Текст книги "Тайны 'Семи грехов'"

Автор книги: Валерий Ильичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– Но он же совсем не был похож на умирающего!

– Так бывает. Шок и сильное нервное возбуждение создают видимость активной жизнедеятельности. На войне смертельно раненые в пылу азарта бегут ещё несколько десятков метров, стремясь поразить неприятеля. Но нам здесь делать нечего. Запишите номер вызова и мы поедем.

С улицы донесся вой милицейской сирены и Огнев, спохватившись, быстро направился к себе в кабинет: "Мне надо спрятать пояс, чтобы никто не видел. Но сначала проверим, какое наследство мне досталось".

Закрыв дверь на ключ, Огнев вывалил на стол три чистых бланка паспорта, пачки российских купюр и долларов. Достав из последнего кармашка три драгоценных камня, с удовлетворением потер ладонью о ладонь: "Я богат! Несказанно богат! Дыму теперь ничего этого не надо. Видно предчувствовал, что пламя пятки лижет и в бега собрался. Но не успел. Интересно, что за отморозки его замочили? На киллеров Хвоста не похожи! Ладно, это мы потом разберемся. А сейчас надо припрятать камушки и деньги".

Рассовывая по карманам банкноты и бриллианты, с усмешкой вспомнил ставший классическим лозунг: "Грабь награбленное!" На какой-то миг Огнев замер: "И чего я так засуетился? Ведь Дыма больше нет и все теперь мое! И не только содержимое потайного пояса, но и это здание и вся фирма теперь мои! Хотя, конечно, есть ещё "крыша" и сподвижники Дыма. Но управлять всем буду я. Не "быкам" же с одной извилиной в голове доверить многочисленные активы. И Огнев, осознав благоприятный переворот в своей судьбе, подпрыгнул на месте и весело расхохотался.

А в "жигулях", уносящих убийц Дыма все дальше от Москвы, медленно угасала жизнь Князя.

Посмотрев в очередной раз на его бледное лицо и тени под глазами, Винт предложил:

– Не упорствуй! Давай завезем тебя в ближайшую больницу. Ведь кровью истечешь. Пуля в брюхе – это опасно.

С трудом шевеля пересохшими губами, Князь шепотом произнес:

– Не надо! Менты мигом налетят. Если не подохну, то повяжут. Вези к прикормленному эскулапу в наш городок. Так вернее.

Еще некоторое время ехали молча. Внезапно Князь открыл глаза и сделал знак Винту наклониться. Еле слышно пожаловался: Знобит! Накрой меня.

Сподвижник быстро содрал с сиденья чехол и накрыл грудь умирающего. Князь устало прикрыл глаза. На миг ему показалось, что он ни какой не Князь, а маленький испуганный грозой пацан, которого старший брат заботливо укрыл от невзгоды снятым с себя старым пиджаком.

И умиротворенная улыбка застыла на лице навсегда покинувшего этот мир человека.

х х

х О гибели Дыма литератор узнал из вечерних новостей. На телеэкране мелькали распластанные на асфальте убитые охранники и санитары, небрежно вталкивающие в фургон носилки с телом Дыма. Сознание Волина не воспринимало мрачные детали происшествия. Все его сознание занимала лишь одна ликующая мысль: "Я спасен! И мне не надо писать этот проклятый роман, воспевающий бандитский беспредел!"

Он встал и быстро направился к столу, на котором лежала тонкая стопка уже отпечатанных страниц. С отвращением прочитал заголовок: "Долгий путь к себе". И неистово вымещая ненависть к проявленной им слабости, начал рвать плохо поддающуюся мелованную бумагу.

"Как я мог решиться на такое? Ведь в самолете, моля о спасении, давал клятву не писать лживой книги. Но начал восхвалять трудное детство героя".

Волин в раздражении заходил по комнате: "Чего я злюсь на самого себя? Я же не собирался всерьез сочинять эту хвалебную оду. Просто хотел потянуть время, показав Дыму первую главу книги. Кстати, в ней я не покривил душой: у Дыма и вправду было суровое детство".

Успокоив столь нехитрым способом растревоженную совесть, Волин отправился спать.

И Себ в отчаянии воздел руки вверх: Почему все так сложилось?! Он опять спасен!

Анатас успокаивающе качнул головой:

– Опять ты торопишься! Я же предупреждал, что литератора, призывающего в своих книгах к добру, не так-то легко будет заполучить.

– Но разве он не пошатнулся из страха за свою жизнь? Не нарушил данную в самолете клятву не грешить? К тому же этот слабовольный червь продолжает считать себя верхом добродетели. Ты видел как он ловко все перевернул и оправдался в собственных глазах?

– Ты удивлен? Тогда ответь на загадку. Кому человек в течение всей жизни врет чаще всего?

– В предложенных обстоятельствах полагаю, что самому себе. – Браво, Себ. Точнее не скажешь. Вот видишь: литератор не безнадежен для нашего дела. Его сейчас нельзя лишать жизни. Дадим ему ещё шанс. А потому оставим нашего "праведника" пока в покое. У нас ещё уйма дел с бриллиантами. Пьеса ещё не закончена.

Сокрушенно вздохнув, Себ вслед за наставником, нехотя, покинул квартиру литератора.

х х

х Голос в трубке звучал агрессивно и уверенно:

– Пойми, Огнев, ты для меня никто! Даже не молекула, а пустое место. Теперь, когда Дыма нет, возьмешь меня в дело. С твоим шефом на эту тему базар был. Он упорствовал. А согласился бы, может и жив остался.

"Эта сволочь меня запугать хочет. Делает вид, что по его приказу Дыма ликвиднули. Хотя уже все знают о наезде в Москву приезжих отморозков. Но все равно я не могу противостоять бандиту, которого сам Дым боялся. Может напугать его сделанными на юге фотоснимками? Но ещё неизвестно, как повернется дело. Возьмет сгоряча и замочит меня уже сегодня. Так что же делать?

И тут в трубке прозвучало спасительное предложение:

– Впрочем, Огнев, мы можем договориться.

– Я рассмотрю любые варианты.

– Все очень просто. Ты мне отдаешь камушки, отнятые у Филарета, а я обязуюсь полгода тебя не трогать. А потом договоримся об умеренной плате за мою "крышу". Условия предлагаю очень выгодные. И то в память о незабвенном Дыме.

– Откуда же мне знать, где Дым их спрятал?

– Мне твои отговорки ни к чему. Только учти, передашь мне камушки не позже завтрашнего обеда. Иначе лишишься не только фирмы, но и жизни. Прикинь сам, что выгоднее!

Огнев в сердцах бросил трубку на рычажки: "Придется отдать эти проклятые бриллианты. Вот только гарантий, что получив камушки, Хвост оставит нас в покое – нет. Эх был бы Дым жив, не пришлось бы мне самому принимать столь важное решение".

Огнев взял в руки сделанные в Сочи фотоснимки: "Пожалуй, у меня остался этот единственный козырь. Сам его использовать не могу. А почему не передать эти документы Кусту? Он заинтересован в исчезновении своего шефа и сумеет распорядиться компрой с наибольшей пользой.

Идея нравилась Огневу все больше. Наконец, решившись, он набрал номер телефона Куста. Тот словно ждал звонка:

– А это ты, Огнев? Наслышан я о бедняге Дыме. Не без недостатков был человек, но договориться с ним было можно. И о сделанном тебе предложении Хвоста я тоже знаю. Предлагаешь встретиться и поговорить? Не могу я за спиной Хвоста тайные переговоры вести.

– Ты меня неправильно понял. Я передам камушки твоему шефу. Он жаждет как можно скорее полюбоваться на их блеск.

– Это меняет дело! Давай подъезжай к парку культуры возле Крымского моста. Мой серебристый "мерседес" будет стоять у входа. Жду тебя через полчаса. Там обо всем и договоримся. Только камушки не забудь захватить. Без них разговор не состоится. Надеюсь, ты меня понял?

Огнев медленно положил трубку: "Опасно ехать туда одному. И лишних людей посвящать в свои тайные дела не хочется. Пожалуй , поеду с Китом. Он не из этих уголовных дуболомов и похоже умеет держать язык за зубами".

Весь путь до места встречи Огнев молчал. Увидя припаркованный напротив входа в парк серебристый "мерседес", кивнул водителю:

– Посиди тут, Кит. М смотри не опоздай, если начнется заваруха, не лезь, а гони отсюда. Мне не поможешь, и себя не спасешь.

– А не лучше ли сразу отсюда отвалить?

– Нет, Кит, надо! Кто не рискует, тот не пьет шампанского! Ну я пошел.

Огнев подошел к "мерседесу". Дверца гостеприимно распахнулась и он сел рядом с Кустом на переднее сиденье.

– Зачем, Огнев, с собой паренька прихватил? Наше дело посторонних глаз и ушей не терпит!

– Зря беспокоишься. Он простой водила: отвез – привез. К тому же у нас имеется уважительный предлог для встречи.

– Камушки при тебе?

– Да, и к ним ещё интересное приложение.

– Покажи.

Куст с нарочитой небрежностью отложил бриллианты в сторону и принялся внимательно рассматривать фотоснимки и копии билетов на самолет. Затем спросил с ленцой.

– И что ты хочешь со всем этим хозяйством делать?

– Я за советом пришел.

– Совет один: попрощайся с камушками и фотоснимками. А главное, забудь, что они вообще существами.

– А что взамен?

– Спокойствие и дальнейшее сотрудничество со мной.

– И все?

– Поверь, это многого стоит.

– А ты уверен, что Хвост оставит меня в покое?

– Не задавай глупых вопросов, Огнев. А то я перестану относиться к тебе как к солидному партнеру. Ну все, тебе пора идти.

Глядя вслед машине, увозящей нового партнера, Куст с досадой подумал: "Чистоплюй! Возился бы со своими цифирками и не лез в наши дела. Хотя Хвост сам виноват: припек его к стенке. И этот интеллигентик сделал ловкий ход, переложив на меня грязную работу. Давно я сам этим не занимался. Но нет никаких гарантий, что Гром, получив доказательства измены жены, решится на убийство Хвоста. Этот придурок может потребовать словесных объяснений у Хвоста. И неизвестно, кто кого ликвиднет. Нет, придется все делать самому!"

Куст набрал номер телефона Хвоста:

– Ты у себя? Есть новости. Срочно подъезжай на нашу конспиративную квартиру. Возьми с собой только Грома и больше никого.

– А что случилось?

– Поверь, что дело важное. К тому же, я встретился с Огневым и он мне передал для тебя камушки.

– Почему тебе, а не мне?

– Потом объясню. Бриллианты жгут мне карман. Сам понимаешь: за такие ценности могут и голову оторвать.

– Тогда зачем мне куда-то тащиться? Привези камушки сюда.

– Я же сказал: дело не только в брюлликах.

– А в чем?

– У меня точные сведения о готовящемся на тебя покушении. В наших рядах – предатель. Не затягивай! Бери с собой Грома и приезжай! И никому не говори куда и зачем едешь.

– Я буду минут через сорок. Надеюсь, ты не зря паникуешь.

Огнев, тронув с места, резко набрал скорость. Ему нужно было успеть на тайную квартиру раньше Хвоста и Грома. Ему это удалось. Положив на стол бриллианты и фотоснимки, прикрыл их газетой: "Это отвлечет их внимание на несколько секунд. И я успею выстрелить".

Достав пистолет из тугой кобуры, переложил его за пояс: "Так будет побыстрее".

В этот момент в замке повернулся ключ и первым вошел Гром. Убедившись, что кроме Куста в квартире никого нет, вернулся к двери и пригласил зайти Хвоста. Тот смотрел на Куста с подозрением: Ну что у тебя?

– Подойди к столу и взгляни сам.

Хвост снял и отбросил в сторону газету. Его взгляд сразу наткнулся на заманчивый блеск камней и он потянулся к ним. И тут гулко в полупустой квартире прозвучал выстрел. Не обращая внимания на лежащего на полу с простреленной головой охранника, Хвост неотрывно смотрел на направленный ему в грудь ствол. Глядя на бледное лицо шефа, Куст со злорадством подумал: "По задуманному сценарию я не могу убить и Фору и Хвоста из одного ствола. Но до чего же приятно наблюдать за страхом в его глазах. Сейчас я пока его успокою":

– Не суетись, Хвост. Я спас тебе жизнь. Вместо того, чтобы за камушки сразу хвататься, ты бы на свои фотки полюбовался. Оттянулся в Сочах по полной программе с женой Грома, а я должен тебя выручать!

Нарочито спокойно Куст спрятал оружие в кобуру. Это сразу успокоило Хвоста. И приняв вновь надменный вид, он начал быстро перебирать стопку фотографий:

– Вот сволочи! Это все тот журналюга расстарался. Но я до него доберусь. Как фотки к тебе попали?

– Огнев передал и сказал, что точно такие же материалы Грому посланы.

– Он их успел получить?

– Вряд ли. Иначе бы тебя уже в живых не было. Ты что не мог другой бабы для плотских утех найти?

– Понравилась она мне очень. Ни с кем так хорошо в постели не было. Прямо на небо улетаешь!

– Вот ты чуть и не улетел. Если бы не я.

– Я в первый момент подумал, что ты на побрякушки позарился.

– Зачем мне эта головная боль? Их сбыть будет трудно. Давай лучше подумаем как с трупом Грома быть. А что если изобразить происшествие как самоубийство? Сейчас попробуем все организовать.

Неторопливо подойдя к беспомощно раскинувшему руки телу, Куст, намотав на руку носовой платок, вытащил из кобуры пистолет охранника. И тут же выстрелил в грудь Хвосту. Продолжая держать на прицеле сползающего на пол шефа, приблизился и заглянул в начавшие тускнеть глаза Хвоста. "Он сразу не подох. Это хорошо: Экспертиза подтвердит возможность ответного выстрела в сторону Грома. В результате следствие посчитает, что обиженный охранник из ревности подстрелил Хвоста, а тот успел казнить своего палача. И менты прекратят дело. Надо только кое-что здесь подправить.

Куст обтер свой пистолет платком и вложил его в ещё теплую руку Хвоста. Затем, создавая видимость ссоры, опрокинул на пол стул и разбросал по комнате фотоснимки. Перед тем как уйти бросил прощальный взгляд на оставленные на столе бриллианты: "Жаль бросать такое богатство коту под хвост. Но надо: менты знают об этих камушках и не отстанут пока не найдут. Надо кинуть им кость. Пусть доложат в победных рапортах о возвращении государству дорогих камней. Кстати, их наличие в квартире поможет убедить сыщиков, кроме перестрелявших друг друга братков здесь никого не было".

И довольный собой Куст покинул квартиру, в которой, нашли гибель двое влюбленных на свою беду воспылавших страстью к одной женщине.

Узнав о гибели своего врага, Огнев облегченно вздохнул: "Я сделал правильный шаг. За меня всю черновую работу ловко проделал Куст. Теперь я возглавлю империю Дыма. И развернуться мне поможет человек из дома правительства. Не зря я из дома Желтка прихватил интересный документик".

И Огнев весело подмигнул сластолюбивому Пану, жаловливо подглядывающему из кустов за нагими купальщицами. И на мгновение ему показалось, что тот заговорщицки подмигнул ему в ответ, как своему компаньону и сообщнику.

х х

х

Кондратов был возбужден и весел:

– Привет, Волин. Выполняю обещание держать тебя в курсе расследования убийств в доме, где живет твоя редакторша.

– Она корректор.

– Для меня это одно и то же. Ладно, не обижайся. Дела можно считать законченными. В кратком изложении преступная цепочка выглядит следующим образом: старуху убил студент, по неведению похитивший картину с бриллиантами. Студента убили люди Дыма. Затем Дым в погоне за камушками замочил некоего Филарета. За Филарета отомстил его брат Князь, получивший в схватке смертельное ранение.

– А Хвост?

– Представь себе, его убил собственный охранник Гром. Правда и сам в перестрелке не уцелел. Из-за бабы вроде бы поцапались.

"Кондратов демонстрирует неведение, на случай, если его телефонные разговоры подслушивает служба собственной безопасности. Надо ему подыграть, разыграв удивление".

– Неужели Хвосту с его возможностями баб не хватало?

– Тут бери глубже: воспылал страстью к жене своего охранника. Забыл заповедь: не люби, где живешь. Но мы-то с тобой, Волин, об этом всегда помним! Не так ли?

– Ладно, Кондратов, хватит подкалывать! Лучше скажи, бриллианты нашли?

– А как же: уголовный розыск недаром свой хлеб ест. Вложили в закрома государства кругленькую сумму.

– И где они были?

– У Хвоста.

– А как они к нему попали?

– Другому журналисту я бы наврал в три короба, а тебе скажу честно: не знаю. Скорее всего Хвост их получил в качестве отступных от доли в фирме Дыма. Главное, что бриллианты с нашей помощью завершили кровавый путь по человеческим судьбам. И ещё одно достижение: на несколько уголовников в городе стало меньше.

– Спасибо, Кондратов. Материал, действительно обещает быть сенсационным. Когда сможешь рассказать подробности?

– Да хоть завтра. Давай посидим где-нибудь как белые люди. Можем же мы позволить себе хоть иногда развлечься. Кстати, как у тебя дела с корректоршей? Понравилась она мне. Когда надумаешь рвать отношения, сообщи. Не обижай друга!

– Слишком уж ты разгулялся, Кондратов. Не забывай как Хвост свою жизнь кончил!

– Не серчай, Волин. Совсем шутки понимать разучился. Ну все, до связи.

Слышавший разговор Анатас повернулся к печальному Себу:

– Возгордился сыщик не в меру. И ликвидацию бандитов и возвращение бриллиантов себе приписал. Думает, что обошелся без нашего совета и участия. А ты, стажер, не грусти. Нам тоже есть что указать в победных отчетах.

– И чем же мы отличились?

– Погибшие жертвы и закончившие земной путь бандиты уже никогда не смогут исправиться. Им придется отвечать перед Высшим Судом за все совершенные и оставшиеся нераскаянными грехи. В сой актив запишем и сыщика из МУРа. Он с нашей помощью накуролесил немало. Заметь: из самых лучших побуждений.

– А литератор? Он же жив и избежал тройной опасности: и самолет уцелел и оба угрожающих ему мафиози погибли.

– Превратим поражение в победу. Доложим, что сами продлили ему жизнь, предоставляя возможность окончательно погрязнуть в грехах.

– Так он уже три дня в Москве. И даже не делает попыток встретиться с любовницей.

– Что такое три дня по сравнению с вечностью? Давай наберемся терпения и понаблюдаем за нашим любвеобильном Дон-Жуаном. Надежда по законам этого мира должна умирать последней.

Анатас с удовлетворением заметил, как у стажера заблестели глаза: "Ишь ты, обрадовался! Не понимает, что его мелких достижений едва хватит для получения зачета по земной практике. Для моего смещения этого явно недостаточно. И я смогу продолжить работу над моей нескончаемой трагической пьесой. По крайней мере до прибытия нового стажера – родственничка влиятельного лица".

Анатас умиротворенно прикрыл глаза. Но Себ, напряженно следящий за Волиным, не дал ему расслабиться: Смотри, в каком смятении пребывает литератор. Его колотит, как в лихорадке. Он бегает по комнате как плененный зверь.

– Зри в корень, Себ. Прочти ход его путанных мыслей.

А растревоженный разговором с сыщиком Волин не мог сдержать своего раздражения: "Этот мент испортил мне настроение, заговорив о Вере. Я и так постоянно думаю о ней. Порой желание заключить в объятия любимую женщину пересиливает клятву, поспешно данную в самолете. Но неужели теперь мне надо отказаться от личного счастья и всю оставшуюся жизнь провести с поднадоевшей, вечно недовольной женой?"

От мрачной перспективы Волина передернуло. Он быстро накинул пиджак и решительно направился к выходу. Из соседней комнаты выглянула Ольга:

– Куда на ночь глядя собрался?

– Позвонил приятель из МУРа. Они сейчас раскручивают сенсационное дело. Меня пригласили участвовать на завершающем этапе.

– Это не опасно?

– Ну ты, как всегда глупость городишь! Сыщики их повяжут, а мне только позволят поговорить с арестованными.

Ольга с подозрением посмотрела на мужа и раздраженно дернула плечиками:

– Значит домой тебя сегодня не ждать?

– Откуда я знаю, как муровцы там управятся? Возможно всю ночь подвозить арестованных будут. Это зависит от численности бандгруппы.

Ольга обиженно поджала губы и молча скрылась в своей комнате, демонстрируя явное недоверие к россказням мужа.

Волин поспешно выскочил на лестничную клетку: "Складно я наврал! Даже если она не поверила – не подкопаешься. Впереди целая ночь с любимой женщиной! Такой случай упускать нельзя!"

Но по мере приближения к дому любовницы решимость Волина ослабевала. Боязнь нарушить обет полного отказа от греха заставила его остановиться посреди Арбата. В задумчивости он осмотрелся. В сгущающихся сумерках отчетливо виднелась застывшая на троне бессмертия величавая в своей непогрешимости Турандот. Рядом над древней улицей молчаливо возвышалось массивное здание, увенчанное башней – рыцарем. Внезапно Волина охватило острое чувство вины: "Мне кажется что этот строгий страж и юная невинная Турандот проницательно догадываются, куда я направляюсь. И в их глазах легко угадывается легкое презрение и осуждение. Но надо же как разыгралось воображение! К чему эти сомнения? Разве я не имею права на счастье? К тому же мне как литератору нужно обилие новых впечатлений и свежесть чувств, чтобы творить. А рядом с постоянно раздраженной женой разве создашь что-нибудь прекрасное и вечное?"

И Волин решительно зашагал в сторону дома, где жила Вера.

Анатас покровительственно хлопнул Себа по плечу:

– Так кому человек врет чаще всего?

– Еще раз убедился: самому себе. Значит мы победили?

Анатас промолчал. Он неотрывно наблюдал за Ангелом с печальными глазами, незримо зависшего над головой стремящегося навстречу очередному грехопадению литератора: "Хранитель не отвернулся от него окончательно. А пока человек жив не бывает окончательной победы ни у нас, ни у Ангела".

Анатас повернулся к напарнику, чтобы поведать ему эту Главную Истину, но промолчал: "Пусть тщеславный юнец познает её сам методом проб и ошибок".

А литератор обостренным чувством уловив неосторожно отпущенную на волю и витающую в воздухе мысль с удовольствием смаковал, повторяя, как назойливый мотив, понравившееся ему начало фразы: "Пока человек жив...".

Перед домом Веры он остановился в раздумье: "Когда – нибудь я напишу книгу о Жизни, о Смерти, о Вечности. Но как заслужить право на такое творение?"

А Ангел и Духи искушения продолжали незримо кружиться над литератором, в голове которого настойчиво продолжала звучать одна и та же неоконченная фраза: "Пока человек жив...".