Текст книги "Личный дневник Оливии Уилсон"
Автор книги: Валериан Маркаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Нет, вы только полюбуйтесь на неё, коллега! Любопытнейший случай, скажу я вам! Вы ведь подметили, у этой вашей чудаковатой фрау нарушены эмоции: она смеётся и плачет в странным образом перемешанной и навязчивой манере? Исходя из симптоматики, пациентка испытывает глубокую клиническую депрессию. Надеюсь, дорогой мой друг, вы обойдётесь без моего совета о том, что эту истеричку, в лучшем случае, может излечить контрастный душ. Хотя я всё же полагаю, что её место на этой кушетке. Не беспокойтесь, со временем оно придётся ей по вкусу…
– Прошу прощения, профессор, но мне не смешно!
– Ну вот! – вздохнул старик, состроив нарочито обиженное выражение на своём изжелта-бледном лице, и пробурчал недовольным тоном: – И так всё время. Коротать ночь в ожидании рассвета, чтобы утром, в ответ на бесспорную истину, тебе, знаменитости, обречённой на полную неподвижность, наглухо затыкали рот… А где же справедливость и признательность за сотрудничество? Ну что ж, вижу я, пытаться научить вас чему-то, доктор Уилсон, – занятие неблагодарное; похоже, вы предпочитаете учиться на собственных ошибках, не прислушиваясь к наставлениям величайшего доктора медицины, профессора, почётного доктора права Университета Кларка, члена Лондонского королевского общества, обладателя премии Гёте, почётного члена Американской психоаналитической ассоциации, Французского психоаналитического общества и Британского психологического общества… – и он демонстративно умолк, неодобрительно хмурясь…
Последним перлом Камиллы стала укорительная фраза, брошенная ему, Уилсону, как бы невзначай незадолго до своего увольнения: «Сегодня вы попыхтели на оценку «C» – то есть «удовлетворительно». Но этот балл хорош для посредственностей и бездарей. Но не для вас, мистер Уилсон! Для вас это скверно! Весьма скверно! Вы могли бы, однако, и большее рвение проявить…». Чеканя каждое слово, она не скрывала менторского самолюбования в проявлении склонности воспитывать. Сотни раз просил он не кликать его «мистером». Только доктором, именно доктором Уилсоном… Вдалбливал такую простую и, казалось бы, очевидную вещь, в её чугунный котелок, интеллект которого был цепко стянут прутьями её волос, собранных в неизменный сердитый пучок на макушке. Но Камилла, похоже, так ничего и не поняла… Или не желала понимать. Он уже стал подумывать над тем, как бы от неё деликатно избавиться, но, к счастью, она его опередила, сделав это самостоятельно и не забыв с ледяным выражением лица напомнить ему о выходном пособии.
Дольше всех здесь продержалась Люси, без малого, один год. И на тебе… забеременела – если и так! – в самое неподходящее время. И теперь столь решительно покидает его.
Только он откинулся на спинку, и в бессилии закрыл глаза, как открылась дверь и в кабинет вошла виновница сегодняшнего мятежа.
– Я хотела поблагодарить вас за всё, доктор Уилсон. И попрощаться, – миролюбиво молвила она. – И ещё, вот, я подумала, что не могу не сказать напоследок: возможно, вам необходимо посетить врача.
– Врача? Какого врача, Люси? С какой стати? – было видно, что Джозеф всё ещё сердится и дует губы, понимая, однако, что уже не в силах что-либо поменять.
– Ну, вам это лучше знать: психотерапевта или, быть может, даже психиатра, – еле слышно пробормотала она. – Понимаете, дело в том, что я видела, как вы жуёте карандаш. А ведь это тревожный симптом, доктор. К тому же, в современных карандашах есть свинец, который вызывает отравление. Возможно, именно этим и объясняется ваша раздражительность…
– Отлично! – Уилсон откинулся в кресле и сцепил пальцы на колене. – Стало быть, вы полагаете, мне нужен психиатр по причине того, что я покусываю кончик карандаша? Что ж, браво, Люси! У вас редкая проницательность!
– Она, слава богу, мне не изменяет, – женщина покачала головой. – И не только это, доктор!
– А что же ещё я делаю, Люси? Зомбирую своих пациентов, да? Стираю их память и полностью переформатирую личность? Вы правы, управлять сознанием людей не так сложно, как кажется на первый взгляд…
– Вы напрасно шутите, доктор Уилсон. Конечно нет! Но я не раз замечала, что когда вы остаётесь один в этом кабинете, вы начинаете толковать с самим собой… И не уверяйте меня, что это телефон – я проверяла! И думаю, это может быть весьма и весьма серьёзно! Вы берегите себя, доктор…
Люси… Люси… Когда-то она показалась ему привлекательной, гибкой, как кошка, и даже загадочной. А теперь он знает её как свои пять пальцев, и она больше ничем не сможет его удивить.
– Ну, вот и всё. Прошу вас не провожать меня, доктор. В этом нет надобности.
Вслед за этим хлопнула дверь его офиса – и стало тихо.
Уилсон наблюдал у окна, как Люси, держа перед собой коробку со скопившимся за год скарбом, решительно сбегает по каменным ступенькам, раздраженно отсылает подъехавшее такси, бросает стремительный взгляд в небо, и пускается в путь по Мэдисон-авеню в сторону небоскрёбов Флэтайрон и Нью-Йорк-лайф-билдинг.
Ну и ладно тебе дёргаться, Джо! Не накручивай себя! Уволилась так уволилась. Пусть благополучно рожает здоровое дитя. Пора смириться и осознать, что ничего грандиозного не случится от расставания с ней: хоть она и стояла на страже твоих интересов в офисе, мир с её уходом не перевернётся вверх тормашками! Тем более, что она, Люси, как и все предыдущие, никогда и не была эталоном совершенства, который ты безуспешно пытаешься найти за всю свою многолетнюю практику. Хотелось бы, конечно, чтобы она с большей успешностью освоила непростую роль матери. А тебе впредь следует быть прозорливей, иначе опять заполучишь в ассистентки кого-то наподобие Камиллы.
Да, и подумай на досуге, Джозеф, не чересчур ли завышены твои ожидания? Ведь в Нью-Йорке трудно отыскать подходящего ассистента. Особенно, если босс – вечно недовольный перфекционист, желающий, чтобы всё у него было идеально. И оттого не позволяющий жить слишком спокойно всем остальным.
Да и откопать достойного помощника составляет лишь полдела – его ещё надо обучить до необходимого уровня квалификации! А это такая морока! Ему, например, осточертело вводить в курс дела новичка всякий раз, когда увольнялся старый! К тому же, по его наблюдениям, современную молодёжь крайне сложно учить чему-нибудь новому: в колледжах они подверглись необратимой умственной деградации. Порой он даже подумывал пригласить человека, чтобы тот взял на себя функцию инструктора. Интересно, как следовало бы назвать эту должность? Ничего не приходило в голову, кроме абсурдного – «ассистент доктора, инструктирующий будущих ассистентов того же доктора».
Джозеф повертелся в кресле и замер. Глаза его окутала пелена, щеки впали – ничего не поделаешь, такова особенность его темперамента, что никакая эмоциональная вспышка не проходит бесследно, тем более такая основательная, как сегодняшняя новость о Люси, напрочь выбившая его из колеи. Он глубоко вздохнул и почувствовал, что головная боль усиливается.
«Я скала. Этот барьер я преодолею легко, – зашептали его губы в твёрдой уверенности, что самовнушение принесёт свои плоды. Оно всегда спасало его в стрессовых ситуациях, оказывая в высшей степени благотворное влияние как на тело, так и на ум, превращая плохое в хорошее, а хорошее в лучшее. – Да, ситуация, конечно, не из приятных, но это не повод для отчаяния. Это всего лишь пыль, которую легко смести. Когда всё закончится, я испытаю огромное облегчение. В мыслях я не буду возвращаться к прошлому, потому что ничто уже не взволнует меня, я избавлюсь от тягостной обузы. Я буду идти навстречу удаче, счастью, буду наслаждаться жизнью!»
Он невзначай бросил взгляд на стену и заметил, что старик Фрейд скривился в насмешливой гримасе.
– Какого черта… – пробормотал Джозеф сквозь зубы, страшно обозлившись. – Что такое?
Старик не растерялся.
– Ничего особенного, – заявил он, – если не считать того, что я вас несколько недооценил. А сейчас хотел бы похвалить, причём искренне…
– С какой это стати? Что вы имеете в виду? – Джозеф внимательно посмотрел на портрет.
– Удовольствие! Какое же удовольствие доставляет мне видеть вас, дорогой коллега, в минуты подобного самовнушения. Медитируя, вы так искусно сживаетесь со своей ролью, вкладывая в неё столько естественности, что впечатление создаётся просто поразительное. Если бы вы не посвятили жизнь психоанализу, из вас несомненно вышел бы выдающийся актёр! Вам полагается медаль за артистичность…
Боже, опять этот надоедливый старикашка треплется, несёт никому не нужный бред! Впрочем, Джо, может ты и вправду заслуживаешь похвалы? Или Зиг осмеял тебя в очередной раз? Но нет, скорее наоборот: его тон хоть и был торжественным, но звучал вполне вежливо и даже заискивающе. Стало быть, он не шутил. Ну, в таком случае нельзя не отдать должное его мужеству: оно наверняка ему понадобилось, чтобы подавить в себе чувство зависти к твоим многогранным талантам…
Так куда же запропастилась визитная карточка той пресловутой конторы? Неужто он вышвырнул её в мусорную корзину – в последнее время она слишком часто мозолила глаза? Рука инстинктивно потянулась к «Жёлтым страницам». Ага, ну вот и оно, «Simply Solution» – то самое агентство по набору персонала!
Сняв трубку телефона и настучав на клавишах нужные цифры, он тревожным баритоном сообщил, что ему, доктору Джозефу Уилсону, экстренно, не позднее сегодняшнего дня, требуется ассистентка «с энтузиазмом» на полную ставку («но только, сделайте милость, пусть она будет не из числа тех, кто «всё знает»), с опытом делопроизводства, умеющая общаться с людьми и вести приём посетителей. И, что крайне существенно, соискательница должна быть личностью организованной и покладистой. Да, и кстати сказать, вовсе и необязательно присылать юную и фееричную персону! Главное, чтобы в конце рабочего дня она всё ещё была способна улыбаться. Иначе, он готов взять в помощники робота, только бы не связываться с глупой вертихвосткой.
Он ожидал, что в ближайшие день или два ему придётся погрузиться в совершенно изнурительные собеседования с кандидатками из базы «Simply Solution» на вакантное место. Именно так всё и происходило каждый раз, когда он проводил одно интервью за другим, и ему начинало казаться, что каждая «потенциальная мисс Вселенная» пытается убедить его в том, что пределом её мечтаний было записывать в блокнот поручения босса и отвечать на телефонные звонки. Он не верил ни одной из них, потому что позы, которые красотки при этом принимали, заставляли усомниться в искренности их слов…
Около часа с минутами он предавался размышлениям, но внезапно они были прерваны звуком открывающейся и закрывающейся двери в приемной. Джозеф подождал пару мгновений, чтобы не показаться слишком взволнованным, после чего привстал, намереваясь отправиться в приемную и самому встретить посетителя («Моя внешность в полном порядке: и лицо, и одежда!»). Но деликатный стук в дверь его кабинета раздался раньше, чем он успел встать в полный рост. На пороге стояла невысокая брюнетка средних лет в строгом тёмно-синем костюме современного покроя из какой-то не мнущейся натуральной ткани. Надетый поверх вполне заурядной белой блузки, он приятно обтягивал изящные формы. Волосы женщины были аккуратно собраны в высокий пучок, открывающий уши и длинную шею, глаза слегка подведены, на мочках ушей висели, поблескивая, небольшие, почти игрушечные серьги. Они и подчёркивали черты лица незнакомки, делая их тонкими и привлекательными.
Оглядевшись, женщина сделала несколько решительных шагов к его столу, застучав еле слышно невысокими каблучками своих чёрных кожаных туфель-лодочек. Когда между ними осталось несколько шагов, она на мгновение остановилась и смело посмотрела в его глаза. Уилсон обошёл стол, и незаметно прикоснувшись потной рукой к брюкам, протянул её для рукопожатия, предложив ей сесть.
– Мистер Уилсон? – произнесла она приятным бархатистым голосом. Мягкий запах лаванды исходил от нежной, прозрачной кожи её маленьких белых ручек, их пальцы украшены двумя неприметными кольцами, в числе которых не было обручального! А ногти естественных тонов, не слишком длинные или острые по форме, выглядели очень аккуратно… нет, они выглядели просто безукоризненно! – Я Эмма. Мисс Эмма Мур.
– Доктор Джозеф Уилсон, – представился он сдержанно, но учтиво.
В момент, когда они сомкнули в приветствии ладони, он, к удовольствию своему, ощутил на редкость крепкое, почти дерзкое рукопожатие (вялые и безжизненные пожатия он называл «дохлая рыба»). Оно говорило о том, что перед ним спокойный и уравновешенный человек с адекватной самооценкой, знающий чего хочет, но умеющий приспосабливаться к окружающим. А невидимые глазу волны её биополя, именуемые им «флюидами», несли неподдельный дружественный настрой. Они, пришедшие в соприкосновение с его собственными флюидами, невольно заставили его проникнуться симпатией к незнакомке. В ту минуту он вдруг почувствовал, что обрёл долгожданную почву под ногами, после чего утренняя выходка Люси представала в совершенно ином виде: оказалось, она не стоила того, чтобы трепать себе нервы. Ведь разумные люди не тратят душевные силы на подобную ерунду и всякие другие нелепости, происходящие в жизни.
Мисс Мур обладала манерами истинной леди; находясь рядом с такими особами, люди невольно подтягиваются и ведут себя прилично и благородно. С еле заметной грацией кошки она элегантно уселась на краешек кресла. Держа спину прямой, а колени сведёнными вместе, и слегка наклонив при этом ноги в одну сторону так, как это делает герцогиня Кейт Миддлтон, она взглянула на доктора. Какие-то доли секунды они пристально смотрели друг другу в глаза.
Она видела перед собой статного мужчину чуть выше среднего роста, лет эдак сорока семи, с продолговатым лицом и прямым носом с небольшой горбинкой, что выдавало натуру упрямую, и красивыми, выразительными ноздрями, короткими чёрными волосами с проседью, еле заметными морщинами на лице; и поймала себя на том, что в тот же момент залюбовалась его внимательными карими глазами, обрамленными тёмными ресницами, правильно очерченным ртом, обнажавшим в сдержанной улыбке ряд крепких белых, бесспорно неискусственных зубов. Впрочем, доктор не должен догадаться, что она находит его привлекательным! Продолжив гулять взглядом в области треугольника, углами которого служили внешний разрез глаз и кончик носа, она нашла его довольно обаятельным, именно таким, каким ей описали доктора в агентстве, если только не считать, что к имиджу нанимателя были добавлены такие нелестные эпитеты, как «чрезвычайно требовательный», «капризный и дотошный» и «строгий вдовец, который, скорее всего, никогда больше не женится». Ей не понадобилось слишком много времени, чтобы понять – этот мужчина не из тех придирчивых боссов, что называют белое чёрным. Последнее определение было явно избыточным, если не брать во внимание его серых оттенков костюм – вот он действительно был «строгий»: с виду неброский и аккуратно облегает туловище, но намётанный глаз Эммы, оценив качество материала и покрой, утверждал, что он стоит бешеных денег. Ей ещё предстояло узнать, что доктор чтит скромность и находит в ней изысканность, считая что в мире не должно быть ничего лишнего: только удобство, функциональность и изящество простоты одновременно.
«Помни о профессионализме, Эмма!», – напомнила она самой себе, – «Ты пришла сюда работать!», – и смело встретилась взглядом с Джозефом:
– Как вы понимаете, меня прислали из агентства. Позвонили по телефону и сказали, что это очень срочно. Надеюсь, я не опоздала, доктор Уилсон…
– Вы пришли в самую пору, мисс Мур. Спасибо.
– В агентстве мне сообщили, что я пятый претендент на эту должность…
– Да, дело в том, мисс Мур, что за два года сотрудничества с этим агентством они прислали сюда в общей сложности четырёх соискателей. Увы, никто из них, если не считать последнюю, Люси, здесь надолго не задержался…
– Знаете, сэр, я не хочу, чтобы был шестой, – её брови взметнулись ввысь. – Поэтому твёрдо намерена убедить вас, что смогу быть ответственным ассистентом, во всяком случае, я приложу для этого все усилия.
Если его и удивила её смелость, то он не подал виду. Его глаза продолжали бесстрастно на неё смотреть.
– В таком случае вам следует начать меня убеждать, – произнес он глубоким голосом. Не будем терять драгоценное время, – он перевёл взгляд на полученные по электронной почте четверть часа назад и незамедлительно распечатанные на принтере бумаги. – Итак, в вашем резюме говорится, что вы изучали несколько иностранных языков. В частности, вы владеете испанским и французским…
– Французским – совсем немного, сэр. А на испанском языке я говорю почти как на английском. Моя бабушка по материнской линии иммигрировала в Штаты из Испании во время гражданской войны.
– И вы, как я вижу, имели многолетний опыт работы в нотариальном бюро, – он задумчиво перебирал документы, лежавшие перед ним.
– Да, это так, сэр.
Он опять взглянул на неё и Эмму поразил интеллект, блеснувший в его пронзительных глазах.
– У вас отменные отзывы, скажу я вам. Очевидно, вы были ценным сотрудником в бюро, похоже, даже безупречным, не допускавшим ошибок…
– Ну что вы, сэр! Никому ещё не удавалось стать взрослым, не совершив при этом массу ошибок.
Искренность пятой претендентки подкупала.
– Так отчего же вы ушли?
– Там я достигла всего, чего хотела. И поняла, что мне нужен новый «челлендж». Мне нравится бросать себе новые вызовы и проверять, на что я способна, – она улыбнулась искренне и непринуждённо. – И потом, сэр, перемены – это ведь всегда залог успеха… ну, или почти всегда…
– Ах, значит так? Хорошо, мисс Мур. Мне импонирует ваш энтузиазм. Какие ещё позиции вы рассматривали для себя?
– Лишь эту, доктор Уилсон. Она отвечает моим запросам.
– Но вы понимаете, мисс Мур, что новая работа подразумевает не только делопроизводство, но, в большей степени, умение и желание общаться с людьми, для чего вам понадобится коммуникабельность? Вам придётся вести телефонные переговоры, принимать посетителей, выполнять мои поручения. Для этого требуется высокая организованность, самоконтроль, позитивное отношение к делу…
– Именно это стало одной из причин, почему я и направила резюме в агентство по набору персонала.
– Вы должны понимать, что будут переработки, за которые, естественно, полагается прибавка к окладу…
– Доктор Уилсон, о вашей репутации ходят слухи. Например, мне известно, что вы достойно оплачиваете услуги своих помощников.
Взгляд женщины остановился на циферблате его дорогих механических часов на руке – римская нумерация не врёт! – их хозяин, несомненно, человек довольно консервативный, пунктуальный и педантичный. А Джозеф в это время с интересом изучал её лицо, дюйм за дюймом. Затем взял из выдвижного ящика небольшой файл и протянул ей:
– Я бы попросил вас перевести это, мисс Мур…
Документ был на испанском языке. Эмма пробежалась по нему глазами, прежде чем перевести на английский. После чего он дал ей первое, что попалось на глаза, – свежий номер New York Times и попросил проделать обратное: перевести кусочек статьи на испанский. Когда она закончила, доктор откинулся в кресле. Его удивила на редкость правильная испанская речь – ведь он ожидал, что подловит её на лжи, когда она заговорит на смешном, ломаном языке; тщетно он утешал себя мыслью, что вот-вот услышит какие-нибудь ошибочки, но она не произнесла ни одной. И ему стало стыдно перед самим самим собой за злобную предвзятость и скептицизм.
Поймав на себе пронзительный взор, он поднял глаза и наткнулся на лик своего наставителя. Было видно, старине Фрейду не терпится что-то ему сообщить. Джозеф перевел внимание на Эмму: как же хорошо, что она не может слышать голос отца психоанализа! Но краем глаза подметил, как задвигались усы и бородка великого учёного – профессор, в попытке привлечь к себе внимание, наморщил лоб и, страстно желая поделиться с ним своим метким наблюдением о незнакомке, беззвучно, как читают молитву, зашевелил губами: «Эй, Уилсон, отложите-ка в сторону свои делишки и послушайте мудрого наставника. Бьюсь об заклад, вы ей нравитесь! И не смотрите на меня так. Разве вам не по вкусу, что люди, особенно женщины, взирают на вас с обожанием? Вас это не заводит? Стыдиться здесь нечего. Кто этого не любит? Так уж мы, мужчины, устроены. Да и она, скажу я вам, миловидна, а выражение её лица чувственно и мечтательно, точно как у моей Марты. Вы смущены, Уилсон… Это хорошо. Однако же, коллега, нельзя забывать, что чем безупречнее человек снаружи, тем больше низших демонов околачивается у него внутри. Как любил поговаривать мой ученик Карл Юнг: „красивая женщина – источник беспокойства. Она, как правило, ужасно разочаровывает, это как кусок пирога, который видишь, но не можешь съесть“. Правда, и здесь есть свои исключения. Потому – к чертям собачьим демонов! Будь я не покрытый плесенью старик, непременно бы приударил за этой фройляйн! Ничто человеческое мне не чуждо. К тому же, как я понимаю, она женщина свободная. Вы ведь заметили её хорошие манеры, и то, что она напрочь лишена легкомыслия? Вам этого мало? Или робость вынудит вас дрожать от страха? Вам, дружище, не помешает рядом хорошая женщина, которая бы заботилась о вас и Оливии, радушно принимала гостей в вашем доме и согревала вас по ночам…»
– Хорошо, мисс Мур. Благодарю вас! – выпалил Джозеф, пропустив мимо ушей высказывания старика, чьи отношения с женским полом, насколько ему было известно, носили далеко не однозначный характер. У него, Джозефа, имелось своё мнение на сей счёт. Сейчас инстинкты говорили ему: Эмма способна выполнять его поручения, и их сотрудничество очевидно доставит ему удовольствие.
Но была одна проблема, в наличии которой Джозефу было трудно признаться даже самому себе. Она состояла в том, что Эмма и впрямь приглянулась ему как женщина. Он это понял, потому что чувствовал, что испытывает эмоции. Обычно такое с ним происходило, когда он смотрел на свою жену Вивиан. Он мог лишь предполагать, что ощущал сейчас именно эти эмоции, ведь за много лет, что её нет на этом свете, он и подзабыл, что это такое, а чувства, которые помнил, казались порождением его воображения: они были такими иллюзорными, словно их испытывал кто-то другой. Но, как бы там ни было, он, сорока семилетний вдовец, чьи лучшие годы остались позади, отнюдь не отказался бы от совместного кофепития с Эммой после приёмных часов. И он терзал себя, понимая, что никогда не сможет этого сделать, если предоставит ей должность: он взял за правило отделять работу от личной жизни (которой, впрочем, после Вивиан у него никогда и не было). А если он откажет Эмме в работе, ему придется искать нового ассистента. О, нет. Только не это!
– Вы умеете набирать текст на компьютере, мисс Мур? – продолжил он, сделав глубокий вдох через нос.
– Конечно, сэр.
– Быстро?
– О да, сэр.
– А что бы вы сказали, – полюбопытствовал он, – если бы я попросил приготовить мне кофе?
– Спросила бы, с молоком или без, сэр, – мягко ответила она.
– Ну, в таком случае я нанимаю вас, мисс Мур, – произнёс Джозеф с улыбкой. – Когда вы готовы приступить?
– Завтра с утра, сэр. Я могу прийти в восемь-ноль-ноль. Люблю рано вставать и первой приезжать на работу…
– Полагаю, восемь-ноль-ноль – это слишком рано. Приходите лучше к девяти. А пока – возьмите, пожалуйста, подробную должностную инструкцию со стола Люси, точнее, теперь уже вашего стола.
– Я уже взяла, сэр… – произнесла она с обворожительной улыбкой, вдруг заигравшей на пухлых губах.
– Да, и вот что ещё, мисс Мур… зовите меня доктором, хм… не сочтите это за прихоть. До завтра!
– В таком случае, и я попросила бы вас звать меня Эммой. До завтра, доктор Уилсон. И позвольте поблагодарить вас за то, что доверили мне такую ответственную работу.
Переполненная радостью, она попрощалась с Джозефом, но на секунду задержала взгляд на дипломах в рамках на стене, поправила один из них, висящий немного неровно, а затем направилась к выходу. Только тогда она припомнила, что в его негромком и почтительном голосе проскользнули еле заметные нотки сожаления. «Возможно, это просто усталость», – предположила она.
– Зонт! – услышал он бодрый командный голос и посмотрел в сторону стены. – Безобразие, Уилсон! Почему вы не предложили зонт этой очаровательной даме, фройляйн Мур? Где ваш большой чёрный зонт? Ваша рассеянность, в самом деле, абсолютно непростительна! Сейчас хлынет проливной дождь.
– Прошу вас, доктор Фрейд, оставьте ваши предположения…
– Барометр опускается: я ощущаю покалывание в ногах, а это верный признак приближения непогоды…
Глава 2. Исповедь одиноких сердец
Утром следующего дня, явившись на работу, доктор Джозеф Уилсон был приятно удивлён. Все помещения его офиса: приёмная, кабинет, а также небольшая кухонька и туалетная комната были в таком состоянии, словно в них отменная хозяйка только что закончила основательную уборку. Повсюду витал аромат благородной деревянной мебели и офисной техники, а над всем этим царили идеальная ухоженность и образцовый порядок. И даже три давно запущенных бонсая, стоящих на полке у окна: снежная роза с чудесными хрупкими корнями, выступающими из-под земли, искривленная сосна, которой, как минимум, лет восемьдесят, и рощица из нескольких клёнов были пострижены умелой рукой, освобождены от ненужных отростков и заботливо орошены водой – вот, всё ещё блестят хрустальные капли на их листьях. Теперь этот сказочный лес вновь потрясает изысканностью, а кусочек мха на стволике сосны неизбежно вызывает у Уилсона то, что древние называли катарсисом.
Похоже, что мисс Мур, то есть Эмма, его новая ассистентка, одна из тех женщин, которые днюют и ночуют на работе, – с довольным видом рассуждал он. Всё, чего она хочет, – это показать, с каким усердием она может работать и как готова ради этого пройти лишнюю милю. Ну что ж, похвально! Явилась ни свет ни заря в свой первый рабочий день, и взялась кружить по комнатам со шваброй, тряпкой и пылесосом, оставляя за собой лишь шлейф восхитительных ароматов кристальной чистоты. Он живо нарисовал в своём воображении, как она, завидев, что заблестело очередное стекло в оконной раме, проворно соскакивает с подоконника и, отступив на пару шагов назад, любуется результатами своего труда.
Эмма с безукоризненно прямой спиной восседала за полукруглым столом и, слегка склонив голову, с энтузиазмом стучала по клавишам. На поверхности столешницы не было ничего лишнего, всё аскетично и строго: телефон, персональный компьютер, принтер со сканером, канцелярские принадлежности в простом держателе, стопка бумаг под руками, раскрытый на сегодняшней дате ежедневник, журнал для записи пациентов и свежая пресса. Сбоку, на самом краю стола, лежал металлический поднос с хрустальным графином воды и отполированными до блеска стаканами. Джозеф никогда не видел их такими безукоризненно-прозрачными, играющими всеми цветами радуги в утренних лучах солнца!
– А, Эмма! Хорошо, что вы уже здесь. Рад вас видеть, – сегодня его голос звучал бодрее, чем накануне.
– Доброе утро, доктор Уилсон, – улыбнувшись, ответила женщина, беря его дорогое кашемировое пальто и вешая на плечики.
Оказывается, вчера он не сумел разглядеть, что у неё такая тонкая талия… такая прямая спина… такие длинные ноги…
– Как насчет чашечки кофе, доктор Уилсон?
Джозеф едва заметно улыбнулся:
– С удовольствием выпил бы… Какое утро без чашечки кофе можно назвать добрым?
– С молоком или без, доктор? – произнесла она, повторив свой вчерашний вопрос, и вновь улыбнулась – лучезарно и немного загадочно.
– Без молока, если можно, Эмма. Только крепкий кофе.
– Сию секунду…
Несколько минут спустя знакомый ароматный запах дотянулся до его ноздрей. Вскоре дверь в кабинет приоткрылась, вошла Эмма, слегка покачивая бедрами и неся в руках поднос с чашечкой кофе и – о боже! – вазочкой, доверху наполненной маленькими пышными круассанами. Эти рогалики из слоёного теста всегда напоминали ему о Париже, в котором он регулярно бывал, отправляясь в качестве одного из спикеров на международный симпозиум по психиатрии. О, Париж, город-праздник, который никогда не кончается… Елисейские поля, кабаре Мулен Руж, Монмартр, Лувр, Эйфелева башня, Нотр-Дам де Пари… А кстати говоря, откуда Эмме известно, что он души не чает в этих чудесных круассанах?
– О, Эмма, вы моя спасительница! – Джозеф одарил её благодарной улыбкой и откинулся на спинку кресла.
Бесшумно отхлебнув глоток любимого напитка, он окончательно убедился в том, что жизнь не так уж и плоха, а случившееся вчера теперь выглядело сущим пустяком. И внезапно поймал себя на том, что смотрит не на лицо Эммы, а куда-то пониже. «Интересно, как долго я смотрю туда, – заёрзав, подумал он. – Заметила ли она?» Он взял в руки воображаемый пылесос и уничтожил им все крамольные мысли, сосредоточившись на глазах мисс Мур. И вдруг увидел, как она улыбнулась, увидев его расстроенное лицо. «Надо же, ничто не укрывается от её взгляда! Каким бы великолепным диагностом могла стать эта женщина! Интересно, задумывалась ли она когда-нибудь о медицинской карьере? Могла бы она стать моей ученицей?» Эта фантазия захватила его, но голос Эммы вернул его к реальности.
– Ваше расписание на сегодня, доктор Уилсон, – она вытянула из подмышки регистрационный журнал записи пациентов и протянула ему для ознакомления.
– О, благодарю вас, Эмма! – он отставил чашку и протянул руку к журналу, раскрывая его перед собой. – Вы можете идти.
Итак, сегодня у него пять, нет, шесть пациентов, решившихся обратиться к психотерапии, чтобы облегчить душевное бремя.
Первый – Мистер Тернер – придёт через полчаса. Типичная канцерофобия, или боязнь умереть от рака: «Доктор, что мне делать? У меня, кажется, плохие анализы. Что вы сказали? Нет, диагноз ещё не поставлен. Но я уверен, что у меня что-то очень страшное и неизлечимое, что рак уже запускает скользкие щупальца в каждую клеточку моего тела. Вы ведь давно всё знаете, да? И пытаетесь утаить от меня правду. Я это вижу по вашим глазам».
Второй пациент – миссис Смит – недомогает от регулярных приступов депрессии, безразличия ко всему и ощущения, что ничто не имеет значения: «Доктор, я так счастлива, что мы возобновили сеансы. Кроме вас мне не с кем поговорить. Дочь переехала в Оклахому и напрочь забыла мать. Сын меня тоже не вспоминает, хотя и живёт в Бруклине. Появляется только на Рождество, как будто для него не существует других дней. Вот почему, доктор, когда я прихожу сюда и говорю с вами, я чувствую себя живым человеком. Вы ведь не оставите меня? Нет?»
