Текст книги "Песня ветра"

Автор книги: Валери Шервуд

Валери Шервуд
Песня ветра

Посвящается незабвенной памяти прекрасной Принцессы, моей первой кошки, которая на своих мягких белых лапах вошла в мою жизнь еще в те далекие дни детства, когда я жила в легендарной долине Саут-Бранч. Принцессе, чей серо-белый мех и вкрадчивые повадки так хорошо соответствовали окружению: большим домам в колониальном стиле, тянувшимся вдоль прекрасной реки. Принцессе, которая в холодные зимние ночи обвивала мою шею, как теплый пушистый воротник, а летними днями играла со мной в самшитовой роще среди ирисов и лилий, столь дорогих сердцу моей матери. Принцессе, которая принесла четырех чудесных котят, подарила мне радость и внушила нежность к себе. Принцессе, первой кошке, сумевшей завоевать мое сердце, посвящаю с любовью эту книгу.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Советую читателям не применять косметических средств, лекарств (особенно таких, как «Пилюли для поднятия духа»), а также не дегустировать необычных блюд, упоминаемых в этой книге, без предварительного одобрения врача. Все это автор ввел в роман лишь для воссоздания атмосферы семнадцатого столетия и ни в коей мере не рекомендует для непосредственного использования.

ОТ АВТОРА

Действие этого волнующего повествования разворачивается в семнадцатом веке, характеризующемся пылкими страстями, изменами и жестокими расправами. В центре романа – захватывающая история любви молодой аристократки Каролины Лайтфут с восточного берега Виргинии и грозного пирата капитана Келлза. Нелегко сложилась их жизнь, да и могло ли быть иначе в те бурные непредсказуемые времена, когда людей вешали за преступления, куда менее значительные, чем то, свидетельницей и жертвой которого стала тетя Пэт.

Хотя все герои и события этой книги лишь плод моего воображения, я старалась достоверно воссоздать реалии и традиции той эпохи.

На Темзе и в самом деле существовали речные пираты, а обычай метить клювы лебедей под наблюдением королевского хранителя также соблюдался здесь в течение многих веков.

Некоторые «привилегированные церкви» совершали брачные обряды, «не задавая лишних вопросов» и не объявляя имен жениха и невесты. Просмотрев старый реестр одной такой церкви – Св. Иакова на Джекс-плейс, я выяснила, что в год совершалось около полутора тысяч подобных обрядов.

И все же в те времена «невесты с Флит-стрит» испытывали кое-какие трудности, хотя в случаях двоеженства регистрационные свидетельства этих незаконных браков нередко принимались в судах как юридические доказательства.

Всегда стремясь к достоверному воспроизведению действительности в романах, я не жалела усилий для изучения эпохи. Это, кстати, доставляло большую радость не только мне, но и моему мужу. У нас с ним врожденный интерес к генеалогии: во время отпусков мы любили ездить по стране, посещали деревенские суды и другие учреждения, старались восстановить наши генеалогические корни, читали старинные документы, зачастую рукописные.

Исследовав наши генеалогические корни, мы с мужем убедились, что они восходят к временам, предшествовавшим американской революции, совершившейся в самом начале семнадцатого века, и испытали от этого истинное удовлетворение. Я – давний член Ассоциации дочерей Американской революции. Это позволило мне и мужу заниматься исследованиями в библиотеке этой ассоциации в Конститьюшн-Холл, а также в библиотеке Ассоциации дочерей американских колонистов. МьГ предавались этим занятиям во время почти тридцатилетнего пребывания в своей вашингтонской резиденции «Драконье логово». Именно тогда я с огромным интересом заочно познакомилась с Тайдуотером и восточным берегом Северной Америки.

Одной из самых примечательных особ со стороны предков моего мужа была «ведьма», обвиненная в том, что летала через окно. В моем романе есть эпизод, восходящий к знаменитому судебному делу Грейс Шервуд, возможно, самой прославленной «ведьмы» в южных колониях. Она жила в округе Принцессы Анны, в Виргинии, и была замужем за Джеймсом Шервудом. Грейс возбудила иск против тех, кто обвинял ее в колдовстве, в том, что она наслала порчу на хлопок, пролезала сквозь замочную скважину или превращалась в черную кошку. Бедняга Грейс внушила мне искреннее сочувствие. Из судебных протоколов явствует, что Грейс Шервуд была богатой женщиной, и ей предъявили иск в 100 фунтов стерлингов, сумма по тем временам весьма значительная. Увы, ей не повезло: в 1705 – 1706 годах жюри возглавляла Элизабет Берне, обвинявшая Грейс в порче хлопка и вынудившая ее заплатить 100 фунтов стерлингов, дабы покрыть ущерб. Грейс приговорили к испытанию через погружение в воду. Ко всеобщему ужасу, связанная Грейс упорно держалась на поверхности, подтверждая тем самым предъявленное ей обвинение. Однако каким-то образом обвинение все же сняли. Это свидетельствует о том, что тогдашние обитатели Виргинии отнюдь не были дураками. Грейс умерла в 1733 году, и вовсе не за тюремной решеткой, как следовало бы ожидать.

Многие дома, упоминаемые в моем романе, действительно существовали, а кое-какие сохранились и поныне. Однако были и такие, построенные в колониальном стиле, которые погибли от пожаров и иных бедствий. Все дома очень сходны по архитектуре. Левел-Грин, дом, где живет семья моей героини, на самом деле находится возле Шелли, поскольку тамошние Пейджи – предки знаменитого писателя Томаса Нельсона Пейджа, автора книги «Погребение оружия». На мой взгляд, это лучшие рассказы всех времен. Несколько лет назад я с восторгом обнаружила, что один из моих рассказов помещен в прекрасно изданной антологии рядом с рассказом Томаса Нельсона Пейджа, и обрадовалась хорошему соседству.

Что до старого Фэрфилда, семейного гнезда Беруэллов, то этот дом давным-давно сгорел, и мне не удалось раздобыть о нем никаких сведений. Я узнала лишь, что цокольный этаж некогда украшали арки, а в одном из крыльев размещался бальный зал, поэтому изобразила Фэрфилд и его зеркальный бальный зал в духе той эпохи.

Хочу также добавить, что предметы мебели и домашнего обихода, включая ночные вазы, воспроизведены с полной достоверностью, ибо многие из них до сих пор сохранились в Уильямсберге и Иорктауне.

Раз уж я коснулась ночных ваз, то хочу предложить читателю несколько простых фактов. В археологических раскопках на территории колониальной Америки чаще всего находят разнообразные ночные вазы: от глазурованных светло-зеленых до окрашенных под черепаховый панцирь. Наши предки имели неплохой набор этих предметов. Но говорят, что образцом для всех мастеров служили изделия серебряных кузнецов. Именно они задавали тон всем остальным, поэтому моя героиня, тетушка Пэт, с полным правом считала тяжелый серебряный горшок, с которым не расставалась даже в путешествиях, своего рода знаком отличия.

Хотя надежные источники указывают, что город Иорктаун был основан в 1691 году, многие дома в этой местности построили гораздо раньше. Поэтому я не слишком строго придерживалась этой даты, широко пользуясь названием Иорктаун. Трудно определить также точное время возникновения постоялого двора «Роли» и таверны «Аполлон», однако, на мой взгляд, эти места служат отличным фоном для сцены легендарной победы Летиции над своей соперницей Амандой Брэмвей.

Читатели присылают мне много писем, убеждающих меня, что все они – люди начитанные и знающие, на голову выше обычных любителей «чтива». Памятуя об этом, я старалась – соблюдать достоверность в воспроизведении самых незначительных деталей.

Упомяну, кстати, о тростях-шпагах (такую имел мой отец, и в детстве я очень интересовалась ею). Оригинальная трость-шпага, принадлежащая в моем романе Сэнди Рэндолфу, описана мною в полном соответствии с той, что хранится в коллекции Ричарда Уоллеса[1]1
  Ричард Уоллес (1818 – 1890) – собиратель предметов искусства. Ею коллекция была выставлена в 1900 г. в Лондоне.


[Закрыть]. Она была оснащена маленьким, так называемым колесным пистолетом. Искры в нем высекались с помощью колесика. Рукоятка самой шпаги бронзовая, а не серебряная, а трость-ножны сделана из слоновой кости, красного или черного дерева. С площадки лестницы моей героине вряд ли удалось бы рассмотреть такие подробности, поэтому я просто назвала ее «эбеновой с бронзовой рукояткой». Рэй же был вооружен более распространенной тростью-шпагой – «серебряноголовой малаккой». Малакка – материал, из которого изготавливались лучшие трости-шпаги того времени.

Для любителей географии добавлю, что Саламанка, нынешняя столица– провинции Саламанки в западной Испании, в те времена была городом в древней провинции Леон. Как провинция Саламанка сформировалась только в 1933 году.

В заключение поясню: карибские пираты, готовясь к нападению, поднимали флаг своего капитана. Флаги имели различные цвета и формы: красные, черные, с черепами, со скрещенными костями. Кое-кто поднимал в виде своего боевого флага юбку возлюбленной.

 
А теперь присоединитесь к моей песне:
Пою о любви недопетой, о радостях века иного,
Мечтах отлетевших, обетах,
Звеневших на сонных рассветах.
Пойте же вместе со мной любовную песнь былого.
 

ПРОЛОГ
ЧЕРЕЗ ЮЖНЫЕ МОРЯ
РАННЯЯ ЗИМА, 1689 ГОД

Иди же скорее, приляг, мой любимый, со мной,

Пускай и не стану твоею законной женой.

Не все ли равно, что разносит людская молва, —

Ее заглушают любви золотые слова.

1. СВАДЕБНАЯ НОЧЬ

В лунном свете сверкал белизной прибрежный песок и ярко серебрились пальмы. Ночной ветерок разносил шуршание их листвы по всему острову Тортуга, омываемому водами Карибского моря. Черный полог неба был усыпан мириадами звезд, которые холодно мерцали над зловещими серыми стенами Горного форта, цитадели пиратов. Шум пиратской свадьбы, оглашавший весь берег и залив Кайона, мешал уснуть красно – зеленым попугаям, тихо сидевшим на листьях пальм.

Весь день пираты пировали, исполняли свои лихие пляски и пели. Бурное веселье не утихло, даже когда красивая молодая пара произносила брачные обеты на борту «Морского волка». В этот момент громкие поздравительные возгласы, донесшиеся с берега, едва не заглушили голоса жениха и невесты. Хотя время уже перевалило за полночь, пираты вместе со своими разгульными девицами еще пили за своего отчаливающего предводителя Келлза и его красивую невесту Кристабел Уиллинг по прозвищу Серебряная Русалка, за которую на Тортуге было пролито немало крови. А когда грациозный серый «Морской волк» поднял паруса и, ускоряя ход, поплыл по лунной дорожке, все оставшиеся на берегу замахали на прощание кружками и тесаками. И пока корабль под надутыми парусами скользил по сверкающему черному заливу, направляясь в открытое море, его провожали оглушительные крики.

Веселье продолжалось и на надраенных до блеска палубах «Морского волка». Здесь громко смеялись, пили и пели под звуки небольшого струнного оркестра. В стороне от всех, на корме, оперевшись на поручень, стоял отец невесты – виргинский аристократ Лисандер Рэндолф, или просто Сэнди. Зеленый атлас его рукавов чуть поблескивал, а он задумчиво смотрел на мигающие позади огни Горного форта, вспоминая те давние дни, когда сам пиратствовал вместе с Морганом.

Перед его мысленным взором всплыл образ матери невесты, ослепительной красавицы, с которой он познал праздник страсти. Образ его любимой Летти. Он так и не отвез ее домой, в Тауэр-Оуэкс, плантацию на широких берегах Джеймса. Увы, Летти замужем за другим, и отныне, у нее своя дорога. Все это было давно, но шрамы, так и не зарубцевавшись, до сих пор причиняли Сэнди боль.

С глубоким волнением думал Сэнди Рэндолф и о Кристабел, любимой дочери, которую он так и не вернул в Виргинию. Как хороша была она сегодня в своем серебристо-голубом атласном платье с широкими развевающимися юбками, щедро усыпанными бриллиантами! А ведь ее глаза отливают серебром точно так же, как и у него, а светлые волосы напоминают нимб луны. Выдавать ее замуж на палубе пиратского судна было для Сэнди тяжелым испытанием. Глядя, как стоит стройная, гордая, уверенная в себе Кристабел рядом с высоким темноволосым женихом-пиратом, Сэнди думал, что все это должно было произойти иначе, совсем иначе. Ей следовало бы сойти по широким ступеням парадной лестницы усадьбы под приветственные возгласы дворян из Тайдуотера. Когда он, Лисандер Рэндолф, повел бы дочь к алтарю, глаза Летти наверняка бы увлажнились. Сэнди мечтал о том, чтобы ее мужем стал добрый и веселый виргинский плантатор, любитель лошадей и виски, а не этот опасный пират Келлз, надеющийся на помилование. Ощущая приближение войны, английский король решил объявить амнистию всем пиратам, но известно, что воля короля переменчива, как ветер, и надо, трижды подумать, прежде чем положиться на его слово. К тому же ходят весьма настораживающие слухи о последних делах капитана Келлза. Если они подтвердятся, последствия могут быть самые печальные…

Почти трезвый, хотя количество выпитого им вина давно свалило бы менее крепкого человека, Сэнди по-прежнему стоял у поручня и с горечью размышлял о том, как сложилась бы его жизнь при других обстоятельствах.

Между тем в большой, залитой лунным светом каюте «Морского волка» высокий мужчина и стройная женщина, улыбаясь, смотрели друг на друга, не слыша ни шума на борту, ни удаляющихся криков на берегу.

Проницательные серые глаза капитана без обычной суровости глядели в сияющее лицо новобрачной. В смягчившемся облике Келлза ничто не напоминало сейчас того мрачного, решительного капитана, волевое лицо которого отражалось в сияющих клинках пиратов, расхаживающих по скользким палубам. Это худое загорелое лицо утратило свое зловещее выражение. Келлз взирал на молодую жену с почти мальчишеской улыбкой.

– Кристабел, – выдохнул он.

– Келлз, – так же тихо отозвалась она и устремилась к нему, шурша юбками. Откинув голову, молодая жена подставила губы для поцелуя. Это нежное грациозное движение не ускользнуло от внимания капитана. Необычные серебристые глаза, затененные темными ресницами, контрастирующими со светлым нимбом волос, лучились любовью к нему.

Высокий пират заключил в объятия свою очаровательную жену. Прижимаясь к широкой груди Келлза, она слышала, как учащенно бьется его сердце, в такт ее собственному.

– Ты знаешь, что наш брак не имеет законной силы, – шепнул он, уткнувшись лицом в чуть пахнущее лимоном пушистое облако ее волос.

Кристабел прильнула к нему еще теснее. Ей доставляло неизъяснимое наслаждение прижиматься щекой к его тонкой батистовой рубашке, издающей слабые, но знакомые запахи кожи, моря и виргинского табака.

– Почему? – пробормотала она.

– Потому что он не скреплен церковным обрядом. – Его губы скользнули с мерцающих волос к уху, затем к пульсирующей жилке на шее.

Прикосновения Келлза так взволновали Кристабел, что у нее подкосились ноги.

– Ну и что, – проговорила она. – По прибытии в Виргинию мы можем обвенчаться по-настоящему.

Сейчас Кристабел было не до этого. В этот момент их не разлучили бы ни боги, ни дьяволы, ни тем более мирские законы. Все тучи, окутавшие их бурное прошлое, рассеялись. Будущее казалось таким же чистым и лучезарным, как лунный свет, струившийся сквозь скошенные кормовые окна и окутавший их своим бледным сиянием.

– А я-то думал, что тебе это не безразлично, – усмехнулся Келлз.

– Значит, ты ошибался. Для меня важно лишь то, что я с тобой. И я хочу быть единственной женщиной в твоей жизни. Понимаешь, единственной! – Последнюю фразу она не произнесла вслух, зная, что таков неписаный, но реальный договор между ними.

– Так и будет, Кристабел. – Он словно угадал ее мысли. – Отныне и навеки, – добавил он низким твердым голосом.

Мимо столика, заставленного разнообразными яствами – изделиями корабельного кока, желающего угодить капитану, Келлз повлек свою невенчанную жену к постели.

Кристабел ощущала, как вздымаются тугие мускулы на руках и груди Келлза Его пылкие поцелуи возбуждали ее. Охваченные порывом страсти, они начали торопливо срывать с себя одежды. В этой спешке отрывались крючки, лопались швы, но влюбленные не обращали на это внимания. Вот уже лиф элегантного серебристо-голубого платья соскользнул с белых плеч Кристабел. Широкие пышные юбки, усыпанные сверкающими в лунном свете бриллиантами, соскользнули со стройных крутых бедер к лодыжкам. Через несколько мгновений лишь белая кружевная рубашка отделяла ее от сильного мускулистого мужчины, который только что – под вымышленным именем – вступил с ней в брак на палубе «Морского волка».

Кристабел сжимал в объятиях сам прославленный Келлз, ирландский пират, способный, по мнению восхищенных соплеменников, противостоять всей Тортуге. Однако на самом деле капитана звали вовсе не Келлз и в его жилах текла не ирландская кровь. Капитан по имени Рэй Эвисток был эссекским джентльменом. Но и Серебряную Русалку, снискавшую уважение пиратов, звали не Кристабел Уиллинг, а Каролина Лайтфут. А родом она была из Иорктауна. Красавица расплела косы, и ее светлые волосы каскадом упали на обнаженные плечи. Дрожащими пальцами она сняла свою кружевную сорочку. На миг сорочка зацепилась за розовые соски, но тут же соскользнула на пол. Между тем залитый лунным сиянием «Морской волк» под всеми парусами стремительно несся к дому Кристабел.

Завтра она войдет в парадную дверь Левел-Грина. Трудно даже вообразить, что скажет мать, увидев, что ее беглая дочь вернулась домой, да еще и не одна, а с возлюбленным. Она договорилась с Келлзом и Сэнди, что по прибытии в Тайдуотер они не проронят ни слова о пиратской свадьбе, состоявшейся на палубе «Морского волка». Рэю Эвистоку и Каролине Лайтфут предстоит совершить брачный обряд в церкви под своими настоящими именами. Впрочем, возможно, Летиция Лайтфут предпочтет, чтобы венчание совершилось в самом Левел-Грине.

Но обо всем этом они еще успеют подумать до завтра…

А на эту ночь Каролина забыла о своем печальном детстве, проведенном в доме Филдинга Лайтфута на восточном берегу, о своей красивой непокорной матери и о ее кузене Сэнди Рэндолфе. Как выяснила Каролина перед самым бегством из дома, он-то и был ее настоящим отцом, хотя никогда не сможет открыто признать этого.

Сегодняшней ночью Каролина Лайтфут перенеслась в волшебный нереальный мир и забыла обо всем на свете. Этой ночью она оставалась Кристабел Уиллинг, а капитан – Келлзом, и для них исчезло все, кроме лунного света, льющегося из окон, и страстной любви.

Казалось, какая-то волшебная сила подняла и опустила легкую как пушинку женщину на постель. Приоткрыв губы, она чувствовала, как в сладостном предвкушении вздымаются ее груди. Откинув руку, Каролина приподняла свои светлые волосы, и они пушистой шалью покрыли подушку. Молодая женщина потянулась и с наслаждением втянула воздух.

Одежды спадали с сильного тела Келлза так, словно их срывал ураганный ветер. Сначала зазвенела, ударившись о пол, шпага с эфесом, затем грохнули сапоги. За сапогами полетели штаны. Затрещала, лопаясь по швам, тонкая батистовая рубашка. На фоне лунного света его высокая могучая фигура обозначилась темным силуэтом. На Каролину опустилось мускулистое тело, и колено Келлза осторожно раздвинуло ей ноги.

На этот раз она отдалась без сопротивления.

Да, времена, когда Каролина отчаянно сопротивлялась, канули в прошлое. Отныне она женщина Келлза. Отныне и навсегда. Они преодолели взаимное непонимание, позади остались все страдания. Впереди их, несомненно, ждет безоблачно светлое будущее.

Его рот жадно накрыл ее губы, Келлз с присущей ему особой настойчивостью стремился слиться с Каролиной. Обоих переполняло жгучее нетерпение. Каждое произнесенное шепотом слово, каждое прикосновение было исполнено глубокого смысла.

– Келлз! – Голос Каролины дрогнул и сорвался, когда она ощутила его в себе. Она издала вздох облегчения. – Келлз! – Каролина не сразу полюбила это имя.

Охваченный исступленным желанием могучий пират не стал напоминать своей прекрасной возлюбленной, что едва они достигнут Иорктауна, ей придется вновь называть его Рэем. Он должен приложить все усилия, чтобы избежать ареста, прежде чем получит помилование от короля, решившего в преддверии надвигающейся войны объявить амнистию всем пиратам, дабы набрать из них экипажи каперов. Во всяком случае, имя Рэй Эвисток более приемлемо для колониальных аристократов-плантаторов, с которыми он непременно встретится в Иорктауне, чем капитан Келлз. Это пиратское имя напоминало всем об угрозе, постоянно существующей в Карибском море, да и не только там. Он отлично сознавал, что аристократы крайне неохотно допустят в свой круг даже помилованного пирата, каковым Рэй и надеялся стать в скором времени. Конечно, семью Каролины придется посвятить в эту тайну, но из уважения к чувствам жены и ее матери он будет представляться всем как Рэй Эвисток.

Однако здесь, на «Морском волке», они по-прежнему оставались Келлзом и Кристабел, ибо под этим именем молодую женщину знали на Тортуге, где и прозвали за сверкающие светлые волосы и серебристые глаза Серебряной Русалкой.

Но в мгновения экстаза и Тортуга, и Виргиния были бесконечно далеки от них. Сейчас, войдя в сказочное царство любви, они ничем не отличались от других возлюбленных.

 
Любовью зачарованы они.
Как ярки этой ночью звезд огни.
Как царственна луна в короне света.
О если б только вечно длилось это.