Текст книги "Человек бредущий"

Автор книги: Валерий Вотрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 5

Преодолев безводную, но весьма непротяженную пустыню Сегед, Каскет пришел в Шамсурен, Город площадей. Он не был здесь уже давно и успел соскучиться по гранитному безмолвию его памятников и черному великолепию площадей. Шамсуренский царь Эртель приходился Каскету родным дядей, и Каскет решил, внезапно вспомнив про долг родственника, а также про полнейшее отсутствие средств, навестить его. Город площадей гостеприимно раскинулся перед ним, и Каскет вошел в его распахнутые ворота.

Сам Шамсурен был огромен, раскинувшийся на многие мили, но это казалось лишь на первый взгляд. На самом деле здесь жило не так уж много народа. Дома строились здесь рядом с площадями, а они в Шамсурене были громадны, так что дома теснились по их краям, словно нечто незначительное, ненужное, словно некий бесполезный декоративный бордюр. Зато площади на того, кто видел их в первый раз, производили шокирующее впечатление: колоссальные пустые пространства, выстланные черным мрамором или полированным базальтом, лежали немы и величественны, как заповедные территории, на которые распространялся таинственный древний запрет-табу. Но Каскет прошел по ним, глубоко закутавшись в плащ и оставляя пыльные отпечатки своих башмаков на трауре черного базальта, ибо по площадям гулял сильный ветер, пробирающий насквозь. Каскет думал о том, как попросить денег у своего дяди, и древние тайны Шамсурена мало волновали его.

Царский дворец, словно слепое бельмо, торчал на краю одной из площадей. Это было безобразное строение, нелепым слизнем растекшееся по чистому черному мрамору, и Каскету захотелось взять в руки лопату, хорошую гигантскую лопату, и соскрести этот гнойный нарост со сверкающего тела площади. Но вместо этого он вошел внутрь дворца.

Два раза его останавливали охранники, но оба раза он избавлялся от них посредством толчков и зуботычин. Потом ему это надоело, и он, продвигаясь по коридорам, стал орать:

– Дорогу! Дорогу наследнику!

И ему стали уступать.

Распахнув двери, он вошел в один из покоев, где пребывал в одиночестве царь Эртель, упитанный человек, страстно увлекавшийся собиранием кальянов. Сейчас он курил один из них, богато изукрашенный серебряной чеканкой. Когда в комнату вошел-влетел Каскет, Эртель поперхнулся дымом, и внутри него и его кальяна одинаково забулькало.

– Дядя Эртель! – возопил Каскет, кидаясь к царю.

– Любимый племянник мой Каскет! – поспешно и так же громко вскрикнул Эртель, бросая свой кальян, а вместо этого широко раскрывая свои объятья.

– Какими судьбами? – приветливо спросил Эртель, когда взаимные и крепкие объятья ослабели, и он смог высвободиться.

– Я решил навестить тебя, дядя, – сказал Каскет, незаметно оглядывая комнату в поисках вещиц поценнее. – Был так близко от города, что не мог не зайти, чтобы повидать тебя.

– Да, да, – рассеянно произнес Эртель, затягиваясь пахучим дымом. – Ты же мой любимый племянник.

Они обменялись настороженными взглядами. Повисла неприятная пауза.

– Я прикажу, чтобы тебе приготовили комнату, – сказал затем Эртель, следя за Каскетом.

– Спасибо, дядя, – смиренно ответил тот.

На этой нейтральной ноте они расстались. Всю ночь Каскет не спал, прислушиваясь к шагам бродящих по дворцу привидений и временами обращаясь взглядом к окну, за которым над мертвыми черными площадями Шамсурена висел желтоватый сгусток луны.

Завтрак его вполне удовлетворил: бифштекс был в меру прожарен и так же в меру было вина, – как раз, чтобы отряхнуть с себя пыль тревожных сновидений. После завтрака Каскет решил прогуляться по дворцу. Он прошел картинной галереей, полюбовался портретами умерших царей Шамсурена, вышел на террасу и с минуту смотрел на площадь и на виднеющееся вдалеке море – синюю полоску, пересеченную силуэтами невысоких городских башен. Вставало бурое солнце. Со стороны моря ветер доносил запах свежести – странный аромат в наполненном древней сухой пылью дворце.

Вдруг Каскету пришла в голову отличная мысль. Он вспомнил, что у Эртеля есть дочь, его двоюродная сестра, по имени Адальперг. В детстве он частенько дразнил ее, всячески переделывая ее звучное имя и доводя этим Адальперг до слез. Сейчас она, наверное, повзрослела и расцвела. Во всяком случае, на последнее Каскет надеялся. Не грех было бы навестить ее: до вечера далеко, так как именно вечером Каскет собирался попросить дядю помочь ему. Он резво направился к выходу, но в самых дверях столкнулся с девушкой. Она мигом очаровала его, и он также мигом понял, что это и есть его кузина Адальперг. От своего лоснящегося папаши она не унаследовала ни единой черточки, даже цвет ее волос – каштановый с чуть рыжеватым отливом, – совсем не походил на цвет редких прядей, свисающих с черепа Эртеля и называемых им волосами. Она была одета во что-то белое, и это удивительно шло к ее стройной фигуре и тонкому лицу с большими, темными, приподнятыми к вискам глазами.

Каскет галантно поклонился.

– Я узнала, что ты здесь, – сказала она, отбрасывая всяческие церемонии, – и сразу направилась сюда. Ты очень изменился, Каскет.

– А ты – нисколько, – отвечал Каскет. – Я сразу узнал тебя. Я думал о тебе.

– Ты был у отца? – спросила она. – Ах да, я же видела тебя. Он все такой же, правда?

– Какой? – осторожно спросил Каскет.

– Добрый, – воскликнула она. – Ты разве так не считаешь? Ты ведь любил его.

– Д-да, – промямлил Каскет. – Я и сейчас… некоторым образом… – Вот видишь, – продолжала она не слушая. – Но ты ведь не знаешь дворца. Пойдем, я покажу его тебе.

И она, взяв его за руку, как в детстве, повела за собой. Каскету она нравилась все больше и больше.

– У тебя есть жених? – спросил он как бы между прочим.

– Есть. Но он далеко, в какой-то стране с длинным-предлинным названием.

– А-а.

Они пришли в небольшую уютную залу, всю заставленную старинными вазами в рост человека, и долго разговаривали здесь, вспоминая детство. Вечером Каскет зашел к дяде. Эртель курил кальян, но на этот раз вид его нельзя было назвать мечтательным.

– Тебя видели с моей дочерью. – Взгляд Эртеля показывал, что все лицемерие отброшено в сторону. – Не смей к ней прикасаться. У нее есть жених. Это очень влиятельный человек, сын герцога Мортании.

– Но она мне сестра, – сказал Каскет не отводя глаз. – Мы очень мило вспомнили про наши детские шалости.

– Меня это не интересует, – перебил его Эртель. – Покажись ей еще – и я скормлю тебя отвратительным тварям, достаточное количество которых обитает в подземельях под моим дворцом.

Судя по всему, разговор о деньгах сегодня был бы неудачен, и Каскет поспешно ретировался.

Весь следующий день он бесцельно бродил по огромному дворцу, обнаруживая все новые потайные уголки, безуспешно приударил за какой-то служанкой, убежавшей от него с нестерпимым визгом, начал было играть в порко, но разбил деревянным мячом окно и был вынужден прервать свое занятие. Потом он смотрел на далекое море и строил планы. Ночью спал плохо.

Он снова зашел в комнату Эртеля. Тот курил сиреневый с красноватым отливом кальян, в котором сипело. Он был настроен критически.

– Ты еще здесь? – встретил он Каскета. – Я думал, ты уже ушел.

– Я хотел попрощаться, – тактично произнес Каскет. – К тому же…

Кальян хрипло забулькал и заглушил его слова.

– Ты что-то сказал?

– Я сказал……

В кальяне забурчало так громко, что собственный желудок Каскета отозвался на это дружеским приветом.

– Извини. Я слушаю тебя.

Каскет открыл рот, чтобы снова заикнуться о деньгах, но кальян вновь засипел, и Каскет ушел раздосадованный.

Парило. Солнце закрыли белые ровные облака, на которые невозможно было смотреть, – так ослепительно жгли сквозь них солнечные лучи. Не было ни дуновения ветерка со стороны моря. Во дворце душный зной окутал галереи и террасы, проник в залы, невзирая на темные занавеси, воцарился в низких покоях и тесных кабинетах. Каскет, страдая от жары, маясь и проклиная себя за то, что забрел сюда, в это неприветливое место, лежал в своей комнате и пил прохладительные напитки. Но уйти из дворца он уже не мог. Его здесь что-то держало, и он в глубине души не хотел распознавать, что именно приковывало его к этому дворцу.

Ближе к вечеру он спустился в сад, который располагался внутри дворца, в кольце каменных стен. Дуряще сладко цвели серпентусы, ало горели шовереты, мягкие терпкие лилии-белокровки свесились над красноватыми дорожками. Где-то в глубинах сада, в темных дебрях лиан и скипулов, громко орали гаруды и попугаи, изредка глухо фукал черный феникс, клекотал грифон, и ему вторила ноготь-птица. Каскет остановился возле одной стены и увидел далеко вверху окно.

– Скучно, – сказал Каскет, внимательно прикидывая высоту. – Очень скучно, – повторил он.

Дождавшись наступления темноты, он не тратя времени даром отправился в сад. Стену увивал тернистый плющ. Каскет сначала не придал этому большого значения, но потом ему пришлось пожалеть об этом: плющ больно ранил его тело, пока он с кряхтением взбирался на стену. Адальперг уже спала, и его появление напугало ее. Но он быстро ее успокоил, сказав несколько слов. Она увидела кровь на его одежде.

– Ты ранен? – воскликнула она. – Люди отца ранили тебя? Ты дрался, дрался за меня?

– Я укололся о плющ, – отвечал Каскет.

Девушка была горячая с постели, как и окружавшая их душная ночь. Они не сомкнули глаз до утра, занимаясь любовью с большим пылом.

– А-а! – заорал Эртель, вламываясь утром в комнату Адальперг. От этого крика Каскету стало нехорошо. С его дядей было еще человек двадцать, или это так Каскету показалось спросонья. Довольно неумело размахивая длинным мечом, Эртель начал гоняться за скачущим по всей комнате Каскетом, который под конец, боясь пораниться об острый клинок Эртеля, выскочил в окно. На полпути плющ предательски оборвался, и Каскет больно ушибся при падении. Здесь, в прекрасном благоухающем саду, его и взяли люди царя, крепко связав. Сверху неслись отчаянные крики Адальперг и рев Эртеля: видимо, происходило небольшое родительское внушение.

– Любимая! – воскликнул Каскет, Эртелю назло. – Я не забуду тебя и с края света приду, чтобы наши любящие сердца воссоединились!

– Я буду ждать, – донеслось сверху, заглушаемое нечленораздельными звуками, издаваемыми Эртелем. – Я буду вечно ждать!

Тяжелая дубинка стукнула Каскета по затылку, и ему стало не до Адальперг.

Он очнулся в подземелье. Возле него с факелом в руке стоял Эртель. Эртель ухмылялся.

– Никто не сможет упрекнуть меня в том, – произнес он, – что я не предупреждал тебя. Нет, я предостерегал тебя, но ты не внял моим советам, кои были продиктованы исключительно доброй волей и благорасположением.

– Но в каком, – заметил Каскет, – они были сделаны тоне?

– Тон – вопрос вторичный. Главное – смысл, содержавшийся в моих увещеваниях.

– За тоном я не понял смысла, – возразил Каскет. – Но все равно я ценю твои советы, дядя, как ценил их и в детстве, когда прислу…

– Я для тебя «его величество», – сварливо перебил Эртель. – Что же ценю в тебе я, Каскет, так это твой талант добытчика, если не сказать прямее и грубее. Ты мне достанешь одну вещь. Но ее трудно достать! – Эртель мерзко захихикал.

– От твоих слов, дядя Эртель, – сказал Каскет ежась, – холодок пробирает меня. Ты меня знаешь, я человек робкий и неспособный на какой-либо отчаянно-смелый поступок.

– Заткнись! – очень тактично и вежливо оборвал его Эртель. – Ты пойдешь и достанешь мне мандрагору.

– Но мне надо подумать, – упавшим голосом проговорил Каскет.

– О да, – обаятельно улыбнулся Эртель. – Я подожду тут за углом. Надеюсь, тебе не помешают в твоих размышлениях некоторые бродящие здесь в изобилии твари, которые, наверно, давно не ели и голодный блеск коих я примечаю вон в тех темных проходах.

– Я согласен, – тотчас же согласился Каскет.

Угрюмого вида стражники приволокли его в курительную Эртеля. Тот как всегда дымил кальяном, золотым с бирюзовыми вкраплениями. Другой кальян, отделанный треугольными сапфирами, курил советник царя Вундт, человек-тапир с безобразной мордой и зелеными морщинистыми лапами, выглядывающими из тонких кружевных манжет. Его Каскет ненавидел, пожалуй, еще сильнее, чем своего дядю.

– Надо отдать тебе должное, – произнес Эртель, когда Каскета расковали. – Адальперг тоскует по тебе. Но я запер ее в башне: так, может быть, она быстрее успокоится.

Эртель и Вундт внимательно следили за реакцией Каскета.

– Мерзавец! – пылко вскричал тот, потому что этого от него ждали. – Ты поплатишься за это!

– Все такой же дурак, – удовлетворенно заметил Вундт. – В детстве дурак – и сейчас дурак. Дурак, и все.

– Сам ты дурак, – сказал ему Каскет. – Сволочь поганая.

Вундт обиделся.

– Ты лучше подумай, – ехидно намекнул Эртель, – как ты собираешься выполнять свое обещание. Или ты не обещал ничего? А ну, поклянись!

– Клянусь фаллосом Тука, бога стрекоз, – поклялся Каскет.

– Мандрагора, – сказал Вундт, – есть растение необычное, свойств которого почти никто не знает достоверно. Все, кто пытались добыть его, погибали страшной смертью.

Каскет расхохотался.

– Чего это ты смеешься? – насторожились они.

– Те, кто погиб, были просто невежи, – ответствовал Каскет. – Были ли они одни в своем странствии?

– Не было никакого странствия, – недовольно произнес Эртель, уязвленный смехом Каскета. – Мандрагора растет в лесу, который расположен за городской чертой. А насчет другого – да, они отправлялись в путь всегда в одиночку. Тебе что-то известно?

– Только то, что нужно взять с собой спутника. Правда, можно и собаку. Но я лучше возьму с собой вас.

– Для чего?

Каскет снова засмеялся.

– Для компании.

Каскет, Эртель и Вундт вышли из дворца. Была ночь того же дня, беззвездная и тревожная. Вдалеке мерно шумело море. Через два часа они оказались у кромки леса. Это был странный лес: совершенно лишенный подлеска, с огромными могучими деревьями, которые стояли правильными рядами, он был похож скорее на храм неведомого бога, чем на обычный лес.

– Здесь растет мандрагора, – сказал Эртель.

– Да, сегодня можно будет сорвать ее. – Каскет посмотрел на небо, потом на своих спутников. Вундт держал меч, и Каскет не сомневался, что при малейшем неосторожном движении тапир тут же убьет его. Поляну, где росли мандрагоры, они обнаружили быстро, ибо она была не единственной такой поляной в этом колдовском лесу. Там и сям среди темной травы слабо светились пучки листьев. Казалось, все застыло кругом, не издавая ни звука и прислушиваясь к ним. Каскет сделал знак. Эртель и Вундт подошли поближе, все время тревожно оглядываясь. Каскет нагнулся и взялся за один светящийся пучок.

– И как это вы, – заметил он, – согласились пойти за мной? С этими словами он потянул мандрагору из земли. Раздался глухой, жуткий стон. У него закололо в висках, кровавой пеленой застило глаза, но он успел увидеть, как два его спутника упали на землю. Выдернутую из земли мандрагору Каскет небрежно отшвырнул в сторону. Эртель смотрел на него угасающим взглядом.

– Невежество, – назидательно сказал ему Каскет. – Когда в доме такая великолепная библиотека, только полный болван захочет курить кальян и валяться на мягком ложе. Мандрагора излишне возбуждает, дорогой дядя, и я очень рад, что это не пошло тебе на пользу.

Потом Каскет исчез в лесу.

Глава 6

Он вышел к невысокой горе, у подножия которой стояла хижина, крытая тесом. Внутри хижины сидел странного вида лысый человек, которого звали Ставангер. Ставангер был представителем бестической философской школы, поэтому приветствовал Каскета восторженным рычанием, стрекотом и кваканьем. У него давно не было собеседников, и жажда общения переполняла его.

– Приветствую тебя, – сдержанно и с недоверием сказал Каскет.

Ставангер засвистел и зацокал, но потом перешел на нормальный человеческий язык. Он сказал:

– Извините. Но долгое общение с собственной натурой и натурой окружающей разучило меня говорить на языке людей.

Он предложил Каскету поесть, а сам в это время крякал селезнем и что-то жужжал под нос.

– Вы никогда не замечали… – сказал он, дождавшись, когда Каскет поест, и оглушил его потоком слов. Каскет некоторое время безуспешно вслушивался, потом веки его сами собой сомкнулись, и он заснул.

Когда он проснулся, Ставангера рядом не было, а был он, судя по всему, где-то около дома, откуда доносилось веселое чириканье и лай.

– Вы отличный слушатель, – произнес Ставангер, внезапно появляясь в дверях с охапкой приторно пахнущих пурпурных цветов, от запаха которых у Каскета тут же разболелась голова. – Вы очень внимательно меня слушали, но не вставили ни единого слова. Что вы думаете… – и он снова выбил почву из-под ног Каскета бурной рекой слов. Но теперь Каскет отдохнул и был во всеоружии.

– Я думаю… – сказал он и в ответ ошеломил Ставангера не менее бурным собственным монологом, от которого Ставангер пришел в восторг.

– Какой школе принадлежат ваши взгляды?

– Я панкаскетист, – отвечал Каскет, – иногда, впрочем, смиряющийся с правдой жизни.

Ставангер закивал.

– Прислушайтесь, – прошептал он, и Каскет навострил уши. – Прислушайтесь к природе! Вы никогда не замечали, сколько ярких чувств и поразительной гаммы эмоций заключены в звуках, издаваемых животными? Ну, хотя бы послушайте вот это: ква-ква! Не правда ли? Ква-ква! Не могли бы вы повторить?

– Ква-ква! – сосредоточенно повторил Каскет, стараясь проникнуть в сокровенный смысл этого слова.

– Не правда ли? – пришел в восторг Ставангер. – Или вот это: гав! Гав! Гав-гав-гав! Да?

– Гав-гав! – лаял Каскет.

– Или: ку-ку! ку-ку! Так и напрашиваются, знаете ли, различные по глубине своей мысли.

– Ку-ку!

– Ку-ку!

– Ку-ку!

Так до поздней ночи они выли, рычали, кричали, мяукали на разные голоса, то вместе, то поочередно, и кончилось это тем, что внезапно в двери вломилась большая орда диких зверей и существ из леса, которую привлек сюда их оживленный диалог. Каскет успел выскочить в окно и долго улепетывал извилистыми тропами, тогда как в оставленной им хижине выл образцовый и на этот раз неподдельный хор ужасных голосов, обладатели которых собрались на свой поздний ужин.

Эту ночь он провел на высоком дереве, прислушиваясь к каждому шелесту и дрожа от страха.

Как только наступило утро, он быстро спустился с дерева и рысцой припустил через лес, смутно памятуя о том, что где-то рядом когда-то была небольшая деревушка. Он пересек лес, пересек поле, пересек мелкую вонючую речушку и увидел, наконец, деревню. Она состояла из десятка бревенчатых домов, над которыми клубился желтоватый дымок. Возле деревни было большое поле. На этом поле возле сохи с лошадью стоял крестьянин по имени Мимнерм и тупо пялился на глубокий провал в земле, из которого он только что вытащил свою соху.

Каскет подошел и тоже уставился на провал. Мимнерм поглядел на него.

– Вот, понимаешь, пашу, – произнес он, – и вдруг – хрясь, понимаешь, земля под лемехом, бултых вниз, оттуда снизу, понимаешь, – бабах, потом туп-туп!

Он замолк.

«Клад, – обрадовался про себя Каскет. – Как кстати! Этот тупица так и не поймет ничего».

– Подожди меня здесь, – торопливо бросил он Мимнерму. – Я залезу туда и посмотрю, в чем дело.

И он прыгнул в яму. Пролетев значительное расстояние, он свалился на кучу земли и только потому остался жив. Каскет огляделся. Клада он никакого не увидел, а увидел он точно такое же поле. Или не точно такое же… Нет, это поле было другое. Оно было темно-синего цвета и все было покрыто белыми сверкающими крапинами, подозрительно похожими на звезды. Посреди поля белела луна, закрытая тучами. И луна, и тучи были намертво впаяны в поверхность поля. Каскет посмотрел наверх. Над ним, далеко вверху, колыхались верхушками вниз деревья, мерцала гладь озера, в котором отражалась его размытая фигура. По полю головой вниз двигался человек, в котором Каскет узнал Мимнерма. Но настоящий Мимнерм смотрел на Каскета из той же дыры, через которую он попал сюда. Его круглая голова казалась черной точкой посреди светлого круга. До Каскета донесся дружный вопль. Поле было обитаемо. По нему 12 молодцов с упорным энтузиазмом гоняли мяч, сделанный из сердца циклопа. Сам же циклоп охранял ворота – красный овал в горе, – и всякий раз, когда молодцы с гиканьем подкатывались к воротам, безнадежно махал в воздухе руками и открывал жаркую пасть. Но мяч летел мимо, чтобы через секунду вновь оказаться на поле и в игре. Судил игру черный сухопарый человек в пасторской шляпе и с требником в руке.

В то время как Каскет с изумлением вглядывался в эту картину, один игрок вдруг исчез, и скрежещущий голос судьи объявил:

– Замена!

И Каскет очутился в игре. Пока он наблюдал за ней, он убедился в том, что правила ее ему непонятны. Но когда он очутился в гогочущей и ржущей толпе играющих, когда увесистый мяч попал в него, опрокинув на землю, когда чьи-то крепкие ноги с явным удовольствием прошлись по его телу, и кости Каскета отозвались на эту неслыханную акцию болезненным хрустом, Каскет понял, что правил этой игры он не поймет и не узнает никогда, даже если будет гонять мяч по этому странному полю всю свою оставшуюся жизнь. Толпа молодцов в очередной раз увлекла его за собой, и Каскет очутился рядом с циклопом. Тот следил за мячом кротким глазом.

– Ну что пасть разинул? – со злобой крикнул ему Каскет. – Прыгни как следует и поймай мяч.

– Нельзя, – ответил циклоп, внимательно следя за игрой. – С места трогаться нельзя.

– Правил здесь все равно нет, – сказал Каскет, отбивая мяч (толпа молодцов устремилась на другой конец поля). – Твое сердце?

– Ага. Мое.

– Ну так схвати его.

– Последствия, – сказал циклоп.

– Не бойся последствий.

– Ты знаешь, куда попал? – спросил его циклоп, изволя, наконец, оторвать взгляд от игры. – Это Место Хаоса, точка, где соприкасаются миры Порядка и его Противоположности, Хаоса. Не то чтобы здесь царил хаос во всем. Просто здесь нет порядка в том значении, в каком вы его понимаете. Но законы – есть. Хаос – это сплошная случайность…

Мяч влетел в ворота, и циклоп мотанул в воздухе руками.

– Здесь нет причинности? – спросил его Каскет.

– Нет. Воля случая. Или кого там еще. Видишь того в шляпе? Это, как говорится, бог. А эти вот – ангелы.

– Понятно.

– Да ничего тебе не понятно, – недовольно отозвался циклоп.

– Верно, – покорно согласился Каскет. – Ничего мне не понятно. Но, положим, что будет, если ты вдруг схватишь мяч? Циклоп в ужасе содрогнулся.

– Здесь-то ничего не будет. А вот там, откуда ты родом…

– Кроме того, что там уже произошло, ничего страшного произойти не может, – успокоил его Каскет. – Так что лови. Или игра закончится?

– Она никогда не закончится. Просто будет другой вратарь.

– Вот и успокоишься. Отдохнешь. Каково без сердца-то?

– Так-то так.

И циклоп глубоко задумался. Ватага молодцов-ангелов, поднимая едкую пыль, промчалась мимо.

– Все станет с ног на голову, – очнулся циклоп.

– А сейчас не так, что ли? – засмеялся Каскет. – Посмотри: деревья у вас наверху, а звезды и луну вы топчете ногами, будто это простая трава.

– А другого мы не знаем, – важно изрек циклоп.

Орава сшибла Каскета с ног в очередной раз и пронеслась мимо.

– Мне это надоело, – объявил Каскет, поднимаясь и отряхивая колени. – Хватай мяч, образина!

Мяч, отделившись от толпы, летел к циклопу.

– Попытка не пытка, – пробормотал тот и схватил мяч, проглотив его. Моментально игра прекратилась. Циклоп хлопал своим глазом. Игроки стояли на местах. Судья скривился.

– Кто подбил его на это? – вопросил он, и взгляд его переместился на Каскета, довольно глупо ухмыляющегося.

– Держи вот этого! – завопил злобно судья, который вроде бы был богом, и первым бросился через все поле к Каскету. Ретивые игроки, взвизгивая, неслись следом.

– Хватай! – ревело вокруг.

Потом все умолкло, и небо под ногами у Каскета вздрогнуло. Циклоп исчез с громким хлопком. Игроки попадали. Судья стоял, смотря вверх. Поверхность под Каскетом выгнулась, и его выбросило далеко вверх. Он долетел до своей дыры и ухватился за ее края руками. Посмотрев через плечо вниз, он увидел, что бравая команда с судьей во главе стоит посреди невысокого леска и недоуменно переглядывается. Рядом с Каскетом сияла луна. Ему захотелось потрогать ее рукой, но вместо этого он подтянулся и вылез на поле. Мимнерм был здесь. Ни слова не говоря, Каскет схватил его и швырнул в дыру. Прислушался. Из дыры донеслись чьи-то вопли, потом скрипучий, далекий голос объявил:

– Замена!

Поле вокруг приобрело голубоватый оттенок. Деревни не было. Не было и солнца над головой, лишь какое-то неясное свечение. В воздухе висел странный невеселый, тягучий звук – будто небо медленно разлезалось на части, как ветхая ткань. Каскет отправился своей дорогой.