Текст книги "Очаровательное захолустье"
Автор книги: Валерий Попов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Написал басню "Мышь и батон", где батон все-таки побеждает.
Крот здоровается со мной на лестнице бегло: забыл, видимо, своего замгенерального!
Однажды только погутарили с ним. Я вышел из дома очень рано: чумовики почему-то любят литературой заниматься до начала рабочего дня. И у парадной стоял Крот, ждал машину. Было еще темно, но на тонком снегу кто-то уже отпечатал черные следы через двор наискосок.
– Знаете, – Крот сладко потянулся, – а я часто вспоминаю те дни. Очаровательное захолустье! Ветеринары, коровы...
Это же мой проект! Я еще могу! – я обрадовался. Тут подъехал "БМВ", оставляя два темных следа.
– Но предпочитаю работать более скучно, – сухо закончил он и уехал...
Любка вышла замуж за Андре, и теперь у Есенина и Зорге есть внук. В кого-то удастся?
Однажды вдруг позвонил мне Фрол и замогильным голосом спросил: не могу ли я написать ему речь на открытие берлинской выставки русских икон и пиломатериалов? Свести их, так сказать, вместе с присущей мне... Я отказался. О чем жалею. Может, все-таки можно было свести, за большие деньги?
По телевизору я гляжу, как он гуляет по странам и континентам, но не завидую ему: на него порой смотреть страшно.
Приехал вдруг Петр со своим сыном-красавцем Славкой, показывать нам его (явно гордится), а ему – Петербург. Петербург ему вроде нравится, а мы нет.
– Господи! Ну и родственнички! – читается в его взгляде. Точно так в юности я глядел на родственников там.
Петр, видя, что от сынка не дождешься ни слов, ни эмоций, взволнованно рассказывал все сам.
Упорный Мыцин восстановил-таки опорно-двигательный, но размещается он не в небоскребе, а в "жалких таких" домиках, построенных для санатория еще до тети Зины. Так что история порой движется и вспять.
В небоскребе, как и мечтал когда-то Петр, теперь развлекательный центр, но на фейс-контроле стоит Ванька с дружком и местных пускает "под настроение".
– Но я там свой, понял? – подмигивает Петр.
Хотя, конечно, не все так, как мечталось: бандуристов перекупило рекламное агентство, а в Пень-хаузе теперь океанарий: поднимаешься в то помещение – и видишь там за стеклом скатов и мурен и ничего больше. А сколько было надежд!
– Зато коровы, – мысль Петра делает внезапный, но точный зигзаг, поздоровей нынче, добываем корм. Рожают телят и, как положено, облизывают. А это значит – будет жить. Со слезами гляжу!
Судя по красным его глазам, это бывает нередко.
– Но главное ж, – восклицает он, – терминал построен, подходят танкера! А этот, – влюбленный взгляд на сына, – там оператором-сливщиком у них. По триста номеров цистерн, бывает, сливает за раз!
Славка его кривится:
– Ну что ты, батя, несешь?
– Ревнует в отношении производства, – гордо поясняет Петр и, не сдержав радости за карьеру сына, восклицает: – Ну а что ж, коли хорошо? Чистота ж абсолютная! Даже дождевая вода с терминала в море не попадает, сразу на очистку идет! Представь: лебеди плавают! Но не белые, а наши, южные. Черные.
...Кстати, первым лебедем там когда-то был я. Но племяша это вряд ли заинтересует. Зато кое-чем радует Петр.
– Тут как-то померла королева Бурунди, небольшая пьянка была. Так тебя вспоминали с теплом.
– Кто ж вспоминал меня с теплом? – не верю я.
– Ну, этот бровастый... Зыкин наш. Говорит: "Тут твой брат приезжал большой чудак. По-прежнему умывается из портфеля?" – "Это почему же?" говорю... В общем, вспоминали с теплом. Ну, я до туалету! – исчерпав все самое главное, с облегчением произносит Петр.
Он удаляется, а я иду с кухни в комнату и погружаюсь в мой роман "Мгла", вечный символ свободы и неопределенности.
Но недолго длится эта идиллия: дребезжит звонок, и я по ритму его узнаю Лидия Дмитриевна, соседка с третьего этажа! Я открываю. В ней нет уже прежнего кокетства, а лишь отчаяние:
– Этот ваш визави совсем распоясался – по телевизору одни помехи опять! Хотя бы вы...
Спасибо за комплимент!
– ...сказали ему!
И я иду.
