Текст книги "Театр Абсурда (СИ)"

Автор книги: Валерий Брусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Лицезрение чужой Смерти укрепляет в преступнике Веру в его собственное Бессмертие…

ВЫБОР

(Театр Абсурда-4)

Глупая женщина божественна.

Александр Вертинский

Рассказ был написан более 20 лет назад. Тогда это была просто фантастическая юмореска на тему постапокалиптического мира, но недавно по ТВ сказали, что на Западе в школах вводится курс ПРАВИЛЬНОГО выбора собственного пола…

– Сегодня мужчиной снова стану я! – сказала Виола, сердито надув пухлые накрашенные губки. – Ты уже третью неделю совершенно не меняешься! Мне это порядком надоело!

– Но мы же с тобой когда-то договорились в таких случаях бросать жребий, – урождённая Кэтлин приложила молекулярную бритву к своей правой щеке и стала водить ею по ней, скашивая намыленную однодневную щетину. – А он всякий раз выпадает мне.

– Он тебе странным образом выпадает уже несколько раз подряд! Это несправедливо! – Виола непокорно качнула кудрявой головкой. – Мне надоело так долго быть только женщиной! Это такая жуткая скука…

– Тебе со мною настолько плохо?.. – Кэтлин удивлённо глянула на неё через левое плечо.

– Нет, не очень, но больше хочется разнообразия! Хоть когда-нибудь, и хоть какого-нибудь.

– Ты становишься гендерной наркоманкой, дорогая моя… – Кэтлин с сожалением посмотрелась на себя в зеркало. Выглядела она довольно неплохо, но всё было зря. Виола всё равно не отстанет…

– А ты слишком любишь мужское обличие и это тоже неспроста, – парировала Виола.

– Ладно, уговорила… – Кэтлин подбросила вверх вращающуюся монетку, прихлопнула её на лету ладонями, и посмотрела, что из этого вышло. – Что ж, слегка побыли мужем, теперь немного побываем и в жёнах. Нам к этому давно не привыкать.

Она вернулась к зеркалу.

– Ну, что, искусственный Харольд, – сказала она своему отражению, – ты был совсем неплохим мужиком…

– Но мне больше нравятся блондины, – Виола торопливо сбрасывала с себя женское одеяние.

– А мне – брюнетки, – покосившись на неё, буркнула Кэтлин. – Жгучие умом брюнетки…

– И не такие жутко перекачанные бодибилдеры, – добавила к своему Виола. – Я об тебя постоянно ушибалась до синяков. Не мускулы, а камни какие-то!

– Зато, какой вид! – Кэтлин напряглась и повернулась боком, потому что целиком в зеркале уже не помещалась.

– Фи!.. – сказала Виола почти брезгливо, передёрнув хрупкими плечиками. – Огромный, волосатый! Не мужчина, а мужик какой-то!.. Грубый и неотёсанный мужлан!..

– Сейчас вообще никаких нет… – Кэтлин опять взялась было за крем после бритья, но с огорчением вспомнила, что всё это ей больше ни к чему. – Могу я, в конце концов, воплотить в себе свою мечту об определённом мужском типе?! Мне нравится, когда мужчина отличается от меня не только мелкими деталями…

– Наверное, именно поэтому ты и перебрала в качестве образцов всех древних культуристов! – фыркнула Виола.

– Плохо, когда у мужа и жены совершенно не совпадают вкусы на фундаментальные вещи… – вздохнула Кэтлин.

– На мужчин, которых больше попросту не существует в природе… – добавила Виола.

– А лесбийские браки, к сожалению, не избавляют от семейных ссор, – грустно сказала Кэтлин.

– Но ты бы для разнообразия хоть иногда делала из себя что-нибудь, не слишком похожее на Кинг-Конга! – проворчала Виола. – Эгоистка! Тебе нравится быть такой-то и всё тут! На меня тебе уже ровным счётом наплевать и даже начхать! А я по твоим волосатым мускулам ползаю, как мышь между камней, покрытых мхом!

Кэтлин жестом полного морального поражения миролюбиво подняла вверх свои могучие руки.

– Сдаюсь, угомонись ты, наконец! В следующий раз поищем компромиссы! Не разводиться же мне с тобой из-за этого, в конце-то концов! Когда тебе самой надоест быть мужчиной, так и быть, сделаю из себя что-нибудь на твой особый заказ.

– А давай как-нибудь оба станем мужчинами… – заговорщицким шёпотом предложила Виола.

– И что мы тогда будем друг с другом делать? – усмехнулась Кэтлин. – Армрестлингом заниматься или дружить? Да и где ты возьмёшь ещё один пояс – инвертор? Второй нам с тобой не дадут, а свой тебе никто не отдаст. Они же номерные и настроены на персональные генетические коды своих хозяев. И с чужим поясом из тебя вместо мужчины возьмёт, да получится какой-нибудь жуткий монстр…

– Обидно… – сказала Виола. – Двум женщинам друг с другом скучно и двум мужчинам – тоже. Вот ведь придумала Природа! Никакого тебе разнообразия и оригинальности!

– Именно поэтому нужно быть терпимее к прихотям друг друга. Ну, нравится мне то, от чего тебя просто тошнит!

– Это потому, что в тебе сильнее природное мужское начало, а во мне – женское, – нравоучительным тоном сказала Виола. – Тебя Природа прочила в классические мужчины, но у неё из этого ничего не получилось. А я – стопроцентная женщина!

Кэтлин усмехнулась своим мыслям.

– Не ухмыляйся, – вдруг обиделась на неё Виола. – Я подозреваю, что только поэтому большую часть нашего времени в мужском теле проводишь именно ты! И эти чудища из одних железных мышц у тебя получаются по той же самой мерзкой причине!

– Неужели тебе так нравятся эти женственные почти мальчики, в которых ты постоянно превращаешься?.. – удивилась Кэтлин. – Что в них такого особого?..

– Это опять же от избытка во мне женской сути, – сказала Виола почти извиняющимся тоном. – А я слышала, что в некоторых семьях вообще не пользуются поясом больше одного раза. Кто-то как стал мужчиной, так им и остался навсегда…

– Слухи это всё! – не поверила Кэтлин. – Сплетни! Сказки! Если поясом не пользуются больше двух месяцев, к его хозяевам моментально приходят из Службы Контроля, и начинают выяснять, в чём у них дело. Как я слышала, нельзя на длительный срок фиксироваться в мужском образе. Не знаю, что именно, но что-то в нас там от этого со временем атрофируется…

– Что-то тут явно не так… – тоже засомневалась Виола. – Пояс вот придумали, чтобы из женщины на время делать мужчину, а переделать наши гены таким образом, чтобы у нас рождались не только девочки, не могут. Почему?.. Странно…

– Выходит, всё не так просто, – сказала Кэтлин. – Очень давно, когда перестали рождаться мальчики, учёные пришли к выводу, что легче придумать пояс, чем справиться с мутациями, делающими мужчин нежизнеспособными. А потом сложившееся положение вещей всех уже устраивало. Мужская суть, как более слабая в своей биологической основе, полностью вымерла от использования вакуумных электростанций. Альтернативных экологически чистых источников энергии так и не придумали, поэтому пожертвовали тем, что можно было компенсировать с помощью поясов.

– Как ты меня утешила… – сказал Виола, массируя запавшие после активной ночи глаза. – Прирождённый компенсатор. Нет, не случайно ты больше меня бываешь мужчиной… У тебя даже мозги не женские, поэтому забиты всякой ненужной дрянью!

– Как сказать… А может, это пояс меняет не только моё тело, но и мою психологическую суть… Посмотрим, что у него рано или поздно получится и с тобой…

Кэтлин отстегнула сливавшийся с талией пояс – инвертор, и протянула его Виоле.

– Прошу, мадам! Я джентльмен, поэтому желание женщины для меня всегда закон! Виола опять фыркнула.

– И кто опять это будет теперь? – заинтересованно спросила Кэтлин. – Очередной стройный юноша – почти мальчик? Когда ты бываешь моим мужем, меня не покидает стыдливое ощущение того, что я совращаю несовершеннолетнего.

– Прости, но закон не запрещает мне лепить из себя хоть грудного младенца. – Виола застегнула эластичный пояс на своей осиной талии, и он тут же слился с её кожей.

Кэтлин провела рукой по своей атлетической груди.

– Уже помаленьку всё рассасывается, – сказала она с видимым сожалением. – Через пару часов и следов на мне никаких не останется. Мышечная масса сползёт вниз, чтобы стать там уже целлюлитной. А какая была могучая фактура сверху!

– Отдохни от своих мышц, – брезгливо посоветовала Виола. – И побудь слабой женщиной.

– Я чувствую, что слабым опять будет мужчина… – усмехнулась Кэтлин. – Так кто же?..

– Увидишь… – загадочно сказала Виола. – Извини, я уединюсь на полчасика, а потом объявлюсь уже в новом виде.

Она ушла в солярий на крыше дома, а Кэтлин подошла к большому зеркалу на стене.

– Это уже не совсем то, что было недавно… – сказала она с сожалением про своё быстро меняющееся тело. – Бицепсы, трицепсы… Было и прошло…

Кэтлин потянула себя пальцами за усы, и они градом иголок с высохшей рождественской ёлки осыпались на тумбочку.

– И почему моя женская суть так торопится вернуться в свои привычные рамки?..

Она с грустью смотрела на то, как быстро с её груди спадают бугры могучих мышц и из них торопливо лезут, вырастая, женские груди. Узкий сухой таз прямо на глазах распирало вширь, а на то, что вообще втягивалось в тело, Кэтлин старалась просто не смотреть.

…– Эй!.. – услышала она вдруг испуганный окрик Виолы. – Ты где там?!. Иди-ка сюда!

Кэтлин огорчённо тряхнула уже успевшими отрасти, но ещё не расчёсанными рыжими волосами на голове, бросила последний короткий взгляд в зеркало, где теперь отражалась пока ещё несколько грубовато сложенная женщина, и пошла на зов.

Виола уже в образе более чем стройного полу-юноши – полу-мальчика стояла около распахнутого настежь окна, растирая руками красную полосу у себя на талии.

– Ты понимаешь, – сказала она растерянно, – он сначала задымился, а потом загорелся…

– Где он?

– Да я его вообще с себя сбросила, и он сгорел дотла! Один пепел от него остался!

– Сильно обожглась? – сочувственно спросила Кэтлин. – Намажься витаминным кремом.

– Уже намазалась! – отмахнулась Виола от запоздалых забот. – А как же мы теперь будем без пояса?..

– Не переживай, – успокоила её Кэтлин. – В Службе Контроля уже знают, что его больше нет. Через час они сюда примчатся, разберутся, в чём дело, и выдадут нам новый.

– Чуть сама с ним не сгорела! – Виола уже вертелась перед зеркалом. – Всего-то хотела ускорить процесс перевоплощения, а он…

– Я всегда говорила тебе, что с техникой нужно быть осторожнее, – укоризненно сказала Кэтлин.

– А вообще, как я тебе?.. – Виоле надоел неодушевлённый созерцатель, и она повернулась к Кэтлин.

– Красивый юноша… – похвалила теперешняя жена. – Правда, на мой вкус, несколько хрупковат…

– Значит, нежен…

– А там у тебя что?.. – Кэтлин с удивлением показала рукой на низ живота Виолы.

Та глянула сама.

– Не выросло ещё, – решила она. – Не успело…

Она вернулась к зеркалу.

– Странно… – сказала она. – Прошло уже минут десять, а я почему-то не меняюсь… Пояс ведь сгорел, значит, я должна была очень быстро вернуться в свой природный образ…

– А если?.. – намекнула Кэтлин.

– Ой, как было бы здорово!!! – Виола радостно захлопала в ладоши. – Неужели произошло чудо, я уже не изменюсь, и стану единственным на Земле закреплённым мужчиной?!

– Пока ты юноша, – мягко сказала Кэтлин. – Почти мальчик. Недоросток, так сказать…

– Зато красивый мальчик! – Виола подошла к своей постели и достала из-под подушки программный кристалл. – Вот! Эту штуку я и вставляла в пояс, чтобы запрограммировать его на нужный мне образ!

– Кто это?.. – без особого интереса спросила Кэтлин, имевшая на мужчин стойкий вкус.

– Евнух, – прочла Виола на футляре кристалла. – И не просто какой-то там завалящий, – добавила она не без гордости, – а лучший евнух при гареме богатого султана Али-Акбара!

– Евнух?!. – испуганно спросила Кэтлин и, подбежав, отняла у Виолы футляр. – Действительно, самый настоящий евнух… Где ты эту штуку раздобыла, бестолочь?!.

– Обменяла, – Виола пока не понимала сути своей провинности. – Выменяла…

– У кого?!. – не отвязывалась Кэтлин.

– Да не знаю я! – поморщилась Виола. – Случайная прохожая на базаре! Сказала, что это очень своеобразные ощущения, и что я буду просто ошеломлена! А кто такой этот евнух?

Кэтлин отошла и осмотрела Виолу со всех сторон.

– Да, похоже, ты действительно зафиксировалась в своём новом облике, и очень может быть, что это уже навсегда… Я слышала, мужская суть консервативна и не поддаётся перевоплощению. Да и пояса наши конструировались только на женскую биологическую основу…

– Как здорово!!! Как здорово!!! – запрыгала Виола от восторга. – Значит, я теперь буду мужчиной всю свою жизнь!!!

– Не спеши радоваться, – угрюмо посоветовала ей Кэтлин. – Я сильно подозреваю, что что-то у тебя уже так и не отрастёт, поэтому мне придётся подавать на развод… Ну а что такое евнух, ты в самой полной мере узнаешь ближайшей же ночью…

История смеётся громче, чем плачут её жертвы.

ВТОРАЯ НАТУРА

(Театр Абсурда-5)

Нельзя вырвать ни одной страницы из своей жизни, можно бросить всю книгу в огонь.

Жорж Санд

Рассказ написан почти 30 лет назад, когда стали входить в моду астрологи, парапсихологи, йоги и экстрасенсы. Это была пародия, но на днях по ТВ прошла передача о том, что у живых клеток есть генетическая память, и они помнят своих предков, живших миллиарды лет тому…

Он появился в купе почти крадущейся походкой и в то же время уверенно, как в собственном доме. Глаза его по хозяйки оглядели тесное помещение, ни на одно лишнее мгновение не задержавшись на Сушкове, словно тот являлся всего лишь небольшой частью скромного вагонного интерьера. Бросив на нижнюю полку обшарпанный объёмистый портфель, отслуживший уже не одному поколению путешественников, он сел, обратив наконец своё внимание на попутчика.

– Борис… – не здороваясь, сразу представился он, протягивая узкую ладонь потомственного интеллигента. – Фамилий называть не станем в целях строжайшей дорожной конспирации… – таинственно сказал он. – Зачем они нам здесь? Мы с вами встретились случайно и расстаёмся навсегда… Просто Борис…

– Согласен, – ответил Сушков, с готовностью принимая условия чужой игры. – Олег…

– Олег, а у вас тут поезда не опаздывают с отправлением? – поинтересовался Борис, озабоченно глянув на наручные часы. – Не хотелось бы портить себе настроение в самом начале пути.

– Как везде. – Сушков придал своему широкому лицу выражение лёгкого дорожного любопытства. – Если не очень сильно ошибаюсь, командированный? – попытался он высказать почти безошибочное предположение. Командированный – это не человек, это хроническая болезнь с ярко выраженными неизлечимыми симптомами. Все болеют этой болезнью – и новичок, и профессионал, – и делает она их всех чем-то похожими друг на друга: и обликом, и манерой поведения.

– Он самый! – не отказался Борис. – Кочевник промышленности, цыган экономики!

– Тогда оплатят, – утешил его Сушков. – Каждую истраченную минуту. Платят ведь за конечный результат.

Борис поморщился.

– Я бы сам платил кое-кому за каждую секунду быстрее ожидаемого. Не люблю бессмысленных потерь времени, а сейчас они обходятся слишком дорого.

– Командированный спит – зарплата идёт… – попробовал пошутить Сушков.

– А работа стоит! Теперь – не прежде, работать надо ритмично, иначе погоришь.

– Вы были ударником производства?

Борис опять поморщился.

– Вот именно! Нанёс производству ощутимый удар, отчего оно и загнулось!

– Но вы же если и виноваты, то не во всём, – попытался его утешить Сушков. – Бывают ведь и не зависящие от нас обстоятельства. Роковые, так сказать…

– Виноваты не мы, но отвечать почему-то приходится именно нам… – загадочно сказал Борис. – Всё решает итог, складывающийся из тихих успехов и громких неудач. И получается либо общий плюс, либо суммарный минус. Почему-то плюс кажется нам более предпочтительным, хотя памятники ставят и неудачникам…

Тема явно была избитой до полусмерти, попутчик даже не скрывал своей неприязни к ней.

Сушков деликатно смолчал – пауза в беседе иногда хорошо способствует переключению тем.

…Поезд нервно дёрнулся. Борис тоже нервно посмотрел на затасканные наручные часы.

– Как в аптеке! – сказал он ставшим почти радостным тоном, расслабляясь. – Это мне уже слегка нравится.

Его недавно озабоченное мировыми проблемами лицо расплылось в широкой, располагающей к себе улыбке.

– Итак, мой временный спутник, нас уже можно поздравить! Вас – с удачным стартом, меня – с промежуточным финишем.

За окном проплывал, разгоняясь, перрон.

– Я зверски хочу есть! – сказал Борис, точно устав от беседы. – Сначала желудок, и потом только мозги! У меня сегодня в вашем городе совершенно не было времени на еду, поэтому сейчас я схожу в вагон-ресторан, у меня значительно улучшится настроение, и тогда мы с вами поговорим уже на другие темы.

…Сушков думал, что ждать придётся максимум час, но попутчик отсутствовал три. Он вернулся слегка навеселе, и, как и обещал, в прекрасном расположении духа.

– Тысяча извинений! – начал он с самой двери купе. – Жизнь дарит нам так много приятных собеседников, что порой бывает чрезвычайно трудно не поддаться соблазну и не поболтать с каждым. Итак, на чём же мы остановились персонально с ВАМИ?..

Он поморщил лоб, собирая в хмельной голове разбежавшиеся за три часа мысли.

– Кажется, тебя зовут Олегом, и ещё ты, вроде бы, уже почти всё обо мне знаешь. Теперь настала моя очередь узнавать страшные тайны, на этот раз о тебе.

В какой-то степени, мы коллеги, но только на текущий момент. И, видимо, товарищи по несчастью. Сложнейшая ситуация на производстве… Никто не хочет ехать… Обстоятельства вынуждают… И прочее такое же в том же аспекте. Думаю, вы сами знаете, как всё это бывает. Вы, как я полагаю, уже возвращаетесь и почти ни с чем, а я недавно отбыл за тем же.

– Вы, пожалуйста, не обижайтесь на мою недавнюю резкость, – сказал Борис задумчиво. – Наше бытие определяет и наше сознание. Если не получается наоборот…

– Вы не в восторге от своего бытия? – удивился Олег.

– От нынешнего – да! Мальчик на откровенных побегушках, и уже поздно менять главное в образе жизни. Лечу, как говорится, по инерции. И теряю драгоценные очки…

– Что делать… – Олег развёл руками. – Если мы не выбираем Судьбу, она подбирает нас против нашего желания…

– Что делать? Кто виноват? Любимые вопросы очень сильной умом интеллигенции, слишком слабой духом и телом. Правда, ударения она чаще всего ставит совсем не в тех местах. Согласитесь, ЧТО? делать звучит гораздо конкретнее, чем просто ДЕЛАТЬ? А от КТО? виноват уже несёт азартом «охоты на ведьм»…

– Я подозреваю, что все истинные философы произошли от командировочных…

Борис не сразу оторвался от индустриального натюрморта за вагонным окном.

– Слушайте, а ведь от вас слегка веет свежим ветерком иронии! – он изучающе уставился на Сушкова. – Кем изволили быть?..

– Раньше?

– Да, прежде, чем теперь?

– Детсадовцем, школьником, студентом, аспирантом…

– Я не о том! – перебил Борис, но тут же как-то погас. – А, собственно, зачем это я и о чём? Откуда вам знать? Знания – это тяжкий удел для избранных…

– Красиво, но не совсем понятно, – сказал Сушков.

– Вот именно, понятно не совсем. И не всем…

Борис стащил ботинки и забрался на своё место с ногами. Что-то непривычное было в его позе. Так очень любят сидеть дети, но для взрослого человека она не то чтобы нетрадиционна, а попросту неудобна. Утомительна, если точнее…

– Откуда вам знать, кем вы были в прошлой, предыдущей вашей Жизни? – продолжил Борис. – Да и зачем это вам, если разобраться? Лишний груз воспоминаний. И не всегда приятных воспоминаний, скажу я вам, коллега.

– Карма? – вставил Сушков тоном знающего дилетанта.

Борис усмехнулся.

– Мода… Гороскоп… Аура… Чакра… Все знают всё и толком не понимают ничего… Эпизоотия… Квазизнания и параневежество…

– Ну, зачем же вы так… – сказал Сушков укоризненно. – Тогда уж эпидемия. Люди – не стадо.

– Панургова толпа… – съязвил в ответ Борис. – Шарлатанство и шаманство…

– А вы профессионал?

Борис опустил на пол ноги и стал раздеваться.

– Я всего лишь наследник, милейший. И носитель информации. О Душе, которую в себе ношу, и обо всех её прошлых похождениях.

Он достал из своего вместительного портфеля трико и безрукавку.

– Мало кто помнит себя даже в предыдущей своей жизни, а мне даровано ОЗАРЕНИЕ – я помню всё С НАЧАЛА…

– С чьего начала?

Борис уже снова сидел в своей любимой странной позе, свойственной скорее собаке или кошке, но никак не человеку.

– С зачатия… – многозначительно сказал он.

– Какого? – у Сушкова был довольно идиотский вид.

– ДУШИ, разумеется…

– В ком?

– Само собой, не в этой шкуре. – Борис похлопал себя по мускулистой груди. – Я в своём роде феномен, если не уникум. Некоторые всё-таки помнят себя в предыдущей Жизни, единицы – на две-три ступени назад, а я храню в своей памяти всё с самого начала.

– А что было в Начале? – в голосе Сушкова было искреннее и вполне здоровое любопытство. Чем необычнее тема беседы, тем короче дорога. И тем интереснее.

– А вначале, Вещий Олег, был всего лишь вирус…

– Гриппа! – хмыкнул Сушков.

– Возможно… Вероятно… – не стал возражать собеседнику Борис. – Деталей не знаю и, честно говоря, разборчиво не помню… Но примитивнейшая, скажу вам, была жизнь! Припоминаю только мощнейший стимул к тиражированию себе подобных. Гонка! Хорошо, что вирусы мало живут, и это форменное безобразие достаточно быстро кончилось. Быть инфузорией мне понравилось гораздо больше.

– Чем именно? – Сушков по инерции улыбался и пока не очень внимательно слушал, отвлекаясь на виды за окном вагона. – Инфузорией? А велика ли разница?

– Не соглашусь с вами. Инфузория – это уже некоторое разнообразие интересов и потребностей. Помнятся ярко выраженные ХОРОШО, ПЛОХО и ХОЧУ ЕСТЬ. В сравнении с вирусом это был уже большой скачок. Пока не сравниваешь с насекомым…

– Значит, после инфузории вы поселились в насекомом? В каком же, если это не секрет?

– Что уж тут скрывать… Таракан, милейший Олег, всего лишь прусак! Маленький такой, усатенький… Корсар тесных щелей. Ну, тут Душа уже могла подумать даже о зачатках будущего интеллекта. Правда, меня однажды прихлопнули чем-то тяжёлым, но трагическая гибель, как правило, идёт в зачёт, и мою индивидуальную суть занесло уже в мышь… Лично я считаю это своей самой большой неудачей в карьере. Утомительная, скажу вам, доля. Инстинкты тела на этом уровне пока сильнее развивающегося разума души, а мыши, как вы знаете, народ весьма запасливый. Потрудился, в общем… Зато потом в курице отвёл душу!

– А яйца нести?..

– Да ну… – Борис сморщил нос. – Одно в день – разве это такой большой труд? Да я, собственно, много и не нанёс… Уволок меня, в конце концов, коршун, стервец! Больше всего жалею о петухе – тот был ко мне явно не равнодушен…

– Зато внеочередное повышение!

– Я бы не сказал… Попал я в бродячую кошку и оттрубил по помойкам и свалкам весь положенный ей природой срок. Вспоминать не хочется! Знаете, если бы человек жил двести лет, то склероз был бы для него величайшим благом…

– А что было потом? – у Бориса было такое несчастное лицо, что Сушков уклонился от шутливых комментариев. Игра игрой, но когда партнёр чуть перебарщивает, лучше чуть не добирать. Артистичные личности – народ обидчивый.

– А потом – суп с котом! – сказал Борис, улыбаясь. – Наблюдайте в упор! С «потом» вы имеете сейчас немалую честь! Не могу сказать, что это вознаграждение за прошлые трудности, но после помоек – весьма значительный подъём по иерархической лестнице.

– Быстро же вы…

– Не спорю, весьма торопливо, – согласился Борис. – Можно даже сказать, – экстерном. Все основные сложности оставлены на последний этап жизни – стадию Человек Разумный. Тварь за свои поступки почти не отвечает, а человек несёт всю, так сказать, полноту и худобу. И как он проведёт свою жизнь, так ему потом и воздастся. Или туда, – Борис ткнул пальцем в сторону неба за окном, – или…

– Или? – Сушкову было уже интересно.

– Да бог его знает! Всё зависит от конкретной ситуации. Либо – обратно в кошку, либо в собаку, либо в корову, либо ещё куда… Созвучно и соответственно юдоли. Штрафбат, так сказать, для искупления вины. Но что пьяницы попадают в свиней – это я знаю точно!

– То-то то там, то здесь иногда появляются слишком умные поросята или складно говорящие собаки! Отрыгивается, значит, иногда прошлое неудачное бытие…

– Вот-вот! – поддакнул Борис. – Кора головного мозга при реверсе, по-видимому, очищается, но иногда кое-что остаётся, и тогда новое состояние Души местами разбавляется крохами прошлого. А вообще, не так уж трудно угадать, кем человек был в своей предыдущей жизни. По повадкам, по привычкам. Если храпит по ночам – собакой, если лунатик – кошкой, если летает во сне – птицей.

– А кем, по вашему мнению, был в предыдущей жизни я? – деликатно поинтересовался Сушков.

Борис окинул его проницательным взглядом.

– К концу нашего совместного путешествия я непременно отвечу вам на ваш вопрос. Необходимы детали, мелочи, которые в первые моменты не заметны.

Он вдруг дёрнул головой, скрючился; его правая нога резко взметнулась вверх и задёргалась, скребя пальцами в носке воздух в десятке сантиметров от уха, до которого она чуть-чуть не дотянулась…

Борис мгновенно опомнился, сел более-менее пристойно, и почесал за ухом уже рукой.

– Извините… – сказал он виновато. – Трудно отвыкать от укоренившихся привычек…

– Да ничего, ничего… – успокоил его Сушков. – Я всё понимаю… Жаль, конечно, что так и не услышу от вас ничего о своём давнем прошлом. Моя станция через пять минут, и мне пора идти к выходу.

– Очень сожалею… – тоже искренне огорчился Борис, вскакивая. – Было бы весьма любопытно вас прозондировать.

Сушков встал и протянул на прощание руку.

– Рад был познакомиться и послушать…

Он вдруг сделал странные вихляющие движения тазом, быстро оглянулся, вспомнил, что хвоста у него давно уже нет, и смутился.

– Извините… – сказал он, быстро краснея. – Привычка… Вторая натура…

Судьба редко – слишком умна, но ещё реже она – полная дура…