Текст книги "Человек бредущий"

Автор книги: Валерий Вотрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава 7

Вскоре он вышел к морю. Оно было похоже на желчь, внезапно пришедшую в движение. Вязкая вода лениво и мерно накатывала на берег, потом отползала, и на берегу оставалась дохлая рыба и слизь. Солнца так и не было, лишь далеко впереди, за морем, что-то горело под линией горизонта, и море отсвечивало зеленым и коричневым.

Через несколько шагов Каскет набрел на поселение нефтяных червей. Не столько чтобы согреться, а развлечения ради он бросил в одну дыру-скважину горящую веточку и с удовольствием понаблюдал, как нефтяной червь с визгом вылетел из своего обиталища, свалившись рядом с дырой. Каскет затушил его ногами и, отрезав от него несколько кусков получше, съел их. Мясо червя отвратительно пахло нефтью, но Каскет подавил в себе тошноту: впереди он не знал ни одного поселения, где можно было поесть.

Ближе к ночи он увидел город. Он хорошо помнил этот город, но так и не смог понять, почему не вспомнил про то, что город встретится на его пути. Город Ригемел зданиями из мрачного красного камня сбегал к морю. Когда-то часть его была затоплена водой, и теперь высокие башни торчали недалеко от берега, и на них отдыхали сирены. Звук в воздухе все еще висел – надрывный, тянущийся вой, – но Каскет так к нему привык, что уже не обращая внимания. Вместо этого он поспешил к Ригемелу, пропуская мимо ушей зазывные вопли сирен, показывающих ему свои прелести. Он решил сойти при дворе короля Ригемела за бродячего менестреля. Он знал, что дочь короля отличается божественной красотой, и решил попытать счастья и добиться ее руки.

Но как только он вошел в город, на него набросились два дюжих стражника и, несильно побив, привели его к королю. У Каскета не было времени разглядывать темный зал с колоннами, куда его ввели. С каменного трона к нему нагнулся мрачный бородатый человек с золотой короной на голове и горящими глазами. Каскет знал, что короля зовут Бургкмайр. Кроме того, он знал, что у короля имеются еще и прозвища и что их несколько: Бургкмайра величали Кровавым, Безжалостным, Воителем и Черным. Заглянув в его глаза, Каскет решил, что ни одно из этих прозвищ не лжет.

– Назвался менестрелем? – проговорил король низким басом, от звуков которого у Каскета забурчало в животе. – А как зовут тебя, любезный менестрель?

– Каскет, – сказал Каскет.

– А ну-ка, исполни что-нибудь, называющий себя Каскетом! – крикнул Бургкмайр.

Каскет втянул в себя воздух и начал:

Тристан давно в лесу живет,

И эта жизнь – не сладкий мед.

Его не сыщешь поутру,

Где спать ложился ввечеру:

Он знает – волей короля

Вся ригемельская земля

Ему теперь как вражий стан.

Вкус хлеба позабыл Тристан.

Лицо короля смягчилось.

– Эй, люди! – грянул его голос. – Одеть и накормить этого проходимца. Он настоящий менестрель. Потом приведите его сюда. Я ему верю.

С Каскетом сделали, что было приказано. Он вновь предстал перед очами короля.

– Вижу, вижу, – сказал тот. – Ты сыт и доволен.

Каскет сказал:

Тристан давно в дворце живет,

И эта жизнь как сладкий мед.

Давно не прятался в нору,

Глодал железную кору.

Он знает – волей короля

Вся ригемельская земля

Ему теперь и кров, и дом.

Сего достиг своим трудом.

– О! Ты поэт, – удивился Бургкмайр. – Тебя мне послал сам Махес, бог грозы и бури, сын Баст. Какому богу ты поклоняешься?

– Туку, богу стрекоз, – сказал Каскет.

– Не знаю такого, – нахмурился король.

– Это малоизвестный бог, – объяснил Каскет.

– Что ты знаешь о драконах, менестрель?

– Лишь то, что они – драконы, – осторожно ответил Каскет.

– Я даю тебе всю ночь – узнать о них побольше. Бог Махес прислал тебя сюда, чтобы помочь городу. Коварный и кровожадный дракон по имени Нибур поселился в окрестностях нашего города. Сегодня утром он похитил мою дочь Ситу прямо из дворца, когда она гуляла по берегу моря со своей служанкой.

– А что он сделал со служанкой? – спросил любопытный Каскет. – Обычно драконы пугают служанок так, что они впадают в бессознательное состояние, или навевают колдовские сны, или…

– Он ее попросту сожрал, – отрезал Бургкмайр. – Так вот, никто не осмеливается идти на бой с Нибуром. Ты человек с хорошо подвешенным языком, ловкий и, судя по всему, смелый. На заре ты пойдешь и сразишься с драконом.

– Хорошо, – согласился Каскет без промедления. – Но, великий король, я не отдыхал три дня. Чтобы увидеть чудеса города, о которых я слышал далеко за пределами твоей земли, я спешил, сбивая ноги в кровь и мечтая увидеть поскорее великие башни Ригемела. Словно вихрь обгоняя толпы паломников, спешащих сюда, я бежал, и свист раздавался мне вслед. Я не хотел отдыхать, о нет, я словно ветер, словно буря, да какое там, словно северный ураган, несся сюда, дабы взглянуть хотя бы одним глазом на ригемельские достопримечательности. Смилуйся, король, и дай мне отдохнуть немного.

И король смиловался. Утром Каскета разбудили пинками, сняли с него тяжелые цепи и выпустили из сырой и непроветренной темницы, где он провел ночь. Его снабдили большим неудобным мечом, ибо свой он потерял где-то в пути, и гнали до самых ворот города, безжалостно стуча по спине толстыми неструганными палками из сырого дерева.

Так Каскет снова оказался на берегу моря. Ему указали направление, любезно пнув пониже спины, и он отправился в путь. Проходя берегом, он увидел братьев Симона и Андрея, которые тянули сети из воды, ибо были рыболовы. Он позвал их с собой, и они пошли. Симон был косоглазый урод с лицом, побитым крупными рябинами, а Андрей, его брат, разнился с ним лишь тем, что рябины на его лице были немногим меньше. По пути произошел такой диалог.

– Итак, храбрые рыцари, – хлопнул Каскет бравых рыбарей по твердым плечам. – Знайте, что мы идем на дракона, причем главная роль в этом предприятии принадлежит не мне, а вам, выходцам из народной среды, витязям, так сказать, кому самой судьбой предначертано повергнуть адское чудище и уничтожить его.

Пламенная эта речь лишь в малой степени встретила отклик, ибо была понята только наполовину.

– Поверг… – прогукал Симон, усиленно пытаясь понять слова Каскета. – Стало быть… да нешто…

На этой риторической ноте его мозговая деятельность завершилась. Андрей был посообразительней.

– Это хто ж пойдеть на дракона-то? – спросил он. – Мы, што ли?

– Вы, легендарные святогоры, – радостно закричал Каскет, налетая на них и не давая обдумать свои слова. – Ну и я тоже. Великий король Бургкмайр, ну, вы его знаете, призвал меня к себе – а надо вам сказать, что я великий истребитель драконов по имени Палтус – так вот, он призвал меня и сказал – доверительно так, вполголоса говорит – иди-де, верный Палтус, и найди двух храбрейших в моей стране рыболовов. Одного зовут Андрей, а другого – Петр.

– Симон, – прогудел Симон.

– Да, да, Симон, ну конечно, он так и сказал: иди, говорит, и найди мне двух храбрейших в моей стране рыболовов – Андрея и… мм… Симона. Пусти их на дракона, и ты увидишь, как затрясется мерзкая бестия, узрев их, как поперхнется своим огнем и как сразу выдаст им мою драгоценную и, можно сказать, любимую дочь.

– Дочь, – повторили легендарные витязи, выходцы из народа и истребители драконов.

– Да, – кричал Каскет. Он совершенно вошел в раж. – Больше того, король сказал мне: я знаю, они настолько храбры, что им не нужны ни копья, ни мечи; своим устрашающим диким нравом они покончат с тварью, терроризирующей наши земли, расправятся с ней и вернутся в ликующий город, где их встретят прекрасные девы с розовыми венками, а может, даже дубовыми, хотя я лично думаю, что эти венки будут лавровыми.

Братья восторженно закивали. Перспектива им нравилась.

– Ну, так вперед, доблестные воители! – вопил Каскет, потрясая мечом. – Мы идем на дракона!

– Ага! – орали вместе с ним воители. – Идем, стало быть!

С морского берега они вскорости попали в темный и унылый лес, тишину которого нарушал только далекий хохот леших. Лес был угрюмый, но Каскет так взвинтил своих спутников, что вид леса их нисколько не смутил. А чтобы такое настроение не упало, Каскет всю дорогу говорил, пел героические песни и попытался даже станцевать лезгинку с мечом в зубах, но меч не удержался в его зубах, потому что был слишком тяжелый, и Каскету пришлось оставить эту затею. Наконец, на одном дереве они увидели надпись рунами: «Дракон. 3 мили» и стрелку, указывающую куда-то налево.

– Вперед! – выкрикнул Каскет. – Принцесса ждет вас, герои!

Герои с шумом и треском устремились в ту сторону. Каскет вздохнул и побрел следом.

Они прошли еще два указателя, висевших в точности через одну милю, и оказались перед одиноко стоящей скалой, в которой виднелась дверь. На ней висела табличка: «Дракон. Не беспокоить!»

– Во! – заскорузлым, пахнущим рыбой пальцем показал Симон на дверь. – Там он, подлюга! Чую я его!

Каскет бодро осмотрелся, затем приказал братьям встать перед дверью и громко вызывать дракона с промежутком в две минуты. Сам он залег в ближайших кустах. Через две минуты после того, как Симон и Андрей что-то нечленораздельно проорали, дверь приоткрылась, и через нее ударил мощный поток жгучего пламени, который испепелил драконоборцев, превратив их в прах. Тогда Каскет вышел из кустов, спокойно подошел к двери и деликатно постучал. Через некоторое время послышалось бодрое «иду», за дверью протопотали шаги, и дверь открыл низенький лысоватый толстячок. Толстячок гостеприимно улыбался и тщетно пытался скрыть струйки дыма, идущие у него из ноздрей.

– Досточтимый Нибур, дракон? – осведомился Каскет.

– Да, да. – Толстячок заулыбался в ответ.

– Я Каскет, – представился Каскет, – некоторым образом драконоборец. По очень важному делу.

– Очень рад. – Дракон распахнул дверь и пропустил Каскета внутрь. – Живешь, знаете ли, в глуши…

В помещении запах паленого был еще острее. Единственная комната была очень большой, каменные скамьи были покрыты шкурами сируйтов и леших. По углам были свалены в кучу драконовы сокровища, покрытые вековой пылью. В одном углу на грубой подстилке скорчилась дрожащая девушка, облаченная в рваные лохмотья. Рядом сидел мужчина со связанными за спиной руками. На шипящем огне, горевшем посреди помещения, стоял большой котелок, в котором варились человеческие ноги. Каскет остановился у огня.

– У вас пригорает, – показал он на котелок.

– Ох, ох, – засуетился Нибур, прищелкнул пальцами – пламя немного поутихло. – Решил, знаете ли, приготовить хороший студень.

– Конечно, – сказал Каскет.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – пригласил дракон. Каскет сел на одну из скамей. Нибур уселся напротив.

– Чем могу? – осведомился он.

– Видите ли, – начал Каскет, – благодаря некоторому стечению обстоятельств, которое вряд ли можно назвать благоприятным, я послан исполнить одно поручение или даже приказ. Некий король расположенного здесь неподалеку городишка просит вернуть ему его дочь.

– Ах да, – задумался дракон. – Было у меня тут недавно…

– Я могу хотя бы увидеть ее? – спросил Каскет, с сомнением поглядывая на котелок с варящимися ногами.

– Да вот она, – махнул рукой Нибур на сжавшуюся в углу девушку.

– Ах, эта! – Каскет тоже посмотрел туда: девушка была очень непривлекательна в своем рубище и вовсе не походила на прежнюю красавицу-принцессу. – А это кто? – показал он на мужчину.

– Да это так, мой ужин, – бросил дракон. – Не обращайте внимания.

– Понятно. Вернемся к нашему делу. Могу ли я – если, конечно, это не покажется вам дерзостью, – могу ли я забрать принцессу отсюда?

– Конечно, конечно, – тотчас же согласился дракон.

– Но как же… – пораженно начал Каскет, не надеявшийся на такое скорое согласие и ожидавший, что дракон будет ломаться и заставлять себя упрашивать. – Как же я…

– А я, собственно, уже с ней натешился, – озорно подмигнул Нибур. – А чего еще надо от такой молоденькой девушки? Пропитания у меня хватает, соседи хорошие.

Каскет подмигнул ему в ответ, и они засмеялись. Вскоре они уже сидели за одним столом, пили великолепное вино из погребов дракона и дружески разговаривали. Гостеприимный дракон предложил было Каскету немного содержимого из своего котелка, но тот вежливо отказался, сославшись на неизбывные человеческие предрассудки.

– Мой отец, – сказал на это Нибур, – умел готовить прекрасный хаш из человеческих ног. Причем чем моложе ножки, тем лучше, – тогда они хорошо провариваются. Он и меня научил. И, можете себе представить, готовить хаш очень легко, ножки почти не нужно опаливать, и навара с них много. Вот только выбирать надо уметь, ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха!

– Ну, как она? – спросил потом Каскет шепотом, нагнувшись к уху Нибура и кивая в сторону Ситы.

– Ничего, ничего, – скорчил равнодушную мину дракон. – Правда, не знает некоторых простейших вещей, но все искупается богатым воображением и живейшим восприятием.

– Ха-ха!

Расстались они совершенными друзьями. Каскет и Сита вышли из пещеры, Нибур сердечно с ними попрощался, причем у девушки это не вызвало никакого отклика, и Каскет повел ее через лес. Осмотрев принцессу внимательнее, он нашел, что в целом материал недурен и даже лохмотья не могут обезобразить отличной фигуры девушки. Выбрав кусты погуще, он увлек ее туда и здесь немного поучил искусству любви. Девушка не сопротивлялась. Вообще-то после драконова флирта с ее рассудком что-то случилось, и Сита была явно не в себе. Выйдя из леса и доведя девушку до берега моря, Каскет указал ей направление, где, по его мнению, находился Ригемел, а сам пошел в противоположную сторону. Сита безучастно побрела по морскому берегу, но потом вдруг заинтересовалась камешками, отполированными волнами, и, наклонившись, стала собирать их в подол своего платья.

Солнца не было. Спустя некоторое время Каскету встретился некто прозванием Саошьянт, могучий витязь в круглом шлеме верхом на быке. С востока на небо накатывалась тьма – по всем признакам, наступала ночь. Возле глубокого озера с крутыми обрывистыми берегами возвышался храм какого-то бога, имя которого Каскет позабыл. Он предложил Саошьянту переночевать в храме, на что тот согласился.

Храм был большой и неотапливаемый, людей в нем давно не было. Огромные идолы пялились на них со стен, а с пола глазели идолы поменьше – деревянные антропоморфные статуэтки в разных неприличных позах. Саошьянт был раздумчивый человек. Он сказал:

– В этом храме нет души. Его боги мертвы. Следовательно, их нет. Когда мир будет валиться в бездну, а святые праведники воспрянут к жизни, этот храм так и будет оставаться мертвым.

– Ты прав, – сказал Каскет. Он собрал деревянные статуэтки с полу, навалил их в кучу и поджег, потому что было холодно. – Душа храма – в вере. Если же нет человека, нет и веры. А в этом храме отродясь не бывало людей. Чем ты занимаешься?

– Чиню суд, – ответил тот.

– Неплохое занятие. А что потом?

– Потом воскресают праведники. Сомневаюсь, что в этом месте есть могилы праведников. Долго спорили, как вообще отличить праведного человека от неправедного. И ничего не решили. Вот, смотри!

Он подошел к своему быку и ударом меча отсек ему голову. Потом он не спеша разделал его и начал жарить мясо на костре из статуэток богов. Пока он этим занимался, в храм ворвалось двое старцев почтенного вида с глазами, лучащимися благодатью, и белыми бородами.

– Искупительная жертва быка, – произнес Саошьянт, обращаясь к Каскету, – воскрешает усопших праведников. В этих местах их всего двое. Это уже много. Мир вам, старцы праведные!

– И тебе мир, Саошьянт!

– Мир и тебе, Саошьянт!

Каскет зачерпнул немного крови, текущей из перерезанной шеи быка, и окропил ею старцев. Те вмиг исчезли, устпив свое место коричневым скелетам на полу.

– Ну зачем ты так? – укоризненно бросил Саошьянт через плечо. – Зачем ты лишил их праведности?

– Они лгали, – спокойно пояснил Каскет. – Праведного человека не бывает. Человек бывает лишь бредущий – сам не зная куда. Саошьянт несколько раз кивнул головой.

– Давай есть, – сказал он, и они стали есть поджаренное мясо быка и пить вино из фляжки Саошьянта. Закончив есть, Саошьянт оживил быка и, выйдя из храма, привязал его у входа. Было уже совсем темно. Звук висел в воздухе – плотный, как полог.

Вернувшись, Саошьянт постоял в раздумье.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он. – Ничего. Ты что-нибудь понимаешь, Каскет?

– А ничего не надо понимать, – отозвался Каскет, грызущий большую кость. – Зачем понимать? Вот представь: кто-то все понимает. Ты его спрашиваешь: слушай, а это как? Он тебе: так и так. Ты ему: а вот – это? Он снова: так и так-де. Все понимает. Все. Скучно это. Противно. Лучше ничего не понимать. Жить.

– Ты хорошо объясняешь, – кивнул Саошьянт. – Разумно. Объясни тогда: я – Саошьянт. Вот мой меч, им я должен истреблять носителей зла. Вон бык, его жертва воскрешает праведников. Где же суд? Суд – я? Объясни мне это, Каскет! Каскет отложил кость в сторону и задумался.

– Нет, – сказал он наконец. – Ты – не суд, Саошьянт. Суд – это какое-то место, престол, херувимы, огненная река… Нет, ты не суд, Саошьянт.

– Я так и думал, – удовлетворенно ответил тот. – Сомнения одолели. Вопросы стали возникать. Так, значит, я не судия, Каскет?

– Не-а, – отозвался Каскет, грызя кость.

Саошьянт снял с себя меч и отбросил его в сторону.

– Пускай другие судят.

– Носители зла! – фыркнул вдруг Каскет. – Ну ты и придумаешь! Да где ты их найдешь, таких рафинированных!

– Вот и я думаю.

Потом спали.

Утром, когда Каскет пробудился, он не нашел Саошьянта возле себя. В стороне валялся его меч и шлем. Возле входа лежал его бык с перерезанным горлом. Самого Саошьянта нигде не было.

Каскет пожал плечами и вышел из храма.

Глава 8

Каскет шел весь день. Он очень проголодался, но ему повезло: в одной деревне, где все люди сплошь были слепыми, он украл двух куриц и каравай хлеба. Будь у него времени побольше, он остался бы здесь и пожил немного, ибо любил людей беспомощных. Но звук в воздухе нарастал, и Каскет пошел прочь, по длинной ровной дороге, ведущей за горизонт.

Только что тянулась перед ним равнина, бурая, в некоторых местах покрытая островками бурьяна, и вдруг прямо на дороге возник сказочный дворец. Весь белый, изящный, с башенками, легкими аркадами, парадными порталами и широкими витражами окон, с бесчисленными переходами и галереями, дворец казался настолько чуждым этой местности, настолько явственно была видна какая-то печаль, разлитая по каждой его черточке, что дворец рисовался странным и необычным сном.

Каскет протер глаза. Но дворец не пропадал. Напротив, он возвышался перед ним, красуясь во всем своем блеске, и Каскету захотелось войти внутрь, посмотреть, что за великолепный властитель построил это чудо посреди безжизненной равнины, вдали от центров цивилизации и в непосредственной близости к варварскому быту деревень.

Он долго блуждал по таинственному чертогу, но ни разу обитатели его не попались ему на глаза. И хотя не было здесь стонущего плача, снаружи неумолчным воем надрывающего уши, была здесь вместо этого какая-то тоска, безысходность, ощущение безвозвратного падения и отсутствия всякой надежды, чувствующееся в каждом новом открывающемся переходе, в каждой колышущейся пурпурной портьере, в каждом бледном бюсте, которому не хватало только венчающего силуэта Ворона.

Неожиданно Каскет вышел в большой освещенный зал. Казалось, здесь были только занавеси, белые как снег, занавеси легкие, развевающиеся по ветру, занавеси прозрачные, и Каскету показалось поначалу, что занавеси заменяют стены этому залу. Но, кроме занавесей, было в этом зале и нечто попримечательней. В зале находилась женщина, и когда Каскет увидел ее лицо, лишь оно запечатлелось в его памяти. Это было странное лицо. И вроде не было в нем ничего необычного, в этом лице, – тонкое, бледное лицо, – но сквозь него виделось другое лицо, лицо, которое невозможно было описать словами, лицо милосердное, но печальное, доброе, но слишком грустное, чтобы быть по-настоящему добрым. Глаза светились понимающей любовью, но любовью не конкретной и не земной, а какой-то совершенно другой любовью, которую не понять и не принять. И Каскет понял, что перед ним София, Премудрость Божья.

– Встань передо мной, Каскет, – услышал он ее голос, мелодичный, но твердый голос, которому он тотчас же повиновался. – Знаешь, кто я?

– Знаю, – пробормотал он, отводя глаза.

– Я давно вижу тебя. Не наблюдаю и не слежу, ибо в этом нет необходимости. Ты ясно виден мне, и тебе это неприятно.

– Всякому будет неприятно, когда он узнает о таком.

– Тем не менее все люди всегда на виду. Мне поручено строить и устроять этот мир. Можно найти множество недостатков в нем, великую тьму пороков, странные несовместимости бытия. Это легко устранимо, но необъяснимо средствами людей. То, что кажется вам странным, для меня закономерность. Ваша беда в том, что вы все видите исключительно со своих позиций, а они несовершенны.

– Но ты любишь людей, – сказал Каскет.

– Да, я люблю людей. – Голос ее стал еще мелодичнее. – Не то чтобы мне было велено любить людей, хотя и это тоже. Я прониклась к ним особенным чувством и не требую жертвы.

– А я не собираюсь быть жертвой и сам не буду ею, – произнес Каскет.

София испытующе смерила его взглядом.

– Почему-то я знала об этом, – сказала она, – и ожидала этого от тебя. Но ты мне не ясен. Потому-то на дороге тебе и встретился мой дворец.

Каскет кивнул.

– Дорогу осилит бредущий, – сказал он.

– Один бредущий был и до тебя, – сказала она. – Но он принес себя в жертву, дабы даровать спасение.

– Но я не бог, – возразил Каскет. – И не хочу им быть, ибо для этого нужно любить людей. Иногда я думаю, что это и есть основной, главный атрибут божества – любовь к людям. Ко всем людям! Вот этого я никогда не пойму.

– Этого и не требуется.

– Ты защищаешь людей, – произнес Каскет. – Во всяком случае, так говорят. Значит, ты их любишь. Вот так запросто появляешься перед каждым бредущим путником…

– Не перед каждым, – прервала она его. – Не каждый бредет. И не каждому дано знать тайны мира. Ты побывал в Игре. Тебе показалась странной и местность, и игра, и правила ее. Но это – axis mundi. Это мировращение. Может, тебе показалось это несолидным – бегают какие-то, галдят. Это слишком странно, чтобы быть верным. Однако это так.

– Я вовсе не преуменьшаю значение мною увиденного, – заметил Каскет. – Но мне нужно было оттуда выбираться…

– Вот именно, – сказала она. – Тебе нужно было оттуда выбираться. И для этого ты нажал невидимую кнопку, обратил необратимые процессы вспять. Теперь даже мне неизвестно, чем все это кончится.

– Зачем знать? – пожал плечами Каскет. – Будет известно в свое время.

– Это время может и не настать, – строго сказала София, откидывая голову.

– Твое дело – защитить людей от того, что может настать, – усмехнулся Каскет.

– А как ты представляешь себе свое дело? – спросила София. – Я не могу позволить тебе ломать и дальше. Это не по правилам. Это противоречит всему.

– Раз это есть, значит, этому надлежит быть, – изрек Каскет. – Такова незыблемая формула. А вот уничтожение этого будет действительно противоречить всем правилам.

София в раздумье медленно проплыла к высокому окну, за которым была видна все та же бурая равнина. Потом так же медленно кивнула.

– Вот он, неизбежный дуализм! – засмеялся Каскет. – И никуда от него не деться. Все подчиняется этому космическому цинизму. Ты сама создала мир таким, противопоставив свет и тьму.

– Я была лишь проводником высшей воли, – гневно воскликнула София. – И свет и тьма – еще не все. Есть и сумерки. Люди – сумеречны.

– Не все, – уклонился Каскет.

– Нет, все, – ударила София. – А кто нет – отступление от нормы. Патология. Это не люди.

– Очень хорошо, – поклонился Каскет, уязвленный.

– Верно, я люблю людей, – продолжала София, – со всеми их грехами. Ведь они – люди. И я заступаюсь за них перед ликом Его и перед ликами тех, кто им вредит. Хотя твое лицо не назовешь ликом.

– Харя, – подсказал Каскет. – Рожа, мурло, личина.

Она поморщилась.

– Может, и так. Но и это – лики. Они разные. Так просто не определишь твою маску, Каскет. А потому я все равно не отступлюсь от своего, ибо я – защитница. Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь. Ты можешь что-нибудь сказать?

– Я не отступлюсь от своего, – вызывающе передразнил ее Каскет. – Иго мое благо и бремя мое легко. Дорогу осилит бредущий.

– Сам выбирай свой путь из дворца, – рекла она.

И Каскет двинулся прямо на стену. Когда до стены оставалось совсем немного, стена исчезла, и перед Каскетом вновь оказалась дорога.

– Ты выбрал, – донесся голос Софии.

Была дорога. По ней шел человек в терновом венце. Каскет остановился.

– Quo vadis, Domine? – спросил он, когда человек поравнялся с ним. И услышал:

– В Рим, чтобы быть снова распяту.

С этими словами человек исчез. Каскет помотал головой, а потом рассмеялся.

– Значит, такова твоя участь, – напутствовал он человека.

Потом Каскет пошел своей дорогой.