Текст книги "От Киева до Москвы: история княжеской Руси"

Автор книги: Валерий Шамбаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Конечно, Ростиславу было обидно. Он – сын прославленного Владимира Ярославича, новгородского героя, стал попросту вассалом своего дяди, целиком зависел от его милости. Захотел – дал Волынь, а захочет – отберет так же, как отнял Новгород. И будущие дети, внуки Ростислава не смогут претендовать на Киев, Чернигов, Переяславль. Они тоже должны будут, как простые бояре, служить кому-нибудь из дядей, из двоюродных братьев…

Но по соседству с Волынью лежала Венгрия, а там в 1060 г. случился переворот. Корону захватил Бела I. Королева Анастасия Ярославна, сестра Изяслава, Святослава и Всеволода, бежала с сынишкой Шаламоном в Германию. Немецкий король Генрих IV направил посольство в Киев, звал великого князя заключить союз, заступиться за честь родственницы. Точнее, Генрих IV был еще ребенком, послов прислала его мать-регентша. Великая княгиня Гертруда настояла, чтобы муж уклонился от союза – с немцами враждовала ее польская родня.

Зато венгерский узурпатор Бела I проявил себя куда более умелым дипломатом, чем немецкая и русская государыни. Он прекрасно знал о политических хитросплетениях на Руси, обратился к оскорбленному изгою Ростиславу, предложил ему дружбу и выдал за него дочь, красавицу Ланку. Вот тут-то Изяславу пришлось крупно понервничать и попереживать, клясть и племянника, и собственную неосмотрительность. Ростислав от Руси не отделялся, но реально перестал подчиняться Киеву. С таким тестем он чувствовал себя неуязвимым. Волынский князь был уверен, что его положение наконец-то стало прочным и надежным. У него было свое княжество, семья, за три года родились трое детей – Рюрик, Володарь, Василько. А могущественный тесть поможет отстоять законные права, вернуть подобающее место в ряду русских князей…

Но пока Бела I ничем не мог ему подсобить, он был занят войной с немцами. А в 1063 г. он погиб, королем Венгрии снова стал Шаламон. Все рухнуло! Ростислав не был наивным простачком, он полностью отдавал себе отчет, что теперь-то великий князь отыграется, со дня на день можно было ждать, что его сгонят с Волынского княжества. И куда податься? Но князь был решительным, предприимчивым, и в его голове вызрела лихая авантюра. Помощниками стали старый воевода Порей – его еще в детстве приставил к княжичу отец. В скитаниях Ростислава сопровождал и друг детства, сын новгородского посадника Вышата.

Один из дядей изгоя, черниговский богатырь Святослав, получив в придачу к уделу Тмутаракань, послал туда править малолетнего сына Глеба. Святослав не нанес Ростиславу таких обид, как великий князь, но ведь и он согласился на его исключение из общего наследства. А в конце концов, чем Глеб лучше Ростислава и его детей? Тмутараканское княжество лежало на отшибе от Руси, в богатых портовых городах, Тмутаракани и Корчеве, собиралась всякая вольница: русские удальцы, варяги, беглые греческие рабы, грузины, абхазы. Рядом жили бесшабашные наездники-касоги. Тут легко можно было сформировать отличную дружину – как у Мстислава, отвоевавшего Чернигов. Попасть туда с Волыни было не трудно, спустился на лодках по Южному Бугу, вышел в море и плыви себе к таманским берегам.

В Тмутаракани появились посланцы Ростислава. На базарах, в портовых корчмах заводились разговоры. Зачем платить дань в Чернигов? Есть замечательный князь… А в 1064 г. нагрянул сам Ростислав с отрядом молодцев. Городская вольница тут же приняла его сторону. Глеба князь пальцем не тронул, просто отправил к отцу – езжай, мальчик, подрасти. На Руси поднялся переполох. Уж такой выходки от Ростислава никто не ожидал. Гадали, что он предпримет дальше? На этот раз великий князь и его советники не колебались, не медлили, сразу сделали ответный ход. Изяслав погнал свою дружину на Волынь. Прискакал во Владимир, захватил жену и детей Ростислава. Попробуй-ка, племянничек, выступить на Киев! А черниговский Святослав не на шутку рассердился самоуправством в его владениях. Поднял рать и повел на юг.

Однако Ростислав, даром что горячий, не хотел рубиться с родными. Оставил город и ушел на Кубань. Святослав без помех вступил в Тмутаракань, вернул Глеба в княжеский дворец. Но не мог же он со всем воинством вечно торчать здесь. Дома ждали другие дела. А как только Святослав отправился обратно, племянник очутился тут как тут. Глеба снова выпроводил – езжай, голубчик. Стоило ли из Чернигова туда-сюда мотаться? Такой боевой и отчаянный князь, пришелся по душе касогам, они признали власть Ростислава.

Но образование на Черном море вольного бунтарского княжества чрезвычайно обеспокоило греков. Купцы доносили: в буйной дружине Ростислава за чарами вина поговаривают – давненько русские ладьи не наведывались к византийским берегам. Надо бы напомнить о себе Херсонесу, Константинополю, взять дань, как когда-то бывало. А в соседнем Херсонесе нарастало брожение. Императорские чиновники и откупщики достали народ поборами. Среди горожан перешептывались: а неплохо бы тоже отложиться, присоединиться к Тмутаракани! Что ж правитель-катепан Херсонеса постарался предотвратить нежелательные развитие событий. Он лично отправился к Ростиславу с визитом. Его радушно приняли, договорились о мире. А на прощальном пиру катепан поднял тост за дружбу, отпил из кубка и протянул князю, незаметно подсыпав яд. Хладнокровно предсказал, что через семь дней «друга» не станет. Греки в подобных делах толк знали, прогноз оказался точным.

14. Братья Ярославичи и война с Полоцком

Русские люди по-разному воспринимали Православие. Некоторые так и не порывали до конца с язычеством, становились «двоеверами». Знатные нередко посматривали на византийцев – у них-то власть имущие позволяли себе все что угодно. Значит, и русским можно. А грехи пусть отмаливают попы и монахи. Киевские вельможи подхватили пример Изяслава, дарили монастырям деревни, рабов, слали продукты, деньги. Глядишь, Господь простит, какими путями все это нажито. В Переяславле, резиденции Всеволода Ярославича, к христианству относились иначе. Здесь, на степной границе, опасность всегда была рядом, смерть в любой момент могла засвистеть на жалах половецких стрел. А как же человеку не воззвать в трудную минуту к Господу, к Божьей Матери? Жили, уповая на Них. Воины осознавали себя защитниками не только населения, но и Веры. Вера была опорой, самым ценным, самым главным для каждого.

В такой обстановке подрастал и княжич Владимир Мономах. Его готовили быть воином, этому учили всех княжеских сыновей. Владимир получил и великолепное разностороннее образование, у отца-книжника была богатейшая библиотека, Всеволод знал пять языков. Мать приобщила сына к сокровищам греческой культуры. Но грекофилом княжич не стал. Окружение-то у него было русским, бесстрашные богатыри-пограничники, было с кого брать пример. А любое свое дело, любой поступок Владимир старался взвешивать с точки зрения христианства. Он даже вставал до рассвета, первым приходил в храм и зажигал лампады. В Мономахе формировался новый, доселе неведомый тип властителя – русского православного князя.

Свое первое княжение он получил в 13 лет, отец послал его в подвластный Ростов. Даже много лет спустя Владимир не забыл подчеркнуть, что ехать пришлось «сквозе вятичи». Вроде бы, племя входило в состав Руси, войны с ним не было, но путешествие считалось совсем не безопасным. Обособленные лесные язычники были непредсказуемыми. Мало ли что взбредет в голову суровым гордым вятичам или их жрецам? В их краях периодически исчезали купцы, проезжие, посланные по каким-то делам слуги и дружинники. Так и юный князь исчезнет вместе со свитой, и следа не найдешь в лесных чащобах.

Вятичей миновали благополучно, но и в Залесской земле было не просто. Ростовские бояре встретили настороженно, повиноваться Владимиру не спешили. Привыкли, что князья сюда наезжают временные, сегодня прислали вот такого мальчишку, завтра заберут в более престижный город. Язычество держалось здесь прочно и сдавать позиций не собиралось. Сам Ростов делился на два конца, Чудский, с капищем мерянского бога, и Русский с деревянным храмом. Причем национальность определялась не по языку, не по происхождению, а по вере. Если мерянин принимал крещение, его уже признавали «русским», он лишался права носить национальный костюм с «шумящими» подвесками, должен был уходить с Чудского конца и переселяться на Русский.

Мономах с отцовскими опекунами принялся проверять и налаживать администрацию. Выяснялось, что управляющие-тиуны тоже привыкли – князь где-то далеко, в Переяславле. Подати подгребали для себя, погосты пришли в запущенное состояние, амбары сгнили, палисады завалились. Владимир опрашивал смердов, и лились потоки жалоб, кого обидели, ограбили, кого рассудили неправильно. Князь делал выводы на будущее: все проверять лично. Сам не досмотришь, и спросить будет не с кого. Отбирал помощников, зазывал на службу боярских сыновей, присматривал расторопных крестьян, горожан. Лучших князь определял в свою дружину, начал формировать суздальский и ростовский полки.

Это было не лишним. Дерзкий вызов всей Руси неожиданно бросил Всеслав Полоцкий. Его княжество было таким же полуязыческим, как Залесское. Поговаривали, что и мать Всеслава была ведуньей, и сына зачала необычным образом: шла в священную ночь по речным лугам, наступила босой ногой на некоего змея, он и оплодотворил ее. Может, и впрямь не от мужа был князь, а получился в тайных ритуалах, кто знает? К таким язычники испытывали особое почтение. Всеслав и сам слыл волхвом-колдуном, от рождения имел на голове некую язву и носил повязку, считавшуюся волшебной. Ходили легенды, что он оборотень. Умеет скрыться от людей, завернувшись в туман, превратиться в волка [32, 86].

Повел он себя действительно по-волчьи. Впрочем, и в стиле отца Брячислава. Когда Ростислав заварил кашу в Тмутаракани, полоцкий князь понадеялся, что на юге начнется большая война. Обрадовался – братья Ярославичи будут заняты, не сразу выпутаются, почему бы не поразбойничать? Он внезапно напал на Псков. Город успел затворить ворота, и взять его не удалось. Всеслав отступил в свои леса, а потом вдруг рванул на Новгород. А наместники великого князя оказались явно не на высоте. Увлеклись своими шкурными делами, к обороне не изготовились, разведку не организовали. Войско полочан без боя влетело в Новгород. Нет, они не считали себя «русскими». Новгородцы были для них чужим народом. Всеслав выгреб все ценное из новенькой Св. Софии – паникадила, колокола, ободрал иконы. Толпы его воинов растеклись по улицам, обчищая дома. Резали, насиловали. Богатый город был осквернен и опустошен, тысячи жителей увели в рабство.

Спускать волчьи повадки было никак нельзя. Спустишь одному, так и другим захочется, на Руси житья не станет. В данном вопросе Изяслав, Святослав и Всеволод полностью сошлись между собой – Всеслава надо покарать. Зимой 1067 г. братья двинулись в поход, призвали своих сыновей. Подступили к Минску. Он оборонялся, сыпал со стен стрелами, но город взяли приступом, порубили защитников. Небось поучаствовали в разорении Новгорода? Пора ответ держать. Горожан забрали в плен, поделили между воинами, Минск сожгли.

Пока его осаждали, Всеслав времени не терял, поднимал на войну всех полочан. С его армией братья встретились на р. Немиге. Сшиблись жестоко. Рать полочан была многочисленной, уступать они не желали. Киевляне, черниговцы, переяславцы, смоляне, суздальцы навалились на них, крушили в сече. Снег от крови превратился в красное месиво, сугробы громоздились наваленными людскими и конскими трупами. И дожали, рать Всеслава сломалась. Сам он сумел сбежать, его армию полностью разгромили. Ярославичи разослали отряды на поиски князя, разоряли его села, собирали обозы добычи и таборы пленных.

Всеслав запросил мира. Уговорились встретиться для переговоров на Днепре под Оршей. Братья принесли клятву на кресте, что не причинят противнику зла. Но советники подсказывали Изяславу: а благоразумно ли выполнять обещание? Жить в ожидании новых ударов, снова губить людей в боях? Не проще ли решить дело сразу? Целовали крест? Но Всеслав почти язычник, церкви громил. А Полоцкое княжество неужели будет лишним? Если не станет Всеслава, оно достанется великому князю…

Изяслав и его бояре уговаривали Святослава со Всеволодом, что избавиться от врага будет лучше и безопаснее для всей Руси. Да и греческое духовенство, принимавшее присягу, не возражало. Для него подобная тактика представлялась нормальной – если государственные интересы требовали нарушить клятву, византийские императоры никогда не церемонились. В общем, договорились: полоцкий князь явился на встречу с двумя сыновьями и был схвачен.

Братья с победой возвратились по домам. Всеслава посадили в Киеве в поруб (тюрьму), дела снова входили в мирную колею. Разве что случилось восстание в Херсонесе. Власти все-таки довели его до ручки своими безобразиями. Того самого катепана, который недавно отравил Ростислава, горожане забили камнями. Император обратился за помощью в Киев, и Изяслав откликнулся. Расплатился за то, как поддерживали его греки. Послал войско, и мятеж был подавлен. Ну а Всеволод первым попытался налаживать дружбу и доброе соседство с половцами. У него недавно умерла жена, мать Мономаха, и переяславский князь сосватал дочку половецкого хана. Ее с почестями привезли в Киев, митрополит окрестил ее с именем Анна, обвенчались. Родственники Анны, племя читеевичей, стало с этого времени союзниками Всеволода.

Но в Киеве нарастало недовольство боярами. Война еще и усугубила его. Государевы вельможи постарались переложить на народ все расходы на походы против Всеслава, против Херсонеса. Тиуны погрели руки, собирая деньги, продовольствие, коней. Кто-то из киевских ратников полег в сражениях или был ранен, но всю добычу хапнул тысяцкий и его дружки. Рядовым ратникам и семьям погибших почти ничего не перепало. Люди вспоминали, как поступали прошлые государи – раздавали милостыни, выставляли угощение, заботливо выделяли часть трофеев для вдов и сирот убитых, «род его возьмет». Ну а русское духовенство, в отличие от митрополита, не смолчало по поводу клятвопреступления. Казалось бы, Изяслав осыпал милостями Печерский монастырь, но аскет и молитвенник преподобный Антоний не поступился принципами. Открыто обличал, что совершен великий грех, предрекал за него небесную кару. Его слова передавались из уст в уста, подогревали общий ропот.

А в конце лета 1068 г. заставы сообщили – на Русь идут половцы. Изяслав, Святослав и Всеволод подняли дружины. Поскакали без пехоты, чтобы не терять времени, встретить врага на дальних подступах. Выехали к р. Альте, там же, где Ярослав бил печенегов. Огляделись и ахнули: вся ночная степь мерцала, как звездами, кострами кочевников. Несколько колен сошлись вместе, привели десятки тысяч всадников, а у братьев – тысячи три с небольшим. Тем не менее попробовали атаковать с ходу, среди ночи. Авось не поймут, какие силы на них напали, переполошатся. Налетели, ударили в копья и мечи. Но половцы быстро разобрались, что русских гораздо меньше. Дальних костров паника не коснулась, оттуда покатились свежие отряды. Налегли, обтекали со всех сторон.

Братья еле вырвались. От Переяславля они оказались отрезаны, помчались к Киеву. Святослав отделился, повернул в Чернигов, оборонять свой город. А Изяслав со Всеволодом прискакали в столицу. Закрылись мощные ворота. Лавина половцев двигалась следом. Все небо перепачкали дымы на местах деревень. Киевляне стекались на торгу, требовали выдать оружие, прогнать хищников – ведь совсем рядом убивали их братьев, связывали пленных сестер. Но… тысяцкий боялся вооружать народ. Знал, как озлоблены горожане на него и других бояр. Как бы не повторилось то же самое, что было в Херсонесе.

Киевляне поняли, почему не собирают ополчение. Это стало последней каплей. Закипели, забурлили. Тут-то вспомнилось все, как их обирали, кабалили, обделяли. Разъяренная толпа устремилась ко двору тысяцкого, разнесла и разграбила его. А после тысяцкого зазвучало имя Изяслава. Кто как не он распустил своих приближенных? Зачем он нужен, такой князь? Среди возбужденных людей вспыхнуло, как искра – есть же и другой князь, сидит в тюрьме! Неправедно обиженный, невинно пострадавший, это придавало Всеславу Полоцкому ореол мученика, вполне положительного героя…

Бояре сбегались в палаты великого князя, лихорадочно совещались. Уговаривали государя, пока не поздно, послать людей, прикончить Всеслава с его детьми. Но эту грань Изяслав не переступил. Подлым убийцей он стать не желал. Да и Всеволод был рядом, противился подобным методам. А толпа уже хлынула к темнице, освободила заключенного. Изяславу и Всеволоду осталось только спасаться бегством. Под защитой дружинников выскочили из бушующего Киева, перевели дыхание. Князья обсудили положение, но разъехались в разные стороны. Всеволод заспешил к себе в Переяславль. А старший брат не захотел просить убежища у младших, повернул на запад, к польской границе.

Третий брат Святослав в это же время был занят совсем другими заботами. После сражения на Альте часть половцев направила коней к Киеву, а другие полезли как раз к нему, на Чернигов. Святослав со своими подданными не ссорился, вооружил городской полк, вывел в поле. Рать была совсем небольшая, 3 тыс., а степняков явилось 12 тыс., четверо на одного. Но черниговцы были спаяны, готовы стоять насмерть. А князь обратился к ним по-простому, по-отечески: «Потянем, дети, нам ведь с вами уже некуда деться». И потянули. Встретили удар конницы на копья, сумели устоять, а потом и отшвырнули. Сломили, погнали, тысячи врагов положили на месте, остальных прижали к р. Снов, загнали в холодную осеннюю воду и потопили. Вот вам и непобедимые половцы! Впервые русские их смогли побить – значит, можно и во второй раз, и в третий.

В результате всех этих событий на Руси установилось довольно странное положение. Полоцкий самозванец сидел в Киеве, а Святослав и Всеволод в своих уделах. Но они прекрасно представляли, что в мятеже виноват Изяслав, поэтому подавлять его даже не пытались. Сам напакостил, сам и разгребай. Впрочем, великий князь был уверен, что сумеет это сделать. Он прибыл ко двору польского короля Болеслава II, племянника и брата жены, просил по-родственному выручить. О, Болеслав был всегда готов повоевать! Молодой, задиристый, его прадед носил прозвище Храброго, и он не хотел отставать, назвался Смелым. Правда, в Польше порядки напоминали киевские. Решение принимал король, а какое именно решение, определяли вельможные паны. Они покачали головами, многозначительно вздохнули, война – дело дорогое, рыцарям и наемникам надо платить.

Денег у Изяслава не было. Взять с собой он ничего не успел, в Киеве бунтовщики подчистую разграбили его дворец. Но государь ничуть не смущался, предложил полякам Червенские города с соляными копями, свинцовыми и железными рудниками. Коли так, дело решилось мгновенно, в 1069 г. Болеслав с армией выступил на Киев. Что ж, и киевляне исполчились. Бодро строились перед Всеславом – веди нас, князь! Постоим за тебя и за себя! Вышли к Белгороду. Всеслав прикинул силы противника, оценил свои. Толпа повстанцев – не войско, разнесут в два счета. Да и кем для него были киевляне? Чужой город, чужое племя. Стоило ли за них рисковать? Среди ночи, как и положено чародею, князь исчез. Бросил поверившую в него рать и умчался в родной Полоцк.

У мятежников наступило горькое похмелье. Их герой скрылся. От Изяслава ничего хорошего ждать не приходилось, с ним шли поляки, их бесчинства хорошо помнили. Киевское воинство, растрепанное без всяких боев, бежало назад в столицу. Киевляне слали гонцов к Святославу и Всеволоду, молили – вступитесь за «мать городов русских», иначе сами сожжем город и уйдем в Грецию. Но вопрос-то был не простым. Принять сторону бунтовщиков против великого князя и брата выглядело некрасиво и глупо. А с другой стороны, польская интервенция черниговскому и переяславскому князьям категорически не понравилась. Святослав согласился быть посредником и предложил компромисс: Киев покорится Изяславу, но и он простит горожан. На престол он вернется только со своей дружиной, а поляков удалит. В противном случае братья будут сражаться против чужеземцев, а Изяслав окажется врагом Руси.

Обе стороны приняли этот вариант, целовали крест исполнить условия, и столица открыла ворота. Но великий князь солгал. Он отпустил лишь часть польской армии, а Болеслава с основным ядром попросил остаться. В Киев же пустил впереди себя сына Мстислава, который никаких клятв не давал. Он учинил погром, казнил 70 предводителей восстания, многих ослепил и побросал в тюрьмы. После этого въехал Изяслав с польским королем, делая вид, будто не имеет к расправам никакого отношения. Расставаться с поляками государь не собирался. Он уже не верил ни киевлянам, ни братьям, самой надежной опорой считал иностранцев. Договаривался, чтобы Болеслав не уходил, обещал взять на содержание его войско.

А король был ничуть не против. Польские историки писали, что он был пленен великолепием Киева и «любезностью русских женщин». Хотя сами-то киевлянки никаких причин для любезности не имели, у них родных казнили и сажали. Но уж князь и бояре расстарались ради гостя, выискивали соотечественниц помоложе и покрасивее. Не хочешь, чтобы твою семью судили за мятеж – иди к королю и прояви «любезность». Рыцарей и солдат разместили по Киеву, под их защитой боярские слуги перетряхивали дворы, искали разграбленное имущество, собирали жалованье для иноземцев. Продолжались и репрессии. Преподобного Антония Печерского князь посадить не посмел, но и его причислил к противникам – он же обличал вероломное заточение Всеслава. Монаха под стражей вывезли из Киева и прогнали прочь. Он зашагал в Чернигов. Там святого встретили с подобающим уважением, он основал новый монастырь.

Но… повторилась та же история, что полвека назад. По утрам на улицах стали находить польские трупы. Один, два, десять… Болеслав обиделся. Он и впрямь считал себя благодетелем русских, а они оказались такими неблагодарными! Еще дождешься, что очередная красавица после «любезностей» перережет тебе глотку. Король поругался с Изяславом: великий князь полагал, что оккупанты должны обеспечивать его безопасность, а Болеслав возмущался, почему Изяслав не обеспечивает безопасность его громил и насильников. Собрал тех, кого еще не зарезали, и увел на родину.