Текст книги "Исповедь восточной женщины"

Автор книги: Валентина Мелисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Каждая семья очень хочет сыновей, любят всех детей, но упорно хотят сыновей (те содержат родителей в старости).

Приводит беременную жену муж к гинекологу и просит – пусть будет у нас мальчик! На что тот вполне серьезно отвечает: – Да, хорошо, раз ты так хочешь, будет мальчик. В истории пишет – девочка. УЗИ позволить себе может не каждая семья. И когда рождается девочка, то врач говорит:

– А что ты возмущаешься, видишь, первая запись – девочка. Чего ты хочешь? Что-то ты напутал.

И смущенный, разочарованный папаша удаляется.

Если рождается мальчик, то отец несет доктору подарок и рассказывает всем, какой это хороший доктор, сделал так, что родился мальчик. Своего рода реклама.

Аналогичный случай. Гинеколог обещает мальчика, а рождается девочка. И он объясняет родителям:

– Что-то вы не так сделали, что-то нарушили. Был мальчик, а потом перевернулся, стал девочкой. Он-то, мошенник, себе это в оправдание придумал, а они свято поверили. И потом рассказывают родне и знакомым этот феномен. И ведь верят! Верят! Ну, не анекдоты.

5. У сестры моей свекрови не было своих детей, а у каких-то родственников их было с избытком. Последнюю девочку, ну совсем не нужную, отдали бездетным супругам. Те были довольны и счастливы. Растили девочку, как собственную дочь: любили, наряжала, учили в школе, вырастили до 12ти лет. Пришли настоящие родители и забрали: – Самим нужна! Не описать горя лишившихся поддержки и опоры, счастья общения с ребенком, которого любили и растили.

6. У молочной сестры моего мужа не было долго детей. И когда выяснилось, что их не будет никогда, очень страдала молодая женщина, плакала, молилась богу, жаловалась на судьбу. Но скоро поняла, что слезами горю не поможешь. Долго думала, советовалась с матерью, сестрами, подругами. И, наконец, решилась. Присмотрела девушку в жены мужу: не терять же его, не оставаться же одной, уж лучше пусть вторая жена, пусть дети хотя бы его, а она будет вести хозяйство, помогать молодой растить детей; останется навсегда в семье с мужем. Ну какая русская согласилась бы на это, да еще сама бы искала мужу жену?

В итоге, говоря о сирийцах, не по читанному и услышанному, а из своего опыта, из общения с ними, жизни среди них, хочу сказать:

– Это очень приветливые, гостеприимные, вежливые люди. Они практичны, изворотливы, хитры, воспитаны. Имеющие образование очень интеллигентны, но если считать, что по статистике около 48 % из них неграмотны, то следует отметить, что эти 48 % и невежественны.

Так протекают будни в нашей семье, в этой стране. Конкретно в нашем доме они примерно таковы: к 8ми часам уже вся семья проснулась, пьем кофе. С 8 до 10 уборка – раскладываются по местам все вещи, моются полы, вытирается пыль, чиститься посуда, параллельно почти каждый день – стирка. Когда в доме чисто, полный порядок, начинается готовка, иногда это только добавки к каким-то блюдам, иногда готовка в больших кастрюлях на сегодня и впрок, иногда заготовка полуфабрикатов. Летом, после кофе – рынок, а уж потом готовка еды, в тени, в прохладе дома.

Когда квартира убрана, еда приготовлена, можно побеспокоиться и о себе. Душ, массаж, макияж, короткий отдых (если есть такая возможность) а там уж и обед. Мне сиеста дает возможность заняться моими личными делами: читаю, пишу письма, глажу, читаю, шью, вяжу. Кстати, я очень хорошо вяжу, связала себе свитер, мужу безрукавку, Диане кофточки и носки.

Этим в это время суток, я полярно отличаюсь от арабок, те предпочитают сиесту.

С шести часов вечера мы моем крушу, пылесосим там диваны, подушки, ковер – ждем гостей, потому что будут они обязательно.

Раза два в неделю у Валида появилась возможность ехать на работу в 8–9 часов вечера. И тогда мы с пользой проводим это время: спешим в скверы, парки, там в это время уже прохладно, много гуляющих, много детей. Потом Валид уезжает, а мы с Дианой возвращаемся на свою любимую крышу.

Священный месяц Рамадан.

Дважды наступал праздник Рамадан, пока мы жили в арабском доме. Это замечательный праздник, и если учесть, что христианскую религию я не знаю, даже Библию не до конца дочитала, то тут, живя в мусульманской семье, я поневоле стала приобщаться к Исламу, исподволь, ненавязчиво Ислам входил в мою жизнь.

Месяц Рамадан, священный месяц, когда мусульмане от восхода до заката солнца не должны есть, пить, курить, ссориться. Месяц всепрощения.

В начале месяца семья собирается в нашем доме, потом поочередно то у Вахида, то у Джамили. У матери, когда собираются все невестки, дочки, руководит приготовлением обеда Сильва. Готовятся вкусные блюда, много, чтобы всем хватило. Сильва «колдует» над кастрюлями, котлами: туда добавила какой-то приправы, туда долила воды, в одну из кастрюль кладет кубик магги. Никому ничего не объясняет, не показывает – не хочет, чтобы у нее учились? Все остальные на подхвате – почистить, что-то поджарить, принести, унести. Я внимательно наблюдаю за приготовлением блюд – хочу быстрее научиться готовить арабскую еду – очень уж любит ее мой муж. Свекровь и Фатми щедро делятся своими познаниями.

Сильва никого к себе в этот месяц не приглашает, она христианка; на большой обед ходит только к матери, к остальным Башар ходит с детьми; мне кажется, ему неудобно, что не приглашает к себе. И еще мне кажется, что вся семья, во всяком случае, ее женская половина, сочувствует Башару, как-то негласно осуждая Сильву.

Собравшись вместе, все ждут пушечного выстрела (и по времени знают начало трапезы, но выстрел как-то надежнее, он вдохновляет). Не спеша, в приятной беседе приступают к еде. Здесь тоже соблюдается определенный ритуал: сначала съедают немного фиников, запивают стаканом воды, поговорив немного, продолжают. Едят руками, помогая себе кусочками лепешки, у них это получается очень аккуратно и быстро. Я пользуюсь столовыми приборами, когда мы едим дома, Валид присоединяется ко мне. В этот первый месяц поста свекровь подарила мне накидку для молитв – молись, если захочешь, и как захочешь. Что не знаешь пока молитв, не страшно, ты разговаривай с богом. А я, действительно, не знаю молитв. Но в урочный час (никто меня не принуждал, никто в это время не видел) я надевала накидку и горячо просила у бога здоровья моей сестре Томаше. И вот заканчивается священный месяц рамадан, приближаются праздники. В их предверии тщательно убирается дом, стираются шторы, пылесосятся ковры, чистится посуда, фарфор, хрусталь. Приобретаются обновки, детям обязательно верхняя одежда, обувь. Взрослым – в зависимости от бюджета, но что-то новое обязательно!

Закупаются фрукты, готовятся вкусные блюда, приобретаются конфеты, печенье с орешками. Все в больших количествах, потому что закупается не только для семьи, но и для гостей, а, сколько их придет поздравить вас с праздником, предугадать невозможно.

Наступает праздник. С утра мужчины идут в мечеть. На улицах чисто, двери окна блестят. Все нарядные, красивые.

Посещение гостей – это тоже годами отработанный ритуал: приветствия, беседа, угощения. Гостеприимные хозяйки чистят вам фрукты, с улыбкой подают – не обессудьте, чем богаты, тем и рады. И по угощению чувствуется, что и богаты и рады. В течение 3х дней нужно и тебе всех посетить, и у себя всех принять. Интересный праздник.

А вот Новый год мусульмане не отмечают. Поэтому в нашей семье мы были первооткрывателями этого праздника: купили елку (искусственную, естественно) гирлянды, игрушки. Украсили елку и комнату, приготовили салаты, конфеты, фрукты и колу. И отмечали Новый год трижды. В первый раз в 8 часов, позвонили родителям в Казахстан. С Новым годом, любимые! В 11 часов включили телевизор, нашли Москву, послушали бой курантов. С Новым годом белокаменная! Как мы за тобой скучаем! И в 3ий раз все повторилось в 12 часов. С Новым годом, дорогой! С Новым годом, хабиби! Чокались колой, желали себе благополучия, счастья, здоровья, богатства и безграничной любви!

Приходит время и мы расстаемся с арабским домом. Семья снимает нам квартиру на 2ом этаже. 3 маленькие комнатки, малюсенькая кухня. Уходим из арабского дома не потому, что не прижились, а потому, что надо привыкать жить своей семьей, на свой бюджет, учиться быть хозяевами своей жизни. Мы отпочковались от большой ветки и сразу стали самостоятельными.

Прощай, арабский дом, мы будем всегда тебе благодарны, мы будем помнить твое добро, мы будем часто навещать тебя. Прощай!

II. Горе и радость

1. Горе.

В марте мы переезжаем. Диане 9 месяцев. Ну хоть кто-нибудь помог бы собрать вещи! Сама! Валид на работе, свекровь занята домом, да на ней еще Шушу и Джуди.

Посуда, одежда, белье, обувь – коробка за коробкой, запаковала; следующая – собрала – запаковала, следующая … В комнате сразу становится грустно – неуютно. Прощай, наше гнездышко!

Мы с Муной и Фатми с Любной уходим на нашу квартиру. Скребем, оттираем, моем с порошком, хлоркой. Стены, двери, ручки, полы. Чисто! Приятный запах. Можно переезжать. Большое спасибо, девочки, что помогли! Когда бы я одна успела?

В течение недели расставили мебель, разложили вещи, книги. Наконец, поставили нашей девочке ее кресло-стол. Посадили. Как ей нравится! Смеется, ручкой стучит по столу. Дали игрушки. Сидит, играет. Замечательное кресло! Читаю инструкцию: можно использовать несколько конструкций: кресло без стола, кресло со столом, кресло напольное, кресло с 2мя ручками, чтобы носить; качели. Ай да кресло! У меня сразу освободились руки. Полчаса в кресле, полчаса в бегунках, бегает за мной по всей квартире, не плачет: мама-то рядом. А я столько успеваю сделать!

Но что-то не так. Что-то меня тревожит. Что? Несколько дней не могу понять. О, боже! Ти-ши-на! Тишина меня тревожит. Мы же привыкли к шуму, ору, топанью. Как же хорошо в тишине! Спокойно! Длительнее и спокойнее сон у Дианы. Она не вздрагивает от неожиданных воплей. И вообще стала спокойнее. В первые дни все осматривалась, искала, где же бабушка, Муна, Шушу, Джуди? Нету! Стала более длительное время играть на ковре. Наступило лето. Девочка в одних трусиках. Самая любимая игра с водой. Бросает в ведерко игрушки, обливается, весело хохочет. Еще бы, в такую жару только и можно спастись от зноя.

Вечерами ходим к бабушке на крышу – там ветерок, прохлада. Вот только теперь я понимаю, почему все стремились сюда летом. Свежим воздухом подышать, освоить пространство на велосипедах, каталках, бегунках. Теперь и мы стремимся туда. Но когда выдается свободный вечер у Валида – идем в сквер, он в квартале от нашей квартиры. У скамеек там высажены розовые кусты, ветерок дует, розочки качаются, пахнут. Тянет ручки к ним доченька, смеется – дайте, дайте мне быстрее! Великолепно!

Ровно в год на бабушкиной крыше наша девочка пошла самостоятельно. Встала с четверенек, смотрит на меня, улыбается, зовет – мама, – а ноги несут совсем в другую сторону; идет не туда, куда хочет, а куда ноги несут. Вот где началась для меня работа: хожу следом, боюсь, как бы не упала – вовремя поддержать; как бы в рот чего не потащила – отобрать вовремя; как бы с кем не столкнулась – подхватить на руки вовремя. Другие мамки смеются надо мной:

– Что ты за ней ходишь, ничего не случится. Нет уж, вы как хотите, а я как знаю. Но они вроде жалеют меня: – Посиди, Наташа, вон Любна, Омар присмотрят. Нет и нет. Была я свидетелем, как старшие девочки нянчили нашу соседку Хелю-Диану. Играли, тащили в разные стороны, да разом и отпустили. Девочка ударилась головой о каменный пол – трещина основания черепа. Теперь ребенок не говорит, не ползает, не ходит. Забегая вперед скажу – девочка стала инвалидом. Поэтому и не сижу, а хожу по крыше следом. Старшая невестка Фатми говорит:

– Ничего, скоро надоест, перестанет ходить.

А свекровь отвечает – нет, не перестанет, Наташа не так ухаживает за дочкой, как вы, она глаз с нее не спускает, даже что-то делает, а вполглаза, вполуха смотрит и слушает – как ее девочка. Она и кормит Диану не так как вы – только рисом. И морковь трет, и с яблоком мешает, и пюре, и каши, и бульоны; а чистенькая она у нее какая; жила с нею видела, трусишки никогда не оденет – не прогладив, а вы и рубашки не гладите. Молчит Фатми, свекровь права, а мне не очень приятно. Прошу не говорить так, боюсь, начнется ревность, а ни к чему хорошему это не приведет. Соглашается свекровь. – Спасибо, мама! Понимающе улыбнулась, погладила меня по плечу.

Чтобы не показалась такой уж безоблачной наша жизнь, отмечу, что были и печальные и тревожные дни. Чего только стоил инцидент с кофточкой свекрови: а молоко я оставила, а сама побежала наверх; не только плиту пришлось скрести, так еще вонь стояла весь день. Несколько раз болела Диана.

В три месяца простыла. Было ветрено, я ее купала, а Шушу носился мимо, забегал посмотреть. Поддуло. Поднялась температура, сел голосок, сипит. Лекарства здесь удивительно хорошие. Но пока их прописал врач, пока принесли и напоили, пока они начали действовать, я места себе не находила. Спала ли в эти 3 дня, нет ли, не помню. Скорее всего, нет! Не жизнь – а черные тучи. Выздоровела доченька и снова – ясное солнышко!

И Валид молодец! Такой внимательный! Что попрошу принести – обязательно принесет, ничего не забудет. И с дочкой возится. Однажды, было Диане месяцев 7. Оставила я их одних. Валид хотел смотреть телевизор, а Диана не хотела играть одна – хныкала. Возьми папа и прикрикни на дочку. Она так удивленно на него посмотрела, уткнулась личиком в подушку и принялась так горько плакать. Растерялся папа. И на руках носил и прощения просил – ревет. Успокоилась, когда я пришла. Вечером принес Валид новые игрушки, подарил. В ладоши хлопает, смеется. Мир!

На новоселье нам надарили подарков – всего не перечесть: сковорода, тарелки, чашки, полотенца, постельное белье, красивый цветок в горшке. Чей? Никто не признается.

Пришла в гости бывшая жена Омара – Мирват. Увидела цветок, даже побледнела. – Откуда у тебя? – Не знаю.

– Выбрось, это плохой цветок!

– Да почему ты так говоришь?

– Это плохой цветок. Его кто-то подарил Сильве, они очень тогда с Башаром ссорились, до развода чуть дело не дошло; потом Сильва отдала этот цветок нам с Омаром, как видишь, мы разошлись, а цветок я сама относила Сильве назад. Выбрось его, Наташа.

Вечером рассказываю все это Валиду и добавляю, что я могла что-то и не так понять. Сходил Валид к матери, пришел мрачный, унес куда-то цветок, я даже не поинтересовалась, куда.

Так прошло лето. Мы использовали каждый благоприятный момент, чтобы вывести девочку в сквер, парк, за город, в 400 градусную жару не очень-то погуляешь.

Внезапно начались дожди, попрохладнело, начали дуть ветры. Наступила осень. В один из осенних дней случилось в нашей семье горе. Черная туча нависла над нами, черный ворон закаркал, черный ветер завыл. 27 октября жду Валида с работы домой. В 3 часа нет, в 4 – нет. В 5 побежала к Башару – позвони, Башар на завод, Валида почему-то нет. – Да все в порядке, Наташа, может быть уехали в Дамаск за сырьем. Какое сырье, если по нему можно было часы сверять, а если что-то намечалось – всегда предупреждал. Всегда!

Как успокоиться, если сердце ноет, даже валидол пила. А вся семья уже знала, мне не говорили. У Валида на работе в руках взорвалась реторта с серебром, обожгла глаза и он в больнице – оказывают первую помощь. Ничего не знаю – сижу, жду. Шаги по лестнице – нет, мимо. Стук в дверь – бегу, нет, не к нам. И в 6 нет, и в 8 – никого.

В 9 часов звонок. Открываю и в ужасе отступаю. Вахид вводит Валида. А я его не узнаю. Лицо черное, а левый глаз кроваво-красный. Откуда силы взялись – подхватила у Вахида, веду к дивану, усаживаю, сажусь на пол – разуваю, раздеваю, веду в ванную, молча стиснув зубы, понимаю: пришла беда – оттворяй ворота. Помогаю вымыться, одеться, кормлю. Молча. Обнимаю. Плачет он, плачу я.

– Наташа, Наташа, а если я ослепну, что с нами будет, Наташа? Ты меня бросишь?

– Дорогой мой, разве за это бросают? Бросают за измену, за предательство, за подлость. А в беде не бросают. Это наша с тобой черная полоса, это наша беда и нам надо, слышишь, надо ее победить. И победим! Я с тобой, я люблю тебя. А когда любят – не бросают!

Вахид приносит прописанные окулистом лекарства, показывает, как промыть, как заложить мазь, в какой глаз какой пипеткой какое лекарство капать. Чтобы не забыть – записываю и прошу принести обезболивающее. Приносит. Проводила в 1 час ночи Вахида, уснул Валид. И вот тогда меня прорвало – ручьи, реки, море слез. И все тихо, без единого звука, без шороха, чтобы не проснулись Валид и Диана.

А наутро потащилась ближняя и дальняя родня. Положено! И с каждым надо посидеть, поговорить, угостить кофе. А мне не до них. Мучается Валид, хнычет Диана. Бедная кошечка, брошена мамой, как чувствует горе. Идут, идут, какие-то тети, дяди, племянники, двоюродные и троюродные сестры. И видно, что многих-таки распирает любопытство. Спасибо Вахиду, выставил всех и наказал никому больше не ходить. Стало тише, спокойнее. Братья навезли овощей, фруктов, продуктов. У каждого свои дела, свои проблемы, свои заботы. А мы с нашим горем один на один. Сражаемся, прогоняем, а оно не уходит, вцепилось, поселилось – не уйду!

А я разрываюсь между мужем и ребенком. На лице одни глаза, под глазами черно. Черно и в душе. Помоги, господи, спаси глаза мужу. Врачи постановили, обожжена роговица левого глаза и это очень серьезно. Правый глаз здоров, только воспалительный процесс от гари, от копоти, от жара. Все пройдет, восстановится.

Операции никакой сейчас делать нельзя – сильное воспаление.

Звонит Фаиз, предлагает ехать в Москву, но, проконсультировавшись с окулистами, убеждается – надо ждать. Спасибо ему – передавал лекарства, линзы.

А через неделю умирает дядя Фаузи, брат отца. Дяди по матери – дальние родственники, дяди по отцу – близкие. Не ходить бы Валиду, сидеть бы дома, никто не осудил бы. Нет, не смог усидеть, пошел. И пробыл там целый день. Еще сильнее воспалился глаз. Господи, помоги!

Услышал бог мои молитвы – 9 ноября приехала мама. Сама после болезни, прихрамывает, но сразу включилась в наши тревожные, мучительные будни. Я вожусь с Валидом, мама с Дианой – кормит, гуляет. А Валиду плохо; когда удается снять боль, вижу – мучается душевно. Тревога за себя, тревога за нас с дочкой. Капризничает, стал покрикивать на меня. Не могу разжечь печь – бестолковая; (как выяснилось позже – дымоход был забит сажей) что-то не ладится с соковыжималкой – безрукая. Терпела, сдерживалась изо всех сил. Когда с утра уходит к врачу – плачу горько, безутешно. Жаль мужа, жаль себя. Почему, ну почему так случилось?

Смотрела мама, смотрела, начала потихоньку беседовать с зятем. Как она его жалела, как утешала.

– Смирись, сынок, ты же верующий. Скажи спасибо аллаху, что жив остался, что один глаз здоров, видит; ведь могло быть хуже. Больно тебе, понятно, перетерпи, принимай побольше обезболивающих. Станет тебе легче, позвоним Томе, у них хорошее глазное отделение, хорошие врачи. Она проконсультируется, что-то подскажет, посоветует. А потом, сынок, даже если не удастся сохранить глаз, не ты первый, не ты последний. Наш Кутузов тоже был с одним глазом, а прославил Россию, победил Наполеона.

А английский адмирал Нельсон! Тоже с одним глазом. А как его любила леди Гамильтон. Безумно! Успокойся, сынок!

Однажды пришел Валид раньше, обед еще не готов. А ему есть захотелось.

– Подожди, сейчас, сейчас уже будет готово.

Не стал ждать. С раздражением хлопнул дверкой холодильника, взял что-то холодное, ушел в гостиную.

Мама следом: – Сынок, не ешь, хочешь, чтобы желудок разболелся? 10 минут подожди. Сдержись, будь мужчиной! Ты почему сейчас видишь только себя? А ну-ка посмотри внимательно на Наташу. Ты заметил, как она похудела. Нет? А зря! На лице – одни глаза, плачет каждый день. Я понимаю – тебе плохо, больно, видеть никого не хочется. Смирись, пожалей жену, ей ведь тоже больно и трудно.

А тут и я с подносом: – Давай, дорогой, пообедаем вдвоем. Мама ушла к Диане. А мы так хорошо поговорили. Муж-то думал, что я более спокойно отношусь к его беде. Какое уж спокойствие? – давление стало подскакивать, сердце жмет. Извинился Валид, извинилась я перед ним. Живем дальше.

Понемногу утихли боли, понемногу стал успокаиваться Валид. А когда Тома четко, ясно сказала: – Да, в Москве делают операции по пересадке роговицы и вполне успешно, только надо переждать полгода. Повеселел мой муж, успокоился. В доме снова стало светло, радостно. Но помимо этого, поселилась в нем печаль, тревожные ожидания.

Мама была с нами самые трудные месяцы, очень помогла нам обоим справиться с горем, с болью. Спасибо тебе, любимая.

Большие перемены произошли и в арабском доме. Тяжело стало свекрови ухаживать одной за большим домом, Омар надумал жениться. И решила наша мать, что нужно ей купить благоустроенную квартиру, переехать в нее с Галей и Муной, а Омара с молодой женой оставить в арабском доме. Так и сделали. Хорошая квартира у матери. Да не хорошо в арабском доме. Молодой жене Омара только 16 лет, за мужем еще не научилась ухаживать, беременна. Куда ж еще и дом содержать в порядке?

2. В гостях.

Валид не работает, не бедствуем, но денег маловато. Хозяин завода платит зарплату, помогают братья. Большая семья завалила подарками: навещая больных, положено нести сладости и подарки. Большое одеяло на синтепоне от свекрови, тонкое, черное одеяло с красным орнаментом от Джамили, ковровая дорожка от Башара, набор кастрюль от Мухамеда, белье от Омара, выходной костюм от Вахида. И нас очень поддерживает эта моральная и материальная поддержка. Все кстати, за все спасибо.

Закончилась армейская служба Валида. Не устаю удивляться – зачем доцентов, аспирантов обязывают напрасно терять время. Ну, первые 4 месяца в действующей армии, куда ни шло, надо научить их хотя бы держать оружие в руках, пользоваться им. Но остальные 20 месяцев, 20, не 2, проводили, убивали время в архивах академии – перекладывали нужные и ненужные бумаги на полках. Разве получила страна какую-то пользу от такого времяпровождения? Но мне трудно оценить это правильно, поэтому и не берусь.

Глаз у Валида зажил, не болит, но он и не видит. А тут пришло время работать в университете. А это 3 часа езды в Дамаск, 3 – оттуда. Утрясли расписание – 16 часов, 8 – в воскресенье, 8 – в понедельник. В воскресенье уезжает в 5 утра, в понедельник приезжает в 1 час ночи. 4 дня продолжает работать на заводе.

Улеглись страсти, вошла в русло наша семейная жизнь, но навсегда осталась травма в душе, ожидание поездки в Москву на операцию. И, конечно, необходимость перевестись на работу в местный университет. Все эти проблемы решались всю весну 1997 года. В это же время свекровь переехала с дочками в большую 4х комнатную квартиру рядом с нами.

Наконец, визы проставлены, билеты куплены.

С трепетом выходим из самолета в Шереметьево. Встречают Фаиз и Анюта. Братья обнимаются, в глазах слезы. Аня приветлива и я очень этому рада – так хочу теплых контактов с нею. Мы не были в Москве 3 года. Не устаю удивляться – так изменилась белокаменная. Очень чисто, много новых зданий, светящаяся реклама. Большой европейский город. Очень красивый.

В институте глазных болезней Валида обследуют, рекомендуют пролечить воспалительный процесс обоих глаз, а уж потом вести речь об операции.

И мы решаем так: я с Дианой еду в Казахстан к родителям, Валид пролечится и тоже приедет. А остальное так, как решит профессор.

9 июня 1997 года. 3 года я не была дома, не видела папу, Томашу, Нияза, Линушку. Волнуюсь, сердце стучит, стучит, стучит. Родные, любимые лица. Обнимаю, сердце пропускает один стук – я дома! дома! дома! Когда обняла папу – защипало в глазах. Родной мой, каким молодцом выглядит, не постарел нисколько! Томочка! Обнимаемся, хлюпаем носами вместе. А Динка с Линой уже щебечут, смеются, тащут куда-то старую собаку по имени Боська.

Как замечательно дома!

– А где же пельмени? – Садись, садись, доченька, усаживай Диану; все готово, все ждет вас.

И побежали дни за днями. Лина целый день с нами. Целый день играют сестренки. Разница в 7 лет, но играют. Лине нравится опекать, развлекать маленькую. Очень соскучился за мной папа, каждую свободную минуту стремится к общению, по его вопросам видно, что все уже слышал от мамы, но хочет еще услышать из первых уст.

– Трудно ли общаться с родственниками? Но это бытовой язык, а литературный? Ты начинала учить, почему оставила это занятие? Надо учить язык, вырастут дети, тебе надо работать! Не зря же мы тебя учили в Московском университете.

– Как складываются отношения с родственниками? Какие они люди? Легко ли с ними жить? Как они относятся к тебе, друг к другу?

– Почему отец не живет с семьей, почему оставил младших детей без помощи, а что говорит по этому поводу твой муж?

Всех вопросов не запомнить, часто наши разговоры спонтанны. Чувствуется родительская тревога за нас всех, за меня. За страну вообще, – бедная, безводная, с неразвитым производством, с угрозой израильской, турецкой агрессий.

12 июля у Томаши юбилей – 30 лет. Отмечают в кафе. Тома такая нарядная, красивая, так и светится от счастья – приятно быть в центре внимания, приятно такое обилие цветов, теплых слов, поздравлений, комплиментов.

Обе мы прослезились, когда тамада представил меня, приехавшую из далекой Сирии поздравить сестру. Поздравляю сестренку, желаю ей всех благ на земле; все у нее есть – прекрасная квартира, машина, Нияз любит, как в первые годы, Линушка растет без проблем. Дай, господи, здоровья сестричке, только здоровья!

Очень много времени проводим на даче и это приятные часы. Порядок на участке идеальный – ни травинки, ни соринки. Все цветет, плодоносит. Красивым разноцветьем пылают клумбы, аккуратны грядки – мама в своей стихии, ее любовь к земле видна в каждом растении, в каждом плоде.

А уж девочкам здесь такое раздолье – играют с водой, из песка строят башни, замки, пекут торты, украшают все цветами с клумб. Я было забеспокоилась:

– Ой, дети, не рвите цветы, они такие красивые, да и бабушке это вряд ли понравится.

Мама смеется: – Пусть рвут, завтра новые распустятся.

А они, действительно, цветут, цветут, не убавляются; последний раз мы были на даче в конце сентября, а клумбы все еще пестро выделялись на сером фоне.

10 августа приехал на целый месяц Валид. Воспаление пролечили, операция назначена на начало октября. Знакомство с папой, Томой; с Ниязом знаком уже давно, 4 года назад приезжал в Москву; Лину покорил подарком – роскошная белая кошка в шляпе; с мамой встретились тепло, как будто и не расставались. А Диана забыла за этот месяц папу, чем очень огорчила Валида.

– Не огорчайся, сынок, много лет назад мы оставляли Тому у бабушки с дедушкой. А когда приехали за ней, ко мне сразу пошла, а, глядя исподлобья на Диму, сказала:

– К дяде не пойду, дядю буюсь.

Повеселел мой муж. Контакты были восстановлены на следующий же день.

Мне так приятно, что Валид понравился моим родным; у них с папой нашлись общие интересы: оба работают на производстве, связанном с функционированием плавильных печей. Папа – металлург и рассказывает о плавке металла, чугуна; Валид же плавит стекло. Процессы, конечно, разные, но есть общее в технологии. Папа подарил Валиду много книг по производству стекла. Очень они друг другу понравились.

Удивил нас Валид на даче. Оказалось, что многие овощи он видел только на рынке, ел их, а вот, как растут, никогда не видел. Картошка, морковь, свекла, редис – как их отличить по ботве? Городской житель.

Гуляем по набережной. Река – синяя, синяя; зелень – яркая, яркая. Город только что стал столицей – благоустраивается, украшается. Фотографируемся на память, и это будут хорошие снимки.

– Как хорошо, дорогой, правда?

– Да, хабиби, красиво, спокойно!

Ходим в гости к Томе, к отцу Нияза Андрею Николаевичу. Радушные приемы, сувениры на память. Мы даже день рождения Валида, 2 сентября, отметили. Такой замечательный праздник устроили: гостей назвали, стол накрыли; цветы, торт. Очень расстрогался Валид. Этот месяц запомнился своей яркостью, необычностью; все не так, как в Сирии. Все приветливы, радушны, все искренне сожалеют, что уже пора расставаться и так же искренне желают ему успешной операции.

– Счастливо, дорогой мой, пусть все пройдет удачно, благополучно. Обняла и не могу оторваться. Счастливо!

За всеми этими событиями я как-то не успеваю рассказывать о нашей девочке. Солнышко, как она согревала наши израненные души, неугомонная наша непоседа. Чего она только не творила, как не проказничала! Перебираю фотографии – многие ее подвиги удалось снять.

• Я стираю, вынимаю белье из машинки, оглядываюсь, где же корзина? А она уже сложила игрушки в корзинку, села сама в нее – не дам!

• Одела бабушкины бусы, морковь в руках, с важным видом ходит по квартире – что бы натворить? Не успеваю оглянуться, как она наклонилась, морковь на дорожку и закручивает ее. Все это буквально в считанные секунды.

• Ой, папочка, ай-да молодец, оставил сигареты. Сейчас я их разорю! Берет пачку, вытаскивает, ломает сигареты, заталкивает их назад и еще тянет за рукав: – Иди, смотри, что я натворила!

• Мамино вязанье! Как интересно! Уж тут-то я постараюсь вовсю. Распустила клубок, вытащила спицы, что-то дергала, закручивала, еле распутала.

• Забралась в ванную, а там таз с водой. Как была в одежде, в обуви села в таз, кричит: – Мама! Хорошо, вода была теплая.

• Оставили блюдо на диване. Замечательно! Села в него, в руках веер, стучит: – идите-ка, смотрите, вот она я!

• Нельзя оставить открытыми ящики тумбочек, стола, шкафа – тут, как тут! Почистила я туфли, понесла их в коридор. Ну, сколько меня не было? – Секунд 40. Возвращаюсь. Мои розовые тапки, щеки этой разбойницы измазаны серым кремом. Хорошо, что в рот не успела взять!

Такими вот проказами очень быстро приучила нас к порядку: все ящики мгновенно задвигались, предметы, вещи – повыше, чтобы не достала; ничего, чем бы могла навредить себе. А уже смотреть на нее – одно удовольствие. Зелёные глазки блестят от радости, весело смеется, сама такая красивая, счастливая – глаз не оторвать!

У Валида болит глаз. Залезла к нему на диван, ластиться, щебечет, ничего не понять, что говорит; а она то обнимет, то целует в щеку. Любимая кошечка, всегда в хорошем настроении, всегда улыбается, не помню даже, чтобы она плакала просто так, или ныла. Нет! Веселье и буйство так и хлещет из нее, заражает нас, и мы легче переживаем наши черные, печальные дни.

В Сирии нет собак, а кошки только дикие, хотя и живут вблизи домов, в руки не даются, да их никто и не пытается брать, а мальчишки так норовят забросать камнями. А Диночка, как увидит кошку, бежит, хочет схватить: – Мяу, мама, мяу!