Текст книги "Пойди туда, -… (СИ)"

Автор книги: Валерий Брусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

В большой комнате он сразу увидел тёмное пятно на полу и нарисованную рядом с ним мелом фигуру лежавшего человека.

Рисунок был неправильным. Мария в момент её обнаружения егерем, лежала совсем не так, но приехавшие этого не знали, поэтому просто соблюдали сценарий расследования.

Николай обернулся, вспомнив о висевшем на стене ружье.

– Ружьём не пользовались, по меньшей мере, неделю, – опередил его вопрос сотрудник.

Егерь пошарил взглядом по комнате.

Всё, как обычно у Марии, было в почти идеальном порядке. Половики, которые она не успела постелить после мытья полов, лежали, скатанные, в углу. Возле половиков валялся игрушечный медведь; из-под шкафа торчал хвост игрушечного льва. Николай не удивился этому – он знал боевые характеры близнецов.

– Здесь всё нормально, – сказал он и пошёл в детскую.

Там ему сразу бросились в глаза осколки аквариума на полу. Вода давно высохла, возле двери, словно кем-то собранные, валялись косячком скрюченные, потемневшие аквариумные рыбки. Рядом лежала поварёшка, касавшаяся своей ручкой тряпки, которой Мария обычно протирала стол. Постель мальчишек была смята, как после сна.

Егерь вопросительно обернулся на сотрудника. Тот провёл жестом руки от постели к аквариуму.

– Всё, скорее всего, произошло рано утром. Или аквариум разбит во время схватки с кем-то, или именно его падение по непонятным нам причинам и привлекло внимание Марии, находившейся на кухне. Возможно, он упал и сам после всего, что здесь произошло. Его могли сдвинуть на край тумбочки. Но последнее спорно. Рыбки не могли сами собраться на полу вместе. Хотя не исключено, что их выловили ещё из целого аквариума.

– Только не Мария, и не пацаны! – опроверг его Николай. – Это были члены их семьи, они даже дали им всем имена.

– Тогда остаются лишь первые два варианта. Значит, вы ничего подозрительного не заметили? – сотрудник окинул взглядом комнату.

– Да нет, всё, как будто, на месте, – сказал егерь, и наклонился, чтобы поднять с пола поварёшку и тряпку, настолько они нарушали ту Гармонию, которую он привык видеть в доме аккуратной Марии.

Сотрудник его остановил.

– Пока не нужно ничего трогать. Пусть всё останется так, как есть. Скорее всего, нам ещё придётся сюда вернуться.

Николай выпрямился.

– Едем! – сказал сотрудник и пошёл наружу.

В сенях он вынул из кармана фонарик и подал егерю.

– Оставлять второй раз – плохая примета…

На крыльце их уже ждали.

– Ничего нового?.. – спросил майор, посмотрев на егеря.

Тот отрицательно помотал головой.

Майор снял фуражку, провёл рукой по её околышу, оглядывая дом и двор, потом аккуратно надел фуражку себе на голову.

– Закрывайте! – скомандовал он.

Сотрудники разбрелись по двору, послышалось хлопанье ставень. Входную дверь закрыли и повесили на неё большой амбарный замок.

– А скотина-то как? – запоздало вспомнил Николай.

– Накормлена скотина, накормлена, – стоявший рядом парень лет двадцати пяти с большим фотоаппаратом на груди насмешливо смотрел на егеря. – Проспал ты всё, отец. Пойдём в машину. До вечера она дотерпит, а там деревенские с ней как-нибудь разберутся. Под твоим чутким руководством, – он взял Николая за рукав.

Они залезли в микроавтобус. Там уже сидел проводник с ищейкой. Овчарка лежала на полу, высунув розовый язык, и поглядывала на лайку, забившуюся в угол. Та уже немного оправилась от испуга и лишь изредка вздрагивала от звуков снаружи, прядая ушами.

Егерь сел рядом с ней. Она жалобно заскулила, подползла к нему, и положила морду на пыльный сапог Николая, глядя на него красными трагическими глазами.

– Ничего, ничего… – ласково потрепал он её рукой по загривку. – Самое страшное уже позади…

Он выглянул наружу.

Все уже вышли за ограду и теперь двое закрывали ворота. Потом служивые люди стали рассаживаться по машинам.

Майор заглянул в микроавтобус.

– Николай Иванович, скотину мы накормили с запасом, так что часов семь – восемь она потерпит. Вы сейчас поедете с нами в деревню, мы там закончим все свои дела, а потом вы можете сюда вернуться. Скотину, видимо, придётся перевести к людям. Оставите её пока у себя или передайте кому-нибудь на временное хранение.

Егерь уловил в голосе майора озабоченность.

– А Мария-то, что, сама не сможет позаботиться о них? – с тревогой спросил он.

Майор отвёл в сторону усталые глаза.

– С Марией пока плохо, – глухо сказал он. – Мы привезли с собой опытного врача, и высадили его в деревне вместе с несколькими сотрудниками. Два часа назад они по рации передали мне результаты её обследования.

Он снова посмотрел егерю в глаза.

– Ничего утешительного, Николай Иванович. Мария пока невменяема и полностью парализована. Она не реагирует ни на звук, ни на свет, ни на боль. Врач сказал, что несколько дней её вообще не стоит трогать. Через неделю проведут повторный осмотр и решат, что делать с ней дальше. Возможно, потом её увезут в городской стационар, а пока ей нужен только покой и хороший уход. В вашей больнице для неё всё это сделают.

Майор кашлянул, захлопнул дверцу микроавтобуса и пошёл в свой ГАЗ – ик. Машины тронулись.

До самой деревни егерь не проронил ни слова. Он сидел, нахохлившись, и глядел в окно. Соседи пытались заводить с ним дорожные разговоры, но потом оставили его в покое.

В деревне они сразу поехали к больнице.

Возле больничной ограды собралась приличная толпа из местных, хотя было ещё только шесть часов утра. Все стояли молча и смотрели на прибывшие машины.

Когда егерь выбрался из микроавтобуса, люди зашевелились, по толпе прошёл ропот, и она расступилась, пропуская приехавших к калитке.

– Как там, Николай?.. – услышал егерь испуганный женский голос.

Он молча пожал плечами, горестно махнул рукой, и пошёл через больничный двор.

В больнице собрался уже весь её медперсонал, во флигеле сидели двое незнакомых егерю мужчин. Приоткрыв дверь платы, он увидел хмурого седовласого старика в очках, закостенело сидевшего на табуретке возле кровати Марии и проделывавшего пальцами какие-то манипуляции с руками и лицом женщины.

Обернувшись на скрип, старик так посмотрел на Николая, что тот сразу закрыл дверь, никого ни о чём не спрашивая, прошёл к топчану, и сел на него, как жених на первых в своей жизни смотринах: неестественно выпрямив спину и сложив руки на коленях.

Все сидели и тоже чего-то ждали.

Старик вышел минут через пятнадцать. Он всё так же хмуро оглядел находившихся во флигеле, и молча пошёл наружу. Майор вышел за ним.

Через несколько минут он вернулся, положил свою папку на стол, и достал из неё протокол.

– Николай Иванович, распишитесь!

Егерь, даже не читая, послушно поставил под документом свою нервную подпись.

– Мы с вашей местной поддержкой организуем поиски пропавших детей, – сказал майор. – Скоро здесь будут солдаты, а в небе – вертолёты спасательных служб. Будем их искать, пока не найдём. При любых обстоятельствах…

Егерь обречённо кивнул седой головой.

– Все надеются, что Мария придёт в себя, и поможет нам разобраться в ситуации… – устало сказал майор. – Что-то мне, как профессионалу, подсказывает, что без неё у нас ничего не получится…

Глава № 2

…Когда Мария открыла глаза, вокруг стояла ночь, и первое, что она увидела, был низкий потолок с бледными полосками дальнего света на нём. Полоски шевелились, как живые, становясь то светлее, то темнее; по ним пробегала лёгкая рябь.

Мария, не мигая, смотрела на эти шевелящиеся блики, пытаясь понять, что это, и где она… Медленно повернув набок голову, она разглядела рядом с собой какой-то смутный, неразборчивый силуэт. За ним в темноте ещё хуже угадывались другие.

Мария плавно протянула необъяснимо отяжелевшую руку и коснулась пальцами ближайшего призрака.

Это была тумбочка. Просто деревянная тумбочка, накрытая накрахмаленной салфеткой.

Всё ещё ничего не понимая, Мария села на чужой кровати, на которой почему-то лежала в чужом доме, и огляделась.

Она находилась в просторной комнате, заставленной такими же тумбочками и кроватями, на одной из которых теперь сидела она. Глаза привыкли к темноте, и Мария увидела, что остальные кровати пусты и заправлены: она была в комнате совсем одна.

Мария заторможено встала, не скрипнув ни единой пружиной своего недавнего ложа, и застыла в нерешительности. Какое-то время она стояла, покачиваясь на точно отвыкших от работы ногах, потом не осознанно, а инстинктивно шагнула к окну, из которого на стены и потолок выплёскивались непонятные световые блики.

Сначала она не увидела за окном ничего, кроме огромной и ослепляющей полной Луны в небе, которая глядела на Марию, чему-то таинственно и призывно улыбаясь…

Мария плавно протянула вперёд руку, которая, скользнув по подоконнику, наткнулась на шпингалет. Заученными движениями пальцев рука открыла его, а потом потянула за ручку оконной рамы. Та тоже послушно открылась, и на Марию мощным потоком хлынула прохлада летней ночи, наполненная загадочными звуками и запахами…

Ночь была совершенно ясной, и, отведя медлительный взгляд от Луны, Мария увидела вдали от неё яркие звёзды.

И под этим великолепным небом лежало сумрачное полуразличимое поле, лишённое привлекающих внимание деталей. Мария зачарованно смотрела в эту дивную летнюю и сказочную ночь, и вдруг ей послышался будто далёкий детский крик…

Что-то опять взяло свой контроль над телом Марии. Она белым беззвучным призраком перелезла через подоконник, и пошла к Луне, которая словно указывала ей нужный путь…

…Натолкнувшись на забор, Мария пошла вдоль него, пока не попала в открытую калитку.

Дальше было уже только поле, небо и Луна… Мария шла по высокой росистой траве, ощущая её бодрящую влагу босыми ногами, шла на всё тот же далёкий детский зов, стоящий у неё в ушах, пока на него не наложились другие звуки…

…На сером, освещённом Луной лугу, Мария увидела большоё тёмное, неразборчивое пятно, которое и издавала те непонятные звуки, ставшие помехой. Она пошла к этой тени, мучимая непониманием, пока не уткнулась в него грудью…

Пятно действительно было большим, а ещё – живым и тёплым. Мария протянула вперёд руки и стала ощупывать неожиданную преграду, пока не поняла, что это лошадь…

Та отреагировала на прикосновения, повернув голову, и в нос Марии резко ударили знакомые, смешанные запахи лошадиные пота и пережёванной травы…

Лошадь радостно всхрапнула и стреножено переставила передние ноги, чтобы дотронуться до Марии своей мордой.

Что-то родное было в этих звуках, запахах и движении, и Мария каким-то десятым чувством узнала своего Огонька. Она не могла знать, что всех её домашних животных привезли в деревню на машине, их временно разобрали на постой жители, а коня взял егерь и опять выпустил на ночной луг.

Мария будто выполняла чьи-то неслышимые команды. Она опустилась на колени, развязала коню передние ноги, потом взобралась на его спину лишь с третьей изматывающей попытки, легла ему на косматую холку грудью, и вцепилась в неё пальцами обеих рук.

– «До-мой…» – сначала подумала, а потом мучительно простонала она, с трудом набрав в себе на это сил. – До-мой…

Огонёк точно ждал именно этого, и, набирая скорость, бодро пошёл известной ему с детства дорогой.

Распластавшись на нём, Мария отчаянно всматривалась в темноту перед собой, но Луна, светившая теперь чуть сбоку, просто ослепляла. Тогда Мария прикрыла успевшие устать глаза, уткнулась лицом в гриву коня, и впала в полузабытьё, доверившись Огоньку целиком и полностью…

…Она не помнила, сколько длилась эта ночная езда. Время для Марии исчезло, и был только размеренных топот лошадиных копыт, да изредка – эхо, которое исчезло, когда они въехали в молчаливый лес…

…Конь остановился, знакомо всхрапнув. Мария очнулась, подняла голову, и при рассеянном свете прятавшейся среди ветвей деревьев Луны увидел забор, за которым с трудом угадывался тёмный дом.

Мария отпустила гриву коня, зажатую её окостеневшими пальцами, и беззвучной тенью соскользнула с него на землю.

Ворота оказались запертыми на замок, и Мария на непослушных ногах пошла вдоль высокого штакетника, пока не наткнулась на дыру.

…Дом встретил её угрюмым молчанием и пугающей темнотой. Мария поднялась на крыльцо и дёрнула за ручку двери. Нащупав и на ней закрытый замок, она машинально поискала в привычных местах ключ, которого там не оказалось.

Тогда она спустилась с крыльца и пошла вдоль стены дома, медленно перебирая по ней руками. Возле окна в детскую Мария дёрнула за закрытые ставни, сорвав с них невидимые в темноте пломбы.

Окно за ними оказалось закрытым и изнутри, на крючки. Мария несколько раз тихонько шлёпнула ладонью по раме, точно испытывая её прочность, потом повернулась к окну спиной, и пошла вглубь двора.

Вернулась она с толстым берёзовым обрезком. Подойдя к окну, она широко размахнулась, и с плеча рубанула обрезком по раме.

Звон разбитого стекла шарахнулся от дома, тут же увязнув в стволах окружающих его деревьев…

Мария не понимала, что она делает, и зачем. Тело действовало самостоятельно, помимо её воли, но подсознательно она чувствовала, что ТАК НАДО…

Она била по окну, пока не сорвала крючки, и изуродованные створки не открылись вглубь детской. Мария уронила на землю обрезок и полезла через подоконник в комнату, сметая с него на пол битое стекло.

Оказавшись в детской, она живым столбом встала посреди неё, раскинув руки, и стала мучительно ожидать, сама не понимая, чего… Она глядела широко распахнутыми, нетерпеливыми глазами в густую вязкую темноту перед собой, совершенно не чувствуя боли в изрезанных стёклами босых ступнях, и ждала, ЖДАЛА, ЖДАЛА…

…Сначала в её груди появился холодный шарик. Он был очень маленьким, но от него исходил такой обжигающий мороз, что тот передавался от клетки тела к клетке, захватывая всё бОльшее пространство, и теперь это был уже не шарик, а большой ледяной кусок…

В груди всё онемело, холод подкрадывался к сердцу, сжимая его в морозные тиски, и шёл дальше, к голове. Тело, казалось, превратилось в ледяную глыбу. Мария не могла пошевелиться, чувствуя, что вместе с холодом в неё входит Ужас, и когда его крючковатые когтистые пальцы вцепились в её мозг, чтобы разодрать его на куски, Мария уже не могла терпеть. Она глубоко вздохнула, чтобы закричать…

…И тут снизу вверх сверкнула молния. Мария инстинктивно зажмурилась, уже не от Ужаса, а от страшной боли, резанувшей по отвыкшим от света глазам, дико, жутко закричала, и закрыла их, обожжённые вспышкой, ладонями…

Когда боль немного стихла, Мария отняла от лица руки, и со стоном открыла глаза…

…Вокруг по-прежнему была Тьма, но Мария чувствовала, что это уже какая-то другая темнота, не та, что была минуту назад…

Она сделала шаг…

Под её ногами был не деревянный пол, усыпанный стёклами, а твёрдый каменистый грунт…

Мария сделала другой шаг, уже в сторону, и наткнулась вытянутой, ищущей рукой, на шершавую каменную стену. Она оттолкнулась от этой стены, и, сделав несколько шагов в другую сторону, натолкнулась второй рукой на такую же стену…

Она поняла, что находится в узком каменном тоннеле. Мария стояла, покачиваясь и шевеля в темноте пальцами рук. В грудь её из темноты, царящей впереди, дул ровный тёплый ветер. Он тихо гудел в ушах и, обтекая Марию, уходил в темноту тоннеля за её спиной.

Там, позади, был Ужас… Ужас и Пустота… Они сковали коркой льда кожу на спине и дули холодом в затылок, поднимая на голове дыбом волосы. Мария хотела повернуть голову, чтобы посмотреть туда, за спину… И поняла, что не сможет сделать этого…

Впереди тоже был Ужас, но там была ещё и Надежда…

Мария шагнула вперёд и медленно пошла вслепую, упираясь грудью, как в единственный для неё ориентир, в тёплую волну воздуха, и рассекая его собой на две струи.

…Казалось, она шла очень долго. Впереди была всё та же Тьма, но в ровный шум ветра теперь вливалось гудение сильного пламени.

…Впереди, наконец, смутно возникли слегка освещённые чем-то стены тоннеля, уходящего влево, и на них появились красные блики.

Повернув вместе с тоннелем, Мария увидела далеко-далеко яркие всполохи.

Она прибавила шагу…

…Тоннель кончился внезапно, и Мария увидела, что оказалась в большом куполообразном зале или гроте, в центре которого горели огромные костры. Над этими кострами на трёх распорках висели большие чёрные котлы или чаны, плотно накрытые крышками.

Пламя в кострах гудело; его языки жадно облизывали котлы и вскидывались вверх, освещая тяжёлый прокопчёный потолок… Откуда-то, как Марии показалось, из котлов, доносились странные звуки, похожие на приглушённые человеческие крики…

Она медленно шла мимо костров с котлами; под её ногами хрустели черепки от разбитой глиняной посуды. От костров веяло жаром, пещера была наполнена незнакомыми мерзкими запахами, от которых ком подкатывался к горлу и по коже пробегали мурашки…

…Неожиданно Мария услышала непонятный визг и остановилась. Визг что-то ей напоминал, и Мария вынужденно наморщила лоб, силясь вспомнить, что именно.

И вдруг вернувшаяся к ней частично память подарила подсказку!

Поросёнок! Это был визг голодного или испуганного поросёнка!

В стене зала Мария увидела тёмную дыру и шагнула к ней…

…Пещерка была крохотной и слабо освещалась двумя неимоверно коптящими факелами, закреплёнными на её стенах, но Мария сразу увидела своих сыновей.

Вовка крепко держал за длинный хвост удивительное существо с густой шерстью, свиным рылом, и козлиными рожками, а Сашка что есть силы молотил это существо чёрной, причудливо изогнутой кочергой. Существо отчаянно металось от стены к стене пещерки, насколько это ему позволяла делать длина его собственного хвоста, и издавало тонкий визг сильно изголодавшегося поросёнка.

И тут память вернулась к Марии окончательно…

Она закусила руку, чтобы не закричать, и молча, полными слёз радости глазами, смотрела на сыновей…

…Существо заметило Марию первым. Оно сделало неимоверный рывок, выдернуло свой хвост из цепких рук Вовки, и забилось в угол, сверкая оттуда жуткими красными огоньками глаз.

– Забирай! Забирай их отсюда!! Сил моих больше нет!! Забирай ко всем чертям!!! – гнусавым, переходящим в привычный поросячий визг голосом прокричало оно.

Слова эти прозвучали настолько дико, что Мария с трудом подавила в себе истерический хохот.

…Мальчишки, наконец, тоже увидели мать. Сашка отшвырнул в сторону, загремевшую по камням кочергу, и с радостным криком бросился к Марии. Вовка через плечо коротко глянул на смирно сидящее в углу существо, и кинулся за братом.

Они тяжело повисли у матери на шее, и, перебивая друг друга, принялись что-то ей рассказывать, а она лишь согласно кивала, совершенно не понимая слов, гладила их по головам, и прижимала мальчишек к себе, чувствуя под руками их тёплые родные тельца…

Слёз больше не осталось, глаза были совершенно сухими, хотя Мария и находилась на грани истерики. Она сжала до боли зубы, пытаясь совладать с собой, и только стискивала сыновей, чувствуя, как тают и кусками отваливаются от её спины корки тяжёлого льда…

…Существо, крадучись, покинуло свой спасительный угол, и остановилось в середине пещеры, нервно подёргивая хвостом. Глаза его налились ещё большей густой краснотой, превратившись в две яркие звезды; лапы поднялись, растопырив пальцы; хвост угрожающе взметнулся вверх…

Уже ЗНАЯ, что сейчас произойдёт, Мария сильно, боясь вновь потерять, прижала лица сыновей к своей груди, и закрыла глаза…

…Молния полыхнула перед её опущенными веками и, пробившись сквозь них, залила глаза белым светом.

Мария инстинктивно зажмурилась ещё крепче, и судорожно сжала мальчишек обретшими неимоверные силы руками…

…Они простояли так, казалось, очень долго, пока зажатые ею сыновья не задёргались, пытаясь вырваться.

Мария открыла глаза, и, поражённая увиденным, опустила руки…

…Было утро. Сбоку в разбитое окно комнаты вливались яркие лучи солнца и освещали сверкающие тысячами блёсток осколки стёкол на полу.

Мария стояла с сыновьями посреди детской и чувствовала, как в её изрезанных ступнях начинает просыпаться боль. Она с удивлением обнаружила, что на ней только длинная, испачканная в саже, ночная рубашка.

Мария стыдливо прикрыла руками дыру на груди и со словами «– Я сейчас!» выбежала из детской.

В большой комнате было темно, её окна оказались почему-то закрытыми снаружи ставнями. Мария на ощупь порылась в шкафу и нашла там кое-какую свою одежду. Выйдя в сени, она сбросила с себя влажную от её пота ночную рубашку, и, ёжась от утренней прохлады, быстро оделась.

Ткнувшись во входную дверь дома, она с удивлением обнаружила, что та тоже закрыта, и почему-то – снаружи.

Мария пошла на кухню, скудно освещённую только бьющими сквозь щели в ставнях лучиками солнца, и взяла веник. Она поискала совок и, найдя, вернулась в детскую.

Когда она вошла в неё, мальчишки, неестественно притихшие, сидели рядком на кровати, и молча глядели в изуродованное окно.

– Вы чего это тут расселись, мужики?!. – наигранно – ворчливо спросила Мария. – А работать кто за вас будет?! Ну-ка, давайте все вместе наводит порядок! Сначала сделаем нужные дела, а потом будем разбираться, кто из вас всё это тут натворил!

Она сунула Сашке в руки совок с веником и молча указала на пол.

– А ты, – обратилась она к Вовке, – быстро вылезай наружу и открой все ставни – кто-то тут без нашего позволения ночью баловал…

Мальчишки послушно слезли с постели и вдруг замерли, глядя на мать широко открытыми глазами.

– Что?!. – испугалась Мария выражений их лиц. – Что со мной такое не так?!.

Она схватилась за своё лицо пальцами и с удивлением почувствовала под ними широкую, идущую через всю правую щеку и лоб полосу то ли грязи, то ли коросты.

Мария сделала шаг к зеркалу и увидела своё бледное лицо, покрытое множеством, неведомо откуда взявшихся больших и маленьких, уже полузаживших царапин и ссадин.

– Мама, а что это с тобой?.. – почти одновременно спросили изумлённые сыновья.

Мария, не отворачиваясь от зеркала, пожала плечами.

– Не знаю… Поцарапалась где-то…

Она снова повернулась к мальчишкам.

– Ну, всё, хватит бездельничать! Быстро за дела! А я пойду, приготовлю нам всем завтрак!

Сашка тут же нагнулся и стал сгребать звякающие стекляшки в совок, а Вовка осторожно полез через густо усыпанный осколками стёкол подоконник наружу.

– Что тут такое было-то без нас?.. – ворчливо проговорил он. – Что это за дела такие?.. А мы-то сами – где были?..

Мария окинула хозяйским взглядом детскую, заметив странные тёмные закорючки возле осколков аквариума, попыталась вспомнить, что это такое и почему, но не смогла, и пошла на кухню.

Там уже было светло – Вовка снаружи открыл ставни, и в лучах солнца посверкивали мелкие летучие пылинки.

Мария нашла спички, растопила печь, сняла стоявшую на ней тяжёлую, закрытую кастрюлю, и подняла её крышку.

…В нос ударил тяжёлый тухлый запах. В кастрюле было что-то серое, хорошо замаскированное плотным слоем плесени, и издающее ужасное зловоние.

Мария удивлённо хмыкнула, и временно поставила кастрюлю под умывальник, закрыв крышкой, чтобы не отравляла атмосферу.

На столе всё лежало в своём обычном порядке и только одно обстоятельство поразило Марию: стол был покрыт тонким слоем пыли, как будто в кухню не заходили как минимум недели две…

Мария потрогала ладонью свой взмокший от волнения лоб и внимательно оглядела родную кухню, будто попала в неё впервые…

…На всём в ней лежала печать Времени. Хлеб в пластмассовой хлебнице превратился в камень, а цветы на подоконнике высохли и поникли. Воды в ведре было на донышке, и та уже основательно зацвела. Мария машинально сняла висевшее на верёвке полотенце, с удивлением обнаружив, что оно пропитано высохшей кровью. Дом задавал ей всё больше своих вопросов, пока не давая ни одного ответа на её…

Вывел Марию из застойной задумчивости запыхавшийся Вовка, вбежавший в кухню.

– Мамка! – крикнул он. – Ставни я открыл все, а дверь на замке! И ключа нигде нет!

Она отрешённо взглянула на него и погладила сына по голове.

– Ну, ладно, тогда давай всё – пока через окно. Возьми ведро, сполосни его, и принеси свежей воды.

Вовка схватил ведро и выскочил в дверь.

Мария открыла на кухне окно, чтобы ему было проще передать ей ведро с водой, и выглянула наружу.

Сын бежал к колодцу, размахивая позвякивающим пустым ведром. Мария посмотрела по сторонам и с очередным удивлением обнаружила их рассёдланного Огонька, пасущегося рядом с домом, и почему-то – за его забором.

– Странные дела творятся в мире… – сказала она задумчиво. – И кому всё это было нужно?.. И зачем?..

Пришёл Вовка с полным ведром воды. Его тяжесть перекосила мальчишку на один бок, но он терпеливо держался, высунув от усердия язык.

– Спасибо, – сказал Мария, поощряя, погладив его по лохматой голове. – Иди, помоги брату, а я пока тут с завтраком разберусь.

– Ага! – Вовка выскочил из кухни и торопливо затопал ногами по деревянному полу.

Шум, доносившийся из детской, стал вдвое громче: братья усердствовали, как никогда.

– Ну-ну… – Мария, довольно улыбаясь, покачала головой. – И что это вас на такое сподвигло? И надолго ли вашего пыла хватит? Посмотрим… Посмотрим…

Мария быстро настроилась на утренний режим, и захлопотала в привычной для неё обстановке, точно забыв о тех странностях, которыми был наполнен дом…

…В какой-то момент сердце Марии неожиданно и больно кольнуло непонятное, но нехорошее предчувствие. Она непроизвольно охнула, повернулась к печи спиной, и застыла с ложкой в руке, превратившись в статую, и обратившись в слух…

Через минуту она поняла, что её встревожило.

…Тишина в доме… Только что там шумели браться, а теперь дом не издавал ни звука…

Память коротким, но ярким отголоском вдруг обрушилась на Марию, заполняя опустошённое в ней прошлое…

В вернувшемся к ней Ужасе Мария уронила ложку, и с остановившимся сердцем сделала почти неживой шаг в сторону двери кухни…

…В детской что-то оглушительно и победоносно рухнулось с высоты на пол, и вслед за этим послышались знакомые до боли звуки привычной мальчишеской потасовки…

Мария попятилась от двери обратно к плите, споткнувшись о табуретку, почти упала на неё, прижав к груди сжатые в побелевшие кулаки руки, с наслаждением слушала драку сыновей, и по её заживающим щекам почти ручьями текли слёзы умиления, хотя Мария никогда не верила в то, что можно плакать от Счастья…

Забывая то, что было,

Вспоминаю то, что будет…