Текст книги "Тайна темной комнаты"

Автор книги: Валерий Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Валерий Попов
Тайна темной комнаты. Повесть
Рисунки: В. Топкова
Публикация – журнал «Костер» 1983 год

Как-то долго в тот год весна не наступала. Устал я! Нашло вдруг на меня какое-то безразличие ко всему. После школы делал уроки, потом ложился на диван и лежал.

Однажды, это вечером в субботу было, лежал я, как всегда, на диване. Потом в комнату бабушка вошла. Радостная, оживленная, наверно, с кем-нибудь из подружек своих весело поговорила.

– Все так и лежишь? – спрашивает.

– Если тебя не устраивает так – могу на другой бок перевернуться.

– Так никуда и не сходил?

– А куда идти?

– Что ж ты – все на свете уже повидал?

– Да в общем-то все. На Севере был, на Юге был, в горах был, на море был. Все книги для внеклассного чтения прочел. А что еще?

– Что же, – спрашивает она, – теперь так и будешь все время лежать?!

– Ну почему? Завтра в школу пойду. Окончу школу – работать буду. Потом умру.

– Неужто это все?

– Ну, а что еще? По-моему, все так и живут, и ничего другого, необычного, в жизни нет.

– Неужели нет?

– Конечно, нет! Все уже изучено давно: атомы, планеты, необитаемые острова, подземные пещеры – все! Вряд ли что-нибудь новое появится.

Вдруг звонок в дверь раздался.

– Может, это что-то новое? – бабушка засмеялась.

Но оказалось – не слишком новое. Дружок мой Гага пришел. Давно с ним, в общем-то, дружим, но последнее время я от него как-то уставать стал. Все время появляются у него какие-то идеи, безумные планы – от многих его затей волосы могут дыбом встать!

– Как, – говорит, – уроки сделал?

– Разумеется.

– И что делаешь?

– Ты что, плохо видишь? Лежу.

– Ясно… Нет у тебя батарейки для круглого фонарика?

– Нет. Зачем она тебе? А ты что, опять что-нибудь задумал?

– Да так. Небольшая экспедиция.

– И далеко?

– Нет, поблизости.

– Ну, желаю успеха.

– Всего! – Гага говорит. – …Может, больше не увидимся.

Тут от злости я даже с дивана привстал.

– Опять какую-то чушь придумал? Куда собрался? Ведь все уже давно известно: атомы, необитаемые острова, подземные пещеры! Зачем дергаться зря, энергию расходовать!

– Думаешь, все известно? – Гага спрашивает.

– Конечно!

– Ну что, – говорит, – под нашим домом находится, знаешь?

– Под нашим домом? Разумеется! Кочегарка.

– И все?

– Конечно, все.

– И больше ни о чем не знаешь?

– И знать не хочу.

– Да. Небогато! – Гага говорит.

– А что, там еще что-нибудь есть?

– Ну, неважно! Так значит, круглой батарейки у тебя нет?

Как всегда, в самый интересный момент тему переменил! Жуткая у него эта привычка – никогда не договаривать до конца! Обрывать на самом интересном месте и уходить! Тут бабушка нам с кухни чай принесла, поставила, сама ушла, но мне уже теперь не до чаю было.

– А что же еще, по-твоему, в подвале под нашим домом есть?

Посмотрел Гага на меня внимательно, словно решая, говорить или не говорить? Потом, не спеша, начал рассказывать.

– Недавно был я во втором дворе. Ну, где выход из кочегарки, ты знаешь… Испытывал там одну штуку. Ну, неважно, не в этом дело…

Умолк! Сейчас, как всегда, на какую-нибудь другую тему заговорит! Но нет, повезло мне! – снова к той же теме вернулся!

– …Ну вот… И вдруг, открывается дверь из кочегарки, и выходит оттуда…

– Кочегар!

– Да нет, – Гага досадливо поморщился. – В том-то и дело, что какой-то абсолютно незнакомый человек!

– Ну и что? Мало ли по какому делу мог он в кочегарку зайти?

Замолчал Гага.

– Это верно, конечно, – кротко говорит. – Но только странно как-то он себя вел. Долго двор наш осматривал, дом…

– Ну и что?

– Такое впечатление было, что он впервые все это увидел!

– Ну и что?

– Такое впечатление было, что не входил он никогда в эту кочегарку, а только вышел!

– А где же он, по-твоему, вошел? Откуда пришел?

– Понятия не имею! – Гага с безразличным видом пожал плечами.

– То есть, ты хочешь сказать… что думаешь… что из нашего подвала какой-то ход есть, который в какое-то другое место ведет?

– Я не думаю, я знаю! Причем в какое-то такое место… где все иначе! Где все другое совсем, чем у нас. Видел бы ты, с каким удивлением он автомобиль рассматривал, который у нас во втором дворе стоит! Ясно было, что ни разу еще в жизни он автомобиля не видел!

– Да-а, – говорю. – Ты только сейчас это придумал?

Гага равнодушно плечом пожал: «Не хочешь – не верь!».

– Где же этот ход? – говорю. – Были мы в кочегарке много раз. И за мячом лазили, и так, вообще, и никакого хода оттуда нет!

– Я и сам случайно этот ход обнаружил, – небрежным тоном Гага говорит. – Там в углу кочегарки уголь навален, и под ним – ход. Однажды, когда уголь кончался, я оказался там случайно, гляжу – в стене темный провал. Но тут кочегар вернулся, меня заметил, и на следующий день новый уголь привезли. А лаз этот в стене снова засыпали!

– Так думаешь… кочегар что-то знает?

– Конечно! – устало Гага говорит. – Уж я-то его знаю – как-никак в квартире нашей живет! Специально, чтобы за ходом этим присматривать, в кочегарку и поступил. Комнату в нашей квартире получил.

– Почему?

– …Разговаривает не так, как кочегары обычные говорят, уж я-то знаю! И еще понял я – борода у него не настоящая! Вернее, может, и настоящая, но выращенная специально, чтобы лицо скрыть!

– Так ты думаешь, он кто?

– Этого я не знаю! Но что он к ходу этому отношение имеет – это ясно. Слышал – соседи на кухне говорили, что ему предлагали напарника взять, чтобы по очереди дежурить, а он отказался, сказал, что один справится? Понимаешь? Пойдем, может, посмотрим на него?

– А где он?

– На месте, где же еще!

Допили мы чай, я оделся во все худшее: знал уже, что если с Гагой иду – значит, тяжелые испытания предстоят! Спустились мы по лестнице во двор, подползли на коленях к пролому в подвал, осторожно заглядывали по очереди, смотрели вниз: кочегар сидел на ватнике, с длинной бородой, освещаемый красными бликами из котла, держал на коленях тетрадь и что-то писал. Где это видано, чтобы кочегары в тетрадях писали что-нибудь, кроме: «Вахту сдал. Режим работы котла нормальный», – а этот минут двадцать, не отрываясь, писал! Потом вдруг словно почувствовал, что на него смотрят – решил временно обычного кочегара изобразить: встал, дверцу открыл, посмотрел, сморщившись от жары, на огонь, потом взял в углу совковую лопату, с дребезжаньем ее в кучу угля вонзил, поднес лопату с углем к топке, швырнул, снова вернулся к куче, вонзил… несколько раз эту операцию повторил, потом дверцу закрыл, снова сел, и начал писать.

– Ясно! – Гага говорит. – При нем в ход не войдешь!

Пришли мы к Гаге домой.

– Ну, ничего! – Гага говорит. – Знаю, когда мы можем туда проникнуть!

– Когда?

– Примерно с часу до двух он уходит обедать. В этот момент мы должны туда войти, успеть уголь разобрать, проникнуть в ход, снова его замаскировать, и на безопасное расстояние удалиться – чтобы он догнать нас не смог, если б вдруг догадался!

– Ясно… – говорю. – И на сколько, по-твоему, тянется этот ход?

– Не знаю, – Гага говорит. – Во всяком случае, нам ко всему надо быть готовыми. Одеться попроще, но потеплее. Обязательно длинную веревку с собой взять. Фонарик у меня есть.

– Но куда же, ты думаешь, ведет этот ход?

– Знали бы, зачем нужно было бы туда лезть? – Гага говорит.

– Что ж… логично! – говорю. – Когда?

– Я думаю, завтра, – спокойно Гага говорит. – В час он обедать уходит. Приблизительно около часа будь готов, я зайду.

Вернулся я домой. Вечером сидели с бабушкой за столом, пили чай. Я долго, помню, на нее смотрел – все-таки очень хорошая она, бабушка! Рассказать, что ли, ей все? Бабушка говорит:

– Что подлизываешься-то? Ну, говори уж, что натворил!

– Еще не натворил, – со вздохом отвечаю. – Но, видимо, вскоре натворю.

– Ну, когда натворишь, тогда и ответ держать будешь, – бабушка говорит. – А раньше времени не стоит и грустить!

Удивительно легкомысленные взгляды у нее!

Лег я спать, но почти не спал. Чуть засну – сразу вижу, что я в какой-то абсолютной темноте иду, ничего вокруг не видно, но страшно. Толчком каким-то проснусь, на кровати сяду, посижу – снова ложусь – и снова оказываюсь в абсолютной тьме. Встал утром часов в семь, начал собираться. Достал из сундука старые ботинки, в которых с классом осенью на уборку капусты ездили, нашел старый лыжный костюм, уже в обтяжку, старую кепку достал, которой мы много раз в футбол играли. Веревку взял.

– Что это ты так вырядился? – бабушка спрашивает.

– Так… – говорю, – что-то зябко!

Сел в прихожей на стул, с веревкой через плечо, стал ждать. Наконец – звонок, появляется Гага, примерно в таком же оборванном виде, и тоже с веревкой. Бабушка открыла ему, с удивлением на обоих нас посмотрела.

– …В трубочисты, что ли, записались? – спрашивает.

– Что вы, Дарья Михайловна, – вежливо Гага говорит. – Так просто, небольшая экспедиция.

– Чтоб к пяти часам дома был! – бабушка говорит.

И все! И мы пошли.

Бабушка называется!! Ведь ясно же, если веревки, значит, с какой-то большой высоты предстоит нам спускаться! И упасть ничего не стоит, кости переломать. Но ей это, видимо, все равно. «Чтоб к пяти часам дома был!» – и больше ни слова!.. Я даже обиделся. Вышли во двор, встали на корточки, осторожно посмотрели через пролом в подвал. Темно там было – видно кочегар, уходя на обед, выключил свет. Втиснулись ногами вперед в этот пролом, потом, повисев на руках, вниз спрыгнули – сначала Гага, после я. Долго летел, как мне показалось! Упал, наконец, на колени, на цементный пол, чуть веревку свою не потерял, пошарил в темноте на полу – нашел. Потом вдруг на полу тусклый рябой зайчик показался – это Гага фонарик включил. Прошел зайчик по полу, потом быстро на стену вскочил, после – круг описал, – в большой круглый бок котла уперся. Уже апрель был, котел слабо топился, но все равно, волны жара в темноте от него шли. Потом Гага свет фонаря в угол перевел, где куча угля была, до самого потолка.

– Сюда, – отрывисто говорит.

Подошли к куче, положили фонарик, стоя на коленях, стали разгребать. Но, только выроем в угле яму, тут же сверху гора обвалится, яму засыпет! Пот уже едкий льется по лбу, – а хода никакого не видно. Уголь поблескивает в свете фонарика, шуршит, осыпаясь, и я уже чувствую – на зубах и в горле осадок! Тогда мы придумали: пошли вдоль стены, стали от нее куски перекладывать на другую сторону кучи, и вдруг слышим – какой-то звук новый – видно, несколько кусков угля куда-то не туда скатились, в какое-то другое пространство, за стеной. Потом Гага руку глубоко в уголь засунул, по самое ухо, лежал долго, с напряженным лицом, шевелил где-то там пальцами.

– Есть! – напряженно говорит. – Пустота!

Выдернул он руку, и стали мы уголь от этой стены откидывать, потом и моя рука в стену вошла, свободное пространство там оказалось. Пролезли туда: нормальный коридор! Цементный пол, стены, потолок – Гага все это быстро фонариком обегал. Отряхнулись немного и вперед по этому коридору пошли. Странный какой-то звук был от наших шагов. Во рту сухо после жары в кочегарке и угля, едкий пот кожу ест. Долго шли по коридору – зайчик от фонаря под ногами, чуть впереди, потом – прыжок зайчика вперед – свет растворяется в темноте. «Будет, – думаю, – конец этому коридору или нет?» Потом чувствую вдруг: волосы на голове от чего-то зашевелились!

– Что это? – спрашиваю.

И чувствуем мы – прямо перед нами открылся какой-то большой темный объем. «Что это?» – совсем по-другому прозвучало, чем если бы я слова эти на секунду раньше, в глубине коридора сказал. А так стоим на краю чего-то, на краю какой-то темной бездны. Влево направили луч фонарика: растворяется в темноте, ничего не достигнув, вправо – тоже, впереди – ничего, и главное, – под ногами тоже пустота!

– Надо что-нибудь бросить вниз, посмотреть, какая тут высота! – Гага гулко произнес.

Стал я лихорадочно рыться в карманах, нашел неожиданно двадцатикопеечную монету. Жалко, конечно, но вряд ли на нее что-то здесь удастся купить! Бросил. Секунду ждем… две… три… пять… десять секунд ждем! Никакого звука.

– Ну что ж, – слышу Гагин голос, – надо лезть!

Связали мы вместе наши веревки, двойным морским, один конец вокруг меня обмотали, другим Гага обвязался.

– Ну все, – говорит, – я нырнул.

Как трудно было его держать! Не знал я, что он таким тяжелым окажется! Сначала, на краю обрыва лежа, я еще видел его внизу, светя фонариком, потом уже все: свет фонарика внизу есть, но Гаги в нем нет! Потом уже и веревка вся кончилась. Висит Гага где-то там, далеко внизу, и почему-то молчит.

– Ну что… есть что-нибудь? – не выдержав, кричу.

– Нет. Пока ничего, – Гагин голос доносится снизу.

«Ужас, – думаю, – как же я его теперь вверх буду тащить?»

– Ну что? – кричу.

– Надо прыгать! – доносится Гагин голос.

– Куда прыгать-то? – говорю. – Ты знаешь хоть, сколько тебе метров еще лететь?

И чувствую вдруг – веревка ослабла! Ну, все!

Зажмурился! Думаю, сейчас шмякнется!! Секунду зажмурившись лежал… две… пять! И снова ничего – полная тишина!

– Эй! – кричу. – Ты как? Долгая тишина, потом вдруг:

– Нормально! – спокойный Гагин голос.

– Что там? – спрашиваю.

– Вода. В воде оказался.

– Глубоко?

– Да нет, не очень. Примерно по шейку, – спокойный Гагин голос раздается. – Ну, спускайся, дальше нужно идти! «Спускайся! – думаю. – Как же!»

– Ну ладно, – вдруг говорю, – сейчас спущусь.

Осветил фонариком стены, вижу вдруг сбоку – железный крюк вбит. Почему-то испугало это меня – значит, какие-то люди тут проходили? Привязал я к крюку веревку, начал спускаться. Ладони об веревку разгорячились, а самому холодно, весь дрожу. И представляю еще, как в холодной воде окажусь! Вот кончилась веревка, повисел я, ногами болтая, – и прыгнул. Долго, мне показалось, летел, фонарик кверху подняв, потом свет фонарика исчез – это я с головой в воду ушел. Вынырнул, отфыркиваясь, встал. Посветил – действительно вода: с фонарика каплет, расходятся круги.

– Ну что? – где-то рядом Гагин голос. – Удачно?

Стал я быстро шарить по сторонам фонариком, гляжу: стоит, вытянувшись, у самой стены, но лицо спокойное.

– Ну, что дальше? – говорю я, ладонью лицо вытирая.

– Ясно, что, – Гага говорит, – дальше пойдем.

– Пойдем! – говорю. – А вдруг глубже дальше будет?

– Тогда поплывем, – спокойно Гага говорит. «Поплывем!» Но сколько придется плыть – вот вопрос! Конечно, мне приходилось ночью плавать, но там хоть было известно, что где-то точно есть берег, а тут неизвестно, есть ли что-нибудь там, в темноте!

– Ну, я уже отдохнул, – Гага говорит. – Догоняй!

Взял у меня фонарик, с поднятым фонариком медленно вперед пошел, подняв над водой подбородок. Потрясающий все-таки он человек! Отдохнул! Замечательные здесь условия для отдыха! И все – снова обступила темнота и тишина. Только впереди, окруженная светом, темная Гагина голова удаляется! Сначала спокойно двигалась, потом вижу – как-то странно дергаться стала!

– Ты что?! – кричу.

Тишина долгая, потом доносится оттуда:

– Нь мг грть!

– Почему?..

– Фнрк в рт!

– …Ты что, плывешь, что ли?

– …Д.

– Сейчас! – говорю.

Бросился за ним, пошел в воде, потом тоже поплыл. Догнал плывущего Гагу, посмотрел. Если бы он вдруг тут неожиданно мне навстречу попался – точно бы я от страха умер! Широко раскрытый рот – глаза от этого, как у ненормального – и изо рта яркий свет идет!

Повернулся ко мне, кивнул. Дальше поплыли. Долго плыли. Иногда, незаметно для Гаги, ногу опускал – дна нет! И главное, какая-то страшная мысль подкрадывается: «Что это? Куда это мы так долго плывем?.. Неужели может быть такой большой подвал?!». И главное – время здесь совершенно не ощущается: то ли пять минут плывем, то ли час! Гага вдруг поворачивается ко мне:

– Н мг блш – взм фнрь!

Поплыл я к нему из последних сил, чтобы взять у него изо рта фонарь, вдруг боль почувствовал, коленом о что-то твердое ударился. Быстро схватил руками: что-то железное, круглое, ребристое, вроде, люк, а вокруг по-прежнему глубоко. Встал я на этот люк – примерно по пояс из воды вылез. Гага ко мне подплыл, встал рядом, тяжело дыша. Вокруг – абсолютная тишина, только капли с нас падают, щелкают, и больше ни звука. Стали смотреть по сторонам – тьма!

– Ну что… вперед? – Гага говорит.

– Вперед! – говорю.

Какое-то вдруг ликованье меня охватило! Все равно, думаю, – если даже утонем здесь – все равно не испугались, плыли, сколько могли! Плюхнулся я в воду за Гагой, поплыл. Слезы текут по щекам, и одновременно – какое-то ликование! Плыву с фонариком во рту, и если бы не фонарик, наверно, стал бы кричать что-нибудь! Долго еще так плыли. Луч фонарика болтается по сторонам, иногда вдруг голову Гаги осветит, иногда затеряется в темноте. Вдруг вижу – в луче фонарика чьи-то ноги! Лег я на спину, поднял фонарик, стал светить. Вижу – Гага стоит над водой, на каком-то карнизе, рукой за стену держась. Протянул мне одну руку, я влез. Отдышался – потом только обернулся, во тьму посмотрел, которую мы преодолели… Да-а-а… А говорил еще я совсем недавно, что ничего такого нет, что могло бы меня потрясти! Стали светить фонарем вверх: высоко уходит стена! А вот и потолок, смутно виднеется в слабом свете. Повел я свет вдоль него, и вижу вдруг – темный квадрат в стене! Провал! Коридор! Примерно на той высоте, с которой мы спустились сюда. Только не добраться туда никак!

А если обратно поплыть, вряд ли мы из воды до веревки допрыгнем. Гага вдруг говорит:

– Хочешь конфетку?

– А у тебя разве есть? – я удивился.

– Конечно! – Гага говорит.

Взял я у него карамельку липкую. Стали нарочно громко чавкать, чтобы тишину эту нарушить.

– Ну… отдохнул? – неожиданно Гага спрашивает.

– Отдохнул!

– Тогда – вперед!

Пошел Гага по карнизу, встал так, чтобы как раз под тем темным коридором оказаться, потом вдруг достал из кармана зубило, стал стену крошить. Мягкая штукатурка оказалась: быстро выбил дыру. Под штукатуркой оказались скрещенные тонкие рейки. Гага засунул под них зубило, покачал, они немного отошли от стены, что-то вроде ручки получилось. Потом Гага влез одной ногой мне на плечо, другой в выдолбленную дыру уперся, и стал другую дыру бить, на полметра выше первой и чуть в стороне – для другой ноги. Потом – я его придерживал, и он уже обеими ногами в дырах стоя, третью дыру пробивал – для руки! И так и пошли дыры зигзагом вверх! В двух дырах уперся ногами, в третьей держится рукой, а другой рукой долбит новую дыру, чуть выше. Потом передохнет немножечко, перелезет выше, и новое отверстие рубит! Гляжу – он уже на половине стены висит!

– Слезай, – говорю, – давай я немного подолблю.

– …Спасибо! – после долгой паузы отвечает. – Я не устал!

Снова, вижу, зубило в другую руку перекладывает, в ровное место стены начинает бить. И вот совсем уже у черной дыры оказался, перелез туда наполовину, а ноги почему-то долго еще сюда свисали, видно, не было уже сил залезть! Потом исчезли, наконец, ноги, появилась голова.

– Прошу! – Гулко с высоты Гага говорит. – Парадный трап подан.

Полез я, пальцами стараясь под скрещенные рейки подлезть, вцепиться, чтобы обратно не грохнуться. Рейки трещат, ломаются – еле успеваешь за следующую перехватиться. Главное, – только стену перед собой увидеть, ни назад не смотреть, ни вверх. Потом, чувствую, рука меня за шиворот схватила. Ввалился я в дыру, лег.

– Я в центральной библиотеке был, – где-то рядом Гага говорит. – Все книги читал про наш город – даже старинные… Нигде про этот ход ничего не сказано. Ясно?

– Но кто-то, видимо, про него знает и в наши дни? – вежливо стараюсь поддержать разговор.

– Вряд ли! – Гага говорит. – Не думаю.

– А помнишь, ты говорил, – какой-то странный человек этим ходом прошел, в наш двор вышел?

– Помню. – Гага кивнул. – Ну что, отдохнул? Вперед!

Встали мы на дрожащие ноги, пошли. Примерно такой же коридор, каким мы от кочегарки к темному залу пришли, но только запах в нем совершенно другой, холодом пахнет, запустением, пылью, чувствуется, давно здесь никого не было!

Но было такое чувство, что по нему мы куда-то выйти должны! И вдруг действительно, показался впереди маленький прямоугольник, по краям обведенный тонким светом! Дверь! Добежали до нее, подергали, дребезжит, но не открывается! Разбежались оба сразу, ударили плечами и вывалились наружу. Сначала зажмурились от ярчайшего света, ничего не могли рассмотреть.

Потом глаза начали привыкать, смотрим: находимся мы у высокой кирпичной стены, старинного типа: высокая, отвесная, даже немного нависает над нами, и в этой стене маленькая дверца, из которой мы только что вывалились. Сидим мы на узенькой полоске земли, ивовые кусты вокруг растут, постепенно уходят в воду. Дальше – широкая полоса воды, за водой снова берег, заросший высокими кустами

– Ну… вперед! – Гага говорит.

Подошли мы к воде, видим: в ивовых зарослях плавает плот с четырьмя толстыми столбами по краям. Подошли ближе, увидели: это не плот, а перевернутый стол с толстыми круглыми ножками. Встали мы на стол, гребя палками, через пролив переплыли. Влезли с трудом в высокие густые кусты. Тень, сырость. Черный широкий пень, обсыпанный сиренью. Потом кончились, наконец, кусты, мы выбрались на поляну. Неподвижная солнечная тишина. Ржавая голая кровать стоит на краю. Подальше старый фундамент дома, пригорок с обломками кирпичей, заросший фиолетовыми цветами. Гага быстро пошел дальше, в тот конец поляны, и вдруг с хрустом куда-то провалился. Подбежал я к нему, гляжу, часть поляны застеклена, стекла в рамах, местами просто рамы, стекла уже выбиты.

– Окна внутрь земли, понял? – почему-то торжествующе Гага говорит, выбираясь из проломленного им стекла.

– Да это не окна! – говорю ему, – это теплицы! Раньше, видно, в них овощи выращивали, а потом забросили почему-то.

– Так. Ясно! – выбираясь на незастекленное место, Гага говорит.

Пошли дальше – снова в зарослях оказались. Лезли через заросли минут, наверно, сорок, и снова потом на берегу оказались. Вода, заросшая деревьями, высокие деревья – за ними ничего больше не видно.

– Смотри! – шепотом вдруг Гага мне говорит. Посмотрел я, куда он показывал, вижу: кошка!

Но очень странная, – никогда раньше не видел я таких кошек: вся черная, а голова, начиная от шеи, ярко-белая! Стоит у воды: лапой трогает воду, тронет, и быстро отдернет, тронет, и быстро отдернет. Потом услышала нас, повернула свою белую голову, и так изумленно застыла с поднятой лапой. Потом шаркнула быстро в кусты, все! – будто ее и не было!

– Понял? – Гага многозначительно говорит.

– Что?

– Видел, как она себя вела?

– Как?

– Видел, как изумилась? Ясно, что человека здесь ни разу еще не видела. В общем, ясно! – торжествующе говорит.

– Что ясно-то?

– Что этот остров соединяется с остальной землей только тем ходом, через который мы пришли – больше никак! Раньше люди, может, и помнили этот ход, а теперь уже забыли, только мы теперь по нему можем пройти.

– Да как это может быть, – говорю. – В нашем веке?

– В нашем веке, – Гага говорит, – много еще загадочного существует!

Хотел было я сказать ему, что он ошибается, но вижу, он кулаки сжал, лицо дрожит, бесполезно сейчас с ним спорить! Конечно, – раз добрались сюда, с таким трудом, то – ясное дело, открыли новую землю!!

– А как же, – только сказал я, – ты говоришь, что люди этот ход забыли, а сам говорил, что видел, как человек из этого хода в наш двор выбрался?

– Ну и что? – Гага упрямо говорит. – Он отсюда ушел, а мы – пришли!

– Ну и что теперь будем делать? – спрашиваю.

– Вернемся, – Гага говорит, – возьмем все необходимое и начнем освоение!

Что обратно пойдем – это я обрадовался. Только оказалось вдруг, что обратно Гага тем же путем хочет добираться. Страшно не хотелось мне в эту сырую черную дыру лезть, снова огромный темный зал переплывать – и так мы уже мокрые были, дрожали! Но с Гагой бесполезно спорить – уверен, что только тот путь сюда ведет, поэтому и остров никому не известен! Хотел я было сказать ему, что наверняка до нашего дома отсюда поверху минут за десять можно добраться, но посмотрел на его лицо, и молча, ни слова не говоря, первый в темноту пошел.

Неохота рассказывать, как мы обратно через весь этот ужас пробирались, только скажу, что еще тяжелее было, чем в первый раз. Наконец, от усталости падая, мокрые, естественно, насквозь, оказались мы в теплом коридоре, который к кочегарке вел. После темноты и холода он уже мне замечательным местом показался: жарко, сухо, и красные отблески от котла доходят – значит, близко уже жизнь, люди! Но Гага выглянул через прорытый нами канал в угле, и быстро обратно отшатнулся.

– Нельзя выходить! – шепчет.

– Это почему это? – я совсем уже терпение потерял.

– Там кочегар сидит! – Гага шепчет. – Нельзя, чтобы он узнал, что мы через этот ход прошли!

– Почему нельзя-то? – тут я уже совсем возмутился.

– Ты что же думаешь – он просто так здесь сидит? – Гага говорит.

– Конечно, просто так! Обычный кочегар! – я чуть было уже не кричал.

– Обыкновенный! А почему он, интересно, что-то все время пишет? – Гага говорит.

– Ну ладно! Если ты считаешь, что все так необыкновенно, – лягу прямо здесь и буду спать!

Устал я, действительно, очень сильно. Разровнял немного уголь, который мы сюда протолкнули, лег, руки под голову положил, и вправду, неожиданно заснул. Проснулся, не знаю уж через сколько – Гага меня разбудил.

– Давай, – говорит, – выбираемся потихоньку – он ушел.

Выбрались мы во двор. Я, с Гагой не прощаясь, домой пошел. И бабушка к тому же – хороша бабушка! – вместо того чтобы выругать меня как следует, говорит спокойно:

– Где же ты так изгваздался, родной! Ну – снимай быстро, я в тазу замочу! Но молодец, что к пяти поспел, как я велела, за это я тебя оладьями угощу.

Посмотрел я на часы – действительно, всего пять часов – всего четыре часа это путешествие продолжалось, а казалось – год! Поел я, потом телевизор посмотрел, после спать лег – здорово я в тот день устал. Ночью вдруг приснился мне темный зал, как мы в нем плывем – во сне все это страшнее еще казалось. Проснулся я, весь в поту, лежал, не двигаясь. Потом вдруг горячая вода из уха вылилась – наверно, в темном зале мне в ухо набралась. Почему-то испугался я, на кровати сел. Сказал себе, что никогда больше с Гагой никаких дел не имею. Хватит! Все! Но утром встал, по двору поболтался, и неожиданно к Гаге пошел.

Он кивнул деловито, видно, и не помнил того, что я, не прощаясь с ним вчера, ушел.

– Посмотри, – в сторону стола кивнул. – Я там набросал кое-что… по-моему неплохо.

На столе лежит листок, на нем были нарисованы квадратики, и в них написано: кочегарка – коридор – Темный зал – коридор – Остров.

– Ну как? – спрашивает.

– Замечательно! – говорю. – Даже лучше, чем в действительности!

Тут Гага обиделся, злобно на меня посмотрел:

– Знаешь, как называется человек, который ни во что не верит? Циник! И в тебе уже много этого, ты ко всему уже с усмешкой относишься! И это еще в молодом возрасте, – а что потом с тобой будет – представляешь?

– А с тобой? – говорю ему.

– Ладно, – Гага говорит. – Так будешь участвовать в освоении или нет?

– Ладно, буду – не бойся! А то ты без меня вообще голову себе сломишь!

– Тогда так, – Гага говорит. – Я тут набросал список, что нам надлежит в первую очередь на остров взять. Значит так. 10 банок тушенки. Два спальных мешка. 10 инкубаторных цыплят. Две буханки хлеба. Полкило конфет. Топор. Транзисторный приемник.

– Так, – говорю, – а зачем нам десять цыплят?

– Как зачем? – Гага говорит. – Жить на острове будут. Яйца нести.

– А кошка та их не сожрет?

– А мы ограду для них сделаем.

– Так… А где мы два спальных мешка возьмем?

– В прокате.

– Так, а зачем транзисторный приемник с собой брать?

Представил я, как мы со всем этим грузом через темный зал плывем, а потом еще взбираемся по вертикальной стене!

– Может, – говорю, – телевизор с собой взять, чтобы там программу «Время» смотреть?!

Ничего не ответил на это Гага, даже голову от своего дурацкого списка не поднял! Потом только произнес:

– Так… За хлебом и конфетами ты сходишь, или мне нужно идти?

– Схожу!

– Деньги нужны?

– Есть!

Вышел я от него, пошел в булочную. Ладно, думаю, – сделаем все так, как он хочет. Посмотрим! Вошел я в булочную, взял на руки две буханки, схватил кулек с конфетами, шел уже к выходу – потом посмотрел вдруг почему-то вниз, себе под ноги. И чуть было не упал от ужаса: гляжу, на полу около кассы, свернувшись и мурлыча, та самая кошка лежит – черная, с белой головой, которую мы на нашем необитаемом острове видели! «Как же она тут оказалась?» – мелькнула мысль.

Почему-то в тот момент не подумал, что спокойно она оттуда пришла сюда, по обычной дороге, и ни по каким катакомбам не лезла! Но посмотрел я потом на кошку, как лежит она, спокойно мурлыча, и понял вдруг: никакого острова нет, есть просто какой-то заброшенный участок в десяти минутах ходьбы от нашего двора! Положил я почему-то буханки и конфеты на место, обратно к Гаге побрел. Он так и подскочил, когда про эту кошку услышал. Выскочили мы от него, к булочной помчались.

– Но мокрая ведь она? – на бегу спросил Гага.

Но нет – абсолютно сухая кошка оказалась! Открыла снисходительно глаза, когда Гага ее рукой тронул – и снова зажмурилась.

– Так, – Гага тихо сказал и из булочной вышел.

Я догнал его/ Молча шли с ним по улице. Вошли во двор, дошли до парадной, поднялись.

– Ну, я пойду? – робко спрашиваю.

Гага только убито рукой махнул – так расстроился.

…Недели через две после этого ехал я с родителями в гости на такси. Переезжали мы какой-то мостик, через какой-то промышленный ручей – в него со всех сторон сточные трубы впадали, по берегам деревья росли, и вдруг мелькнула за деревьями та красная стена, из которой мы вылезли тогда к нашему «необитаемому острову»! И над стеной этой – высокая труба, и на трубе этой выложено было белым кирпичом: «1924». То есть работает там обычный завод, и ничего таинственного ни за этой стеною, ни рядом – нет. Наутро встретились мы с Гагой в школе, и я рассказал ему об этом. И долго после этого мы не вспоминали о нашей экспедиции.

Пока однажды…

День этот я хорошо запомнил: как раз накануне Первого мая это было. Еще бы не запомнить: объелся я за ужином блинов, а точнее – оладьев. Лежал на диване и стонал.

И вдруг – звонок. Абсолютно некстати! И появляется, ясное дело, Гага. Кто другой еще может настолько некстати появиться? По глазам его вижу, вернее, по одному даже глазу, он ко мне профилем сел, что появилась у него очередная безумная идея.

– Спишь? – вроде бы равнодушно спрашивает.

– Сплю, – говорю. – А что? По-моему, лучше спать, чем делать глупости!

– Думаешь? – спросил Гага.

– Уверен!

– Прости, что я тебя поднимаю, – изысканно-вежливо говорит Гага, – но может быть, выйдем на секундочку во двор?

– А дальше?