355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валерий Гусев » Розыгрыш с летальным исходом » Текст книги (страница 2)
Розыгрыш с летальным исходом
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 22:15

Текст книги "Розыгрыш с летальным исходом"


Автор книги: Валерий Гусев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

ДЕРЕВНЯ ПЕНЬКИ

Янка нашла себе массу новых удовольствий в деревенской жизни. Она полюбила ходить за водой оледенелой тропкой к колодцу и за яйцами к тетке По-линке. Полюбила растапливать печь и курить возле нее в открытую дверцу, сидя на шаткой скамеечке. У нее посвежели чувства и даже появились мысли. Она стала отважно «философить» с рюмкой или с сигаретой в руке.

– Да, Серый… А если бы я не встретила тебя в свое время… Не сидела бы сейчас у дырявой печки и не пила бы с тобой по ночам водку…

– А дальше? – Мне было интересно.

– Ну… Рванула бы в какую-нибудь Европу. Женилась бы со своей красотой на каком-нибудь короле. И стала бы какой-нибудь королевой в каком-нибудь дворце. И сидела бы сейчас не у дырявой печки, на полу, а на каком-нибудь ковре. Или на каком-нибудь троне. В короне. Набекрень немножко. – Она показала руками, отбросив волосы, эту самую «бек-рень». – Вот дура-то была бы. Да, Серый?

«Да, Янка, да, – думалось мне в ответ. – Твое место у какой-то дырявой печки. А мое – у твоих ног. Приклонив голову на какие-то твои прекрасные колени».

Но я не успевал сказать ей об этом. Она ведь как птичка – то чирикнет, то…

– А ведь я, Серый, по крови сама по себе королева, без всяких королей. Не знал?

Я молчу. И думаю, не произнося вслух: не сомневаюсь, Янка моя – прямая королева от королей. От М. Мнишек и Г. Отрепьева, стало быть… Молчу. Что еще скажет, к чему подбирается?

– А вот ты, Серый, когда-нибудь задумывался о себе?

– Обо мне другие думают. А что?

– Скоро старость нагрянет, седина.

Она это сказала с такой угрозой, что я даже почувствовал за спиной ледяное дыхание. И обернулся невольно.

– Вот-вот, – злорадно продолжила Яна. – Скоро старость с сединой нагрянет, а ты еще ничего не сделал. Никаких мировых открытий. – Она начала злорадно перечислять, загибая палец за пальцем. – Ты даже никакой вершины не покорил. Ни одной картины не написал.

– Ни одного дома не построил, – помог я, – ни одного дерева не…

– Да, – подхватила Яна, перебивая в азарте обличения, – ни одного дерева не срубил!

– Не посадил, – поправил я.

– Вот видишь! Не срубил, не посадил…

– Разуваться будешь?

– Зачем? – удивилась она.

– Тебе на руках пальцев не хватит.

– Пожалуй… – Янка приоткрыла дверцу печки, бросила в огонь окурок. – Но я ведь не это хотела сказать. Ты, Серый, конечно, ничего не успел, но зато ты всегда вовремя оказывался рядом. Когда нужен кому-нибудь в беде.

А у Янки все наоборот: она исчезает именно тогда, когда я больше всего в ней нуждаюсь. И появляется именно тогда, когда именно в этом месте и в это время ее меньше всего ждешь. И больше всего от нее вреда.

В тот раз я так и не понял, что хотела сказать Яна. Узнал об этом позже. И вовсе не с ее слов, а когда пришлось действовать…

ТУРФИРМА «КОЛУМБ»

– Ты, Серж, никогда не задумывался, почему моя контора называется «Колумб»? Подскажу: потому что я по своей натуре – первооткрыватель. Что, нескромно? Но это факт. Я постоянно открываю в бизнесе новые пути. К далеким островам, где много-много зеленого золота.

– Поближе к делу, Витя. У меня через час просмотр новой программы.

– Виктор! – сердито поправил Витя. – Трудно запомнить? Я же просил.

– Ну, извини, открыватель, забылся…

– Слушай дальше. Вот тебе вопрос: чем сейчас выгоднее всего торговать? Скажешь: нефть, газ, недвижимость. И будешь глубоко не прав. Самый выгодный товар нынче – красота, молодость, нежность. Женская ласка, в комплексе.

– Проституция, что ли?

– Грубо, Серж, как грубо! Сфера сексуальных услуг, я бы так сказал. Романтично? То-то. А ведь сейчас и в этом бизнесе – кризис. Он застыл на месте. С самых древних времен не меняется в своей примитивной сути.

– Что ж тут менять? Веками отработано. Пришел клиент – оплатил услуги – получил их – ушел домой – к жене и детям.

– Застойно мыслишь, Серж. Нужно ввести в это пошлое дело элементы острой новизны, чтобы оно заиграло новыми красками: романтику, лирику, экзотику, чувства. Ухватываешь мысль?

– Любовь, что ли?

– Ты бровью-то своей меня не сбивай. Я ведь хочу, чтобы ты сознательно стал моим партнером. Соратником. Легализацию проституции мы все равно продавим. И никакие коммунисты нам не помешают, их песенка спета. Людям не «Интернационал» нужен, а интердевочки. В полном ассортименте: от эскимосок до самок пингвинов. В естественной среде. Я сейчас веду переговоры с одной французской фирмой. «Бугенвиль» она называется.

– А это кто такой? Не мореплаватель?

– Угадал. Сразу видно – ученый в прошлом. Ихний Бугенвиль вроде как бы французский Колумб. Кругосветное плавание когда-то совершил.

– Виктор, время!

– Время, которое мы теряем, Серж, это деньги, которые мы приобретаем.

– Давай ближе к деньгам.

– Я хочу поднять примитивное бл-во на эстетическую ступень. И ты мне поможешь. Со своими экзотическими девками. Как прежде говаривали, ничто не стоит так дорого и ничто не ценится так дешево, как женская любовь.

– Догадываюсь, что ты имеешь в виду. Но деньги, Виктор, деньги! Первоначальный капитал.

– А ты растешь, Серж, – уныло было сказано. – Я тут по этому проекту прикинул смету. Первоначальные расходы сожрут все, что у нас есть…

– Знаешь, – задумчиво проговорил Серж, – у меня тоже есть идея. Можно получить очень крутую сумму, почти сразу.

– Выкладывай!

– Только после твоего слова.

– Какого?

– Честного! Моя идея должна быть соответствующим образом оценена.

– Если она того стоит!

– Стоит, Виктор, очень стоит. Можно раскрутить одного лоха…

ДЕРЕВНЯ ПЕНЬКИ

Через некоторое время, ближе к весне, к нам присоседился старина Нильс. Он тоже выпал из российского бизнеса, как горошина из перезревшего стручка.

Старина Нильс держал небольшую лавочку, где скромно и лукаво подторговывал фальшивым антиквариатом, впаривая новым русским любителям, «знатокам и ценителям» старины дешевые подделки и всякую старую дрянь. Психологически точно выдавая их за раритеты, принадлежавшие ранее графьям, князьям и государям.

Но основная его деятельность была посвящена борьбе с домашними грызунами. «Как избавиться от крыс и мышей». Старина Нильс был великим крысоловом. Однако и на этом скромном месте, где он никому не мешал, не удержался. Кто-то зачем-то пустил злобный слух: «Этот старый еврей не любит новых русских. После его дератизации на моей вилле шага не сделаешь, чтобы на крысу не наступить!»

Он разорился (вернее, его разорили), ликвидировал свое предприятие, положил в банк жалкие остатки своего бизнеса (где-то около пяти сотен баксов) и прибыл к нам в Пеньки с сиротской сумочкой и с клеткой, в которой метался здоровенный крысюк.

– Это что за прелесть? – довольно спокойно спросила Яна. К Нильсу она питала слабость. Но никогда ее не показывала, скорее наоборот.

– Это Левушка, крысиный лев. Лев Борисыч по паспорту. Он уничтожит в доме и вокруг дома всех мышей.

– Только мышей? Ты уверен?

Нильс прижал свободную руку к груди, словно давал клятву: мол, вашего мужа Левушка ни в коей мере не обидит.

– А чем его кормить?

– Он сам питается. Мы будем выпускать его на ночь.

Еще не хватало! Но Янку самообслуживание Льва Борисыча вполне устроило.

– Я ж говорю – прелесть! И красавец в своем роде.

Угу. Особенно со стороны хвоста. В фас и про филь.

Что там за прелесть она разглядела? Самые красивые животные, по-моему, это лошади, собаки и кошки. Янка, правда, добавляет к ним и змей. Из-за солидарности, что ли? Или по сходству характера и мировоззрения? А теперь вот и раскормленная каннибальская особь попала в красавцы. Да, верно сказано: чем хороши старики и женщины? С ними не соскучишься…

…С Нильсом в нашей избе стало еще домовитее (Льва Борисыча я изолировал на терраске). Яков Ильич был чрезвычайно вежливый и тактичный старичок. Он помогал Янке на кухне, а на меня действовал, как последняя за день сигарета перед сном. Или первая рюмка поутру.

– Как я вам завидую, Леша, – высказался однажды Нильс, когда Янка разбила очередную чашку и во весь голос обматерила ее осколки.

– В чем же, Ильич? – Наконец-то нашелся человек, который и мне позавидовал.

– У вас такая славная жена. Она вам и верный друг, и преданная любовница… – Тут я хмыкнул. – А я в этом смысле обделен судьбою. Всю жизнь один.

– Еще не поздно, Ильич, – опрометчиво заметил я.

– Вы таки смеетесь. – Нильс с грустной улыбкой покачал головой. – И черт меня дернул высказываться!

Славно мы жили. Тихо и мирно. Не считая, конечно, Янкиных боев на кухне – она никогда не ладила с бьющейся посудой.

Но все это было похоже на затишье перед бурей; на штиль перед неизбежно надвигающимся ураганом.

И мы не знали, что зародился он далеко от наших Пеньков. И зародился в результате самого обыденного события, из-за одной совершенно невинной фразы. Которая, кстати сказать, уже была произнесена…

«БИКИНИ»

Он назывался как-то странно: «Этнографический ансамбль экзотического танца „Бикини“. Почему именно „Бикини“? Назвались бы проще – „Трусики“, например. Или еще точнее – „Без трусиков“. Впрочем, нынешнего зрителя ни трусиками, ни без трусиков не удивишь. Тем более какими-то „Бикини“. Что-то такое невразумительное, неопределенное. Двусмысленное даже.

А в общем-то, ансамбль как ансамбль. Не намного хуже других. Не «Березка», конечно, не моисеевский. В Кремлевский дворец его не приглашали. В ГКЗ «Россия» тоже не пускали. Но поклонников своих он имел, сборы делал неплохие. Вполне профессиональный по своему составу. Шеф-импресарио (он же менеджер) – культурный человек, бывший океанограф или океанолог. Талантливый хореограф-профессионал, благородный пьяница по призванию. Реквизитор – откровенный алкоголик. Декоратор – наркоман в недавнем прошлом. Трудились в труппе и профессиональные балерины. Были в ней и профессиональные проститутки. Которые таковыми себя не считали. Кстати, и балеринами тоже. Ну, да это не так важно. Мало ли кем ты себя не считаешь. Важно, кем тебя не считают другие. Им виднее.

Так что в целом «Бикини» был ансамблем вполне профессиональным. Во всех отношениях. И специализировался, в основном, на полинезийских, папуасских, африканских танцах. И предстояло ему в ближайшее время подняться на новую ступень в своем творчестве, проявить свой профессионализм, так сказать, на практике…

Полутемный зал. Идет репетиция. Сдвинуты к стенам столики для посетителей. На них (на столиках, а не на посетителях, которых сейчас здесь, естественно, нет) вверх ножками – стулья. Подиум ярко освещен: две кадки с пальмами, густая искусственная зелень с яркими цветами на заднике.

Смуглые девушки с черными волнистыми волосами по плечам, в одних трусиках и веночках на шее, едва прикрывающих грудь, кружат в каком-то странном танце: не то ведьмы в хороводе, не то наяды в лунную ночь. Парни, тоже в одних трусиках, под пальмами бренчат струнами гитар и дрыгают ногами.

В глубине зала распахнулась дверь. В светлом проеме – три силуэта, шеф и его охрана. Во рту шефа – загасшая изжеванная сигара.

– Стоп! Стоп! – Хлопок в ладоши. – Лапочки-деточки! Девочки! А также отчасти мальчики! Все сюда. У меня потрясающая новость!

В ответ – молчание. Хорошая новость для шефа частенько ничего хорошего не обещает актерам.

– Я заключил изумительный контракт! Всем составом отправляемся на гастроли.

Все равно – молчание. Гастроли тоже бывают разные. Например, в какой-нибудь глуши, где ни сникерсов, ни тампаксов, одни сифилисы.

– Мы отправляемся в кругосветное плавание на белоснежном семиэтажном лайнере!

На этот раз молчание обрушивается восторженным визгом. Девушки толпой срываются с подиума и возбужденно окружают менеджера. Он снисходительно улыбается, как добрый отец, приготовивший сказочный сюрприз своим окаянным деткам.

От смуглых девушек сильно пахнет рабочим потом и расплавленным этим потом гримом.

– Это еще не все! Проживание на теплоходе в течение всего рейса бесплатное, за счет компании, и возможность классных заработков.

Некоторые из девушек немного насторожились. За классные заработки порой очень дорого приходится платить.

– Все объясню позже: и права, и обязанности. Сейчас – все свободны, кроме «таитянок» и Милашки. Разойдись!

Девушки, разбившись на группки, оживленно обсуждая новость, разобрали разбросанный реквизит, скинули размокшие венки, похожие на кладбищенские, разошлись по гримеркам привести себя в порядок.

Охранники тем временем, по знаку менеджера, составили три столика в один, накрыли его на скорую руку. Такая щедрость шефа – в новинку, настораживает. Тем не менее вернувшиеся в зал девушки с веселым щебетом и неизбежной перебранкой расселись за столом. Во главе которого стоял шеф с бокалом в руке.

– Вам, девочки, особая роль в этом круизе. И сыграть ее нужно безупречно. Там, как говорится, под «фанеру» не споешь. Если вам это удастся, вы все обеспечены на всю жизнь.

– А вы, Серж, на все две? – ехидно уточнила вредная Нинка, самая старшая в труппе. Ей уже к тридцати, а ее карьере – к полуночи.

– Не дерзи, Нинель. Послушай, все слушайте. – И, понизив голос, он подробно рассказал о сути предстоящей репризы. Вернее, о сложном многоплановом спектакле, который им предстояло сыграть на острове в Тихом океане во славу искусства и денег.

Слушали его внимательно, замерев. В глазах попеременно: надежда и сомнения, недоверие и восторг, скрытая насмешка и нескрываемое восхищение. Но больше всего удивления.

– Да вы в своем уме, шеф? – вскочила Нинка.

– Не дерзи, Нинель. Если сомневаешься в себе или во мне – оставайся. Хоть в мюзик-холле, хоть просто в холле. Хоть на улице. Тебя за шиньон не тянут.

Один из охранников подходит к ней со спины, наклоняется и шепчет в самое ухо. Нинель бледнеет и прикусывает губку.

– Вопросы есть, лапочки-детки? – Шеф садится и раскуривает сигару.

Вопросов было много, но никто из девушек не мог решиться первой. И, несмотря на предупреждение, опять бухнула Нинка:

– И сколько нам до главного спектакля там припухать? Под вашими пальмами?

– Сколько надо. – Шеф дал исчерпывающий ответ. – Но скучать не будете, обещаю. У вас периодически будут гости…

– Клиенты? – зло уточнила Нинка.

– У тебя, Нинель, клиентов не будет, – так же зло отозвался шеф. – Ни по роли, ни по возрасту. – Он почмокал губами, пытаясь раскурить сигару. – Всех касается: без клиентов нам не обойтись. Это что-то вроде репетиций. Причем каждая из них – генеральная. Все должно быть натурально.

– Значит, переходим, девушки, – сказала, вздохнув, красавица Жанна, – с подиума в бордель. Со сцены – в койки.

– Можно подумать, – фыркнул шеф, едва не уронив сигару в тарелку, – можно подумать, что вы тут монашками жили. В строгом посту. – Он потыкал загасшую сигару кончиком в пепельницу, раскрошил. – Имейте в виду, детки-лапочки, все дни пребывания оплачиваются командировочными. Присутственные дни, при обслуживании клиентов, – по двойному тарифу. Вам такие ставки и в новогоднюю ночь не снились. И кроме того, все, что подарит клиент, – все ваше, до цента. Никаких отчислений, никаких комиссионных сборов.

Тут, как примерная школьница, подняла руку Милашка. Она же – Тутси, Малышка, Малявка, Литр-герл. Невысокая, даже маленькая, худенькая, как подросток, но с большой грудью, с наивным, хорошо отработанным взглядом больших голубых (кукольных) глаз – развращенная невинность. Она пользовалась особым успехом у пожилых, уже подпорченных мужчин.

– У меня – главная роль, – с легкой картавинкой произнесла она и потупилась.

– Да, Милашка, нужно будет раскрутить одного мужичка по полной программе. Так сказать, под расстрел его подвести. А потом помиловать.

– Пожилой, противный… Компенсация к окладу. – Голубые глаза приобрели стальной оттенок.

– А тебе мало обещано? – возмутился шеф, он не любил такой торговли. – Состав баксов в наследство! Тебе мало?

– Так вы ж все заберете, – с хорошо разыгранным простодушием хлопнула глазами Милашка Тутси.

– Ну… Как это все? Не все, конечно. Процентов семьдесят от капитала. Десять – тебе. Двадцать – на всех «таитян».

– Десять? – Опять глазки с лязгом, как у фарфоровой куколки, щелкнули. – Это скромно, Серж.

– Триста миллионов скромно? – искренне удивился шеф. – Такая кроха – и такой аппетит!

– Когда это будет… А если б прямо сейчас, мне бы и одного миллиона хватило.

– Все! – Шеф шлепнул ладонью по столу так, что даже подскочила раздавленная в пепельнице сигара. – Все! Аванса не будет! Еще вопросы?

Вопросы от «последних героев» посыпались чисто бытовые: жилье, питание, питие, развлечения. Шеф терпеливо отвечал, ни разу не проколовшись, – видно было, что все тщательно продумал и отчасти уже обеспечил. Во всяком случае, двухместные каюты на «Олигархе».

– И последнее. – Он достал сигару взамен раздавленной. – Главный клиент – лопух. Старый еврей. Богаче всех на свете. Но с ним будут еще двое…

– Охранники?

– В некотором роде. Опасные, крутые мужики. Не дай вам бог, девочки-лапочки, проколоться. Я бы посоветовал вам, вот тебе, Жанночка, и тебе, Мариночка, замкнуть их на себя. Взять на короткий поводок. Впрочем, все решите на месте. Работать творчески, с огоньком, с изюминкой. Ведь вы артисты, а не банщики. Возникающие по ходу проблемы разводим вместе – я буду все время рядом. – Тут он встал, все его терпеливое добродушие исчезло. Будто его и не было. Морщинки вокруг глаз исчезли, сменились холодным пустым взглядом: – Если не сделаете, все там останетесь.

– Утопишь, что ли? – криво усмехнулась Нинка.

– Зачем? – Шеф сделал вид, что безмерно удивился. – Оставлю без обеда. Месяца на два. И вы сами друг друга скушаете. Без следа. – Закурил, пустил в потолок колечко за колечком. – На этом все. Завтра в десять репетиция. Все свободны. – Подозвал взглядом охранника: – Декоратора, костюмера, реквизитора. И этого… Как его? Хормейстера.

– Хореографа, – поправила в дверях вредная Нинка.

Выйдя из здания, Нинка села в машину и, отъехав квартал, не останавливаясь, включила мобильник, ласково заворковала с холодными тревожными глазами:

– Это Дина. Сгораю от любви. Где? Когда? Целую, милый.

Оперативная информация: «Источник сообщает, что туристическая фирма „Колумб“ (кругосветка для VIP-персон) ведет подготовку к организации на ряде островов Тихого и Атлантического океанов сети публичных домов. В этих целях интенсивно подбирается спецконтингент. Ник.»

ДЕРЕВНЯ ПЕНЬКИ

Смеркалось. В ветвях старых берез среди листвы уже посверкивали ранние звезды. Небо за лесом начинало зеленовато светлеть – вставала луна. Замелькали над крышей дома, робко, чуть слышно попискивая, летучие мышки.

Тишина и прохлада заполнили всю пустоту мира.

Старина Нильс, сидя на корточках, покряхтывая, ладил на крыльце самовар, щипал лучину, пихал ее в пропахшую гарью трубу. Янка где-то в доме чем-то брякала, звенела, стучала и отчетливо ругалась – воевала по обычаю с посудой и другой утварью. Давняя, незатухающая вражда.

Из трубы самовара густо повалил белый дым, старик Нильс закашлялся и стал протирать заслезившиеся глаза.

– Кто-то едет, – сказал он, вставая и всматриваясь в конец аллеи. – Похоже, к нам.

Свет фар становился все ярче и определеннее, метался по сторонам, чутко отзываясь на все неровности нашей дороги, прыгал по стволам и кронам берез. Они радостно вспыхивали в ответ ярко-белым и изумрудно-зеленым.

Я нащупал пистолет в кармане куртки.

– Кого это несет? – недовольно проворчала Яна, выходя на крыльцо. – Вот уж ни к чему. У нас и так бокалов всего два осталось. – Янка настолько втянулась в деревенскую жизнь, что большие чайные чашки называла по-местному – бокалами.

– А сколько их было-то? – невинно спросил я, закуривая.

– Ты на что намекаешь? Да они у тебя сами по себе на полке перелопались. От старости. – Янка кинула пытливый взгляд на остановившуюся у калитки скромную «девятку». – Семеныч приперся… Не сказочный принц, однако. Я не права?

Семеныч – мой старинный приятель, бывший офицер КГБ, порвавший со своей службой в эпоху перестройки. Мы немного дружили, несмотря на далеко не лучшие отношения наших ведомств. Но личных взаимных претензий у нас не было. Тем более сейчас. Когда мы оба – бывшие. Оба ли?

Семеныч вышел из машины, распахнул навстречу Янке обьятия.

– А у нас жрать нечего, – с откровенным гостеприимством предупредила его Яна.

– А выпить найдется? – Он достал из машины сумку, широко зашагал к крыльцу. – Кроме чая, разумеется, – опасливо обошел шумевший самовар.

– Смотря по тому – сколько, – уклончиво отозвалась Яна. – Ты, вообще, надолго?

– Я, вообще, навсегда. – Семеныч поклонился Нильсу, прижав руку к сердцу. – Приветствую вас, низверженный крысиный король. – И прямиком – на кухню.

– Э-э-э! – Яна придержала его за рукав. – Что значит – навсегда?

– Испугалась?

– Растерялась, – опять уклонилась Яна. – У нас всего два чайных бокала осталось.

– А мне они ни к чему. Рюмки-то не все перебила? – Семеныч стал разгружать на стол сумку.

Янка одобрительно следила за движениями его рук и прямо на глазах теплела.

– Все, что ль? – вежливо спросила она. – Негусто, Семеныч. Ежели навсегда.

Нильс, распахнув ногою дверь, внес самовар. Хорошо и уютно запахло дымком.

– Ты погоди, старина, с чаем, – распорядился Семеныч, выставляя бутылки.

За столом Янка трепетно ухаживала за ним, подкладывая лучшие куски с таким видом, будто все эти закуски она сама наготовила. Специально к его приезду. Три дня от плиты не отползала. Семеныч посмеивался.

– Серый, – сказал он, когда притормозили с водкой и Янка придвинула к нему один из уцелевших бокалов с чаем. – Ты ведь сейчас в отстое? Надо кое-куда сходить.

– Сходи, – сказал я. – Не заблудишься. За сараем. Будочка. Между рябинкой и кленом.

Семеныч хмыкнул. Янка с возмущением его поддержала:

– Ты что, Серый! Он в такую даль для этого, что ли, ехал? Да, Семеныч?

– Не под березку сходить, – объяснил Семеныч, – а на яхте. Кое-куда.

– А точнее? – Мне чашки не хватило, и я налил себе, что же делать, еще рюмку водки.

Семеныч завистливо глянул и прямо спросил Янку:

– Ты мне нарочно чашку подсунула? Да еще с трещиной.

– Позаботилась, – вежливо, но как-то двусмысленно объяснил король в изгнании. – Пока она еще цела.

– Так куда плыть-то? – не выдержал я.

– На острова Общества.

– Какого еще общества? Книголюбов, что ли?

– Нет, совсем даже наоборот. Это где Таити. В Тихом океане.

– И не выдумывай! – вспыхнула Яна. – Куда ты его тащишь? Он только-только остепенился. Смотри – хозяйство какое. – Она с гордостью повела рукой, указывая на старые стены. – Посуду новую купим, небьющуюся. Козу скоро заведем. Нам Нильс Хольгерссонович обещал.

– Яков Ильич, – мягко поправил Нильс. И застенчиво подтянул к себе рюмку, до чая он тоже не велик был охотник.

– Так я вас всех зову, – сказал Семеныч. – Без козы только.

– И меня зовешь? – ревниво уточнила Янка. – Это совсем другое дело.

– А посуда? Хозяйство? – попытался я ухватить ее за подол. Мне совершенно не улыбались какие-то там общественные острова в каком-то там Тихом океане. – А коза? Небьющаяся?

– На хрена она нам! – И в Янкиных глазах я прочитал откровенное продолжение фразы: «У нас козел есть!»

Но вот когда мы влипли в эту поганую историю, я действительно обозвал себя старым козлом за то, что в тот вечер не встал, не взял Семеныча под руку, не вывел его во двор и не усадил пинком в машину…

Семеныч, однако, неплохо знал свое дело. Вспомнил молодые годы, нестареющие методы вербовки агентуры – подливал, льстил и рисовал заманчивые картины. Обещания давал. Соблазнял жемчугами в море. Алмазами в пещерах.

И добился-таки своего. Янка вскочила, опрокинув стул, и пошла собирать вещи.

– Не спеши, – окликнул ее Семеныч. – Время еще есть. До осени.

– А чего откладывать? – возмутилась Яна, тут же забыв про хозяйство, козу и небьющуюся посуду.

– Нам на место надо в январе прибыть. В разгар лета.

– Не наливай ему больше, Серый, – посоветовала Яна. – Он уже времена года с месяцами путает.

Семеныч терпеливо объяснил ей, что в тропиках лето бывает, как правило, зимой.

– И что? – недоверчиво спросила Яна. – Там в это время тепло? В этих твоих тропиках? Купальник брать?

– И валенки, – посоветовал я. – Январь все-таки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю