные работы. С размещением в отсеках подлодки ценного груза проблем не возникло, зато сейфы имели слишком большие габариты – просунуть их в люк прочного корпуса не представлялось возможным. Увидев первый ящик, опытный капитан тотчас принял решение временно приварить стальные махины к наружной палубе прямо за боевой рубкой, и теперь сварка искрила так, что ярко-белые всполохи были заметны за многие десятки километров.
Гул нарастал.
– Быстрее-быстрее! – поторапливал Шмидт людей, загружавших в лодку остатки имущества.
Стоящий поблизости Флейг обреченно изрек:
– Если они идут сюда – нам конец.
Штурмбаннфюрер хотел резко возразить, но на северо-западе полыхнуло зарево, а спустя несколько секунд донеслись звуки взрывов.
– Они бомбят Бизерту! – радостно воскликнул Шрайбер. – Значит, у нас есть шанс!
Один из новичков дивизеншутцкоммандо – тибетский монах по имени Туичен-щаго – подхватил мешок с золотыми слитками и согласно замычал. Он был нем, зато хорошо слышал, неплохо понимал немецкий язык и отлично соображал.
Для выполнения обычных операций Шмидт брал с собой десять человек: двух офицеров и восемь многократно проверенных фельдфебелей и унтер-офицеров. Каждый из них был профессионалом в своей области: подрывник, радист, снайпер, врач, рукопашник, боевой пловец… Однако в этот раз, по замыслу оберфюрера Рауффа, к команде прицепили двух гражданских специалистов: немого Туичена и молодого японского ученого-бактериолога Хикару Куроки.
– Хикару, Флейг, Шрайбер! – поторапливал штурмбаннфюрер. – Тащите на шлюпку последний сейф – пора заканчивать с погрузкой!..
Последним был ящик, швы и щели которого густо покрывало черное смолянистое вещество. По совету фельдмаршала его не вскрывали, а потому весил он со всем содержимым около тонны. Кое-как всей командой его затащили в шлюпку, едва не порвав дутый борт и не покалечив деревянный настил резиновой «палубы».
Надувное судно с трудом отчалило от берега.
Четыре человека налегли на весла. А сидевший на руле молодой подводник из боцманской команды взял курс на подводную лодку, контуры которой с трудом угадывались на горизонте.
Верхний рубочный люк захлопнулся, когда последний ящик был намертво приварен к палубе позади боевой рубки. Зарево над Бизертой освещало полнеба, по другую сторону горизонта уже занимался рассвет.
Люди штурмбаннфюрера по очереди спустились в центральный пост подводной лодки седьмой серии. Большинство из них, выполняя секретные миссии, не раз ходили на кораблях и субмаринах, однако были и новички: тибетец Туичен-щаго и японец Хикару – молодой сотрудник секретного «Отряда 731». Операция, разработанная оберфюрером Рауффом, предусматривала наличие людей с уникальными знаниями и способностями.
– Вовремя мы закончили, – встретил Шмидта командир подлодки – рыжебородый капитан-лейтенант. – Я распорядился разместить дивизеншутцкоммандо в кормовом жилом отсеке.
Люди Шмидта после тяжелой погрузки были измотанными, уставшими. Сам Франц тоже выглядел не лучшим образом: мокрая от пота и морских брызг одежда, запачканные руки (лично проверял, хорошо ли закреплены на палубы сейфы), взъерошенные волосы, клокочущее дыхание.
– Хорошо. Но прежде укажите надежное место для хранения груза.
– Минутку, – кивнул капитан и поставленным голосом скомандовал: – Срочное погружение! Средний вперед! Боцман, принять балласт, глубина пятьдесят!..
По корпусу прошла дрожь, послышался гул – заработали электродвигатели, появился дифферент на нос.
Штурмбаннфюрер с подчиненными снова взялись за работу, и через несколько минут мешки и ранцы были аккуратно сложены в кормовом торпедном отсеке.
– Вы довольны? – спросил капитан.
– Я буду доволен, когда доставлю груз в назначенную точку, – ответил Шмидт, назначая первую смену охраны.
– Кстати, о назначенной точке. Для расчета курса мой штурман должен знать ее координаты.
– Тащите карту – я покажу. И можете называть меня Францем.
– Минквиц. Матиас Минквиц, – представился морской офицер. – Прошу в Центральный пост…
В Центральном посту Минквиц подошел к штурманскому рабочему столику, поверх которого лежала развернутая карта. Эсэсовцу хватило одного беглого взгляда на графическое изображение западной акватории Средиземного моря.
– Вот первая точка, куда мы обязаны прибыть как можно быстрее.
Поправив лампу, капитан склонился над картой.
– Северо-восток острова Корсика. Десять миль южнее Бастии. Я правильно понял?
– Все так. Сколько понадобится времени на переход?
– Если по ночам идти в надводном положении, то…
– Исключено! – перебил Франц. – Секретность миссии – прежде всего. Всплываем только для подзарядки.
– В таком случае путешествие затянется. Подводная скорость моей «семерки» не превышает трех узлов.
– Так мало?!
– Я могу разогнать ее до восьми, но всего на один час.
– Хорошо, пусть будет три. Но это лишь одна из задач.
– Есть и вторая? – вопросительно посмотрел на важного пассажира капитан.
– Есть. Вы должны проинструктировать членов своего экипажа, – строго сказал тот, – и запретить им появляться в кормовом отсеке возле секретного груза.
– Согласно распоряжению адмирала Деница, я обязан выполнить любой из ваших приказов, но этот я выполнить не в состоянии, – ответил командир субмарины так, будто речь шла о запрете смены дня и ночи.
– Почему?
– Потому что в данном отсеке находится кормовой торпедный аппарат, два основных электромотора, два воздушных компрессора высокого давления, а также посты энергетики и ручного управления рулями. Вы должны понимать, что без доступа к названным агрегатам наш поход закончится, едва начавшись.
Шмидт задумался. Офицер-подводник был прав, но и он – отвечавший собственной головой за успешный исход операции – обязан максимально обезопасить ценный груз.
– В таком случае сократите до минимума число специалистов, занятых на вахте в кормовом отсеке, – намеренно громко приказал Шмидт. – А заодно напомните морякам о полномочиях, данных мне рейхсфюрером.
Капитан, старший помощник, штурман, боцман и матрос на рулях с робким ожиданием смотрели на старшего офицера СС.
Смерив каждого свирепым взглядом, тот пояснил:
– Согласно возложенным полномочиям, я расстреляю всякого, кто пожелает узнать о грузе больше, чем знает в данную минуту.
Глава первая
Китай, Тибетский автономный район, Лхаса
Четыре года назад
– Брат, учитель зовет нас, – тихо сказал монах.
– Он уходит? – поднял печальный взгляд брат.
– Да. Он сказал: «Настало время».
Потуичен-щаго вознамерился узнать главное: что представляет собой таинственная нирвана, куда ускользает познание после смерти и как объяснить бесконечную цепь смертей и рождений, на которую обречено все живое, согласно учению Будды.
– Я готов, – кивнул второй монах, поднялся и, поправив темно-бордовую накидку, последовал за братом.
Время для путешествия в вечность Потуичен выбрал неудачное – в столице ненавистного Китая стартовали летние Олимпийские игры. К этому же сроку монахи, подогреваемые речами далай-ламы и членов Тибетского правительства в изгнании, затеяли восстание против китайских властей. Начались погромы, убийства. Затем последовала жестокая расправа, аресты, суды…
Мирская суета старого монаха не касалась. Монастырь Самье, где он провел около восьмидесяти лет, находился в долине реки Ярлунг – к юго-востоку от Лхасы, и вести о череде быстро сменяющих друг друга событий доходили сюда с большим опозданием. Болезнь словно издевалась, перед тем как нанести сокрушительный удар: то отступала, давая короткую передышку, то накатывала с новой силой.
Пожалуй, ни один человек сейчас не признал бы в ламе молодого шустрого монаха, помогавшего нацистам в далеком сорок третьем году вывезти и спрятать награбленные в Северной Африке богатства. И тем не менее это был он.
Большую часть жизни лама носил имя Туичен-щаго, что означало «безголосый мужчина Туичен». Когда ему исполнилось шестьдесят, к имени прибавилась уважительная приставка «По», и имя трансформировалось в «Потуичен-щаго» – безголосый дедушка Туичен. Сейчас в свои девяносто он различал лица, неплохо слышал, но по-прежнему не мог говорить, поэтому диалог между учителем и учениками происходил при помощи дощечки со слоем свежей глины. Лама выводил на ней остро оточенной палочкой ровные буквы, складывая из них слова, а ученики прочитывали их и отвечали обычным образом, разве что с еще большим почтением и теплотой…
Когда лама почувствовал, что болезнь одерживает верх, он призвал Пудаву и Цэрина – своих лучших учеников. Надлежало решить, кому из них передать священные реликвии монастыря и кто возьмет на себя заботы о сохранности тантрических учений.
– Тебе, Пудава, я передаю священные реликвии: жезл, чашу капалу, статую божества Гухьясамаджи… – читали молодые монахи очередные фразы.
Пудава поклонился, принимая волю умирающего. Тот тем временем выводил послание для второго ученика – тридцатилетнего Цэрина.
– Тебе, Цэрин, я поручаю организацию «Небесных похорон», – прочитал он спустя несколько минут. – После похорон ты останешься в монастыре и будешь ждать человека.
Братья-монахи переглянулись.
– Какого человека, Потуичен-щаго? – спросил Цэрин.
Старик старательно вывел: «То, что вы сейчас прочтете, не должен знать ни один человек».
Фраза учителя поразила монахов и одновременно заинтриговала.
Образ жизни обитателей немногочисленных тибетских монастырей всегда был до предела замкнут – общение с внешним миром происходило лишь в дни прибытия каравана с продовольствием. Между собой монахи тоже общались мало – кроме молитв, невозможно услышать ни одного слова. И вдруг напоминание о сохранности тайны. Значит, сейчас Потуичен напишет о чем-то архиважном.
Он действительно написал несколько слов и… выронил табличку из ослабевших рук…
Долгое время старинная церемония «Небесных похорон» была под запретом. Наконец в середине семидесятых правительство ненавистного Китая пошло навстречу и дозволило тибетцам возродить ритуал.
Прочитав короткую молитву, Пудава с Цэрином придали телу умершего сидячее положение и отправились известить братьев об уходе Потуичен-щаго.
Ровно сутки братья читали молитвы из «Книги мертвых», проносящих душу ламы через сорок девять уровней Бардо. Затем Цэрин обернул тело в холстину и понес на место захоронения…
Ритуал «Небесных похорон» происходил на большом ровном лугу, расположенном всего в километре от монастыря. Между монастырем и лугом, на краю каменистой тропы, притулилась лачуга, где проживала семья Калзана. Весь род его начиная от далеких предков занимался потрошением усопших монахов. Вот и сейчас, завидев медленно идущего Цэрина, Калзан отложил дела, схватил инструмент и вышел навстречу.
Подготовка к ритуалу заняла четверть часа: на некотором отдалении от тела были расставлены молитвенные флаги, воздух наполнился неповторимым запахом тлеющего можжевельника. Калзан освободил покойного от грубой холстины, положил на траву лицом вниз, сноровисто отрезал волосы, рассек мягкие части специальным ножом и отошел вместе с монахом на полсотни шагов.
Этого было достаточно. Несколько десятков стервятников, знавших особенности ритуала не хуже местных жителей, уже кружили в небе или выжидали на ближайшем склоне. Стоило людям подготовить покойника и отдалиться, как громадные птицы ринулись к лакомой добыче.
Пиршество началось…
Порядок «Небесного погребения» требовал от Цэрина личного присутствия до полного окончания ритуала. Помолившись, он уселся на траву и задумчиво смотрел на беснующихся птиц, рвущих сильными клювами человеческую плоть. Нет, в его сердце не было ни печали, ни траура – душа Потуичен-щаго в эти минуты покидала остатки бренного тела и искала другое пристанище. Все шло своим чередом…
Когда стервятники насытились, Калзан подхватил инструменты и побрел к останкам. Вскоре послышался стук специального топора, разрубающего и дробящего кости на плоском камне. После он смешал крошево с цампой – ячменной мукой на масле – и снова оставил птицам. Согласно буддистским канонам, от умершего не должно остаться и следа. Так душе было проще отыскать новое тело…
Обратно в монастырь Цэрин шел нарочито медленно, старательно прокручивая в памяти все, что связывало его и учителя. Он вспоминал, как шестилетним мальчишкой впервые пришел к воротам монастыря Самье. Его и троих таких же нищих оборванцев, оставшихся без родственников и крова, привел к ламе странствующий монах. Потуичен-щаго вышел к воротам, поздоровался, выслушал монаха и осмотрел детей.
«Мы не можем их принять, – написал он на дощечке. – Крестьяне в долине собрали плохой урожай, и мы голодаем. На нашем столе несколько месяцев нет ничего, кроме цампы и чая. Они у нас не выживут…»
Странствующий монах потемнел лицом. По дороге к монастырю он отдавал детям последнее, и в тощем мешке не осталось даже крошек на обратную дорогу.
– Возьмите хотя бы двоих, – взмолился он. – Прошу вас, Потуичен-щаго!
«Что случилось с их родителями?» – начертал лама.
– Убиты.
«Китайскими военными?»
– Да.
«А другие родственники?»
– Они сироты. У них нет никого, – вздохнул странствующий монах. – У Путаньбы, – кивнул он на самого старшего, – обе бабушки умерли в трудовом лагере. Пунамган вообще не слышал о старших родственниках.
«А эти двое?» – погладил лама бритые головы двух погодков: Цэрина и Пудавы.
– Они – братья. Их дед общался с учеными одной из немецких экспедиций и вскоре уехал в Германию. С тех пор о нем никто ничего не знает.
Прищурив выцветшие глаза, Потуичен присел на корточки и внимательно посмотрел на братьев.
На глине появилась фраза: «Как вас зовут?»
– Пудава, – ответил первый.
За второго ответил монах:
– Цэрин.
«Разве он не может говорить?» – написал лама.
– Прости, Потуичен, он слишком скромен и застенчив.
Лама встал, отряхнул темно-бордовую накидку и написал: «Я оставляю братьев, остальных веди в монастырь Сэра. Там монахи живут посытнее…»
Это было первое знакомство с учителем и, наверное, самый счастливый день в жизни двух братьев. Как оказалось, оставив их при монастыре Самье, Потуичен-щаго спас будущим монахам жизни. Спустя несколько дней жители Лхасы нашли на тропе чуть выше города тела двух убитых детей и странствующего монаха.
Никто из тибетцев не сомневался: с ними расправились китайские солдаты…