Текст книги "Тайна воцарения Романовых"

Автор книги: Валерий Шамбаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 44 страниц)

43. ДИНАСТИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ…

Личная жизнь Михаила Федоровича была далеко не безоблачной. Умерли, едва появившись на свет, его младшие дети Евдокия и Василий. После чего царица больше не рожала. То ли потеряла к этому способность, то ли решили с мужем больше не испытывать судьбу. Но Бог прибрал и шестилетнего царевича Ивана. И из десяти детей, рожденных в их браке, остались в живых четверо – Ирина, Алексей, Анна и Татьяна. Однако несмотря на эти удары, царь не пал духом, не впал в депрессию, не ожесточился. Оставался таким же ровным и доброжелательным в общении с приближенными, все так же ежедневно выходил на люди, работал с боярами в Думе. А досуг проводил на охоте или в уютном семейном кругу. Были у него свои любимые “игрушки” – часы с хитрым боем и механический орган, в котором музыка сочеталась с пением фигурок соловья и кукушки. По воспоминаниям современников, царь очень был привязан к этим вещам и забавлялся ими чистосердечно, как ребенок.

Старое поколение государственных деятелей России постепенно уходило. Перешла в мир иной мать царя великая старица Марфа. В 1640 г. преставился патриарх Иоасаф, и на его место был избран митрополит Иосиф. В 1642 г. умер князь Дмитрий Пожарский. И главнокомандующий обороной на юге князь Воротынский… Но “свято место пусто не бывает”. Выдвигались люди более молодых поколений. Воротынского на посту большого воеводы заменил Алексей Никитич Трубецкой. Которому еще предстояло водить полки в походы грядущих войн, громить поляков и шведов. Впрочем, пока с этими соседями старались поддерживать мир. Хотя отношения со Стокгольмом заметно ухудшились – Оксеншерна как раз взялся за свои проекты “Балтийской империи”, с его стороны следовали претензии и придирки. И чтобы снять спорные вопросы и уменьшить вероятность провокаций, в 1642 г. было проведено размежевание границ со Швецией. При этом выделился дипломатическими талантами Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Которому предстояло в будущем стать знаменитым российским канцлером.

Вблизи русских рубежей возникали и новые очаги напряженности. В Иране умер шах Сефи I, на престол взошел его сын Аббас II. После долгих войн с Турцией, истощивших страну, Аббас решил не возобновлять борьбу с Портой, а персидскую экспансию перенацелить на Северный Кавказ и Среднюю Азию. На Кавказе он начал действовать исподтишка, влезая в интриги и споры дагестанских князей и навязывая им свое покровительство. Но такая политика не удавалась – горцы были себе на уме и шахской власти предпочитали номинальное подданство царю. А применять силовые методы было затруднительно – русские здесь утвердились уже прочно, имели солидные силы.

Терский городок стал сильной крепостью, где размещался крупный гарнизон стрельцов – вместе с воеводой они сменялись через каждые 3 года. Да и сам по себе город являлся значительным центром. В нем были торговые ряды, приказная изба, три гостиницы, харчевня, две церкви, таможня, казарма. В Терский городок переселялись и многие кавказцы, поскольку тут открывались выгодные возможности заниматься торговлей, ремеслами. Или просто безопасно вести хозяйство под защитой руских. Сюда направлялись и беглецы – из рабства, плена, от кровной мести. И если беглый раб принимал крещение, его не выдавали. Вокруг крепости образовались слободы – Черкасская (кабардинская), Окоцкая (чеченская), Новокрещенская, Татарская. А по соседству множились и разрастались станицы терских казаков. Словом – попробуй, сунься.

А в Средней Азии интересы Ирана столкнулись с другим завоевателем, Великим Моголом Шах-Джаханом. И узел здесь завязался неслабый. Традиционным союзником Персии был Хорезм. А Шах-Джахан, в свою очередь, заключил союз с Османской империей и Бухарой. Но турки ему ничем помочь не могли – их армии были заняты под Азовом. Да и не стремились они начинать новую войну с Ираном, едва выпутавшись из предыдущей. А Бухара непрерывно воевала с казахами. И вдобавок на Среднюю Азию развернула наступление Джунгарская держава калмыков. В ней хунтайджи Батур завершил процессы централизации власти, провел съезд ойратских князей, утвердивший свод законов “Цааджийн-бичиг”. Калмыки захватили Семиречье, подчинили часть казахов и киргизов, угрожая как казахским ханствам, так и Бухаре. Сложная ситуация в Средней и Центральной Азии была небезразлична и России. Сюда было отправлено посольство Анисима Грибова, который собирал для Москвы объективную информацию, провел успешные переговоры со здешними властителями, заключив ряд торговых и дипломатических соглашений. Очевидно, старался влиять и на их политику.

Хан Имамкули, правивший в Бухаре и сумевший навести порядок в своем государстве, приостановить процессы распада, в 1642 г. ослеп и отрекся от престола, передав его брату Надир-Мухаммеду. А хунтайджи Батур начал готовить новый удар, на Южный Казахстан. Перед лицом общей опасности казахский хан Джангир заключил союз с Надир-Мухаммедом (возможно, не без участия русской дипломатии). В 1643 г. калмыки выступили в поход. Джангир отправил гонцов в Бухару, а сам собрал довольно немногочисленное ополчение, кого смог, и двинулся навстречу врагу. Действовал он умело. В горах нашел удобное место и перекрыл дорогу, построив полевое укрепление. Оставил в нем отряд, а основные силы укрыл в засаде. Сибирская летопись сообщала, что одной части войска он велел “окопаться в узком проходе меж горами, а с другою скрылся за гору, пока колмаки, пришед, обступят шанцы в узком проходе. И как он думал, так и сделалось: контайша (хунтайджи) наступя на шанцы, из которых храбро оборонялись, а между тем Янгирь-султан (Джангир) напал на неприятеля с тылу… произведя меж ними такое поражение, что с неприятельской стороны до 10 тысяч на месте пало”. К концу сражения подоспела 20-тысячная бухарская армия и довершила разгром.

Кстати, из летописной информации еще раз видно, что события в Средней Азии тщательно отслеживались. Что в общем-то естественно – обстановка в сопредельных странах непосредственно отражалась и на России. И после столь катастрофического разгрома калмыков стабилизировалась ситуация на сибирских границах, набеги стали реже и производились меньшими силами. Ну а Иран отвлечением бухарской армии против хунтайджи Батура воспользоваться не сумел. В союзном ему Хорезме умер хан Асфендиар, выдвиженец “теркменской партии”. И пошли междоусобицы, в результате которых на трон сел Абулгази, представитель “узбекской партии”.

А на южных границах Россия, Порта и Крым все еще балансировали на грани войны. Надеяться, что турки забудут удар по Азову, не приходилось. Крепость заново отстраивали, копили в ней силы и запасы. И следовало ожидать, что противник перейдет ко второй части прежнего плана: погромить и оккупировать Дон. Казаки доносили в Москву, что не в состоянии “противиться совокупной силе турской и татарской”. И правительство поступило в согласии с решением Земского Собора – донцов взять под покровительство и защищать. Царские послы в Стамбуле Милославский и дьяк Лазаревский по-прежнему морочили голову Мухаммеду-паше – дескать, “воры-казаки” царю не подчиняются, и если захотите их побить, это ваше дело. А Михаил Федорович и Боярская Дума в это же время постановили собирать на помощь казакам добровольцев, “вольных людей, опричь крепостных и кабальных”, и направить войска. В 1643 г. на Дон прибыл воевода Кондырев с отрядом стрельцов. С этого момента прежде самостоятельное донское казачество и обширные территории бассейна Дона и его притоков, вплоть до Азова, тоже вошли в состав России. Царь теперь стал обращаться в грамотах к “нашему Донскому Войску”.

Но к казачьим вольностям правительство подошло очень деликатно. Автономия и традиции Войска Донского были полностью сохранены. Во внутреннее самоуправление казаков Москва совершенно не вмешивалась. И воеводам на Дону вмешиваться запрещала, они получали права лишь военных командиров, и, мало того, находились в подчинении атаманов. Им предписывалось действовать “за одно с казаками под атаманским началом”, потому что “казаки люди самовольные”. Не вводились и российские законы, суды по-прежнему осуществлялись по “войсковому праву”. Михаил Федорович признал даже традиционное донское право не выдавать беглых. Только в письмах к казакам просил, чтобы этих беглых во избежание недоразумений не включали в посольства в Москву. И чтобы им не давали “государева жалования”, поскольку оно начисляется и высылается из расчета на “старых казаков”.

Местом пребывания русского гарнизона стал Черкасск. А вскоре сюда был перенесен из Раздор и главный центр Войска Донского. Мухаммед-паша об изменениях на Дону, разумеется, узнал. Оценил их вполне правильно. И… сделал хорошую мину при плохой игре. Счел за лучшее повернуть направление агрессии в другую сторону. Начал войну против Венеции, бросив войска и флот на захват принадлежавшего ей о. Крит. Видимо, решил, что это будет более перспективным и легким предприятием, чем вторжение на Дон.

Между тем подрастал наследник престола Алексей Михайлович. Он был умным и развитым юношей, получил неплохое для своего времени образование. Под руководством боярина Морозова его обучением занимались В.Н. Стрешнев, дьяк В.С. Прокофьев, подьячий В.Г. Львов. Учили царевича чтению, письму, книгам Священного Писания, церковному пению. Уже к 10 годам он знал весь чин богослужения и пел на клиросе. Много читал. Его личная библиотечка еще в раннем детстве насчитывала 13 томов – православная литература, “Букварь” Василия Бурцева, изданные на русском языке в Польше “Грамматика” и “Космография”. Позже эта библиотека непрестанно пополнялась. Царевича учили и военному делу, основам дипломатии и русского права. Морозов развивал у него самостоятельное мышление, внедрил метод бесед, обсуждая с мальчиком те или иные проблемы и подталкивая его самого находить ответы. Как и отец, Алексей любил верховую езду и охоту. Очень интересовался религиозными вопросами, и через постельничего Федю Ртищева собирал вокруг себя так называемых “ревнителей благочестия” из ученых священников и монахов. А 1 сентября 1643 г., на праздновании Нового Года, Михаил Федорович официально представил и “объявил” народу сына в качестве своего преемника.

При патриархе Иосифе были проведены некоторые церковные реформы. Так, была введена система собственных церковных судов “по бесчестью”. Развивалось отечественное богословие. В 1644 г. в Москве была издана “Кириллова книга”. И религиозных диспутов с представителями других конфессий русские больше не чурались. В столице состоялись прения о вере между православными богословами Иваном Наседкой и Михаилом Роговым с протестантским пастором Матвеем Фильгобером. Впрочем, больше в качестве “показательного” (а в какой-то мере и развлекательного) мероприятия. Ведь никто даже в мыслях не допускал, будто Фильгобер сможет переубедить русских и обратить их в лютеранство. Кстати, в отличие от европейцев, которые с какой-то стати не теряли надежд в подобных спорах обратить друг дружку.

Крепло хозяйство страны, с осваиваемых земель черноземья потекли на рынки обильные урожаи – в том числе и на экспорт. В бедствующей Европе положение России было очень прочным, а ее авторитет весьма высоким. Из своих опустошенных и погромленных стран перебирались “под государеву руку” офицеры, предприниматели, мастера-специалисты. Их на Руси были уже тысячи, они жили и служили не только в Москве, но и в Нижнем Новгороде, Ярославле, Туле, Вологде, Олонце. Так что никакой русской самоизоляции и ксенофобии, о коих так любят поррассуждать некоторые историки, и в помине не было. Конечно, до революционной “европеизации” дело не доходило, то бишь бород не резали и в немецкие кафтаны и чулки не переодевались – зачем глупостями-то заниматься и унижаться? Наоборот, иноземцы, обосновавшиеся в России, предпочитали носить русские костюмы, более удобные и подходящие к местным климатическим условиям. А если Морозов заказал для царевича у мастера Шальта детские латы европейского образца и пошил ему немецкий костюмчик, то все понимали, что это для игры, для маскарада. Алексею и в голову не пришло бы, что в таком костюмчике можно пойти в церковь или на официальные торжества. Но ведь и грехом не считалось нарядиться в немецкое платье.

Впрочем, надо отметить, что и в целом проблемы проблемы “европеизации” перед страной не стояло, она была надумана впоследствии и раздута искусственно. Переехавшие в Россию иностранцы жили еще не обособленно, а среди русских, на тех же улицах, а иногда и в тех же домах, снимая помещения у местных хозяев. А наши предки, если считали что-либо чужое полезным для себя, перенимали и без “европеизации”. Скажем, им понравился западный обычай высаживать перед домами декоративные цветы – и вскоре цветущими клумбами и палисадниками украсилась вся Москва. А боярин Морозов устроил свой дом по европейскому образцу, заказывал импортную мебель, обстановку, вешал на стенах картины. И никого это не смущало. Ну и что, если ему так нравится? И если он, как богатый владелец земель, промыслов и мануфактур мог себе это позволить?

А сам царь решил выдать замуж старшую дочь, 17-летнюю Ирину, за иностранного принца. Почему бы и нет? Ему тоже отец искал невест в Бранденбурге и Дании, хотя и неудачно. Но ситуация была иной, чем в 1620-х. Та же Дания на предложение династического брака откликнулась с радостью. Ее шведы совершенно раскатали, а брак обеспечил бы союз с Россией. Согласились на все условия, даже на перекрещивание королевича Вольдемара в православие (а без этого как же? Разве государь мог отдать родную дочь за еретика?) Принц со свитой прибыл в Москву, встреченный очень пышно. Но здесь Вольдемар вдруг заартачился и, вопреки достигнутым договоренностям, перекрещиваться отказался. То ли Ирина ему не приглянулась, а скорее, сказалось изменение международной обстановки – примирение Швеции и Дании при посредничестве Мазарини. После чего помощь больше не требовалась, а вот дразнить Стокгольм альянсом с русскими было опасно.

И Михаил Федорович попал в дурацкое положение. Ведь о свадьбе-то уже было объявлено! А значит, отказ Вольдемара идти к венцу был прямым “бесчестьем” и для царя, и для Ирины! Принц требовал отпустить его домой, царь не соглашался. С королевичем вели переговоры, так и эдак уламывали, оказывали давление. Но он упорно стоял на своем и “творил бесчинства”. Русские приставы, на которых его высочество пытался кулаками сорвать зло, в долгу не остались, дали сдачи. Словом, дело зашло в полный тупик…

Между тем кризис в Средней Азии продолжал углубляться. Шах-Джахан двинул на север свои огромные полчища, захватил Балх и Бадахшан. Но при этом в полной мере сказались особенности индийской армии. Боевые качества ее на деле были очень низкими, она состояла из корпусов вассалов-джагиридов, которые действовали вразнобой и привыкли вести себя, как мини-монархи – брали в походы многочисленные свиты, гаремы, прислугу. Ударной силой по-прежнему оставались боевые слоны с установленными на них пушками. Конницы было мало – лошади в Индии не размножались, их привозили извне, и стоили они крайне дорого. Воевать на коне могли себе позволить лишь очень богатые люди. А основу войск составляли массы пехоты. Не знавшие ни строя, ни обучения, ни маневрирования – давили количеством. Особо тратиться на своих солдат джагириды не считали нужным, пехота шлепала в походы босиком, все обмундирование составляли тюрбан и набедренная повязка, плюс копье в руке.

В индийском климате и в сражениях с точно такими же толпами голой пехоты это сходило. Но на севере, в горах, громоздкая и неповоротливая армия застряла. Обозы и гаремы джагиридов закупоривали горные дороги, а слоны и солдаты в набедренниках чувствовали себя здесь не лучшим образом, да и прокормиться многотысячным масам тут было нечем. Ну а отряды горцев-таджиков, хоть и небольшие по численности, принялись клевать завоевателей, наносили чувствительные удары, и Шах-Джахану пришлось отступить. Бадахшан бросили совсем, а Балх передали союзным бухарцам. Хотя у них в это время вспыхнула смута. Надир-Мухаммеда сверг его сын Абдулхази. Сперва отправил отца в почетную ссылку, правителем подаренного Балха, потом передумал, начал против него поход и выдворил в изгнание.

А от Хорезма в ходе междоусобиц отпало самостоятельное Аральское княжество. Но и упрочив власть, хан Абулгази целиком переключился на войну против враждебных ему туркмен. Добавилось и природное бедствие. Стал меняться водный режим в дельте Амударьи, пересыхали протоки и каналы, снабжавшие водой главные хорезмийские города, Ургенч и Вазир, и жители из них начали перебираться в Хиву.

И тем не менее, кто бы ни сидел на тронах Бухары и Хорезма, какие бы их ни лихорадили проблемы, для обоих государств оставалась весьма важной торговля с Россией. А после переселения на запад части калмыков, дороги из Средней Азии находились под непрестанными ударами калмыцких, ногайских и башкирских грабителей. Собственных сил для обеспечения безопасной торговли местные монархи не имели, поэтому ханы и Бухары, и Хорезма обратились к Михаилу Федоровичу с предложениями взять на себя охрану караванных путей. Их просьбы согласовывались и с необходимостью обороны от набегов поселений яицких казаков и Нижнего Поволжья. И в 1645 г. царь издал указ богатому купцу и промышленнику Михаилу Гурьеву, повелев ему возвести “город каменный” в устье Яика. Строительство началось немедленно, и в том же году возник г. Гурьев, названный по имени своего основателя.

С турками русские дипломаты разговаривали теперь вежливо, но твердо. Царские послы заявляли визирю, что с Крымом поддерживаются сношения только благодаря “дружбе” с султаном. Но на все враждебные действия татар Россия будет отвечать адекватно. На Дон шли подкрепления. Из Астрахани сюда был направлен с отрядом князь Семен Пожарский, из Воронежа Кондырев привел 3 тыс. ратников и “новых казаков”, навербованных из добровольцев, еще 1 тыс. собрал Петр Красников. Подмога оказалась не лишней. Стамбул и Бахчисарай еще не отказались от мысли сокрушить казачество. И в 1645 г. крымский царевич Девлет Гирей Нурадин предпринял попытку разгромить новую донскую столицу – с войском из 5 тыс. всадников скрытно вышел к казачьим землям и внезапно налетел на Черкасск. Но гарнизон и население городка оказались на высоте положения, не растерялись, мгновенно сорганизовались к обороне, и татар отбили, нанеся им большие потери.

Царевич отступил на р. Кагальник, где остановился, приводя в порядок свое воинство. Атаманы Петров и Васильев и царские воеводы приняли решение покрепче наказать врага, и на татар отправилось объединенное войско из 1100 сабель и 6 тыс. пехоты. На стругах и берегом спустились по Дону, оставили суда, совершили марш-бросок через степь, атаковали стан неприятеля и побили его, захватив две сотни пленных и много трофеев. Девлет Гирея погнали, он откатывался к Азову, послав туда гонцов с просьбой о помощи. На выручку из города выступил паша с 6 тыс. янычар и спагов. И теперь в тяжелом положении очутилась наша рать, на нее навалились почти вдвое превосходящие силы. Часть “новых казаков” и стрельцов из только что навербованной вольницы ударилась в панику, побежала. Достигнув стоянки стругов, беглецы захватили их, а некоторые порубили, чтобы турки не смогли ими воспользоваться, и удрали вверх по Дону.

Но остальное войско устояло, успешно отбивало врага, и царевич предпочел прекратить атаки. Вышел из боя и повел потрепанную орду в Крым. Соответственно и паше осталось только повернуть обратно в Азов. Казаки и воеводы бросили свою конницу на преследование татар и достойно “проводили” их, нападая на арьергарды. А пехота благополучно возвратилась в Черкасск. Москва высоко оценила проведенную операцию, дезертировавших паникеров было велено бить кнутом, “чтоб такое воровство другим было не в повадку”. Отличившихся наградили, и “Донскому Войску, атаманам и казакам” было прислано “царского величества знамя”. А на будущее ставилась задача: “Крымцев и ногаев воевать, а с турскими людьми под Азовом жить мирно повелеваем”. То есть требовалось Порту не провоцировать, но и ее немирным подданным не спускать.

Однако с весны 1645 г. царь Михаил Федорович не на шутку расхворался. После Пасхи почувствовал себя плохо. В общем-то еще не старый был, всего 48 лет исполнилось. И организм имел крепкий, вел здоровый образ жизни… К сожалению, еще с Василия III на Руси было принято, что великих князей лечили иностранные врачи. Которые, разумеется, были точно такими же специалистами, как их коллеги, гробившие западных монархов (вот вам, кстати, пример истинной “европеизации” – может, из-за этого и царские дети быстро в могилу сходили?) А Михаилу Федоровичу высокоученые доктора Вейделин, Сибелисти, Белоу и Грамман поставили диагноз в лучших традициях тогдашней европейской медицины – мол, “желудок, печень, селезенка по причине накопившихся в них слизей лишены природной теплоты, и оттого понемногу кровь водянеет и холод бывает, оттого же цинга и другие мокроты родятся”.

И принялись лечить царя… ну конечно же, слабительным, заодно предписав ему крайнее воздержание в еде и питье. Стоит ли удивляться, что ему становилось все хуже? Он жаловался на головную боль, а его снова и снова пичкали слабительными на голодный желудок. В день своих именин, 12 июля – на Михаила Малеина, ему вдруг полегчало. Михаил Федорович посетил службу в храме. Там объявил, что прощает всех своих обидчиков и согрешивших против него, освобождает всех преступников и стоящих на правеже, а служилым жалует полугодовые оклады. Но в конце службы ему стало дурно, царя унесли во дворец. Весь день он лежал тихо, только был очень слаб, а к вечеру его скрутило. Стонал и кричал, что его “внутренности терзают”. И призвал ближних проститься. С женой попрощался “умиленно”, а сына благословил на царство и поучал быть мудрым, твердым и благочестивым, “любить Бога и правду выше всего”.

Потом потребовал духовника, исповедался и причастился Святых Тайн, а ночью государь отошел в мир иной. Было трехдневное прощание – сотни тысяч людей шли и ехали со всех сторон, чтобы поклониться гробу царя, поминая его “доброту, простоту, доступность и милосердие к сиротам своим”. Панихиды служили не только во всех храмах, но заказывали и в частных домах. Были похороны… Попутно Боярская Дума поспешила замять затянувшийся скандал с датским принцем, и его наконец-то выпроводили за границу – в свете кончины государя отмена свадьбы приобретала вполне “уважительную причину”.

Царица Евдокия Лукьяновна по-прежнему была женщиной очень скромной и не оставила персонального “следа в истории”, подобного французским королевам. Но лишь после смерти мужа стало ясно, насколько сильно она его любила. Ее горе было так велико, что она пережила Михаила всего на 5 недель. Так что их чета получилась очень близкой к идеалу русских сказок: “Они жили счастливо и умерли в один день”. На престол вступил 16-летний Алексей Михайлович. Жизнь продолжалась. И династия Романовых продолжилась…