Текст книги "Три Мира Надежды"

Автор книги: Валерий Рыжов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

и был похож на все города мира сразу. А знающая себе цену стильная Анора издавна претендовала на роль интеллектуальной столицы страны. Она гордо выставляла напоказ и демонстрировала своим гостям старинные корпуса и кампусы многочисленных университетов и академий. Но окончательно покорил этот город Этан скромным памятником на могиле в центре небольшой площади.

“Я все-таки пришла к тебе, – мысленно сказала Ему она. – Опоздала, прости. Я готова теперь. И я страшно отомщу за тебя. Если можешь, направь меня и подскажи, что делать. Смерть настигнет всех, кто был твоим врагом, Белернин. А те из них, кто избежит гибели, будут завидовать мертвым”.

И Этан уже не смогла задержаться в Аноре.

“Может быть, потом, если буду жива, я приеду сюда еще раз, – подумала она. – А сейчас нельзя терять время. Белернин ждет, он уже устал ждать, и разочарован во мне. Но я докажу, что он не ошибся, выбрав меня”.

И утром следующего дня Этан отправилась в Ольванс. С Марием в этот раз она не встретилась – разминулась на два часа.

ПОСЛЕДНИЙ КАЛМИТ

Этан не знала, что еще один человек искал встречи с Марием и ждал его в Аноре. Неприметный молодой мужчина с темными волосами, среднего роста, не щуплый, но и не богатырь, одетый добротно, но не модно и не броско. Без особых примет. Такой легко затеряется в любой толпе. Взгляды людей никак не желали задержаться на нем, и даже торговцы и проститутки через несколько минут не смогли бы точно описать его внешность. Молодого человека звали Гелнин, он считал себя калмитом, хоть формально и не имел права называться им. Гелнин был всего лишь учеником калмитов десять лет назад. Ему едва исполнилось 9 лет, когда его забрали из родного дома за долги семьи. Испуганного мальчика привезли в крепость калмитов, где он должен был стать рабом, бесправным говорящим орудием, не очень дорогим, которое можно и не жалко даже сломать с досады и злости. Но прежний глава клана что-то увидел в его глазах, и судьба Гелнина волшебным образом переменилась. Четыре года вся его жизнь подчинялась строгому распорядку, в котором изнурительные тренировки сменялись блаженным наркотическим забытьем. Его готовили не к жизни, а к смерти, даже самые удачливые и здоровые рядовые калмиты не доживали до тридцати пяти лет, но Гелнин никогда не думал об этом. В тот роковой день, когда древняя крепость калмитов сгорела в магическом огне, его отправили с письмом к хозяину одной из окрестных усадьб. Гелнин вернулся слишком поздно и потому остался жив, но предпочел бы умереть тогда. Другой жизни он не знал, да и не желал знать. Работать он не умел, и любой труд считал низким занятием презренных, мало отличающихся от домашнего скота людей. Но у этих людей были свои дома и пища, Гелнин же был лишен сейчас и того, и другого, и эта вопиющая несправедливость выводила его из себя. К тому же приученный к наркотикам организм с каждой минутой все настойчивей требовал привычной дозы, и невозможность получить ее просто сводила Гелнина с ума. Никто не спешил помочь ему, и тогда он просто вошел

в первый попавшийся дом, потребовал еды и деньги – и, к огромному изумлению, ничего не получил от таких робких еще вчера, но внезапно осмелевших сегодня людей. Вне себя от начинающейся ломки, он набросился на хозяев и, наверное, убил бы кого-нибудь, если бы на крики не сбежались соседи. Гелнина скрутили и бросили в погреб, где он, не переставая, жутко выл до утра. Выведенные из себя хозяева периодически спускались к нему и били ногами, но Гелнин не чувствовал боли. Каждая клетка его тела требовала наркотика, и все другие ощущения отступали перед этой неутолимой и невыносимой жаждой – нет, не удовольствия, всего лишь покоя. Утром его вытащили из подвала и грубо швырнули на какую-то повозку. Через час он оказался перед пожилым человеком в парике и черной мантии. Тот задавал вопросы, а Гелнин, не вслушиваясь в его слова, проклинал судью и угрожал ему, а в конце рухнул перед ним на колени, умоляя об одном: убить, растерзать, но вначале дать наркотик. Так началась новая жизнь Гелнина. Жизнь, в первые дни которой он каждый день и каждую минуту проклинал ненавистную девку с собакой, разрушившую его мир и погубившую людей, так хорошо заботившихся о нем. Он побывал в настоявшем аду и неимоверно мучился всю первую неделю, прикованный

к железным крюкам, надежно вбитым в каменную стену. Потом стало легче, боль и мука ушли, но еще слаще и желанней казался ему такой недоступный сейчас пакетик с соломенно-желтой пылью. И даже грубая неочищенная коричневая дрянь представлялась теперь амброзией и нектаром. Гелнин был уверен, что обычной разовой дозы ему хватит сейчас на целый день, а может быть, даже на два или три дня. Но время шло и постепенно тяга к дури ослабла, а потом и ушла, забрав с собой все физические и душевные силы. И лишь через месяц он снова ощутил голод – первое чувство, проснувшееся в нем. За ним постепенно робко дали знать о себе

и другие почти забытые желания и ощущения. Гелнин увидел себя в тюрьме, и не было в мире человека более одинокого, чем он. Тогда Гелнин впервые обратил внимание на своих соседей, сразу выделив среди них высохшего, как мумия, лысого старика, который пользовался необъяснимым авторитетом не только у заключенных, но и среди охранников и прочего персонала тюрьмы. Увидев первый осмысленный взгляд похожего на привидение мальчишки, старик ухмыльнулся и ловко опрокинул его чашку. Вновь познавший чувство голода Гелнин одним ударом сбил наглеца с ног. Еще пару недель назад этот удар стал бы смертельным, но сейчас старик лишь упал, а все соседи разом набросились на мальчишку

и убили бы, но с трудом поднявшийся старик бросил короткую фразу и нападавшие разошлись по углам.

– А ты ведь из замка калмитов, – шепнул ему на ухо старик, усаживаясь рядом. – Я сразу понял это. Наблюдал за тобой. Отвечай, это правда?

Неожиданно сильные пальцы впились в его плечо.

– Нет, – отстранился от него Гелнин. Даже в этом состоянии понимал он, как опасно признать себя членом когда-то страшной

и всесильной, а ныне не существующей организации. За деньги калмиты убили столько аристократов, правительственных чиновников и бандитов, что мести можно было ждать с любой стороны

и от кого угодно. А Гелнин теперь уже хотел жить.

– Ты разочаровал меня, – процедил старец. – Я ведь собирался дать тебе шанс, взять в Семью. А ты, значит, всего лишь испорченный никчемный мальчишка. Я ошибся, не позволив им убить тебя.

Он сделал знак рукой, и сокамерники снова повалили Гелнина на пол, стали душить.

– Не перестарайтесь, – тихо сказал им старик, но Гелнин не услышал его.

– Я – ученик калмитов, – сдавленно прохрипел он, и руки, сжимающие его горло, разжались, а старик снова оказался рядом.

– Я знаю, – спокойно сказал он. – В Сааранде стало совсем уж неспокойно сейчас. А командор Белернин вчера покинул Анору, ты, конечно, ничего не слышал об этом. Город и вся провинция трепещут от страха. Хорошее время для смелых и сильных людей. Тебе разве не жаль, терять его напрасно?

Сжавшись под взглядом маленьких выцветших глаз, Гелнин настороженно слушал его.

– Молчишь? Это хорошо, что ты умеешь слушать. Сегодня вечером наши люди захватят тюрьму и выпустят на свободу всех жертв политического произвола. Куда ты пойдешь, Гелнин?

– Не знаю.

– Плохой ответ, – усмехнулся старец. – Неправильный. Но я добрый сегодня и дам тебе еще один шанс. Итак, с кем же и куда ты пойдешь, Гелнин?

– С Вами. Куда прикажете, – коротко ответил он.

– В этом городе меня зовут Банщиком, – сказал старик. – Терпеть не могу и это прозвище, и бани, но, что поделаешь, их всегда содержали для прикрытия мой дед и отец. И мне приходится. Семейные традиции – это святое.

Он кивнул одному из подручных и у того в руке появился маленький нож.

– Покажи ему.

Человек с ножом подошел к Гелнину, опустил голову и, бесцеремонно взяв за руку, провел ею по своему затылку.

– Ты понял, что нужно сделать? – спросил старик.

– Понял, – ответил Гелнин, и взял нож.

Банщик не обманул: пьяная толпа разнесла тюрьму этим же вечером. И на несколько дней город оказался в руках его банды.

К удивлению Гелнина, грабили они вовсе не самых богатых людей. Самые большие и красивые дворцы остались в неприкосновенности. Позже Гелнин понял, что их владельцы либо откупились от них, либо были давними клиентами Банщика. А некоторые из аристократов, даже бывший губернатор провинции Хебер, так и вовсе являлись его друзьями и деловыми партнерами. Но потом в Анору пришел Марий, и стало тяжело. Банщик говорил, что хуже было только при Белернине, который, единственный из всех правителей Хебера, посмел схватить его. Второй раз оказаться за решеткой Банщику очень не хотелось, и потому он предпочел перейти на нелегальное положение. Это было неудобно и непривычно, но

приходилось терпеть. Гелнин теперь всегда был рядом с новым хозяином. Вначале он был кем-то вроде денщика и ординарца, потом – телохранителем, и, наконец, стал помощником и заместителем. Наркотики он больше не принимал. Все было хорошо, но через несколько лет Банщик стал излишне подозрительным и Гелнин понял, что если не убить старика, тот найдет повод избавиться от него. И тогда Банщика нашли в подворотне со свернутой шеей. Не все члены Семьи поверили в алиби Гелнина, и ему пришлось срочно покинуть Хебер. Он отправился в Калгрейн – большой и веселый портовый город, где всегда были рады таким ловким и смелым людям, как он. Именно здесь один весьма осведомленный человек рассказал ему все о Марии и Темной Талин, и ненависть к ним вспыхнула с новой силой. Девка была давно мертва, а Марий поднялся на небывалую высоту, и его власть была подобна королевской. Гелнин изо всех сил старался выбросить из головы мысли

о прошлом, и временами это почти удавалось ему. Но потом они возвращались, накатывало бешенство, и Гелнин убивал без причины, жажда убийства постепенно отступала, сменяясь тоской и тревогой. В такие моменты Гелнина снова тянуло к дури, но он держался, понимая, что второй раз избавиться от наркотической зависимости ему уже не удастся. Это, похожее на болезнь, состояние усиливалось и прогрессировало с каждым годом, любое упоминание о Марии теперь приводило к новому, еще более серьезному срыву. На самом деле Гелнин уже давно был психически болен, но убил бы любого, кто посмел бы сказать об этом.

“С этим надо покончить”, – решил он, наконец, и с этих пор думал лишь о том, как убить правителя Сааранда. Задача была не из легких, но и Гелнин был уже совсем не мальчик, любой из наставников калмитов сейчас гордился бы им.

“Ты слишком самоуверен, Марий – думал он. – Считаешь себя неуязвимым, но, если я решусь погибнуть вместе с тобой, то магические способности не помогут тебе – как не помогли они когда-то десятку других очень сильных магов. Калмиты потому и внушали страх, что всегда умели забирать врагов ценой своей жизни”.

Проблема была лишь в том, что Гелнин не хотел умирать. Но неутолимая жажда мести все же погнала его назад, в Анору. Никем не узнанный, ходил он по знакомым улицам, не зная на что решиться

и что предпринять. И вдруг, как обухом по голове, ударило нежданное известие: Марий прибывает в Хебер, через два дня он будет в Аноре! Гелнин потерял осторожность и заметался, не в силах решить, что предпринять. Уйти из Аноры было выше его сил, остаться, чтобы посмотреть на Мария казалось невыносимым. Он был настолько потрясен и растерян, что не сразу заметил слежку, а когда все-таки обнаружил ее, с радостью убил шесть человек из все еще существующего клана Банщиков. А потом – еще семь человек в штаб-квартире этого клана. Вид и запах крови немного успокоил его.

“Видно, судьба”, – подумал он и принялся изучать места, подходящие для покушения на пособника и друга Темной Талин. Он все же очень хотел жить, но после покушения в городе скрыться было практически невозможно. К тому же Марий, судя по всему, был намного сильнее, чем можно было предположить, и Гелнин теперь сильно сомневался, сможет ли он убить его даже ценой своей жизни. Неожиданно ему стало очень страшно, и этот страх значительно охладил его пыл. Но болезнь не позволила ему отступить. В конце концов Гелнин решил попытать счастья за городом. Он выехал на дорогу к столице за несколько часов до Этан, и, кажется, нашел подходящее место. Если и была возможность нанести удар, то здесь, близ этого небольшого городка, у маленького узкого моста, где придется сходить с лошадей. Которых так легко напугать.

И поставить нехитрые ловушки, которые просто отвлекут хоть на несколько секунд. А он в это время, может быть, сумеет… Ну, хотя бы попробует… И, если не получится, постарается незаметно сбежать. И совесть его будет уже чиста: он сделал, все, что смог.

И перестанет думать о Марии, будет спокойно жить дальше. По-крайней мере, он очень надеялся на это. Сделав все, что нужно, Гелнин решил ненадолго вернуться в город. И увидел там его – мальчика десяти лет, именно такого, какие нравились ему. И времени было еще вполне достаточно. После того, что он узнал когда-то о Талин, Гелнину были отвратительны женщины, особенно молодые и красивые. А мальчики – это совсем другое дело. Гелнин имел какую-то непонятную власть над ними: они боялись его, буквально тряслись от страха, предчувствуя позор и гибель, но покорно шли, не смея позвать на помощь. И только в самый последний миг решались на отчаянное и безнадежное сопротивление. Это был самый волнующий момент в его охоте за ними. Лучше, чем оргазм. Приятнее было только сворачивать им шею – потом, когда все закончится. И тут все пошло не по плану. Они уже вышли за городские ворота и направлялись к лесу, когда им повстречалась эта девка-совсем молодая, и какая-то особенно противная и отвратительная. Более мерзкой, наверное, могла бы быть только та самая Талин. Девчонка уже было прошла мимо, но вдруг развернулась и стала расспрашивать пацана о нем, Гелнине: она не верила, что мальчик идет добровольно. И тот вдруг – о чудо! – стал вырываться, заорал так, что пришлось зажать ему рот. Вне себя от ярости, Гелнин осторожно, чтобы раньше времени не сломать ему шейные позвонки, сжал пальцы, отбросил обмякшее тело, шагнул навстречу девчонке. Сейчас, всего одно мгновение – и она умрет, можно будет продолжить путь. В лесу малец оклемается и все будет так, как всегда. Но руки почему-то не слушались его, а большие серые глаза девчонки, казалось, выпивали жизнь. Это было непорядочно и нечестно: он ведь совсем не ожидал такого от нее.

“Нет, этого не может быть! Еще немного и я достану ее, только одно неуловимое движение, она и не поймет ничего. Мне нет равных, я прямо сейчас могу уничтожить хоть десять таких. Она не сможет убить меня”.

Но девчонка могла.

“Как хочется жить!”

– Пощади, – прохрипел он.

– А зачем? – спокойно сказала Этан, и сознание Гелнина угасло навсегда.

– Какая же у него была противная аура, – поежилась она, и удивленно оглянулась, почувствовав чей-то пристальный взгляд. Никого вокруг, однако, кто-то смотрел на нее. Но опасности не было, совсем наоборот: невидимый ей свидетель этого нелепого происшествия был очень рад и буквально излучал потоки симпатии к ней. Этан пожала плечами и наклонилась над мальчиком. Полтора часа ушло на поиск его родителей, еще полчаса – на то, чтобы вежливо уклониться от их благодарности. За это время Марий проехал через мост, разминувшись и с живой Этан, и с теперь уже мертвым Гелнином.

В МИРЕ ЗА БЕЛЫМ ЗЕРКАЛОМ.

АЛЕКСЕЙ ВИЛЕНКИН

Будильник зазвонил как обычно, полседьмого утра. Быстро побрившись, он привычно выбрал нужный пункт “меню” на стареньком “Флае”, и смартфон, взяв под управление большую плазменную панель на стене, начал транслировать мировые новости по заданным темам. Так, ночной обстрел посольства США в Багдаде, использовались гранатометы и стрелковое оружие, жертв нет, персонал отсиделся в специально оборудованном подземном бункере. Атакован кортеж американского посла в Дамаске, пострадала машина охраны, два человека ранены. Ливийские пираты захватили очередной сухогруз. Последняя итальянская семья покинула остров Лампедузу. Газета “Bild” с сожалением констатирует, что молодые немки из волонтерской организации “Подари радость новым соседям” недостаточно регулярно проходят медицинский осмотр, что, вероятно, и стало причиной эпидемии сифилиса в новом иммигрантском квартале Кельна и трех пригородных лагерях беженцев из Северной Африки, Центральной Азии и Ближнего Востока. Презервативы, на которые понадеялись активистки, не помогли, поскольку сифилис распространяется также и бытовым путем. Верховный имам Роттердама издал фетву о запрете гей-парадов

в Нидерландах. Постаревшие и сильно растолстевшие, но ничуть не поумневшие, маргиналки из движения “Фемен” разгромили еще одну церковь в Париже, третью за последние полгода, осквернив при этом статуи Христа и Девы Марии. Но некий Амин, выходец из Алжира, радикальный исламский богослов, которого Франция уже четыре года не может депортировать на родину, неожиданно выступил с заявлением, что Дева Мария – единственная женщина, которая упоминается в Коране. А Христос, согласно Корану – великий пророк, обитающий на втором Небе, и ему еще суждено править миром сорок лет, а потом – быть похороненным в Медине рядом с Мухаммедом. Амин призывает правоверных наказать “непотребных женщин”. А они, закутавшись в платки, по всем телеканалам третий день извиняются, заверяя мусульман, что хотели оскорбить вовсе не их, а всего лишь христиан. Следующий сюжет. Одна из давно забытых в России “пусек”, решила напомнить о себе и в знак протеста против открытия выставки экспонатов Оружейной палаты попыталась публично совокупиться со своим мужем у здания Верховного суда в Оттаве. Но в данном случае не помогла даже недавно обновленная и модернизированная виагра. Ничего нового и необычного. Смартфон, видимо, пришел к тому же выводу и перестал переключать каналы, оставив картинку последнего из них. Алексей рассеянно посмотрел на экран и увидел молодую женщину, а рядом

с ней… Чашка с кофе выпала из его рук и с веселым звоном разлетелась на множество осколков.

– Папа, что случилось? – не поднимаясь с кровати, спросил сын.

– Я сейчас уберу, – сказала выглянувшая из спальни жена, и побежала на кухню за тряпкой.

А он все смотрел на экран, на котором увидел только что девочку с необычными, похожими на кукольные, волосами. Где-то далеко

в голове билось, пытаясь пробиться в сознание незнакомое странное имя. Вот-вот оно всплывет в его памяти. Надо постараться и он вспомнит. Нет, не получается ничего. Как же все-таки ее зовут?

– Мне надо на работу, срочно.

В своем кабинете он быстро нашел нужный сюжет на сайте одного из утренних телеканалов. Всего лишь репортаж об открытии нового детского сада. Но и этого было вполне достаточно.

– Отыщите ее, – коротко приказал он референту. – Очень аккуратно, чтобы никто не заметил и не узнал. И предоставьте всю информацию к 16, нет к 14 часам.

– Вот эту женщину, товарищ полковник? – на всякий случай решил уточнить недавно принятый на работу в ФСБ молодой лейтенант.

– Да, и женщину тоже, – кивнул головой Алексей.

В МИРЕ ЗА БЕЛЫМ ЗЕРКАЛОМ.

ТАНЯ, ГОСТИ ИЗ ПРОШЛОГО

Девочка, чье лицо так поразило начальника одного из самых закрытых отделов ФСБ, в этом Мире и в это Время носила имя Татьяна. Впрочем, пока, конечно же, гораздо чаще ее ласково называли Таней. В тот день она проснулась одновременно с Алексеем Виленкиным, и некоторое время лежала в кровати с закрытыми глазами, вспоминая приснившийся ей сон. Очень странный, сейчас она мало что понимала в нем, но там, во сне, все было так просто

и ясно! И эта ясность буквально на глазах размывалась, таяла, словно утренний туман под лучами солнца, и невозможно было удержать знание, дарованное ей во сне лишь на несколько коротких минут. Сейчас все исчезнет и останутся лишь смутные воспоминания, лишь тень чего-то, что пока невозможно ни осознать, ни понять. Но сердце почему-то стучит от волнения и счастья, и душа рвется ввысь, словно она, Таня, вспомнила что-то очень важное для себя – и все вдруг изменилось вокруг, все теперь будет иначе, не так, как всегда. Нет, не прямо сейчас, конечно же, но потом, когда-нибудь. Как будто пройдена невидимая черта, и жизнь пойдет уже по новой, совершенно неожиданной и особой, мало кому известной колее. Таня покрепче зажмурилась, изо всех сил хватаясь за обрывки ускользающего от нее сна. Да, конечно, вот так все это и было: она вдруг увидела себя на пустынной улице красивого средневекового города. Тщательно отреставрированные дома, солнце играет бликами в чисто вымытых окнах, полки маленьких магазинчиков ломятся от разнообразных сувениров. И никого вокруг, только словно тени мелькают, показываются на миг, и тут же исчезают, сменяясь новыми. Таня подошла к прилавку одного из магазинов, стала рассматривать глиняные кружки, сделанные в виде черепов, потом – каких-то смешных кукольных старух.

– Тебе здесь что-нибудь нравится? – раздался за ее спиной мягкий, необычно звучащий голос. – Возьми, не стесняйся.

Таня повернулась и увидела перед собой огромную, почти в два раза выше ее, черную кошку, но почему-то не испугалась, а, наоборот, обрадовалась, бросилась к ней, погладила с готовностью подставленную голову.

– Здравствуй, Талин, – сказала Кошка. – Как рада я снова видеть тебя.

– Я – Талин? – удивилась Таня.

– Ты еще вспомнишь это имя, как вспомнила сейчас меня.

– И меня, – сказала вышедшая из стены высокая светловолосая девушка. – Как приятно чувствовать себя кому-то нужной. А еще кого-нибудь ты помнишь, Талин?

– Помню, – сказала она, и на ее глазах выступили слезы.

Девушка и Кошка переглянулись.

– Они не смогли придти сейчас? – сочувственно спросила Фрейя. – Ничего, они, может быть, еще придут когда-нибудь. Позже.

– Не думай пока о них, и не говори ничего, – сказала Кошка.

Она встала и подошла к ней, села рядом. Было заметно, что она хромает.

– Все будет хорошо. Ты родилась в нашем Мире, и больше нет необходимости уходить из него. И, когда ты вырастешь, у тебя будет шанс начать все сначала и попытаться изменить здесь хоть что-нибудь.

– Почему ты хромаешь?

– Хорошо, что вообще жива еще, – грустно вздохнула Кошка. – Они все калечат и калечат меня.

– Кто? – возмутилась Таня

– Эти, – махнула лапой Кошка. – Ты видишь тени? Это люди, которые сейчас живут здесь. Они не понимают меня, а я – их. Они чужие. Да, есть и свои, но очень мало. А в основном… Ты знаешь, они ведь предали уже не только меня, но и тысячелетнюю историю своего народа и подчинились врагам, которые на протяжении столетий многократно пытались покорить и уничтожить их.

– Слишком высокий стиль, моя дорогая, – усмехнулась Фрейя. – Да, я хорошо помню, какой ты была и можешь быть. Неподвижный взгляд твоих желтых глаз замораживал кровь врагов, противный липкий страх наполнял их душу, и становились слабыми руки, державшие меч. Армии крестоносцев бежали одна за другой,

и римский Папа трепетал в замке Святого Ангела. Но твоих воинов больше нет, и тебе кажется, что ты проиграла последнюю битву. На самом же деле все намного проще и гораздо противней. Германские племена, убедившись, что славян невозможно завоевать, решили попробовать купить их. И теперь сами поражены ценой, по которой им удалось заключить эту сделку. Как легко и как дешево нынешние вожди продали им свою землю и будущее их детей

и внуков. Но, поверь мне, мы, боги Асгарда, не рады и не одобряем таких методов. Железом и кровью были созданы великие империи Запада. А золото – тлен, никогда и никому не приносило оно успеха и счастья. Сколько народов погибло, как только меч в их руках заменялся кошельками с золотыми монетами. Рим и Византия, лидийцы и персы, хазары и цзиньцы, ацтеки и инки. Им нет числа. Мнимая победа Запада лишь ускорит гибель великой Цивилизации Европы. По многовековой привычке, потомки прирожденных завоевателей, уже не понимая зачем, еще пытаются подчинить непокорных соседей. И стараются не замечать новых варваров, которые вошли в их собственный дом. Так завоеванные Римом народы без боя овладели Великим городом, поселились в нем и сделали своим. А потом многие страны Европы подчинили ведомые нами германские племена. Вначале готы, а потом – лангобарды вошли в Италию. Вандалам повезло меньше: они ушли Испанию, а потом – в Северную Африку, где и погибли в неравной схватке с арабами. Англы

и саксы устремились в Британию, а норманны расселились по всей Европе, положив начало несчитанному количеству аристократических родов. Их потомки устремились в Палестину и за Океан. Но кровь народов, по зову которых мы явились сюда, остыла. Через сто лет другие люди будут жить в Британии, Германии и Скандинавии, и мы, великие боги Асгарда, навсегда покинем этот Мир.

– А Хельги?

– Ты помнишь его? – просияла Фрейя. – Он принадлежит этому Миру. По иронии судьбы, последним воином его армии стал ваш Эвин. И у них нет выбора. Они будут сражаться, защищая своих потомков, которые сейчас ежечасно насмехаются над идеалами, во имя которых они сражались, погибали и шли на костер. И глумятся над всем, что было дорого им когда-то, объявляя пороки высшими ценностями, и добродетелью – снисходительность к ним. И все эйнхерии Вальхаллы падут в безнадежной последней битве, проклиная тех, кто вольно или невольно, сознательно или не ведая того, приближал час Рагнарека.

– Мы теперь иногда будем с тобой видеться, Талин, – сказала ей Кошка. – Пока во сне. Но придет время, и ты поймешь все. И найдешь дорогу сюда. Узнаешь меня из тысячи древних городов.

– А, может быть, зов древней норманнской крови приведет тебя к нам, – печально улыбнулась Фрейя. – Кто знает, вдруг в этой жизни тебе все-таки понравится биатлон и блеск олимпийских медалей? Я шучу, Талин. В этом раз ты почему-то выбрала другую страну. И никто не сможет решать за тебя.

Таня открыла глаза и увидела рядом с собой странную куклу – смешную и совсем не страшную ведьму с книгой в руках. Осторожно, чтобы не разбудить родителей, она села у стола, взяла карандаши и стала рисовать увиденную во сне улицу.

– Как хорошо получается у тебя сегодня, – сказала ей Маша. Таня и не заметила, как она подошла к ней. Мама села рядом, стала рассматривать рисунок.

– У меня такое чувство, словно я была здесь, – странным голосом сказала она. – Какой город ты рисуешь? Где это?

– Не знаю, – серьезно ответила Таня.

– Вот только пропорции не соблюдаешь, – голос мамы снова звучал привычно и обыденно. – Кошка на фоне домов просто огромная получилась.

– Она на самом деле такая, – ответила Таня. – Мама, а кошки могут разговаривать?

– Нет, конечно.

– Я так и думала, – вздохнула Таня. – Приснилось все. Мама?

Маша удивленно смотрела на куклу из Праги.

– Где ты нашла ее? – спросила она, наконец. – Так давно она мне на глаза не попадалась. Подожди, это ведь не она, не моя ведьма из Праги.

Маша осторожно взяла куклу в руки, открыла ее книжку и с удивлением увидела абсолютно чистую страницу – для одного желания, которое еще только надо записать на ней.

КОРОЛЕВСТВО И МИР БЕРЕНОР.

РИНЕВНИН, СТРАННЫЕ СНЫ

Еще один человек, мальчик восьми лет, проснулся в тот день ранним утром – одновременно с Алексеем и Таней, но невероятно, просто невозможно далеко от них. Не в силах и дальше без дела лежать в кровати, он быстро оделся и осторожно выскользнул за дверь. Солнце уже встало и заливало своими яркими, но еще не жаркими лучами небольшие каменные дома улицы, на которой он, Риневнин, и его мама теперь жили. Первые прохожие спешили по своим делам, изредка проезжала повозка – поставщики спешили доставить свои товары к открытию больших магазинов и маленьких торговых лавок. Мальчик любил это время суток, когда шум огромного города не заполняет все вокруг, а воздух еще чист

и свеж. И можно забраться на древнюю, поросшую мхом и травой, а кое-где даже и кустарником, стену, которая в их квартале все еще отделяет Старый Беренор от Нового города, чтобы полюбоваться панорамой просыпающейся столицы этого Мира. Сегодня мальчик поднялся на одну из совершенно заброшенных, но продолжающих непоколебимо стоять башен. Кажется, когда-то ее называли Громовой. В городе рассказывают, что много веков назад, во время последней осады Беренора канелярами, с ее вершины боевые маги метали огненные шары, приводящие в трепет этих, тогда еще полудиких, кочевников, чьи потомки давно уже осели на землях беренорской провинции Солиджиан. Но останки механизмов, рисунки которых мальчик видел в учебниках, доказывали, что, в действительности, все было намного проще и прозаичнее. Ну, может быть, и метнул кто-нибудь пару огненных шаров, но вряд ли сумел произвести этим очень уж большое впечатление. Шаманы канеляров ведь тоже знали очень много непростых, вызывающих удивление и даже замешательство фокусов. Но не дворцы и башни древнего Беренора волновали сейчас мальчика. Город, в который они приехали полгода назад, опять послал ему этот сон, который

в мельчайших подробностях повторяется уже девятый раз. Или

в десятый? Он уже сбился со счета. Риневнин прикрыл глаза, вспоминая увиденное. Какой-то уверенный в себе и своих силах мужчина с темно-русыми волосами и стальными, но усталыми глазами. Очень одинокий в большом и красивом доме… Или дворце? Риневнину, почему-то, кажется, что он уже видел этот дворец – очень давно, наяву. И, что когда-то он знал этого человека. Его власть огромна, он почти всемогущ, но обречен на смерть. Не поможет никто. Искусный маг и правитель великой страны еще жив, но Мир, в котором он живет, уже отверг его. Аура смерти витает над ним, и невидимые нити тянутся к нему от какого-то сгустка страшной черной энергии. От судьбы не уйти. Но что там, за этим черным коконом? Болит и кружится голова, сердце буквально бьется о ребра, черный сгусток растворяется, уходит в небытие

и остается совсем молодая темноволосая девушка с фигурой, словно выточенной из слоновой кости великим мастером эпохи Второго классицизма. Когда уже не модными стали рельефная мускулатура и пышные формы. В студии художников и в мастерские скульпторов тогда в качестве натурщиков уверенно вошли не вызывающие трепет титаны, и не полногрудые нимфы, а еще вчера никому не интересные обычные люди. И вот эта хрупкая девушка с большими серыми глазами и таким хорошим умным лицом скоро убьет великого мага? Зачем? Она же совсем не злая, она даже и не хочет, кажется… Нет, все-таки хочет. И убьет. Она не может иначе. Уже не может. И ничего нельзя изменить. Почему? Головная боль понемногу отступает и у огромного собора Риневнин видит большую черную кошку. Это хозяйка волшебного Города Мира за белым зеркалом, он никогда не был там, но знает о ней. Кошка пристально смотрит на него и исчезает, а Риневнин оказывается в другом, каком-то странном, просто сумасшедшем городе. Огромные толпы куда-то спешащих людей… Черные ступени идущей глубоко вниз лестницы… Проплывающие фонари… Большой и светлый, украшенный множеством бронзовых статуй, зал какого-то невероятного дворца… Одна из скульптур – мужчина с собакой. Какое-то смешное и странное имя человека, позировавшего для нее… Карацупа… А пса зовут Индус… Откуда все это знает Риневнин? И зачем ему это знать? Мимо идущие люди то и дело касаются руками холодного носа бронзовой собаки. Худенькая девочка примерно на пару лет младше его… Длинные, словно льняные волосы, голубые глаза… Она встает на цыпочки и тоже касается рукой собачьего носа – и, как будто удар молнии поражает Риневнина. Он просыпается