Текст книги "Сталинградская Богородица"

Автор книги: Валерий Шамбаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

А 2-ю ударную армию Кюхлер решил окружить. На нее посыпались контратаки то на одном, то на другом участке. Однако немцы этими наскоками только отвлекали ее. Основные силы скрытно собирались на флангах. Они хлынули внезапно, сбили охранение и перерезали коридор у Мясного Бора. Мерецков экстренно принялся спасать положение, перекинул сюда дивизии соседних армий, приказал с ходу контратаковать. Генерал Клыков развернул подчиненных и нажал изнутри. Неприятелю не позволили закрепиться на захваченных километрах, расчистили проход. После этого встал вопрос – что делать со 2-й ударной? Выводить? Этот казалось слишком обидным. Армия так близко подошла к позициям ленинградцев! Ставка приняла другое решение – направить на Волховский фронт резервы и возобновить наступление.

18. Катастрофы сорок второго

Нет, силы Германии отнюдь не были исчерпаны. Для летней кампании она сосредотачивала на Восточном фронте 170 дивизий – 6,2 млн человек, 3 тыс. танков, 43 тыс. стволов артиллерии, 3,4 тыс. самолетов. Техника по-прежнему поступала широким потоком, и танковые группы впервые в истории преобразовывались в танковые армии. Гитлер нажал и на союзников, потребовал от них более активного участия в войне. К боям готовились 72 дивизии сателлитов: 27 румынских, 20 финских, 13 венгерских, 9 итальянских, 2 словацких, 1 испанская дивизии, голландская и бельгийская бригады.

Ну а советской стороне дорого обошлась переоценка собственных побед и недооценка врага. К апрелю резервы оказались исчерпаны, накопленные техника и боеприпасы израсходованы. В Ставке заговорили о переходе к стратегической обороне. Заново собраться с силами, а уж потом навалиться. Но чисто по-человечески останавливаться было жалко. Почти у каждого военачальника имелись в запасе какие-то выигрышные решения. Получилось так, что все командующие фронтами горячо одобряли передышку, но для себя просили исключения на том или ином участке.

У начальника Генштаба пожилого маршала Шапошникова перегрузки совсем подорвали здоровье. Бывший полковник императорской армии, герой Первой мировой войны, слег тяжело больным, его место занял начальник оперативного управления Василевский. Он предостерегал против разброса сил. Но Василевский еще не обладал заметным авторитетом. А Сталин и сам был не против еще продвинуться вперед, освободить несколько городов и районов. Там же страдают наши советские люди. Выслушав разные мнения, он принял компромиссное решение. Переходить к обороне, но разрешить частные наступательные операции. В конце концов, на местах лучше знают свои возможности. Если уверены, что смогут одолеть, пускай дерзают.

К маю 1942 г. на фронте находилось 5,5 млн советских бойцов, 4 тыс. танков, 43 тыс. орудий и минометов, 3 тыс. самолетов [18]. Вопиющие недочеты, проявившиеся в прошлых операциях, устранялись. Было обращено усиленное внимание на минное дело. Главное инженерное управление Красной армии разработало соответствующие наставления. Обучение минированию и разминированию развернулось не только в саперных и инженерных частях, но в пехоте, артиллерии, кавалерии, среди танкистов. Ставилась задача, чтобы специалисты-минеры имелись в каждой роте и батарее [27].

До войны советские военные теоретики отбросили даже траншеи – зачем тратить лишние силы, если революционные войска должны наступать? По уставам Красной армии предусматривалась «ячеечная» система обороны, рылись цепочки одиночных окопов. Но в окопе солдат оставался один в аду бомбежки и артобстрела! Не видел товарищей, не мог получить помощи или оказать ее. Это становилось одной из причин паники и бегства. Уже с лета 1941 г. Конев, Рокоссовский, Тимошенко и прочие начальники, прошедшие Первую мировую, учили подчиненных оборудовать траншеи. Назначали инструкторами солдат и офицеров, которым довелось зарываться в землю в прошлой войне. В 1942 г. забытый опыт распространили на всю армию [107].

Авиацию стали сводить в воздушные армии по примеру германских воздушных флотов. Крайним напряжением ресурсов наращивалось производство танков, началось создание четырех танковых армий. Но они еще были в стадии формирования или вообще только на бумаге. А единственный завод, выпускавший тяжелые KB, находился в Ленинграде. Значительную часть танков составляли легкие Т-70 или полученные от англичан. Да и в авиации широко использовались зарубежные самолеты. Хотя западные друзья поставляли далеко не лучшую технику. Британские танки работали на бензине и вспыхивали, как факелы. Английские истребители «харрикейны» имели слишком слабое вооружение. Американские «аэрокобры» вооружались мощно, но аэродинамические характеристики были отвратительными. Они легко срывались в штопор и не выходили из него [86]. Зато иностранные танки и самолеты были радиофицированными, а советские – нет. Даже в штабах армий по-прежнему не хватало радиостанций, радистов, шифровальщиков.

Из перебросок неприятельских сил на восток советское командование делало правильный вывод: готовится новое наступление. Но и это обстоятельство убеждало Сталина не отменять частных операций. Представлялось выгодным смешать карты противника, не упускать инициативу. Пускай он дергается и реагирует на наши удары, а не мы на германские. Одну из таких операций предложили командующий Юго-Западного направления Тимошенко и член Военного совета Хрущев. В зимних боях в районе Изюма образовался Барвенковский выступ. Выдвигалась идея нанести два удара, с вершины выступа и от Волчанска. Взять в клещи и раздавить противостоящую группировку немцев.

Во фронте образуется широкая брешь, бросив в нее войска, можно освободить Харьков, а дальше, развивая успех, всю Левобережную Украину. Тимошенко и Хрущев просили дополнительно выделить им крупные контингенты. Василевский и специалисты Генштаба возражали, что наступать из выступа очень опасно – это значит лезть в готовый мешок. Но командование Юго-Западного направления доказывало, что победа гарантирована. Сталин взвесил «за» и «против» и опять пришел к компромиссу. Операцию дозволил, только сузил масштабы. Приказал действовать имеющимися силами, разгромить германскую группировку под Харьковом, а на дальнейшее пока не закидываться…

Выглядела очевидной и необходимость выручать Ленинград. Столь же очевидной казалась операция в Крыму. Здесь-то сил хватало! Три армии под Керчью, одна в Севастополе. Проломить фронт на Керченском полуострове, и армия Манштейна снимет осаду. Преследуя ее, четыре армии выплеснутся из Крыма в тылы всей системы немецкой обороны на юге, она рухнет! Хотя в итоге все эти планы перечеркивали решение о стратегической обороне!

В Крыму Манштейн после двух неудачных штурмов Севастополя перешел к планомерной осаде. Ему подвезли сверхтяжелые орудия. Некоторые из них лежали в арсеналах законсервированными с прошлой войны. На позициях устанавливались длинноствольные гиганты и жабообразные огромные мортиры калибрами 305, 350, 420, 600 мм. А калибр чудовищной пушки «Дора» составлял 800 мм. В глубоком секрете ее смонтировали в горах, и на Севастополь полетели ее снаряды – один из них пробил скалу толщиной 30 м. Хотя раскаты «Доры» ревели недолго. Вспышки ее выстрелов засекли летчики Черноморского флота, точно накрыли бомбами, и она замолчала навеки.

Но к обстрелам, бомбежкам и стычкам на передовых позициях в Севастополе привыкли. Ждали, когда скажет решающее слово фронт на Керченском полуострове. Здесь была предпринята третья попытка наступать. Она захлебнулась так же, как и вторая. Готовить четвертую. Командующий Крымским фронтом Козлов показал себя довольно мягким и нерешительным человеком. К нему прислали представителя Ставки, начальника политуправления Красной армии Мехлиса. Вот он-то был чересчур решительным! Властным, жестоким, придирчивым. Сталину показалось, что это позволит восполнить недостатки Козлова.

Вышло наоборот. Обстановка в штабе Крымского фронта стала больной и нервной, Мехлис склочничал, ябедничал в Москву. Сталин пришлось самому вмешиваться, одергивать его. Но при подготовке наступления Мехлис круто наломал дров. Сам он был очень храбрым человеком. Но при этом был склонен обвинять в трусости других. Требовал от начальников гнать войска поближе к передовой. Козлов не смел спорить с ним, и в результате все три армии вывели в первую линию. А командующих армиями и политработников Мехлис чуть ли не каждый день выдергивал в штаб фронта на совещания. Им оказывалось некогда поработать в войсках, заняться разведкой, подготовкой подчиненных. Ну а Козлов, наоборот, старался избегать споров, садился на коня и уезжал на передовую, запустив работу в штабе.

Между тем немцы отлично знали о подготовке русского наступления. Зато наши командиры не знали – враг уже готовит встречную операцию «Охота на дроф». Манштейн обстреливал Севастополь из невиданных калибров, а пехотные и танковые части тайком снимал с севастопольского участка на керченский. В его распоряжение был специально переброшен 9-й воздушный флот Рихтгофена. Русских опередили на неделю. 8 мая в воздухе вдруг завыли карусели бомбардировщиков, изрыгнула залпы германская артиллерия. Командные пункты Крымского фронта и армий давно не менялись, немцы отслеживали их расположение и разбомбили в первую очередь. Уничтожили также узлы телефонной и телеграфной связи, а на Керченском полуострове воевали все еще по старинке, про радиосвязь забыли. Управление войсками было потеряно.

А сами войска по понуканиям Мехлиса сгрудились на передовой! За ними не было ни вторых эшелонов, ни резервов. Ливень бомб и снарядов хлестал по массе солдат, забивших окопы и землянки. Ситуация усугублялась и составом солдат. 44-я и 47-я армии формировались в Закавказье, изрядная доля бойцов была из грузин, армян, азербайджанцев. А 51-ю формировали в Средней Азии, там хватало узбеков, таджиков. Сейчас их крушили, связи с командованием не было, они метались под огнем. А потом в их мешанину врезались германские танки, прорезали фронт с южной стороны, вдоль морского берега.

Лавина солдат хлынула спасаться. Задержать врага на каком-нибудь промежуточном рубеже уже не смог никто. Даже наладить планомерный отход оказалось уже проблематично. Люди бессмысленно и механически бежали назад, к Керчи. Сохранили порядок только моряки. Корабли стреляли по вражеским танкам и бронетранспортерам, отгоняя их от города. Тех, кто появлялся на пристанях, грузили на суда и перевозили на Тамань. Но в общем хаосе далеко не все попадали в порт. Многие сбивались с пути, прятались в ужасе по ямам, подвалам. Или оставались ждать немцев, чтобы сдаться.

В плен попало 170 тыс. человек. Десятки тысяч погибли при бомбежках и обстрелах, утонули. Немецкие самолеты густо бомбили Керченский пролив, засыпали его минами, шли на дно переполненные баржи, пароходы, лодки. Очевидцы описывали, как волны выплескивали на пляжи целые россыпи солдатских шапок [115]. Ставка в общем-то правильно вскрыла причины катастрофы. Действия Козлова, Мехлиса и их помощников были квалифицированы как преступная халатность. Хотя в сорок втором за такую вину уже не расстреливали. Поснимали с должностей, на несколько ступеней понизили в званиях.

Но в народе говорят – беда не ходит одна. 12 мая, в эти же самые дни, когда погибал Крымский фронт, два других фронта, Юго-Западный и Южный, начали наступление на Харьков. Вклинились в неприятельскую оборону с Барвенковского выступа, теснили под Волчанском. В Москву летели победные реляции. Сталин даже попенял Василевскому – дескать, полюбуйтесь, из-за ваших страхов чуть не отменили такую великолепную операцию!

Однако вскоре выяснилось, что гитлеровцы и здесь перехитрили. Они сами намеревались наступать на этом участке! По соседству, возле Славянска и Краматорска, сосредоточилась танковая армия фон Клейста, 11 дивизий. Тимошенко и Хрущев проморгали ее. Но командование группы армий «Юг» обнаружило перемещения наших войск, догадалось о намеченном ударе и нарочно решило подождать его. Пускай русские двинутся с укрепленных позиций в голую степь и сами подставят фланг под бронированный кулак. Впрочем, германские планы висели на волоске. На Юго-Западном направлении было больше танков, чем у Клейста! Пять механизированных корпусов и несколько бригад. Если пустить такую лавину в прорыв в тылы неприятелей, им стало бы не до ловушек. Наоборот, пришлось бы самим спасать из ловушки армию Клейста.

Но… Тимошенко берег механизированные корпуса. Сдерживал во втором эшелоне, за пехотой. Они толкались в тылах, закупорив дороги многокилометровыми пробками и мешая перевозкам. Общевойсковые армии оторвались от танков, в ходе наступления растянулись. А 17 мая армия Клейста пришла в движение. Случилось именно то, от чего предостерегал Генштаб. Барвенковский выступ стал почти готовым котлом. Его даже прикрыли-то плохо. На южном фасе выступа на 300 км фронта было выставлено всего 11 км проволочных заграждений. Мин не ставили совсем. Зачем расходовать мины и колючую проволоку, если собирались идти вперед?

Танки Клейста с ходу вломились под основание выступа, в расположение 9-й армии Южного фронта. Получив донесения об этом, Генштаб забил тревогу, требовал прекратить наступление, разворачивать ударную группировку навстречу обозначившейся угрозе. Но Тимошенко и Хрущев до сих пор чувствовали себя победителями, хвастливо перечисляли освобожденные пункты. Оценивали действия врага как рядовую контратаку и заверяли Сталина, что ситуация под контролем, сил против немцев хватит. Наверное, и в самом деле хватило бы. Но механизированные корпуса на Клейста не повернули. Они же предназначались для взятия Харькова! К месту прорыва направили 57-ю армию. Неужели вместе с 9-й не справится?

Но стальной поток, затопивший степные дороги, уже вдавил 9-ю в степную пыль. Части 57-й столкнулись с врагом на марше и тоже были раздавлены. Только после этого, 19 мая, Тимошенко отменил прежние приказы ударной группировке, велел разворачиваться. Сталин утвердил его решение. Но было уже поздно. Немцы перерезали основание выступа на всю глубину. В окружение попали пять армий. Причем о своих бронетанковых частях в неразберихе вспомнили в последнюю очередь. Принялись перенацеливать их, но оказалось, что танки успели израсходовать горючее. Колонны бензовозов в хаосе окружения потерялись. Армейские склады захватывались немцами или взрывались. Три механизированных корпуса и пять танковых бригад достались противнику вообще без боя! Экипажи бросили свои машины, смешались с пехотой. Но и налегке, через степь, выбралась к своим только часть воинов. Пленных насчитали 230 тыс.

Под Ленинградом положение тоже резко ухудшалось. Когда растаяли снега, все вокруг залило водой. В зимнем наступлении армии Волховского фронта переправились на западный берег Волхова, теперь река вскрылась и разлилась. Нарушился подвоз продовольствия и боеприпасов. Особенно худо было во 2-й ударной, углубившейся в леса. Единственная дорога, ведущая в тыл, превратилась в непролазное болото. Войска голодали. Выскребали крошки сухарей и варили из них суп. Для лошадей распаривали молоденькие ветки деревьев. Вывезти раненых стало невозможно, госпитали и эвакуационные пункты были переполнены. Кончились перевязочные материалы. Санитарки снимали с убитых нижние рубахи, кипятили и рвали на бинты. Вместо одеял собирали шинели с убитых.

В апреле намечалось возобновить наступление на Любань. Для усиления 2-й ударной направлялись свежие пехотные и кавалерийские дивизии. Для снабжения вдоль грунтовой дороги прокладывали рельсы узкоколейки. Навстречу должна была пробиваться 54-я армия Ленинградского фронта. Для координации их действий был прислан представитель Ставки, Ворошилов. Но немцам было нетрудно догадаться, на каких участках будут наступать русские. Их укрепили на совесть. Солдаты 54-й армии в блокаде недоедали, были ослаблены. Прорвать оборону врага они не смогли.

А во 2-й ударной построенную узкоколейку непрерывно бомбила авиация, каждый день выводила из строя, грузов подвозили крайне мало. Лошади дохли от бескормицы. Голодные люди утопали в грязи, постоянно были мокрыми, болели. Взяли несколько деревенек и застопорились. Чтобы разобраться в причинах неудачи, во 2-ю ударную вылетела комиссия под руководством заместителя командующего фронтом генерал-лейтенанта Власова. Она нашла армию в плачевном состоянии, а командарм Клыков лежал тяжело больным. Вывод был правильным – армия к дальнейшему наступлению непригодна. Нужно или выводить ее назад, либо подкреплять крупными резервами.

Клыкова отправили в тыл, вместо него Власов предложил назначить начальника штаба. Но Ставка и командование фронтом не согласились, поставили во главе армии самого Власова. Ведь он имел блестящую боевую репутацию. Увы, вскоре выяснилось, что репутация была дутой. Хотя выводы комиссии в Москве одобрили. Планы прорыва на Любань отменили. В конце апреля Сталин разрешил отвести 2-ю ударную из опасного выступа. А Ворошилов предложил объединить Волховский и Ленинградский фронты, в будущих операциях по прорыву блокады один командующий лучше сумеет согласовать усилия. Эти доводы также сочли резонными. Командующего Волховским фронтом Мерецкова перевели на другую должность, общее руководство возложили на командующего Ленинградским, Хозина.

Но такое решение оказалось далеко не лучшим. В двух фронтах было 9 армий, раскиданных на огромном пространстве. Условия боевых действий в кольце блокады за его пределами очень отличались. А пока Хозин разбирался в обстановке, руки до 2-й ударной у него дошли не сразу. Выводить из «мешка» ее начали 12 мая. Сперва эвакуировали раненых, тылы. Но немцы обнаружили – русские отходят. С 22 мая они перешли в атаки. Командующий фронтом опять не уделил операции достаточного внимания, не подкрепил вовремя части, державшие горловину. 6 июня враг во второй раз прорвал фланги и перехватил дорогу в тылы. В кольцо попали 7 дивизий и 6 бригад.

Сталин за допущенные ошибки отстранил Хозина, вновь разделил фронты. На Ленинградский послал Говорова, на Волховский вернул Мерецкова. Вместе с ним послал начальника Генштаба Василевского, выручать 2-ю ударную. Но на месте открылось, что выручать почти нечем. Волховский фронт в попытках прорыва к Ленинграду вымотался, израсходовал все ресурсы, а теперь все резервы отправляли на юг. На весь фронт имелось лишь 20 самолетов! Для спасения окруженных пришлось буквально выщипывать по батальону пехоты, по 1–2 танка от разных армий, разных дивизий. Но отчаянными атаками проход ко 2-й ударной все-таки пробили [81]. Он был узеньким, пару километров. Враг простреливал его с двух сторон, сжимал атаками до 300–400 м, несколько раз вообще перекрывал.

Но наши солдаты бросались в штыки и гранаты, расчищали дорогу у Мясного Бора. Окруженцы выходили подразделениями, поодиночке. Кто-то выбирался под покровом ночи, кто-то выползал под огнем. Василевский и Мерецков недоумевали, почему эвакуация ведется так беспорядочно. Однако спасшиеся командиры ничего толком не знали, какие меры предпринимает генерал Власов. Истина выявилась позже. Командующий армией впал в прострацию и эвакуацией вообще не занимался. Предоставил войскам действовать как получится. Они и выбирались как получится. А остановиться и удерживать фланги оказалось некому. Немцы очередной раз закрыли коридор. 24 июня Василевский передал Власову приказ – одновременно с атакой извне навалиться изнутри, одним махом вывести оставшееся ядро армии.

Но Власов отдал подчиненным противоположный приказ. Разбиться на группы и спасаться кто как может. Для 2-й ударной это стало смертным приговором. Последние очаги обороны рассыпались. Бойцы Волховского фронта все-таки откинули немцев, неуправляемый поток вытекал у Мясного Бора еще сутки. 25 июня кольцо замкнулось окончательно.

Но и после этого солдаты просачивались через фронт. Отыскивали лазейки, появлялись из болот за десятки, а то и сотни километров от мест окружения. 27 тыс. человек немцы насобирали в плен. О судьбе командарма беспокоился сам Сталин, велел спасти его во что бы то ни стало. Указание об этом передали партизанам, в тыл врага заслали несколько разведгрупп. Но Власов как в воду канул. А потом стали поступать сведения, которым не сразу поверили, – что генерал преднамеренно оторвался от всех сослуживцев и сдался.

В это же время разыгрался второй акт драмы под Вязьмой. Две группировки в тылу врага, Белова и Масленникова, успешно развернули партизанскую войну. Высылали отряды для диверсий, разрушали железные и шоссейные дороги. Постепенно расширяли освобожденные районы, очищая села от немцев и полицаев. Но к лету подсохли лесные дорожки, стали проходимыми для техники. После освобождения из блокады Демянска у немцев высвободилась группа генерала Зейдлица. Ее усилили армейскими и охранными частями, подняли всю местную полицию, русские добровольческие отряды из Локотской «республики» на Брянщине.

В июне Зейдлиц принялся обкладывать с разных сторон группировку Белова – гвардейский кавкорпус и десантников. Сперва им удавалось отбиваться и маневрировать. Но враг навалился, зажимал все крепче. Однако само значение плацдармов за линией фронта уже сходило на нет. Их сохраняли для будущих наступлений, но теперь-то о наступлениях думать уже не приходилось. Белов получил разрешение пробиваться к своим. Это оказалось нелегко. Даже это оказалось очень трудно. Железные дороги и Варшавское шоссе, лежавшие на пути, были превращены в укрепленные рубежи, простреливались перекрестным огнем. Пробиться сумела лишь часть кавалеристов и парашютистов. Других отбросили назад. Немцы прочесывали леса, добивали рассеявшиеся отряды. Кто сумел ускользнуть, подались в партизаны.

После этого Зейдлиц перебросил свои силы на северную группировку, 39-ю армию Масленникова и 11-й кавкорпус полковника Соколова. Повторилось то же самое. Окружение и натиск с разных направлений, тяжелый рейд на прорыв. Генерал-лейтенант Масленников был ранен, его вывезли самолетом. Половина его подчиненных сумела пробиться к войскам Калининского фронта. Остальных отсекли, уничтожали, вылавливали в плен. А в своей совокупности все эти катастрофы перечеркнули плоды зимних побед. Обстановка на фронте снова напоминала сорок первый…