Текст книги "Очаровательное захолустье"
Автор книги: Валерий Попов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
– Ваня, подъезжай-ка на мост. Непорядок! – рявкнул он.
Я огляделся. Наверно, у них и форма тут где-то в кустах, но видно не было. Ребята на посту, со всеми удобствами. Лучше сбежать, если получится: ничего такого позорного в этом нет. Но, может, выйду на мэра таким вот сложным путем, не даром буду хлеб исть?
Пыля издалека, на мост въехал "газик". Открылась дверца, и высунулся белобрысый пацан в выцветшей форме.
– Вот, Ваня, – сказал дядя с рацией. – Пристал, мешает культурно отдыхать. Видать, из этих, приезжих. Разобраться надо.
– Сделаем, дядя Коля, – сказал белобрысый "племянник".
Из "газика" с другой стороны вылез второй, накачанный и обритый наголо, тоже в форме, но без фурани. Может, вдариться бечь? Гологоловый взял с перил мои шмотки, поднял тапки.
– Ну, едешь? – произнес он. – Или помочь?
Бечь? Ну а с чем я прибегу? Даже без шмоток. Как-то слишком интенсивно я вхожу в местную жизнь.
– Может, вы меня с кем-то путаете? – поинтересовался я.
– Милиция не путает, милиция ищет, – произнес Ваня, видимо, их рабочую присказку, и все одобрительно хохотнули.
– А если она ошибается, то извиняется. Иногда – посмертно, – усмехнулся бровастый.
Помню, Жихарка в сказке не лез в печку, упирался. Но мне – надо лезть! Я вскарабкался по скату.
– А Петра Листохвата знаете? – на всякий случай сказал я. – Мой родственник.
– Нет, этого уважаемого коновала мы не знаем, а если бы знали, то ни на что б не повлияло, – усмехнулся гололобый. – Прошу!
– Ну, раз так уговариваете – сяду. Расскажу потом нашим, как вы работаете.
Эта фраза, видимо, поддала им огонька – пихнули меня в заднюю дверь "газика" довольно сильно.
– Учти, за него вы головой отвечаете! – куражился главный. Что интересно в воде была еще одна голова, причем вполне интеллигентная, даже в пенсне, – но почему-то безмолвствовала, находясь в какой-то прострации.
– Его головой отвечаем! – удачно пошутил Иван, указав на меня, и все головы, кроме интеллигентной, утробно хохотнули. Вот что значит интеллигентность – корректно себя ведет. Впрочем, дальнейшего поведения его не знаю, поскольку оказался в тесной нагретой коробке, обитой жестью, и меня пошло кидать.
– Вылазь! – Дверка наконец отпахнулась. Удастся ли раскрючиться?
Скрюченный, как какой-то Верлиока, я вылез. Огляделся. Ого! Городской центр, выстроенный со скромной брежневской роскошью – все как положено, тильки чуть поменьше. Мэрия (ясное дело, бывший обком), под прямым углом к ней (но я не сказал бы "перпендикулярно") работает отделение МВД, куда меня, скрюченного, и ташшут. Увидел я и местного Ленина, небольшого, пропорционального, видимо, количеству населения и, к моему глубокому сожалению, свежепокрашенного.
– Мне бы к мэру надо! – метнулся я в сторону Ильича.
– Мэр сейчас, к сожалению, занят! – вежливо произнес бритоголовый (он казался все опасней). – Придется вам некоторое время провести с нами. Прошу!
Мы вошли в их шикарное здание, но в маленькую боковую дверку, назначенную, видимо, не для самых важных особ. Мы прошли по узкому коридору с учебными плакатами (формы одежды, чистка оружия) и зашли в дежурную комнату, перегороженную барьером.
– Вот, из-за вас пришлось покинуть пост! – сокрушенно признался бритоголовый.
– Зря! – произнес я вполне искренне.
Ваня открыл железную дверь в камеру и выгнал оттуда бомжа в морском кителе на голое тело.
– Геть отсюда! И чтоб больше мы тебя не видели!
Бомж радостно убрался. Кому-то я все же счастье принес!
– Прошу! – повел рукой Ваня.
Я вошел, и они за мной, что мне не понравилось.
По возможности быстро, но и не теряя достоинства я повернулся к ним лицом.
– Ты мэра видеть хотел? – как-то резко отбросив приличия, заговорил бритоголовый. – Так вот знай: здесь все решаем мы! Ячейка правящей партии это к нам. И местное отделение мафии – тоже мы. Понял, нет?
И не успел я выразить восхищение, как резко получил в глаз, даже не успев понять, от кого. Умельцы! Неплохой получается бизнес-ланч! Разведка боем... разведка боем меня. И неплохая провокация, кстати, – надо будет с Берха денег слупить.
– Он, кажется, не все понял, – произнес Иван.
– Нет-нет! Все отлично. Могу повторить.
– И скажи... муравьеду своему, – (Крота, оказывается, знают!), – если он хочет жить – чтобы сюда приполз!
– Сюда?
– Нет. Туда. В разлив – где мы тебя брали.
– В Разлив? Прямо как к Ленину! – восхитился я.
– Ты Ленина не трожь! – окаменел бритоголовый... в честь вождя, видимо, и обрился. – Все запомнил?
– А почему вы мне доверили это сообщение? – поинтересовался я.
– А как самому понятливому! – произнес Иван, и они дружно рассмеялись. Озорные ребята!
– Так я могу идти?
– Да нет, – усмехнулся гладкоглавый. – Посиди тут, подумай немножко. Выпускать пока нельзя тебя – а то ты выходишь вроде невиновный!
– Признаю свою вину... но хочу выйти!
– Дать, что ли, ему еще?
– Нет-нет! Вся информация вылетит. Все! – торопливо сказал я.
– Бывай тогда.
Ну что ж, первый контакт с общественностью прошел хорошо!
И заскрипели запоры. В камере, кстати, совесть успокаивается – можешь смело сказать себе, что живешь не лучше других. Пару раз в жизни удалось так воспарить – к счастью, ненадолго. Но и сейчас вроде я правильно иду?
Не ведаю, сколько прошло времени, – не ношу часов. Запоры наконец заскрипели. Заглянул средних лет лейтенант – само обаяние. Вот как жизнь бросает – то туда, то сюда.
– Извините, но не могу понять... как вы здесь оказались?
– А что – протокола разве никакого нет? – Я посмотрел на стол, покрытый бумагами.
– Нет. – Он развел руками. – Такая уж смена идет нам!
– Да... смена не особо казистая.
– Но вы уж должны их извинить...
– Только лично.
– Ребята новенькие, неопытные. Зарплаты мизерные.
– Но денег я им дать не могу. Самому мало!
– Да-да, – кивнул он даже сочувственно, но сочувствуя то ли им, то ли мне. – Ой, у вас, кажется, кожа рассечена? Сейчас мы что-нибудь придумаем! У нас тут аптечка есть, но заперта, к сожалению: Марья Ивановна ушла. Кто-то может за вас поручиться, я имею в виду – из живущих здесь?
– Так у меня двоюродный брат тут! Петр Листохват!
– Вы брат нашего уважаемого ветеринара? Так боже мой, мы сейчас же за ним пошлем!
Какая-то мучительно знакомая интонация! Каких-то книг начитался, сука!.. Достоевский, что ли?
Петр появился, как раз когда материально ответственная Мария Ивановна открыла аптечку и прижигала мне рану под глазом, и я, перенося жжение, сипел сквозь зубы.
– Бо-бо? – равнодушно проговорил Петр. – Во-во. Давно пытаете?
ГЛАВА 7
– Что ж ты прямо ко мне не обратился? – бушевал Петр. – Я бы сам тебе все это дал!
– В смысле – по харе?
– ...В смысле инфраструктуры!
Мы сидели с Петром в чайной, обвешанной липучками с мухами, как елочными гирляндами.
– Да как-то я стеснялся к тебе... после твоего доклада. А потом помнишь в первый же день? Галя шо-то неласково нас приняла?
– А-а. Это ж она думает, что это ты к казино меня приучил!
– Ну спасибо, Петр!
– Нравится тебе здесь? – Петр, откинувшись на стуле, огляделся.
– Хорошо, но душно, – вежливо сказал я.
– Дерьма куча! – заявил Петр безапелляционно. – Разве ж это клуб? Я хочу настоящий клуб сделать – с казино, стриптизом. И знаешь где? Вон там, на Пень-хаузе небоскреба нашего! – Петр кивнул в окошко на "Колос".
– Мне кажется, Галя этого не одобрит.
– Мне Галя не указ! Хочешь знать – я ее до этого года узлом вязал! До поездки, в смысле, к тебе.
Опять я виноват!
– А вы все оттяпать хотите!.. Так что ребят наших понимаю, – признался Петр.
– А я что?.. Я как раз думал спонсора на опорно-двигательный наш направить! – признался я. – Помнишь, как мы здесь?
– "Странное нынче пиво"? – Петр усмехнулся. – Да, было дело! Особенно когда мать тут была!
– Ну а теперь все делось куда?
– А куда все! – отвечал Петр. – А было – да! Заранее уже знали, когда ехали сюда: бабы тут лечат опорный аппарат, а мужики – двигательный. Я ж и с Галей тут познакомился! Вот говорят – "красный пояс" у нас. Так любой пояс покраснеет, коли все отнимать!
– А кто отнял-то?
– Санаторий-то?.. Да сами и отняли! Главврач там профессор Мыцин... укушенный капитализмом! Да еще к брату в США съездил, набрался там. Приватизировали, акционировали. Теперь сидят на бобах. Колхозы, профсоюзы теперь не шлют, а сам никто не едет: расценки выставили адекватные США. С вас сколько берут за номер?
– Не знаю.
– Вот то-то и оно. Сам Мыцин в подвале сидит, где у них прежде научный центр был. Персонал – на станции торгует, кто побойчей. А зданием командует любовница его, бывшая сестра-хозяйка. Мыцин как бы фершалом там. А какие операции делал, по голеностопу! Мать гордилась им, пока жива была. При ней-то порядок был!
– "Странное нынче пиво"! – напомнил я. – Помнишь – домик-пряник!
– Ну, это-то как раз осталось – там теперь своя охрана! – сказал Петр. Кто-то там и сейчас из Москвы гужуется.
– Да?.. ну а чего нам-то делать?
– Прежде всего – с нами согласовывать! – отчеканил Петр.
– С теми, которые там... в луже сидят?
– А чего? Ключевая позиция! Я, кстати, тоже в группировку вхожу.
– Так это я тебя тоже должен за плюху благодарить?
– Это не тебе. – Петр усмехнулся. – Это для передачи... муравьеду твоему.
– А он, думаешь, примет?
– А ты уж расстарайся! – усмехнулся Петр.
Мы взяли еще по стакану.
– А чего-то они непочтительно о тебе отзывались! – вдруг обида захлестнула меня.
– Кто? Наши? Так это у нас стиль такой.
С некоторым усилием я добрался до номера, рухнул в койку. Потом все же поднялся. Надо Кроту позвонить, отчитаться о проделанной мною работе. При этом – спьяну, наверное, – почему-то рыдал. Еще классная воспитательница говорила, Марья Сергеевна, в первом классе: "Нет добросовестнее этого Попова!" Таким и остался! Рыдал приблизительно минут пять, потом резко оборвал, набрал номер. Гудки... гудки... Глухо. Не желает! Потом все же – "нет добросовестнее" рыдания подавил, нашел записанный номер его мобильника, набрал целую кучу цифр. Запищало страшно далеко – словно на Марс дозвонился.
– Да... – Вроде бы голос Крота, но какой-то придушенный. И так-то он чуть слышно гутарит, а тут – как сквозь резину говорит. Может, кто-то там душит его, не дает разговаривать?
– Аллё! – закричал я. – Это Попов. Вы слышите меня? Что с вами?
– Выйдите на балкон.
– Что?
– На балкон выйдите!
А! Видно, для лучшей слышимости! Вышел. Ни фига не лучше! Еле расслышал:
– В сторону Ржавой бухты посмотрите!
Перегнулся через перила, заглянул туда – и обомлел! Какая-то марсианская хроника! Там, за военным забором из сетки, серебристые емкости с их отравой въезжали по трапу в какой-то огромный плавучий сундук. Предпоследняя там исчезла. Последняя. За ними ехала цистерна на машине, и по бокам от нее шли человечки в оранжевых комбинезонах и поливали из гофрированных шлангов землю какой-то пеной. Группка, тоже в комбинезонах, стояла сбоку и, видимо, командовала.
– Вижу! – заорал я. Так лучше, наверное, перекликаться, чем по их технике?
– ...Хорошо, – просипело в трубке. – Идите сюда, не бойтесь!
Одна из фигурок в группе, повернувшись в мою сторону, замахала рукой. Работодатель! Почему это именно я, из всего "поезда совести", должен "не бояться"? Вон как обуты они – а я в тапочках! Тем не менее, подавив рыдания, спустился, пошел. Приблизился к оцеплению из матросиков во фланелевых робах, тут Крот (самый маленький в группе) сказал что-то начальнику (начальника и в комбинезоне видно), и тот махнул оцеплению рукой: "Пропустите!" Большая радость. Шел по пузырящейся пене. Надеюсь, не ядовитая? Крот по ней шел навстречу мне. К нему подъехала как бы "слепая машина" с крохотными окошечками, он содрал с себя и сдал им скафандр и шел ко мне уже в элегантной "пуме".
– Не бойтесь, все уже обеззаражено! – Повернувшись, он оглядел широкое, словно заснеженное поле.
Все рассаживались по машинам и разъезжались. "Сундук" с явным усилием, но все же отплывал.
– Представляете? – Крот сиял. – Вот здесь емкости для нефти будут возвышаться – огромных размеров. А знаете, как емкость разворачивается? Как обычный рулон! Так и привозят их в виде рулонов! В емкостях и анализ будет производиться, и отмер. А вот там, где сейчас УКПР отплывает, – терминал будет, танкеры станут подходить. И уверяю вас – полная чистота! Даже дождевая вода с терминала не будет в море попадать – сразу на флотацию, на очистку. Лебеди будут плавать – уверяю вас! У меня на таллинском терминале – плавают! Кстати, в единственном месте во всем Таллине и его окрестностях! Воспеть сумеете? – Он улыбнулся.
– Да я... – Снова душили рыдания. – Саяно-Шушенскую ГЭС смог воспеть. А она! – Я взмахнул руками, частично охватывая и небо. Наверное, излишняя моя эмоциональность и подвела меня, вызвала подозрения.
– Так, – снова сухо заговорил он. – Что нового? Связь с мэром удалось установить?
– Нет... Но зато с местной мафией установил!
– Это чувствуется. – Он приблизился. – Что пили? Виски? Джин? Текилу?
– Почему? Обычную водку. Отличную, кстати! – Я вдруг вступился за отечественного производителя.
– Ф-фу! Зря я противогаз снял!
Ах, не нравится? Фингал, мой алый знак доблести, он даже не замечал... или толковал превратно.
– Ждут там, в разливе, вас!
– И Ленин там же? – усмехнулся он, но уже как-то жестко. – Извините, но на подобную ерунду у меня нет времени!
На народ у него нет времени! – снова рыдания подступили к горлу.
– Простите, но в ваших услугах я больше не нуждаюсь! Вот вам за труды! протянул мне бумажку – двадцать долларов – и побежал трусцой.
С плохо скрываемым омерзением я взял деньги. Вот так! Уделал. За весь мой самоотверженный труд!
Взлетел в номер к себе как птица, взял из сумки последнюю бутыль коньяку, к Любке поднялся. Обида, говорят, хорошо стимулирует секс. Спорный тезис.
Открыла. Но очков не сняла – как бы показывая, что не оторвется от дела ради такой чепухи.
– Ну что, опять наксерился? – проговорила она.
– Странная терминология. – Я стал вдруг очень обидчив.
– А что же с тобой?
– Вот. Подарок. От чистого сердца оторвал! – Я протянул ей бутылку.
– ...Попозже, ладно? – тронула за локоть меня.
Всюду бумаги разложены – даже на койке. Правильно она называет себя: ради денег крикнутая! Бумаги оглядел.
– Нулей-то, нулей-то! Что икры!
– ...Хочешь икры?
– Нет! – ответил я гордо.
– Тогда давай работать! Садись.
Посмотрел на экранчике у нее... наполняет, видимо, свой журнальчик "Загар" – уже по всем пляжам раскинутый.
– Как лучше, – спрашивает, – магазин "Шило и мыло" или "Хоз-Мари"?
– Оба лучше.
– Да. Ты сегодня не в форме... А это как: "Подарки любимым по разумным ценам"?
– Гениально!
– Тогда садись за компьютер, пиши: "Овнам сейчас... рекомендуется получение взятки в особо крупных размерах"... Есть тут один такой. Ну что?
– Не буду!
– Тогда раздевайся.
– Это другой разговор.
– Стоп! Не надо.
– Пач-чему?
– Да так. Не стоит. Гляжу я на тучные поля за окном и думаю: что от тебя тут будет? Град? Ураган? У тебя ж так потрясения отмечаются?
– Да ну... ты преувеличиваешь!
– Я – нет. Ты – да. Одевайся!
Потом выпили с ней просто так и валялись, отдельно.
И солнце, в море садясь, руками разводило: а что делать?
– Семинар – дрянь, – с горечью сказал ей я. – Какое он отношение к этой жизни имеет?
– А давай скажем все, что о них думаем, – но через недельку?
– А не забудем?
– А забудем – совсем хорошо! – снова уселась за компьютер.
– На тебя заглядевшись учтиво, застрелился проезжий корнет! – проговорил я и вышел.
Вошел в лифт. Хотел поехать наверх – еще малость семинар послушать. Но тут увидал, вглядевшись, что верхняя кнопка залеплена чем-то белым вроде жвачки. Это она всюду жвачку свою разбрасывает. Во, и у меня на локте! Злобно оторвал – от локтя сначала, потом – от кнопки. Вдарил в кнопку – и полетел! Долго что-то летел. Двери наконец разъехались. И я шагнул – в полную тьму! Обернулся – и сзади уже тьма, двери захлопнулись. Стал руками ловить – и никакой опоры вокруг: ни двери, ни стенки! Где это я? Чье-то сиплое дыхание рядом. Мое? Куда это я взлетел-то? Смерть, что ли, матушка выглядит так? А как же дыхание?.. Прервется сейчас? И точно – получил вдруг из тьмы зверский удар, прямо в лицо. Ах вот как здесь принимают? Махнул во тьму – ну и, естественно, в пустоту – и тут же получил зверский удар в затылок. И упал – видимо, на пол, хотя какая тут терминология, в точности неизвестно.
Недавно же били меня? Но там мне больше понравилось: был какой-то видеоряд, какой-то был смысл, хоть и минимальный! А здесь? Страшно – и все. Но и этого им (кому?) мало показалось, вздрючили на ноги меня, куда-то поволокли. Этот странный бой с невидимками кончился вдруг – передо мною расширился свет... Тоннель, что ли, тот пресловутый? Лифт! Кабина лифта! Что-то родное хоть!
Вбили меня в него, размазали об стенку. Стал я кнопки искать, гляжу – все стенки в крови! Я, что ли, успел так намазать? Или это такой спецлифт? Кнопки вот. Нажал для контраста на самую нижнюю – и по стенке сполз. И вниз рухнул. Разъехалась дверь. Надо подниматься на ноги. Немножко поднялся – и выпал на чью-то белую грудь, в медицинском халате.
Опять я – "самый понятливый"? Но что тут можно понять?
ГЛАВА 8
Открыв глаза, я увидел над собой светящийся череп. Смутно вспомнив происшедшее, я понял, что нахожусь скорей всего в какой-то амбулатории, а светящийся надо мной череп – скорей всего мой, снятый на пленку и подсвеченный изнутри. Некоторое время любовался им и даже восхищался, но потом тревога посетила меня: если его тут повесили – значит, изучали, значит, не все в порядке с ним? После полученных мной в темноте ударов это немудрено. Кстати, кто же мне их нанес? И за какие заслуги? Видно, я вторгся в какую-то область тьмы, в которую не положено вторгаться? Но я же на обыкновенном лифте туда доехал! Отчаяние заполняло меня все больше. Дурак и на лифте заедет на эшафот – был про это фильм, кажется, французский.
И так я лежал в свете своего черепа, довольно мерзкого на просвет, и предавался отчаянию. Больше ничего не разглядывалось в полутьме – мерцал, кажется, какой-то стеклянный шкафчик. Вдруг скрипнула дверь, и я различил приближающийся белый халат, холодные руки на моем лице, потом, тоже холодный, блеск пенсне.
– Кто вы? – поинтересовался я.
– Профессор Мыцин.
– А!
– А вы...
Как бы половчее сказать:
– Я... племяш Зинаиды Ивановны!
– Я так и понял. – Довольно холодный ответ на мое восклицание.
– Вы знаете ее?
– Разумеется. Я ее ученик.
Тут бы и раскрыть всю душу – но он молчал.
– Ну... и как он? – Не утерпев, я кивнул на свой череп.
– Да на удивление хорошо. Никаких существенных изменений. Всего лишь несколько поверхностных гематом. Опорно-двигательный аппарат не поврежден.
– Так это, значит, большая удача? Странные эксперименты тут проводятся у вас!
– Это не у нас.
– Но в вашем же здании!
– Наше здание разнородно, – глухо произнес он весьма загадочную фразу.
– Вот хотелось бы это понять.
– Вот этого как раз не надо вам понимать! Вы что, решили уже все загадки жизни? Тайну человеческой речи? Возможность бесконечной Вселенной? Думайте над этим! И не отвлекайтесь на пустяки.
– Думаете, пора уже... о Вечном?
– Об этом – всегда пора.
– Во всем мне хочется дойти до самой жути!
– Считайте, что вы там уже побывали.
– А где же признание?
– У вас на лице.
– Но за что это мне?
– За наблюдательность.
– Но я даже не знаю, что я... наблюл.
– Думайте о чем-то приятном! А эту загадку оставьте... на конец.
– И как он... близок?
– Все зависит от вас. Второй раз в таком же виде я вас не приму. Там будут недовольны! Почему вы на семинаре не сидите, как все?
Да, умные люди – на семинарах. А я лезу куда-то. Но тем не менее не удержался, спросил:
– А что там у вас наверху? Секция слепых боксеров?
– Ну, угадали примерно. Что в стране есть у нас?
– ...Народ.
– А еще что?
– Руководство? – спросил я.
Он многозначительно молчал.
– Странно они нами руководят!
– Ну почему странно? Как всегда – немножко ограничивают. Лишают кое-каких прав.
– А каких прав там лишают?
– Права видеть.
– Что?
– ...Далее я умолкаю.
– Что там можно увидеть-то?
– Лучше вам этого не видеть. Второй раз, повторяю, я вас уже не приму.
Профессор вышел, но тут же снова заглянул:
– К вам посетитель.
Вошел Крот. Пригляделся в полутьме.
– О! – обрадовался я. – Значит, я не уволен? На больничном?
– Больничные платят тем, кто приносит пользу! – Крот проскрипел. – А вы только проблемы создаете!
– Кому?
– В основном себе.
– А не в основном?
– Мне.
– А еще? Тем? – Я показал вверх. – Повредили свой опорно-двигательный аппарат об меня?
– Вы, наверное, часто через стеклянные стены проходили – с большими потерями для себя?
– Почему? Для стен тоже.
– Луч света в темном царстве? – усмехнулся Крот. – Это Катерина, кажется, из "Грозы"? В Волге утопилась.
– Не, лучом света никогда не был!
– Однако проникли куда не надо! – произнес он.
– Но я абсолютно там ничего не видал. Ей-богу... Только осязал.
– Что осязали – это я вижу. Но больше осязать не хотите?
– А надо? Могу!
Крот покачал головой.
– Оптимизм ваш меня поражает.
– Это не оптимизм. Это мстительность!
– Хотите там... разобраться?
– Может, мне железную маску надеть?
– Плавки тоже железные наденьте. Я вижу, вы добросовестный человек.
– Но раз заплачено – то надо, наверное.
При слове "заплачено" Крот даже смутился – впервые видел его таким. Пришлось выводить его из неловкости.
– Да, заплачено, я имею в виду – здоровьем моим.
– Ну, я надеюсь, – Крот твердо сказал, – что это будет не единственная форма оплаты!
– Да? А что надо делать? – Теперь немножко смутился я.
– Пока – не потерять уже наработанного! – сурово произнес Крот, и мы торжественно посмотрели на череп. – Да-а-а... Наверное, вас там за снайпера приняли.
– ...За снайпера? А в кого там можно стрелять?
– Оттуда много в кого можно стрелять. Потому и окна забиты!
– А-а! Понял наконец! Домик-пряник! "Странное нынче пиво"!
– О чем это вы? – изумленно проговорил Крот.
– Да так. Сложно. Поток ассоциаций. Я, конечно, не снайпер, но сволочь порядочная! Хоть и с некоторым опозданием, но правильно дали мне! Виноват я там.
– Вы, я вижу, одобряете побои? – усмехнулся Крот.
Мы снова посмотрели на череп.
– Сложный вопрос. Побои – да. Но "побойщиков" скорее нет! Боюсь, они точно не понимали, за что бьют!
– А за что?
– Однажды я в домике том... в бутылки вместо пива напбисал!
Крот слегка качнулся на стуле.
– Когда это вы успели?
– А, да еще давно.
– Как давно?
– Лет тридцать назад.
Крот снова качнулся.
– Ну у вас и память! За такой срок давности и убийство прощают.
– Смотря кто. Так что: может, еще разок поднимусь, пожму их честные руки, если, конечно, не повредили их они об меня?
– Боюсь, что если они еще раз вас встретят, то повредят.
– Что?
– ...Руки. И еще кое-что. Исчезните пока.
– Так чтбо, мне так тут и лежать?
– Да. Пока я эту тему не разработаю. Но за тему – спасибо.
– Рады стараться!
– Все! – Крот шлепнул ладонью в мою ладонь и вышел.
Сразу же вслед за ним вошел профессор.
– Это ваш друг?
– М-м-м... Типа да.
– А скажите, он не хочет вложиться в наш опорно-двигательный центр? По-моему, ему в связи с конкурсом на нефтяной терминал нужны рекламные акции?
– М-м-м... Да.
– По-моему, нет более благородного дела! – Мыцин проговорил. – А то, видите, – он почему-то с презрением показал на мой череп, – чем приходится заниматься!
А что здесь такого позорного? – я чуть было не обиделся за мой череп.
– Мы ж делали великолепнейшие операции! – воскликнул он.
Так сам же все под откос пустил! – я вспомнил рассказ Петра о реформе, которую Мыцин тут провел, из-за которой все специалисты слиняли.
Ч-черт! Важное дело мне поручил! А череп мой – я глянул на фотоснимок варит не ахти.
– К вам гость! – торжественно Мыцин объявил.
Надо же – сплошные гости! Раньше такого не было. Большой успех!
Петр вошел. Был уже в курсе всего.
– Они этот этаж ржавым железом заделали давно. Еще при Умельцыне. А там люксы для передовиков были, на крыше солярий, бассейн. Да вот беда: оттуда, оказывается, их домик за горкой видать, все его внутренности. Разве ж они могут такое допустить? Мать с этого дела уволилась и слегла. Ну суки! Значит не моги?!
– Знаешь, – сказал я, – мне лучше, когда я думаю, что это не просто так, а наказание. За то... помнишь, что мы там у них с пивом сделали?
– "Странное нынче пиво"? – усмехнулся Петр.
– Тебе, кстати, тоже причитается.
– Ну нет уж! – сказал Петр. – Да и откуда эти могут помнить про то?
– Главное – я помню.
– Ну и лежи, отдыхай тут. А я за мать им отомщу! А этаж тот, как и весь дом, на Мыцине числится – да он трухает туда ходить!
– Я его понимаю.
– Если муравьед твой их оттуда не скинет... значит, ежик он, а не бизнесмен! Ты скажи ему это!
– Попробую...
Что-то много поручений у меня!
Потом вдруг Любка пришла. Я слегка напрягся. Эта не ходит просто так.
– Да-а, ты не подарок! – бодро заговорила она. – Когда там лупили тебя как раз от меня ушел, – колоссальный смерч на море возник, всосал несколько тысяч тонн воды и в ущелье закинул!
– Думаешь – это я устроил?
– Похоже на тебя. Снегопад помнишь? Видно, эркгрегор твой – мысленный столб – до небес достает. Так что ты больше не волнуйся – а то, говорят, много птичек погибло.
– Такая трактовка моего образа мне нравится.
Что еще? Наверняка это лишь прелюдия.
– Как – работает у тебя? – вроде бы взволнованно на череп кивнула.
– А ты что – хочешь проверить?
Я же говорил!
– Да так. Ерунда. Одну вещь надо, но не к спеху, – отмахнулась как бы беззаботно.
Значит, к спеху, если к раненому пришла, не смогла дождаться выздоровления.
– Ну говори.
Мне самому интересно было проверить, работает ли мой мыслительный аппарат.
– Да тут... надо рекламу для презерватива придумать. Можешь, нет?
– ...Желательная резинка!
Да, работает аппарат. Но не шибко.
– Все! – Она поцеловала меня прямо в рану и унеслась.
Эта и умирающего поднимет! Но ненадолго.
Истратив все свои умственные силы, я уснул. И не знаю, сколько спал. Может, сутки?
ГЛАВА 9
Проснулся я оттого, что кто-то тряс меня за плечо, и, открыв глаза, увидал над собой Андре. Был он абсолютно счастливый! Что же за радость такая у него?
– Фрол объявился! – заметив, что я его вижу, выпалил он.
– Ух ты, – равнодушно сказал я.
– Он ведь из-за тебя приехал! – гордо сообщил он.
– ...Ух ты, – почему-то повторил я.
Все "ух ты" да "ух ты"! Забыл другие слова?
– А что я могу-то? – растерялся я.
– Ты уже смог! Ты... подвиг совершил. Теперь за тобой другие пойдут!
Фрол, что ли, их поведет?
– Фрол такую акцию уже проводит! На весь мир! "Срывание последних шор тоталитаризма" с окон последнего этажа!
– А эти-то согласны? Из домика-то?
– Ну ясно – нет. Он там объединенный центр религий хочет сделать! Представляешь?
– ...Нет.
Может, голова плохо варит у меня?
– Уже зороастрийцы приехали с ним!
– ...Кто?
– Зороастрийцы... Представители древнейшей религии! Огнепоклонники.
– ...Странное начало.
– Так это ж его штучки! – с восторгом сказал. – Уже зороастрийцев на штурм повел! И я с ним ходил!.. Одного зороастрийца уже убили там... говорят... где тебя.
– Что значит – говорят? – Я еще больше удивился.
– Ну... сам я этого не видел, – Андре, как честный человек, немного смутился, – но реакционная пресса пишет...
Уже и реакционная пишет!
– ...что Фрол уже мертвого зороастрийца подкинул!
– Этот может!
– ...Но я этому, естественно, не верю! – произнес он с новой вспышкой энтузиазма.
Ну что ж... не верь, подумал я, раз ты такой. Такие люди тоже нужны. Без них как-то... холодно.
– Ну, тогда... – Я приподнялся.
– Лежи, лежи! – взволнованно произнес он.
Ладно. Может, я как раз красиво лежу, может, для Фрола – чем больше полегло, тем лучше? Наверняка! Моя работа – лежать.
– Уже и Москва гудит об этом! – продолжил радостно Андре и вдруг снова смутился: – Там как раз, в том домике маленьком, из-за которого закрутилось все, как раз один из Москвы отдыхает... причем из наших, из демократов... вроде.
Может, вроде он и демократ, но защищают его тоже крепко! – я на череп свой посмотрел. И Андре взгляд мой понял. Вздохнул.
– Не-не... ничего! – пробормотал я. Что будет вообще, ежели и его энтузиазм вдруг улетучится?! Надо поддерживать.
– В общем... живем! – радостно воскликнул он, но, поглядев на меня, снова смутился: я вроде не очень так живу?
– Нормально! – сказал я.
После его ухода я поднялся – хоть и большое дело делаю, но лежать устал. Надо идти миллионера воспитывать. Встал, пару раз качнулся взад-вперед, потом все же пошел. Мыцина не видать. Через маленькую комнатку, где грудой медицинское оборудование свалено, а также части скелета – надеюсь, не настоящего, – вышел на воздух.
Хотел пойти раздышаться. Пляж. Серая галька. Прибой цвета морской волны. И сразу же почти Крота встретил, как назло – не успел даже с духом собраться: нелегкое это дело – миллионеров воспитывать. А он как раз из воды выскочил, полотенцем растирался.
– Плавали? – для начала задал ему легкий вопрос.
– До буя и дальше, – довольно мрачно ответил он.
Да, нелегко будет!
– Что-то не так? – поинтересовался я.
Видно, он посредством купания успокоиться хотел – но не удалось ему это! С болью на самый верх нашего небоскреба смотрел. И там уже дымок какой-то струился. Что-то уже горит?
– Вы знаете, какой счет он мне выкатил? – проговорил он злобно.
– Больших цифр стараюсь не запоминать. Ни к чему мне это! – попытался пошутить я.
– Я тоже их не всегда люблю! – продолжил он тем не менее еще мрачней. Я-то чем виноват? Хотя конечно... Кто туда первый влез?
Я вздохнул как бы сочувственно.
– И что он там, спрашивается, творит? Говорит – зороастрийцев этих в горах Индии отлавливал поштучно – десять тысяч якобы долларов за каждого! Я их заказывал?
– Большой художник, – уклончиво сказал я.
– Авантюрист он, а не художник! – в сердцах воскликнул Крот. – Что он там вытворяет?
– Что?
– Вон... зороастрийца жжет! А с вертолета вон Си-эн-эн это снимает, как большой праздник! И это еще начало только!.. Не забыть бы мне, что я проплачиваю... "Срывание последних шор тоталитаризма"! – на глухие верхние окна показал.
– Так на месте вроде бы шоры? – неуверенно сказал я.
– Так то отдельный будет праздник! Снова им выкатывай! – Он почти орал.
Да-а... Встретились два гиганта! Момент для воспитания не очень уютный возник... особенно для выклянчивания денег. А я Мыцину обещал... Выждем!
– Большой мастер! – уже слегка успокаиваясь, произнес он. Я развел руками... да, мол, бывают большие мастера! Начать про Мыцина?
Но момент неподходящий все же: дым еще гуще повалил!
– Что он там у них... пластмассовый, что ли? – снова Крот заорал.
Не могут начальники эти не вмешиваться в художественный процесс!
