Текст книги "Тайна темной комнаты"

Автор книги: Валерий Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Нет, только во двор. Этим и ограничимся. Встал я, оделся, хотя не очень-то верил, что он двором ограничится.

Вышли во двор. Почти во всех окнах свет горит. Понятно, завтра праздник, люди готовятся. Вот в моем окне, на третьем этаже, бабушка показалась. В другом окне, тоже на третьем этаже, Гагина мать встала на подоконник, свесилась – какую-то банку между стекол поставила. Обыкновенно все. Спрашиваю:

– Ну что? Гага говорит:

– Здорово, а? Почти все окна горят! Посмотрел я на него с изумлением: совсем уже, что ли, умишком ослабел? Вытащил меня во двор, чтобы я посмотрел, как окна светятся в доме?

– Да… здорово горят! – чему-то радуясь, говорит Гага. – Одно только не горит… Не знаешь – это в моей квартире или твоей? Посмотрел я – действительно: одно окно на нашем этаже темное. Ну и что?

– Не знаю, – говорю, – в чьей это квартире, в твоей или моей, какая разница? Я у соседей редко бываю, так что точно не помню, чье это окно… Судя по расположению – оно и к твоей квартире относиться может, и к моей. Могу идти?

– Да… Интересно, – говорит Гага. – А видел ли ты когда-нибудь, чтобы в окне этом свет горел?

– А почему бы ему там не гореть? – спрашиваю.

Но сам начал уже вспоминать..

Вообще часто так было, что мы во дворе играли до темноты, видели, как в окнах начинал свет зажигаться – в одном, после в другом. И мне тоже стало вдруг казаться, что окно это – в самой середине третьего этажа – всегда темным было.

– Ну и что? – спрашиваю Гагу.

– Не знаю, – он пожал плечами.

– То есть, ты хочешь сказать, что это особенное какое-то окно?

Гага долго молчал, потом спрашивает:

– Не знаешь случайно, сколько окон в вашей квартире всего?

– У нас в двух комнатах три окна, в кухне одно, и у Лидии Григорьевны с Борисом Ефимычем два. Шесть.

– Так, – говорит Гага. – У нас – три, в кухне – одно и у соседа-кочегара – одно. Складываем твои окна с моими – получается одиннадцать. Теперь сосчитай, сколько всего окон на третьем этаже.

– …Двенадцать! То есть, ты хочешь сказать, что одно окно лишнее?

– Ну, может и не лишнее, – говорит Гага. – Но ясно, что оно ни к моей, ни к твоей квартире не относится.

– К чему же оно относится? Гага только плечами пожал.

– Как же в эту комнату попасть? – спрашиваю.

– А думаешь, надо попадать? – спрашивает Гага.

«Так, – думаю, – все ясно! – Гага новую загадку изобрел, и непонятно, что можно ему возразить!»

– Та-ак… – говорю, – значит, между нашими квартирами какая-то комната, вход в которую неизвестно откуда?

– Видимо, – Гага плечами пожал.

– И что же там происходит?

– Откуда я знаю? – говорит Гага.

– И что ж это за комната такая, неизвестно?

– Я расспрашивал старожилов нашего дома, – говорит Гага, – никто из них даже не догадывается, что одно окно в нашем доме всегда темное.

– Значит, это ты первый заметил?

Гага плечами пожал:

– Видимо, я.

– Ну и что теперь будем делать?

– Думаешь, надо обязательно что-нибудь делать?

– Ладно, не притворяйся! – я разозлился. – Не просто же так ты меня во двор вытащил – явно хотел что-то мне предложить!

– Ну, неплохо бы, вообще, заглянуть в эту комнату, – говорит Гага. – Но вход в нее, видимо, замурован. Когда, с какой целью, и что в этой комнате замуровано – вот на какие вопросы хотелось бы получить ответы, – говорит Гага.

– Проникнуть в эту комнату через стены не удастся – вряд ли твоя преподобная бабуся позволит стену в вашей комнате проломить!

– Бабушка? – обрадовался я. – Она позволит! Пойдем, честно ей все расскажем – она разрешит!

– Да нет, – говорит Гага. – Не стоит лишних людей в нашу тайну посвящать. Думаю, самим удастся разобраться. Завтра Первое мая, все почти на демонстрацию уйдут, и мы с тобой в комнату эту проникнем.

– Но как?

– Думаю, на крыше за трубу веревку привяжем, и один из нас спокойно по этой веревке до окна спустится.

– Ты это называешь – «спокойно»?

– А что? По-моему, мы уже спускались на веревке с высоты не так давно?

– Ну, там хоть не видно было, какая высота, а тут ясно – грохнешься – все переломаешь!

– Пожалуйста, – говорит Гага, – я спущусь, а ты будешь на крыше находиться, за веревкой следить.

– Ну, почему же, – говорю, – можем жребий вытянуть – кому спускаться!

– Ну, хорошо, – говорит Гага, – завтра в девять часов я зайду за тобой, с веревкой.

Вернулся я поздно уже, лег спать. Но всю ночь не мог заснуть. «Надо же! Считал, что никаких больше тайн нет во всей вселенной, а оказалось – вот тайна, под боком, рядом с моим диваном – замурованная комната!» Так и заснул я под утро, думая о ней, и приснился мне страшный сон.

Будто бы встаю я с дивана, вылезаю через форточку на подоконник, потом, держась за раму, пытаюсь свеситься подальше, чтобы в ту, соседнюю комнату заглянуть, но нет, сбоку не видно ничего, только оконный переплет.

Вдруг, решившись, я отталкиваюсь от своей рамы вбок, лечу и оказываюсь на подоконнике той комнаты! Чуть не сорвался, но успел ухватиться кончиками пальцев за оконный переплет.

Потом прижался лбом к холодному стеклу, стал смотреть. Тут, к счастью, над двором луна появилась, и все стало мне видно в той комнате: продолговатая пустая комната, на полу черные тени от рам, в углу – цилиндрическая железная печка до потолка. И все! И ничего больше в этой комнате нет. И даже двери нет – вот что поразительно! Комната есть, печка есть, а никакая дверь в эту комнату не ведет – ни открытая, ни закрытая!

Передвинулся немножко по подоконнику, ладонью форточку толкнул. Она заскрипела вдруг, страшно громко, в тишине, и сдвинулась. Еще нажал – она почти полностью открылась и вторую форточку во второй раме сдвинула.

Подтянулся я, скорчился, и стал в эту форточку протискиваться. Пролез, повисел в комнате вниз головой… Черные тени там на полу. Тихо – только слышится громкое мое дыхание. Потом ступил руками на подоконник, потом сделал переворот и ногами встал на пол. Все! Прошел по всей комнате, стены осмотрел. Дверь все-таки есть, в той самой дальней стене, где печка. Но заклеена – чуть выступает высокий прямоугольник под обоями! Потом стал разглядывать более подробно: какие-то вещи, видно, оставленные старыми жильцами, валяются на полу: старая самодельная кукла, чулок, набитый песком и кое-где перевязанный, с глазами и ртом, нарисованными углем, потом металлический милицейский свисток с катающимся шариком внутри, еще – «маялка», сшитая из обрезков материи с зашитой внутри, – вспомнил я, – бляхой от морского отцовского ремня. И со страхом я вдруг понял, что все эти вещи мне знакомы, вернее, все это были мои вещи, которые я в разное время потерял, и как-то они оказались сейчас все вместе в этой комнате? Вернее, вспомнил я, они и не потерялись, а странным образом все исчезли – и вот теперь оказались как-то в закрытой этой комнате, на полу. Зачем? И кто их сюда собрал? Я быстро посмотрел назад – открыта ли форточка? Потом посмотрел вперед и увидел, что заклеенная дверь качается под чьими-то ударами, кто-то хочет войти в эту комнату; потом обои криво и далеко порвались, и дверь стала медленно отворяться. С бьющимся сердцем я отскочил к окну и… проснулся у себя на диване. Но долго еще не мог понять, что это был сон – настолько реально все было в той комнате. Потом я заснул, и разбудил меня звонок.

В комнату в сопровождении бабушки вошел Гага.

– Все спишь? – сказал он. – Что, разве ракеты смотреть не пойдем?

При этом он подмигивал мне так, что пробка в графине на столе дребезжала.

– А… ракеты смотреть… пойдем! – сказал я, с трудом возвращаясь к реальности.

Я встал, оделся и увидел на плече Гаги свернутую веревку… Значит, сон мой не так уж далек от действительности. Во всяком случае, в ту комнату мы сейчас полезем.

Мы поднялись по лестнице наверх, открыли дверь на чердак. Сгибаясь под низкими наклонными балками, мы шли к слуховому окну. День был солнечный, в слуховое окно входил толстый слой солнца. В луче солнца светились тучи пыли. «Как, – вдруг подумал я, – планеты во вселенной». Быстро промелькнула золотая муха. «Как комета», – подумал я. Гага вошел в пыль, закашлялся, и в освещенном столбе пыли далеко пошли волны кашля.

Через слуховое окно мы вылезли на грохочущую крышу.

– Ну, на какой трубе делаем петлю? – деловито спросил Гага, проводя веревкой вверх-вниз по своей спине, почесывая между лопаток.

– Думаю, к этой! – сказал я.

Мы подползли к краю крыши, посмотрели, куда свесится веревка – да, приблизительно над этой комнатой. Мы обвязали веревку вокруг трубы, подергали – нормально!.. Сбрасывать пока не стали, чтобы какие-нибудь жильцы третьего этажа, случайно оставшиеся дома, не заметили веревку и не подняли крик.

– Ну – кто? – спросил я.

Я почему-то был твердо уверен, что в комнате той все именно так, как я видел во сне – поэтому, честно говоря, сильно боялся.

– Видимо, мне придётся, – сказал Гага.

– Что значит, «придется»? – разозлился я. – Будем тянуть жребий, как договорились. Спички есть?

– С вредной привычкой курения покончил во втором классе, – насмешливо сказал Гага.

– Ну, тогда считаться будем – ясно? Пришлось вспомнить малолетскую считалку: «Эники, беники, си, колеса, эники, беники, ба!» Выпало, конечно, спускаться мне.

«Ну, что ж, – усмехаясь про себя, подумал я, – один раз уже влезал в эту комнату, во сне, второй раз влезать будет уже легче!»

Гага привязал веревку мне за пояс, еще раз обвязал вокруг руки.

– Только помни, в чем главная опасность! – сказал Гага.

– Думаю, в том, что можно грохнуться! – стараясь улыбнуться, сказал я.

– Да нет, – с досадой сказал он. – В том, что рядом с тем окном – окно комнаты кочегара! Наверняка он за нами следит. Я думаю, что как-то он с замурованной комнатой связан.

– Ах вот, оказывается, в чем опасность! – насмешливо сказал я, но Гага, как мне кажется, насмешки не почувствовал.

– Ну, мне пора! – я махнул рукой и на четвереньках полез к краю.

Потом осторожно слез, повис, держась руками за ржавый край. Сердце билось, как пойманная рыба. В глазах потемнело, я почувствовал боль в животе и плече. Отпустив край крыши, я болтался в воздухе, как кукла, веревка стискивала плечо и живот. Потом, шурша об острый край крыши, веревка стала удлиняться. Я начал опускаться. С каждым метром я чувствовал облегчение, почти счастье, все-таки на один метр спустился, если падать, то уже с меньшей высоты!

Потом я оказался напротив окна четвертого этажа. К счастью, в комнате никого не было, но зато на подоконнике среди цветов сидела кошка, та самая, черная, с белой головой, которую мы встретили на «необитаемом» острове! Она сидела среди цветов спокойно и, как мне показалось, насмешливо глядела на меня.

«Так. Еще одну глупость придумали!» – казалось, говорил ее взгляд. Потом я болтался уже ниже окна, но этот насмешливый взгляд кошки продолжал преследовать меня. Наконец, я нащупал ногой внизу углубление – окно. Я уже висел, извиваясь на веревке, как червяк, пытаясь заглянуть вниз, в это окно. Веревка толчками спускалась, и вот уже моя голова оказалась на уровне закрытой форточки.

Стекло отражало белые облака и синее небо – пришлось долго двигать головой, чтобы увидеть внутренность комнаты. Так! Обычный стол. Диван у стенки… Около дивана аквариум, фикус… Таинственная комната, к которой я с таким риском спускался, оказалась точным повторением моей комнаты, в которой я живу!

Некоторое время я размышлял над этим загадочным совпадением: зачем кому-то понадобилось эту комнату делать полным повторением моей? И рыбки в аквариуме точно такие же: одна совсем золотая, другая буро-ржавая… Это же мои рыбки! И тут я с диким приступом злобы понял, что никакая это не другая комната – это именно моя комната, и для того я с такими трудностями спускался с крыши, чтобы увидеть собственную свою комнату! Не рассчитали, болваны, и теперь я вишу совершенно не там! К тому – же я стал крутиться, еще прибавилось головокружение. Когда я оказывался лицом к окну, носками ботинок я пытался дотянуться до ржавого подоконника, подтянуться, встать на подоконник, немного отдохнуть. Наконец, это мне удалось, я подтянулся подошвами к окну, жадно схватился за термометр, укрепленный на окне, выпрямился. Я стоял, тяжело дыша, глядя внутрь своей комнаты. Конечно, можно было постучать в стекло, бабушка вошла бы в комнату и открыла, но я представил, что с ней будет, когда она увидит меня за окном, на уровне третьего этажа, висящего на веревке! Ладно уж, лучше перетерплю! Рыбки с удивлением тыкались носом в аквариум, видимо, удивляясь моему появлению с неожиданной стороны. Чуть отдышавшись, осторожно держась за градусник, я откинулся – не удастся ли как-то перебраться на подоконник того окна – но нет – оно отсюда было очень далеко, а стена между окнами оказалась очень отвесной. Тут я испугался, что бабушка войдет в комнату и увидит меня за окном, и я быстро дернул веревку три раза, что означало по нашему уговору: «Спускай вниз!»

Веревка пошла, и скоро я с облегчением ступил на твердый асфальт, с трудом развязал узлы. Веревка поползла вверх, и, мотнув растрепанным кончиком, скрылась на крыше.

Я не успел еще отдышаться, как прибежал Гага.

– Да… промахнулись немножко! – сказал он. Как всегда – все уже знал!

– А хоть чуть-чуть… заглянуть в ту комнату не удалось? – с надеждой спросил он.

– Если бы у меня была шея, как у жирафа, тогда, может быть, и заглянул бы!

– Ну ладно, – сказал Гага, – короткий отдых! Все-таки праздник сегодня – имеем право.

Мы вышли из двора, добежали до Летнего сада, и там, стоя на парапете, руками держась за решетки, смотрели, как по набережной идет современная техника: танки-амфибии, зачехленные огромные ракеты на специальных автоприцепах, потом пушки с толстым, высоко поднятым дулом. Стоял грохот, все дребезжало, когда шла мимо нас очередная колонна; Гага что-то пытался мне говорить, но только зря открывал рот – ни слова не было слышно!

Потом, когда парад прошел, мы вернулись во двор и разошлись по домам: я знал, что бабушка печет мои любимые пирожки с маком. Было уже совсем темно, я спал, как вдруг меня разбудили отчаянные звонки. Потом в комнате зажглась лампа, и возле меня оказался красный, взъерошенный Гага. Его обычное хладнокровие исчезло без следа.

Глаза сверкали, рука, которой он все время поправлял прическу, дрожала.

– Свет… в том окне! – тяжело дыша, проговорил он.

Я подскочил на диване, потом быстро оделся, и мы выбежали во двор. Мы задрали головы, но видно было плохо. Тогда мы быстро пошли в тот конец двора, к высокой глухой стене, с той стороны закрывающей двор, – отсюда окна третьего этажа были видны хорошо. Во всех окнах ярко горел свет, только одно окно – то самое – было темным… Дождь капал на наши разгоряченные лица.

– Сейчас! – прошептал Гага.

И тут, замерев, мы увидели, как в окне той комнаты появился маленький, красный, дрожащий огонек. Но вот он, так же дрожа, стал наливаться, разрастаться. Рядом с ним, с некоторым опозданием, росли еще два огня – желтый и зеленый. Потом огни стали блекнуть, и в комнате снова стало темно. Довольно долго мы ждали, стоя у стены – и снова в той комнате появились странные огни, не похожие ни на лампы, ни на свечи – это было что-то совсем другое! Это повторилось раз десять.

– Надо срочно туда! – прошептал я.

Мы вбежали на чердак, вылезли на крышу. Перевязали веревку на другую трубу – чтобы снова не оказаться в моем окне, чтобы на этот раз точно уже спуститься к загадочному окну!

– Я спущусь! – схватился за конец веревки Гага.

– Нет, я! У меня уже опыт есть, а сейчас время тратить нельзя!

Любой ценой мне хотелось самому проникнуть в тайну замурованной комнаты! Я быстро обвязался веревкой и ногами вперед слез с крыши. Оттого, что я слез с крыши быстро, почти спрыгнул, я стал вдруг раскачиваться взад-вперед и никак не мог остановить это раскачивание! В окне третьего этажа, к которому я спускался, все было другое, чем в прошлый раз – значит, другое окно, значит, я спускаюсь теперь верно!

Потом я долго видел перед носом темную стену между этажами, потом под ногой появилась впадина – то окно!

Медленно, стараясь не качаться, я опускался и точно встал ногами на край подоконника! Быстро отпустив веревку, я ухватился пальцами за раму и стал смотреть внутрь комнаты. В комнате сейчас был ровный темно-красный свет, и сначала, кроме этого света, я ничего не видел другого. Потом, прижавшись лбом к стеклу, я разглядел, что в комнате никого нет, и посередине нее стоит большой старинный стол, а у стола кресло с высокой спинкой. Вдруг прямо из стены вышел человек. Он повернулся лицом к окну – и от страха я чуть было не отпустил раму: лицо его до самых глаз было скрыто черной повязкой!

Не заметив меня, он подошел к столу, поставил на него медную ступку с пестиком, которую принес с собой, потом высыпал в нее что-то из маленькой железной коробочки и стал толочь! Что-то было в нем знакомое, но что – я не мог вспомнить. И вдруг я узнал его, даже сквозь повязку! Кочегар, тот самый, который стерег подземный ход, оказался сейчас в этой замурованной комнате! Мне стало страшно. Я захотел быстрее слезть с окна, спуститься во двор, но от дождя подоконник стал скользким, ботинок поскользнулся, и, едва успев поднять локти перед лицом для защиты, я с грохотом и звоном стекол ввалился в комнату. Вернее, только наполовину, до пояса, а остальная моя часть висела над бездной. Животом я лежал на раме. Увидев меня, кочегар оцепенел. Кто бы он ни был, мое появление, безусловно, его потрясло!

– Что вы тут делаете? – от растерянности спросил я.

Для человека, ввалившегося в окно, вопрос этот, как сразу же я понял, был довольно нахальным. К тому же я вдруг безудержно начал чихать. Я чихал, лежа животом на подоконнике, из глаз моих текли слезы…

– Как что? Перец толку! – растерянно сказал кочегар. Нагнув, он показал внутренность ступки,

потом для чего-то снял с лица повязку и тоже, вместе со мной, начал чихать. К тому времени я разглядел уже комнату, и дверь (просто она была в боковой стене и открывалась наружу, поэтому я ее и не заметил), и диван, и шкаф с книгами, и темно-красную лампу в углу! Ясно! Снова ошибка! Вместо той комнаты я ввалился в комнату кочегара! Все ужасные последствия моего поступка мгновенно пронеслись в моем мозгу. Конечно же, никто не поверит, что я влез в чью-то комнату с чисто научными целями, конечно, все подумают, что я залез воровать! Все пропало! Хотя бы это чиханье не кончалось как можно дольше! Я согласен лежать на подоконнике хоть год – лишь бы события не развивались дальше!

– Так зачем ты ко мне забрался? – чихая и вытирая слезы со щек, проговорил кочегар.

– Я не к вам… я по соседству! – чихая, проговорил я.

– Постой, постой! – проговорил он. – Это ты вроде, со своим дружком, через кочегарку мою куда-то лазил?

Я кивнул.

– А сейчас куда лезешь? – спросил он.

– Я не к вам! – говорить было трудно со сдавленным животом, – я… по соседству!

– Куда это?

– В соседнюю комнату… замурованную… – проговорил я.

– Зачем вам туда? – спросил он.

Кочегар попытался втащить меня в комнату, но ничего у него не вышло – веревка не пускала.

– Понимаете – всегда там темно. Ну а сегодня, – торча в окне, разглагольствовал я, – вдруг увидели там какой-то свет! Какие-то разноцветные огни – появятся, разгорятся – потом исчезнут!

– Разноцветные? – заинтересовался кочегар. – Когда это было?

– Да только что! Только что перед этим, как я к вам… упал, – сказал я.

– Разноцветные! Да это же салют! – сказал кочегар. – Со двора его не видно, а в стеклах третьего этажа он отражался.

– Да? А почему же в остальных окнах он не отражался, только в том?

– Потому что в остальных комнатах свет горел! – сказал он. – Только одно темное было – поэтому в нем салют и отражался.

– Точно! – с огорчением произнес я. – Пойду Гаге это скажу!

Я поднял кепку и хотел выйти обратно в окно.

– Постой-ка! – кочегар схватил меня за волосы, торопливо втащил меня в комнату. – Ты куда?

– Туда, – я кивнул за окно.

– Нет уж! – кочегар стал за волосы втаскивать меня в комнату. Слезы выступили у меня на глазах.

С грохотом я свалился с подоконника на пол. Встал на ноги. Осколки с мелодичным звоном заструились с меня. Кочегар развязал сдавливающую мой живот веревку. Ноги у меня крупно дрожали. Я сел на старинное кресло с высокой спинкой. Кресло заскрипело.

– Ну так вот! – проговорил кочегар. – Для первого раза я вам прощаю и любознательность вашу одобряю. Но только таким путем действовать больше не надо. Ясно? Тут вдруг раздался вежливый стук в окно, и в комнате появился Гага.

– Так. Еще один! – недовольно проговорил кочегар.

– Вы извините уж его, – почему-то сваливая все на меня, бойко и спокойно заговорил Гага, как будто он не свалился с небес, а вошел в дверь. – Он у нас немножечко того! Какую-то темную комнату придумал, которая, если и существует, никому не нужна… Он, понимаете, лунатик у нас – по ночам любит лазить по домам. Ну, мне, как истинному другу, приходится его оберегать.

От такой клеветы я чуть не поперхнулся! Это я, оказывается, все делаю, а «истинный друг» оберегает меня!

Я злобно глянул на Гагу – но он незаметно мне подмигнул.

– Так что – извините! – снимая кепку, проговорил он. – Простите за беспокойство! А стекла мы вам завтра же вставим! Мой дедушка был стекольщиком – так что не сомневайтесь!

Одной половиной лица лучезарно улыбаясь хозяину, другой отчаянно подмигивая мне, Гага, пятясь, стал выходить в коридор.

– Извините! – я вышел за ним, в коридор его собственной квартиры. Но Гага потащил меня снова на лестницу.

– Куда? – упираясь, спросил его я.

– На крышу! – проговорил он.

– Нет уж! – я вырвался.

– Но надо же веревки снять, чтобы не болтались!

– А-а! – я обрадовался. – Веревки! Веревки отвязать – это можно!

Я первый побежал вверх по лестнице.

– Ну – видел там? – догоняя меня, проговорил Гага.

– Где там?

– Ну там, у этого якобы кочегара… Дверь в темную комнату.

– Где дверь? – я остановился.

– Шкафом задвинута, – проговорил Гага. – Думал – не замечу я! Но меня не проведешь! Так что – достаем стекла, приходим к нему якобы стекла вставлять, а когда он на смену в кочегарку пойдет – откроем дверь и проникнем в темную комнату.

– Замечательно! – проговорил я.

На следующий день был еще праздник, я сидел дома, наслаждался чтением старинных журналов «Нива», выменянных у нашего одноклассника Малова на альбом марок. Звонок. Я с неохотой поднялся, открыл дверь. Вошел Гага.

– Вперед!

– Что, в темную комнату пойдем?

– Если получится, – сухо проговорил Гага.

– А нет ли там… опасности какой-нибудь?

– Вполне может быть, – ответил Гага еще более равнодушно.

– Ну ладно… Сейчас соберусь!

Я оделся почему-то по-зимнему, в пальто и в шапку, и мы пошли.

На лестничной площадке томился наш одноклассник Маслекин с двумя своими взрослыми дружками – Пекой и Тохой. Они «балдели», то есть под громкую музыку магнитофона раскачивались, зажмурив глаза. Нас они не заметили – но я поглядел на них с некоторой завистью. Во, устроились! Сиди, слушай песни на непонятном языке. Отдыхай! Балдей! И никаких тебе забот!

– Делать людям нечего! – усмехнулся Гага. Мы спустились, пошли по двору к Гагиной парадной.

– Ну, а как ты думаешь, что там – в темной комнате этой? – спросил я.

– Я не думаю, я знаю, – ответил Гага. – Черная дыра.

– Что?!

Я остановился.

– Черная дыра.

– А что это?

– Ну, это такой разрыв в пространстве, через который можешь попасть в другое измерение. Слышал, небось, что иногда люди бесследно исчезают?

– Значит – мы тоже можем бесследно пропасть?

– Ты сначала войди! – утешил Гага. – Вход туда, как ты знаешь, этот цербер-кочегар сторожит. Но повод есть для захода к нему – стекла я достал.

– Так быстро?

– А ты хотел бы, чтоб медленно? – усмехнулся Гага.

– Нет, ну почему же… Отлично! – бодро ответил я.

Мы вошли в парадную Гаги.

– Постой-ка! – остановил его я. – Ведь говорят, что дом наш в восемнадцатом веке был построен? При императрице Елизавете Петровне?

– Так. Ну и что?

– А разве могли тогда быть… другие измерения?

Гага засмеялся противным своим смехом, словно лопнувший мяч засипел.

– Другие измерения? Конечно – не было их тогда! Ничего тогда не было! Земля тогда плоская была – разве не знаешь?

– Ну ладно! За дурака меня не принимай! – я обиделся.

Мы молча стали подниматься по лестнице. На площадке второго этажа тоже «балдели» ребята, сначала мне почудилось, что здесь, как-то опередив нас, оказался Маслекин с его дружками – но нет, это были другие ребята, незнакомые, не из нашего дома, но чем-то очень похожие на Маслекина и его друзей.

– Делать людям нечего! – проходя мимо них, внятно и громко проговорил Гага. – Подыхают от безделья!

Один из них открыл глаз. Я обрадовался: может быть, завяжется драка? Раньше драться я не очень любил, но теперь обрадовался и оживился: побьют нас, выкинут с лестницы, и можно будет не идти в темную комнату!

Но ребята оказались не из таких!

– А чего делать-то нам? – проговорил самый огромный из них. – Делать-то нечего ведь – сам знаешь!

– Чего в чужой парадной-то сидите?! – резко спросил я, надеясь еще на спасительную драку. – Своей нет?

– А ты купил, что ли ее?! – проговорил вдруг самый маленький из гостей.

Так! Отлично!

– Купил! Представь себе! – грубо ответил я. Но гигант, отодвинув маленького, покорно сказал:

– Ну, хорошо. Если надо так – мы уйдем! Отовсюду уже выгнали нас – теперь вы гоните!

– Да ладно уж! Оставайтесь! – мне стало их жалко.

Гага открыл уже дверь своей квартиры и ждал меня. Я со вздохом вошел, и Гага захлопнул за мной дверь на лестницу.

– Не бойся! – проговорил Гага. – Предков нет моих – в гости ушли.

Как будто бы я боялся его предков! Боялся-то я совсем другого… Гага нагнулся и осторожно поднял прислоненное к стенке оконное стекло.

– Второе бери! – показал он. Я поднял второе стекло.

– Где взял? Ведь выходной же сегодня! – спросил я.

– Где, где! – ответил Гага. – У нас в комнате вынул – где же еще!

– Ну, смело, ничего не скажешь! – сказал я. – Представляю, что твои родители нам устроят, когда вернутся!

– Если только они достанут нас в четвертом измерении! – усмехнулся Гага.

Я задрожал – чуть не выронил стекло.

– Тут-тук! – бодро проговорил Гага, коснувшись пальцем двери в комнату кочегара. – Можно?! Мы к вам стекла пришли вставлять!

Из-за двери никто не отвечал. Мне стало почему-то очень страшно.

– Интересно! – Гага потянул дверь, она открылась.

В комнате никого не было. Посреди комнаты стоял шкаф, отодвинутый от стены. Дверь в темную комнату была распахнута! Мы выскочили в коридор.

– Та-ак! – тяжело дыша, проговорил Гага. – Сам, значит, туда ушел. Испугался, что мы разоблачили его!

– Как… кого мы разоблачили? – прошептал я.

– Посланника! – прошептал Гага. – Он, видимо, человек был, но связанный с ними.

– С кем – с ними? – проговорил я.

– Ну – с существами, которые там!

– А… которые там?

– Если бы я знал – я бы не стал этому уделять столько внимания! – проговорил Гага. – Пошли!

Мы снова вошли в комнату. Как-то в ней было тревожно – из-за двери, открытой туда! Мы осторожно, ступая как по льду, подошли к приоткрытой двери. Оттуда веяло холодом и какой-то неземной, абсолютной тишиной.

– Эники, беники, си, колеса, эники, беники, ба! – быстро посчитал Гага. Выпало на меня.

– Ну, я пошел! – пробормотал я.

– Ага, – Гага кивнул.

Я переступил высокий порог… и очутился в абсолютной темноте. Я надеялся увидеть окно темной комнаты изнутри – а через него и наш двор – но окна никакого не было, было абсолютно темно и тихо. Постояв и послушав, как кровь шелестит в ушах, я осторожно поднял руки и двинулся вперед. Я шел медленно, коротким кругообразным движением нащупывая ногой пол впереди. Я двигался довольно долго – и вдруг паника охватила меня. Если бы это была обычная комната – пускай даже и темная – я давно должен был упереться рукой в стену – но здесь не было никакой стены! Была бесконечная темнота и тишина! Обычно хоть что-то видишь и что-то слышишь – а здесь не было ничего, только колотилась в голове мысль: «Ну, все! Пропал! Отсюда не возвращаются!» Потом и эта мысль, вильнув хвостиком, исчезла. Не было больше ничего…

Не знаю, сколько времени прошло, пока я пришел в себя. Я почувствовал, что лежу, подмятая рука затекла. Я поднялся и увидел далеко-далеко светящуюся щель. С колотящимся сердцем, но соблюдая осторожность, я медленно пошел туда… и вышел в светлую комнату, к Гаге!

– Ну… что ты так долго? – белыми губами проговорил он.

Я ничего не ответил и опустился в кресло. Потом мы вышли в коридор. Оставив стекла в комнате кочегара, мы стали спускаться по лестнице. Лестница была абсолютно такая же – и те же оболтусы, что удивительно, так и стояли на площадке второго этажа.

– Ну, как делишки? Что новенького? – стараясь говорить бодро, спросил я.

– Что может быть новенького-то? – вздохнул громадный.

– Вот батареи стали холодные! – пожаловался маленький.

– Естественно! – многозначительно глянув на меня, проговорил Гага.

– Ну, рассказывай! – прошептал Гага.

На следующий день я сидел дома, никуда не выходил.

– Батареи буквально ледяные! – поежилась мама. – Что – не топят больше?

– Да, говорят, приказ вышел – больше не топить! – сказала бабушка. – И кочегар в отпуск уехал, говорят. Чего же топить – раз лето приходит!

За что я бабушку люблю – что всегда все здорово объяснит, успокоит! Все просто: никуда кочегар не исчез, а просто уехал. А перед этим темную комнату осмотрел – чтоб занять ее, скажем, после отпуска! А что я дальней стены долго нащупать не мог… топографический обман – и более ничего! Ведь говорят, что в лесу человек по кругу ходит – и я по кругу ходил. Ну, молодец, бабушка моя! Спокойно стало.

На следующий день в школе Гага был высокомерен и задумчив, ни с кем не разговаривал, даже со мной. Когда Игнатий Михайлович вызвал его, Гага укоризненно глянул на него, так покорно, но тяжело вздохнул, что Игнатий Михайлович даже растерялся, стал ощупывать свой костюм – нет ли в нем какого дефекта, не сбился ли на сторону галстук?

– Почему ты так смотришь, Смирнов? – проговорил Игнатий Михайлович. – Что-нибудь произошло?

– Да нет, ничего, – тихо произнес Гага. – Вы хотите, чтобы я отвечал?

– Да хотелось бы, – пробормотал Игнатий Михайлович.

– Ну, хорошо, – Гага пожал плечами. – Что именно вас интересует?

– Урок, – робко проговорил Игнатий Михайлович.

– А-а, урок! – проговорил Гага. – Урок я не знаю.

Он сделал ударение на слове «урок», явно давая понять – что знает нечто другое, более важное.

– Да, урок… А ты выучил что-нибудь другое?

– Да ничего я не выучил! – уже почти раздраженно проговорил Гага.

– А почему же у тебя такой многозначительный вид? – усмехнулся Игнатий Михайлович.