Текст книги "Из варяг в Индию"

Автор книги: Валерий Ярхо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Его посланцы, отправившись на верблюдах по старинному туркменскому торговому пути на Хиву, через семнадцать дней пути достигли хивинского урочища Карагач, куда выходила большая караванная дорога из Астрахани на Хиву. Здесь, верстах в двух от реки Амударьи, они увидели земляной вал, высотой в аршин с четвертью, шириной в три сажени, тянувшийся на пять верст. Аму, бывшая тогда в разливе, доходила до самого этого вала. Оставив хивинскую дорогу, Ходжа Нефес повел русских спутников к тому долу, который туркмены считали старым руслом Аму. Его они достигли, пройдя от вала двадцать верст. Вдоль этого дола они шли три дня до урочища Ата-Ибрагим и не раз находили на краях этого дола (или старого русла) следы брошенных селений и даже городов. От большого «русла» отходили малые, вроде каналов, и это укрепило в разведчиках уверенность в том, что они отыскали то, за чем их посылали. Идти до самого моря «по старому руслу» Нефес отказался, уверяя, что оно до моря, конечно же, доходит, но в тех местах легко попасть в руки разбойников. Свернув от «русла» разведчики пришли другой дорогой к берегу залива, где стояла на якорях флотилия князя Черкасского.

Для того чтобы окончательно убедиться в том, что они действительно отыскали русло Аму, Черкасский выслал новую разведку с берега залива. На этот раз с несколькими туркменами отправлен был астраханский дворянин Алексей Тараковский, который должен был пройти найденным «руслом» от моря до Ата-Ибрагима. Но туркмены не довели Тараковского до урочища, ссылаясь на великий риск оказаться захваченными и проданными в рабство. Князя Черкасского рассказы разведчиков удовлетворили, и он совершенно уверился в том, что нашел старое русло Аму, которая прежде изливалась в Балханскую бухту, самую вдававшуюся часть Красноводского залива. Весь маршрут, пройденный отрядом, был занесен на карты, были также произведены съемки неизвестных дотоле местностей побережья Каспийского моря.

С этими трофеями, проведя в походе более пяти месяцев, отряд Черкасского вернулся в Астрахань 9 октября 1715 года. Тем временем хивинский посол Ашур-бек, который никак не мог вернуться домой, вел оживленную переписку с должностными лицами, добиваясь разрешения на отъезд и получения пожалованных ему царем подарков. Посол писал астраханскому обер-коменданту Чирикову: «От Ашур-бека, посланника, честному и почтенному Михаилу Ильичу, почтение и поклон. На многие лета, да здравствует Белый царь, равно и вы. Извещаю вас: в знак милости мне пожертвовано Белым царем 6 пушек с порохом, ядрами и пенькой, также 8 пар соболей и 5 драгоценных занавесей. Пожалованное царем назад не берется, так же как вода из моря не возвращается. Но вы отобрали у меня пушки. Скажите, по указу ли вы их Государеву их взяли или сами собой?»

В ноябре того же 1715 года Ашур-бек снова писал обер-коменданту Чирикову: «Я приехал сюда, чтобы ехать тою дорогой, которая мне надобна, но несколько медлил, потому что в Хиве убили хана, на его место вступил было хан из каракалпаков, но и тот умер. Теперь ханом Ширгози из Бухары. Он знает меня и ценит в тысячу раз более, нежели посылавший меня хан. Возвратите мне пушки, дайте путевых денег и отправьте в дорогу вместе с караваном, а за этим караваном пойдут и другие». Ашур-бек обещал установить торговые сношения и уверял, что все осталось по-прежнему во взаимоотношениях между его ханством и Россией. Но его надеждам не суждено было сбыться. Пребывание Ашур-бека в Астрахани затянулось на долгие два с лишним года, а пока почтенный Ашур-бек, пребывая в полной неясности своих дел, жил в Астрахани, новый хан отправил в Россию нового посла. Его приезд не миновал внимания бранденбургского резидента Вебера, отметившего в своих записках: «Этот посол, прибыв в Петербург, 20 декабря имел у императора в его канцелярии аудиенцию, на которую собрались многие знатные русские вельможи. Несмотря на то, что все русские стояли, посол потребовал себе стул и сел. Но когда великий канцлер дал знак идти к царю, посол вскочил, бросил свою саблю в руки богато одетых людей своей свиты и, низко нагнувшись, вошел в кабинет царя. По окончании аудиенции царь вышел вместе с послом в канцелярию, и здесь старый слуга посла, выйдя вперед всей свиты, произнес длинную речь, говоря хорошо поставленным голосом. В приблизительном переводе смысл его слов был таков: “Подобно тому, как яркое солнце освещает всю землю, так будет он, царь, ее обладателем”».

* * *

В это время в Поволжье полыхала настоящая степная война, начатая султаном кубанских ногайцев Бехти-Гиреем, который во главе 60-тысячного войска совершил набег на русские земли. Дойдя до самой Казани, ногайцы захватили богатую добычу и увели 7 тысяч пленных. В погоню за войском Бехти-Гирея выступил полковник Шварц, немец, уже восемнадцать лет состоявший на русской службе. Он настиг султана в сорока верстах от Казани и, хотя имел под своей командой всего шестьсот драгун, набранных из шведских пленных, удачно атаковал ногайцев и ловким маневром загнал их под огонь русских пушек. Шварц уже хотел дать команду окатить нестройные толпы всадников картечью, когда по приказу Бехти-Гирея вперед его воинов выгнали пленных. По укрывшимся за «живым щитом» ногайцам Шварц стрелять из пушек не осмелился и дал команду «взять татар на шпагу». Его драгуны атаковали конницу ногайцев лишь со шпагами в руках, и имевшие многократное численное превосходство ногайцы смешались под натиском «русских шведов», побежали, бросив полон и 1500 лошадей. В том бою ногайцы понесли большие потери убитыми, а среди пленных оказался сын Бехти-Гирея. Его полковник Шварц тут же приказал повесить в назидание папаше, а добычу, брошенную ногайцами при отступлении, милостиво подарил своим воинам.

После этой «славной виктории» минуло менее месяца, когда под Рождество 1715 года Бехти-Гирей попытался взять реванш, явившись с 30-тысячным войском под стены Астрахани. Он внезапно навалился на калмыцкие улусы, перехватил караваны, наконец, напал на ставку самого хана Аюки. Хан Аюка был старым врагом ногайцев; еще во времена царя Алексея Михайловича, в 1672 году, стремясь заслужить поддержку русской короны, он пошел войной на Кубань, где ногайские ханы заявили о выходе из русского подданства. За два месяца он покорил ногайцев и принудил уйти в те места на Волге, которые были отведены им для кочевий. В 1710 году, когда генерал Апраксин в очередной раз был послан «усмирять» «возмутившихся» ногайцев, с ним на Кубань пошел и 20-тысячный отряд калмыков, посланный ханом Аюкой, под командой его военачальника Чандор-Чжаба. Калмыки тогда славно повоевали, захватив много скота, уведя в полон многие тысячи женщин и детей. Теперь пришел черед Аюки «платить по старым счетам». Нападение разгромленных было кубанцев было столь неожиданно, что калмыки не сумели организовать сопротивление. Имея тройное превосходство в людях, султан Бехти-Гирей легко одолел калмыков, перебив около трех тысяч воинов Аюки, но, предусмотрительно не причиняя русским никакого вреда. Аюка-хан принужден был, бросив кибитки, бежать под защиту русского оружия.

Комендант Астрахани, вместе с князем Черкасским, выступил в степь, имея 3 тысячи регулярного войска. Русские без труда перехватили Бехти-Гирея и собирались уже учинить ему разгром, когда со стороны ногайцев к ним были посланы парламентеры, которые стали уверять, что ногайцы действуют против калмыков по разрешению царя Петра! В доказательство этих слов они предъявили письменный приказ, действительно подписанный царем, в коем ногайцам дозволялось преследовать калмыков и «наказывать их везде, где только встретятся». Как отмечает в своих записках Вебер: «Русские военачальники хоть и подивились, но принуждены были пойти назад, в город. Кубанцы же после этого навалились на калмыков с новою силою и перебили их великое множество». Аюка умолял русских офицеров, командовавших войсками, ударить по ногайцам, прекратить резню и разорение его племени, но те лишь пожимали плечами. Зная, что Бековичу позволено более, чем остальным, Аюка просил о помощи его – у князя под рукой был сильный отряд, подчинявшийся ему непосредственно, но Черкасский отвечал, что по приказу государя он охраняет особу Аюки, но не имеет указания вступать в бой против кубанского султана, действующего по цареву же приказанию.

До сих пор не известно: был ли тот приказ царя подлинным, являлся ли он следствием попытки устрашения калмыков, которые не явились на Сибирскую ярмарку, препятствовали продвижению русских по Иртышу и «беспокоили» владения хивинских правителей? Как мы помним, хан через своего посла Ашур-бека просил воспрепятствовать самовольным захватам Аюки в степях. Вполне возможно, что, пытаясь угодить будущему союзнику, Петр действительно разрешил одному своему подданному – кубанскому султану – наказать другого своего подданного – хана Аюку – для пользы сношения с третьим подданным – ханом Хивы, который был для Петра, возможно, важнее обоих первых степных владык. Не исключено также, что эта грамота была дана ногайцам когда-то давно, а пригодилась лишь теперь. Ведь Аюка многократно нарушал клятвы верности, принимал участие в набегах на русские окраины, играл в политические игры с китайским богдыханом, ханами Бухары и Хивы, со степными князьями и турецкими султанами. Как бы ты ни было, но Аюке в помощи было отказано, разгром калмыков под Астраханью был чудовищным, и после этого грозный степной хан затаил в душе лютую ненависть к Черкасскому. Это была первая ошибка, сделанная Бековичем при подготовке похода, – ведь идти ему предстояло через земли, принадлежавшие Аюке и его данникам. Аюка-хан был одной из ключевых фигур политического расклада в Степи: через него и его родственников русские пытались установить связи при китайском дворе и даже проникнуть в Тибет, куда на поклон к далай-ламе регулярно отправлялись калмыцкие посланцы. Предательство интересов Аюки князем Черкасским аукнулось ответным ходом грозного и хитрого хана.

* * *

Степные конфликты казались Бековичу досадными пустяками, «местными делишками», с которыми некогда связываться, имея пред собой столь гигантские задачи. О своих изысканиях на побережье Каспия он доложил в Петербург письменно, с приложением составленных карт побережья. Получив это донесение, Петр 27 января 1716 года распорядился отправить на Каспийское море флотского поручика Кожина, окончившего в свое время знаменитую Навигацкую школу: «Ехать ему, тому поручику Кожину, в Астрахань, и там взять две скампавеи (тип галеры. – В. Я.) или иные суда, как потребно ему будет, и на оных все берега того моря описать, так же реки, гавани и острова, близ берегов лежащие и сделать карту. Где станет приставать, и будет спрашивать от тамошних людей, и казать ему указ данный, а к тому и словесно говорить, что послан он для описания того моря, дабы лучше торговым людям ход известен был, а не для чего иного, дабы сумления у них не было. Посмотреть описи и карты Бековича, – ежели прямо сделано, то туды не ездить, ежели не прямо – то самому начертить. Когда берега опишет, тогда взять судно поболее, морского ходу, и на нем все море крейсировать и наложить на карту. Хотя где и чего не положено, а увидети, к пользе государственной, то чинить как доброму и честному человеку надлежит».

Выехавший вслед своему донесению, князь, находясь в Москве, узнал, что Петр выехал из Петербурга в Ригу. Бекович изменил свой маршрут, отправившись вслед за царем, и застал его в Либаве, где, при личной встрече, высказал полную уверенность в успехе будущей экспедиции. Петр был весьма доволен действиями князя Александра и там же, в Либаве, издал 14 февраля 1716 года указ, в первой части которого повелевал Сенату всячески содействовать подготовке похода и исполнять незамедлительно все требования князя Черкасского, возникающие при организационных хлопотах.

* * *

В России велась тщательная работа по обобщению сведений, имевшихся в приказах, а также сбор известий о торговых путях в степи, о Хиве, Бухаре, о ведших в Индию дорогах. Главный вопрос, над которым бились тогдашние чиновники, отвечавшие за подготовку купеческого каравана, направляемого в Индостан: какие товары могут заинтересовать тамошних покупателей? Слух о том, что царя интересуют люди, бывавшие в Индии, распространился довольно широко, и тут кстати отыскался человек, могший дать по этому вопросу самые подробные сведения. Буквально через неделю после выхода указа Петра о начале подготовки большой экспедиции в Хиву, 22 февраля 1716 года, в канцелярию Правительствующего Сената явился Андрей Семенов, «человек рижского обер-инспектора Исаева». Этот Семенов заявил, что он в 1695 году, когда ему было пятнадцать лет от роду, попал в услужение к московскому купцу Семену Мартыновичу Маленькому, который был послан самим царем Петром в Индию. Семенов утверждал, что он вместе с Маленьким «ездил из Москвы в Перейду, а из Персиды в Индию». По словам Андрея Семенова, везли они юфть красную, голландские и английские тонкие сукна, «рыбью кость» – моржовые клыки. В Шемахе их встретили персидские чиновники, которые, прочитав грамоты, данные купцам в Москве из Приказа Большой казны, отвели им двор для постоя, где караван и зазимовал. Лишь по прошествии пяти месяцев они снова тронулись в дорогу, направляясь в Исфагань, до которой добирались полтора месяца. В Исфагани была одна из резиденций персидского шаха, здесь русские путешественники прожили почти полгода. За это время Семен Маленький не раз удостаивался приглашения во дворец и имел несколько личных аудиенций у шаха. Семенов отметил, что в Исфагани живут христиане, – есть целая слобода, населенная армянами, которые занимаются торговлей сукнами, кружевами, соболями и драгоценностями с Индией и разными другими странами. Дома армянских купцов все каменные, богато убранные, и никто их там не обижает.

Выступив из Исфагани, караван отправился в порт Бендер-Абас на берегу Персидского залива. Здесь они прожили две недели, дожидаясь, пока будут улажены формальности, наняты корабли для перевозки товаров, а сами товары будут оценены и за них внесены пошлины. Платить следовало персидскими серебряными монетами «аббасами». Пошлина составила с каждого рубля стоимости провозимого товара пять алтын. Погрузив на большой индийский корабль товары, русские купцы в декабре 1696 года направились к индийскому порту Бендер-Сурату, до которого плыли морем двадцать дней. Город Сурат находился на одноименной реке, стоя выше того места, где она впадала в океан. Легкие суда шли до самого города, а тяжело груженные «товарные корабли» по реке не ходили, разгружаясь на взморье, в тридцати верстах от города. В отличие от Персии, где русские купцы выступали в качестве царских гонцов, в Сурате они себя таковыми не объявляли, а жили как частные лица в течение пяти месяцев. Потом, собрав сведения о том, где можно застать правителя той страны, и узнав, что «индийский царь» находится в военном лагере при городе Буранпур, они выехали туда и добирались до Буранпура целых три месяца.

Прибыв в лагерь шаха, купец Семен Маленький и его люди снова объявили себя царскими гонцами и были встречены казначеем правителя, которому вручили верительные грамоты, выданные им для такого случая в Москве. По прочтении грамот Маленького пригласили в шатер к шаху, куда он прибыл для личного представления индийскому владыке вместе со своим собственным толмачом. Представление прошло весьма удачно, русские купцы были милостиво приняты и после этой аудиенции провели еще три месяца в Буранпуре, живя лагерем, в собственных шатрах, так как постоялого двора в городе не было.

Андрей Семенов рассказывал, что лично он сам неоднократно видел «индийского царя» во время его торжественных шествий по городу. Судя по его рассказам, это были весьма пышные церемонии, которые обычно проходили в среду и пятницу, когда индийский шах направлялся в мечеть для молитвы. В таких случаях впереди процессии важно выступали боевые слоны, на спинах которых возвышались восьмиугольные башенки – в них сидели музыканты и знаменщики. Музыканты трубили в трубы и били в бубны, а знаменщики размахивали пестрыми флагами. Следом вели под уздцы нарядно убранных породистых коней, за которыми восемь крепких носильщиков, часто меняясь, несли застекленный паланкин, в котором восседал седобородый старец, одетый во все белое, с белою же чалмой на голове. За ним следовали носилки четверых его сыновей, придворных и знатных людей. Замыкали шествие отряды пешей гвардии и конницы.

Получив от шаха разрешение торговать повсеместно в его стране, русские купцы направились в Агру. «Город Агра при большой реке, а названия я ее не упомню, – рассказывал далее Андрей Семенов. – Город заделан в три стены, а в тех стенах жилья нет – только дворец, да приказы, да мечеть еще. Вокруг тех стен вырыт большой ров, в коий пущена вода, и в той воде живут большие рыбы и черепахи. Жилое строение вокруг того замка». До Агры путники добирались два месяца, прожили там две недели на постоялом дворе, осмотрели дворец, мечеть и многие другие помещения замка Агры. Все здания были каменные, а внутри помещений стены были искусно расписаны яркими красками.

Из Агры они поехали в Шахунабат и там прожили четыре месяца, ведя торговлю. Город им понравился, и индусы тоже. «Люди они тихие и ласковые, – говорил Семенов, – в торге обходительные и приветливые». Из привезенных русскими товаров более всего индусов интересовали красная юфть и английские сукна. Товары купцы отдавали за серебряные индийские монеты рупии, на них же закупали и товары «на вывоз».

Для закупок выехали в селение Хурши, знаменитое тем, что там из коры деревьев вырабатывали отличные сухие краски. В Хурши прожили еще два месяца, закупая краски, а потом в Агре накупили «товары из белой парчи» – кисею и миткаль. За этим занятием еще месяц пролетел. Но настала наконец пора возвращаться домой, и караван выступил из Агры к порту Сурат, где на постоялом дворе прожили три месяца; пока дожидались попутных кораблей, улаживали дела с выплатой пошлины. Заплатив «по алтыну с рубля» за вывозимые товары, погрузили их на два корабля и отбыли к Бендер-Абасу. После полутора месяцев плавания на них напали мешкецкие пираты и захватили один из кораблей с товарами и людьми. Погоревав о потерях, купцы, прибыли в Бендер-Абас, прожили там с месяц, а потом отправились сухим путем в Исфагань. Там остановились на пять месяцев и направились в Шемаху, но не все. Андрей Семенов остался в Исфагани (он не указал, почему именно), а когда отправился вслед хозяину каравана и достиг Шемахи, то оказалось, что купец Семен Маленький и его спутники умерли. Помыкавшись некоторое время в Шемахе, он дождался попутного корабля, шедшего в Астрахань, и с ним прибыл в Россию, откуда уехал с Маленьким за пять лет до того.

В своих рассказах он отмечал запавшие в память подробности: цены на товары, размеры пошлин, где и на какие деньги шел торг. Упомянул, что в тех странах, где им довелось побывать, их всегда сопровождали небольшие отряды воинов, приставленные от местных правителей, и делалось это «в бережении от разбойных людей, которые в тех местах в основном конные, налетают на караваны шайками, человек по сто и более». Про сухопутный путь от Астрахани на Индию сказывал, что-де слыхал про такой, но сам им не ходил, а потому каков он, не знает. По слухам, пролегает будто бы через бухарскую землю, но через какие именно города, сказать не смог.

Эти показания слуги покойного купца Маленького были затребованы немедленно всеми, кто готовил караван, и, судя по ним, прикидывали суммы, составляли перечень товаров предназначенных «в подарки» и на продажу. Караван этот должен был отправить в Индию князь Черкасский уже из Хивы, но прежде ему еще многое предстояло сделать.

* * *

Помимо распоряжения Сенату о содействии князю Черкасскому при подготовке экспедиции в том же указе Петра от 14 февраля 1716 года имелся второй раздел, содержавший конкретные задачи для отряда и его командира. Собственно, это был развернутый план действий для Бековича, соответствовавший широкой натуре Петра, а авантюрность плана была вполне в духе того времени, когда решительному предводителю с горстью отчаянных головорезов случалось покорять целые страны или решать в пользу пославшего его монарха тот или иной территориальный спор по принципу «кто смел, тот и съел». В этом разделе указа Черкасскому предписывалось в том месте, где, по его словам, располагалось русло Амуда-рьи, построить крепость на тысячу человек гарнизона. После того надлежало ехать к хивинскому хану послом вдоль русла реки, внимательно наблюдая за течением ее, всячески разведывая, где находится плотина, и ища варианты вернуть воду в старое русло. Те же устья, что впадали в Аральское море, разведать и наметить места, где бы их можно было закрыть плотинами. Нужно было так же присмотреть место у «настоящей Амударьи» и тайно построить крепость, а будет возможность, так и несколько. Относительно хивинского хана Бекович получил указание склонить его к подданству и верности России. До русских уже давно доходили слухи о частых бунтах и неурядицах в Хиве, и в своем плане приведения хана в подданство Бекович должен был пообещать наследственное владение ханством и гвардию из русских наемников. Было известно, что хивинские ханы не доверяли своим подданным и гвардию набирали из туркмен и иных иноземцев, изъявивших к тому желание. Если же хан выскажет опасение, что переход в русское подданство может вызвать возмущение хивинцев, то обещать ему ту гвардию в 500 человек немедленно, из числа отряда, с офицерами и «огневым припасом», но с тем, чтобы он их и содержал. Это обещание гвардии было одновременно и крючком, и приманкой: фактически выделение отряда русского регулярного войска хану означало существование русского гарнизона в самом центре Азии, гарнизона, содержавшегося на деньги хана, но подчинявшегося указам русского императора. Это было надежнейшее основание для утверждения русских на караванных путях, шедших через Хиву. Для хана же обладание таким невиданным по силе и выучке войском было выгодно тем, что его присутствие пресекало в корне любые попытки свергнуть его с трона, а это частенько случалось в Хиве и было мощным орудием борьбы со злокозненными соседями. В своем плане Петр предусмотрел и тот вариант, при котором могло оказаться, что содержать такую гвардию хану просто не на что. Тогда Бековичу следовало оставить войско на русском жалованье в течение года, для чего ему специально выделялись деньги, «но чтобы потом платил сам хан», – писал в своем указе Петр. Если хан соглашался на все условия, следовало просить его отправить своих людей и с ними двух русских вверх по Сырдарье до Яркенда для поисков золота.

Кроме того, памятуя о стратегической цели, следовало просить у хана суда и на них послать купца; по Амударье столько, сколько можно будет, идти ему на судах, а потом ехать посуху в Индию. В пути посланцу примечать реки, озера, описывать тайно водный и сухой путь. Особенно же интересовал русского императора водный путь, по Амударье или иными реками. Из Индии тому, кто будет послан, следовало возвращаться тем же путем или, прознав о другом, более удобном и коротком пути к Каспийскому морю, пройти им и описать его.

Про бухарского хана князю Александру следовало разузнать, «нельзя ли и его, если не в подданство, то хотя бы в дружбу привести тем же манером, что и хивинского правителя, благо, что и бухарский хан бедствует от подданных».

* * *

Для выполнения этих задач Бековичу велено было дать 4 тысячи солдат регулярного войска, судов, сколько потребно, грамоты от императора к обоим ханам, хивинскому и бухарскому, и грамоту к Великому Моголу, правителю Индии. Проникнуть в Индию под видом купца должен был морской офицер, поручик Кожин. Его задание было прописано в виде особой инструкции в том же указе. Кожину надлежало: «1) Ехать, как его отпустит капитан от гвардии, князь Черкасский, водою, Амударью рекой (или иными, кои в нее впадают), сколь можно будет до Индии, под образом купчины, а настоящее дело, дабы до Индии путь водяной сыскать. 2) Когда уже нельзя будет ехать водою, разведывать о путях тайным образом. 3) Возвратиться назад тем же путем, разве ежели уведает еще иной способнейший путь водяной, то им возвратиться, и везде, как водяным, так и сухим путем, все описывая, делать карту. 4) Осмотрев какие товары, а особливо пряные зелья и прочее, что идет из Индии. 5) Прочее, что здесь и не написано, а в чем может быть интерес государства, смотреть и описывать».

В том, что отдельной строкой задания было предписано «проведывать о пряных зельях», ничего удивительного нет – на торговле перцем и другими «пахучими и жгучими травами» зарабатывались огромные деньги. Других способов консервирования мяса и рыбы, кроме засолки, вяления и копчения, не было известно: солонина из бочек, бывшая основным мясным продуктом большинства европейцев, часто «попахивала» и вкус ее так приедался, что, не сдобренная перцем или иными приправами, она просто не лезла в глотку. Потому, хоть и дороги были пряности, покупать их все равно приходилось. Охота за перцем была если не основной, то одной из главных причин для разведывания морских путей на Восток.

Для того чтобы Кожин, занятый разведкой и другими своими хлопотными делами, связанными с выполнением задания, не дал маху в торговых делах, ему было велено взять с собой двух купцов «не стары годами». Еще в экспедицию включили двоих навигаторов для съемок местности, были также приданы два инженер. Кроме того, прикомандировывались 100 драгун – им следовало, придя к плотине, встать там лагерем и ждать трудников, коих должны были прислать следом. Драгунам указывалось охранять их, покуда те копали бы канал или прорывали плотину. Всем офицерам было накрепко велено не обижать местное население.

* * *

4 марта Черкасский прибыл в Петербург, явил Высочайший указ Сенату и изложил свои требования из тринадцати пунктов. Сенат их заслушал 14 марта, определил, откуда брать войска, сколько требуется отпустить жалованья и припасов отряду, как переправить все это на восточный берег Каспия, сколько дать товаров для Кожина, откуда брать артиллеристов, лекарей, инженеров и прочих специалистов, потребных Черкасскому. Посольскому приказу было поручено изготовить «кредитные грамоты» для хивинского и бухарского ханов, а также для индийского Великого Могола. Самому Черкасскому решено было выдать «на полковые и другие расходы тысячу рублей», дать подводы и суда с гребцами, чтобы из Нижнего Новгорода он мог добраться до Астрахани. Судя по всему, князь был наделен исключительными полномочиями, поскольку все его требования, вплоть до мелочей, всеми исполнялись в полном объеме и без малейшего промедления. Все выходило «не по-русски» стремительно.

Из Петербурга князь выехал в Москву, а оттуда почти сразу же в Казань и далее в Астрахань, где посланный ранее поручик Кожин уже готовил суда для перевозки войск морем. Вскоре после приезда Черкасского в Астрахань стали подтягиваться войска, назначенные к сформированию экспедиционного отряда: полки регулярного войска, драгуны Астраханского полка, яицкие и гребенские казаки, драгунский эскадрон, сформированный из пленных шведов, изъявивших желание участвовать в походе, под командой майора Франкенберга, уроженца Силезии; шведы славились дисциплиной и боевой выучкой, они отлично проявили себя в схватках с ногайцами и другими степными народами. Кроме того, Черкасский пригласил к участию в походе астраханских дворян, среди которых главным был, конечно же, князь Михаил Самонов; к отряду также были прикомандированы чиновники, провиант-мейстер Акинфов и прочие служители, которых набралось до пятидесяти человек. Всего в отряд вошло 6655 человек. Он был в изобилии снабжен всем необходимым, отменно вооружен и экипирован для похода. Офицеры экспедиции были люди все сплошь ученые и, что называется, «видавшие виды»: повоевавшие и побродившие по свету на своем веку.

Поручику Кожину выданы были товары на 5000 рублей, а также на провоз товара 1000 рублей. Провиант отряду дали из расчета на год. Припасы и имущество решено было свозить в Астрахань, ставшую сборным пунктом экспедиции, а оттуда уже отправить, куда укажет командующий походом Бекович. Он сам выехал в Казань, где принял Пензенский полк, из Воронежа пришел Крутоярский полк, от Астрахани в поход шел Риддеров полк.

Лето 1716 года ушло на сборы и подготовку, так что управились со всеми делами только к сентябрю. Перед походом Черкасский приказал всем выдать жалованье за год вперед: офицеры получили полное армейское содержание, а нижним чинам выплатили из расчета по пятнадцати алтын в месяц. Казакам, шедшим в поход, причиталось: атаманам по сорок рублей, полковникам по двадцать пять рублей, есаулам, хорунжим и писарям по пятнадцать, а простым конникам по десять рублей.