Текст книги "Убийство в Тамбовском экспрессе"

Автор книги: Валентина Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Далеко едете-то? – поинтересовался еще один из доброжелателей, ввинчиваясь лысой головой в воротник куртки.

– Спасибо, мы уже приехали, – тыча указательным пальцем в дом Прутковой, – миролюбиво пояснила я, с недоумением наблюдая, как у всей группы товарищей вытягиваются физиономии.

– Нечаянно не туда, куда надо свернули, – заискивающе оправдалась Наташка. – Приятельница карту потеряла.

Дополнительных вопросов удалось избежать только благодаря новому сигнальному призыву усатого «рулевого», успевшего занять свое место в машине. Отметив, что «косоглазка» отправилась в сторону основного шоссе, мы с Наташкой снова подъехали к дому Прутковой.

На удачное продолжение нашего визита не надеялись. По словам подруги, белая машина неслась на недопустимой скорости. Объяснение одно… Нет, два: Пруткова либо пыталась скрыться, заметая следы соучастия в вагонном преступлении, либо гналась за нами как за очередными жертвами. Голосок у нее еще тот. Хотя не исключено, что с нами разговаривал сообщник.

На сей раз мобильник Прутковой не расщедрился даже на ответные гудки. Причину мы поняли сразу же, как только с силой вломились в открытую дверь. Проклятое любопытство! Да кто бы сомневался, что она будет закрыта! Проскочив маленький коридорчик в порядке организованной Наташкой очередности, мы влетели в большую комнату – кухню. В голову не пришло стучаться. В общем-то, правильно. Проявлять гостеприимство, спеша на зов визитеров в бессознательном состоянии, весьма проблематично. А Пруткова именно в нем и находилась. Несмотря на это, мы с Наташкой, застыв у порога комнаты, хором с ней поздоровались.

Оцепенение схлынуло, как вода из опрокинувшегося ведра, которое на даче по непонятной причине постоянно попадается мне под ноги. Причем в разных местах.

Пруткова лежала на боку, поджав под себя ноги, согнутые в локтях руки были прижаты к горлу. Рядом валялся безжалостно раздавленный мобильник. Мелькнуло предположение, что женщина бежала к выходу, но неожиданно споткнулась. Далось мне это навязчивое ведро с водой! Короче, споткнулась и упала. То, что перед нами именно Пруткова, мы не сомневались, хотя в длиннополом махровом халате, с растрепанными волосами, скрывающими большую часть лица, видеть ее не приходилось. Женщина сипло, с надрывом втягивала в себя воздух и толчками, с затруднением, его выдыхала. Рядом валялась табуретка старого образца, коричневая, под цвет деревянного пола. В комнате был полный бедлам. Из приоткрытой двери в соседнее неотапливаемое помещение ощутимо несло холодом. Не стоило сомневаться, что и там все перевернуто вверх дном.

Увиденное отмечалось и анализировалось по ходу дела. Наташка попыталась оказать Прутковой посильную помощь, я в меру сил мешала ей. В ходе спасательной операции выявилось то, что на первый взгляд замечено не было: на шее проводницы тугим узлом были завязаны черные колготки. О том, чтобы его развязать, не могло быть и речи.

– История повторяется, – сухо заметила Наташка, – но почему-то не в виде фарса. Точно так же пытались удушить Киселя, только не колготками, а твоим шарфом [2]2
  Роман В. Андреевой «Убойная стрела Амура».


[Закрыть]. Нож! – приказала подруга тоном хирурга, требующего скальпель, и протянула открытую ладонь.

Я метнулась к столу и притащила сразу три – на выбор. Так все три ей в руку и вложила. Два из них она, чертыхнувшись, откинула в сторону. А в следующую секунду я увидела то, что на какое-то время отключило меня от происходящего: с правой стороны кухонного стола, рядом с перевернутой металлической кастрюлей валялся подаренный мне Настей глиняный кувшин с ромашками и васильками. В целости и сохранности. Я кинулась к нему и крепко прижала к себе двумя руками…

Кажется, я что-то говорила. Не помню. Все звуки в доме перекрыл яростный мужской вопль. Дальше было еще страшнее. Какая-то темная куртка с руками и ногами метнулась к нам от входной двери. Насчет головы – не помню, на тот момент я ее не заметила. В принципе, она должна бы наличествовать. Наташка ракетой отлетела к дверному проему неотапливаемого помещения, облюбованный ею нож взмыл вверх и лезвием воткнулся в деревянный потолок. Пришелец грохнулся на пол и придавил несчастную Пруткову своим телом. Прерывистые вздохи оборвались. Отсчет ее жизни пошел на секунды. Выхода не было, мое сознание сработало автоматически, причем с опережением бытия. Я метнула свой ненаглядный глиняный шедевр в район предполагаемого места нахождения головы бандита…

8

Наташка родилась под счастливой звездой. Единственная ее потеря, да и то кратковременная, – дар речи. Менее существенная, чем моя нечаянная, но такая короткая радость, – разлетевшийся вдребезги кувшин. Не сразу выяснилось, что незнакомец – родной сын Прутковой. Благодаря сумасшедшему вторжению сыночка, мамочка едва не свела окончательные счеты с жизнью.

Скорее всего, я действовала в состоянии аффекта, поскольку память не сохранила ничего из того, что рассказывала позднее Наташка. Времени ее насильственного кратковременного полета в дверной проем хватило на то, чтобы она в полной мере оценила сложившуюся ситуацию. После удачного приземления под грохот угодившего в табуретку, а посему разлетевшегося на куски кувшина, она вскочила не хуже игрушки-неваляшки и с рычанием кинулась на мужика, барахтающегося на Прутковой в тщетной попытке освободить свою верхнюю половину тела от моей верхней половины. Судя по решительной недвижимости, я и сама не догадывалась, как там оказалась.

В самый ответственный момент, когда Наташка собиралась треснуть злодея по голове сковородкой, он отчаянно заблеял: «Ма-а-ма-ааа!!!» Рука подруги дрогнула, и честь принять первый, хотя и ослабленный удар этой железякой по дружескому плечу выпала мне… Вот на этом моменте я и очнулась, с трудом воспринимая доносившиеся из-под меня жалобные причитания парня, сулившего нам с Наташкой в будущем златые горы, если мы откажемся от намерения убить его и его мать. Потому как не за что.

– М-м-му-у-у… – промычала Наташка, пошевелила нижней челюстью, утерлась рукавом и, скосив глаза на отдельно лежащую сковородку, осторожно, прислушалась к своим ощущениям. Не знаю, что услышала, но дальнейшее выговорила внятно, хотя и не своим голосом: – Ты ж ее, можно сказать, сам угробил… Бли-ин. Не дышит…

Вновь обретенная способность говорить придала подруге мужества. Мигом раскатив нас в разные стороны, Наташка брякнулась на колени перед лицом Галины. Голос вновь обрел силу набата:

– Нож, придурок! Нож давай, у нее же удавка на шее! Торчавший в потолке нож, как нельзя кстати, свалился на осколок моей загубленной мечты, напомнив о себе конкретным звяканьем. Дальнейшие действия были слаженными и четкими. Представившийся нам своим именем Олег, не прерывая рассказа о своей замечательной матери, трясущейся рукой держал чайную ложку, с трудом протиснутую через колготочную удавку. Наташка уверенно и поэтапно перерезала ее ножом. Ни я, ни Галина не мешали. Мне, например, хватало мелкой, бездумной суеты – закрыть обе двери: одну коридорную, другую – в летнее помещение, расправить одеяло на диване, поставить на газовую плиту чайник, хлебнуть от волнения подсолнечного масла из бутылки, перепутав его с минералкой… Масло слегка озадачило, напомнив пору детства и юности, когда оно пахло по-настоящему, а я от него сдуру нос воротила.

Выхватив из полиэтиленового пакетика кусочек черного хлеба, постаралась заесть им свои воспоминания. Тем временем Галина стала подавать первые признаки жизни. Для начала обрела второе дыхание. Не скажу, что нормальное, поскольку оно перемежалось диким кашлем, но зато являлось вполне осознанным. В первую очередь об этом говорил взгляд ее налившихся кровью и наполненных страданием, а потому особенно страшных глаз.

– Ирка, хватит жрать, звони в милицию и «скорую»! Олег, тащи с дивана подушки, у меня больше сил нет держать твою маму в приподнятом состоянии, спина отнимается, – плаксиво потребовала Наташка.

Галина неожиданно забила ногами, надо полагать, выражала решительный протест Наташкиному требованию вызова «скорой» и милиции. Едва ли она с такой активностью стала бы отстаивать свой кусок черного хлеба, который я дожевывала, причем не последний. Спасенная принялась рьяно отпихивать сердобольную Наташку, откуда только силы взялись. Отрывистые хриплые звуки, которые она при этом издавала, адресовались мне, во всяком случае, безумными глазами проводница таращилась именно на меня. Олег с подушкой в руках растерянно топтался около матери и уверял ее, что все будет хорошо.

Откусанный кусок хлеба, как назло, встал у меня поперек горла. Еще бы! После увиденного… В попытке его проглотить с помощью минералки я очередной раз хлебнула масла и поняла, что с этой минуты больше никогда не буду совершать необдуманных поступков…

Словом, пока я приводила себя в порядок, отплевываясь от насышенных вкусовых ощущений, ситуация на полу разрулилась в нужную сторону. Галина, удерживаемая сыном и подушкой в полусидячем положении, с полной самоотдачей дышала и не могла надышаться. Сил на сопротивление у нее больше не было, да и повода тоже.

Держащаяся за собственную спину Наташка с перекошенным лицом уверяла несчастную жертву в том, что ее желание – закон. Хочет сдохнуть на полу – вольному воля. Хотя любому дураку ясно, что больничные условия для этого куда лучше. Напуганный Олег выступал буфером, смягчая Наташкины слова заботой и лаской. Поглаживая мать по голове, тихо делился перспективой дальнейшей семейной жизни. Из его лепета я поняла только одно: однокомнатная квартира жилой площадью в восемнадцать квадратных метров – просто безразмерные хоромы для него, его жены, Ярика, Мурзилки и мамули. Можно будет сделать легкую ширмочку, чтобы отгородить мамуле замечательный уголок с видом на платяной шкаф. А если бывшая свекровь жены изменит свой здоровый образ жизни и не изменит своего завещания, то через энное количество лет подросший Ярик съедет в ее однокомнатную квартиру. И кто знает, вдруг, откуда ни возьмись, на Олега свалятся огромные деньги. На других же сваливаются. Например, как на Саньку Репьева в прошлом году. Выносил мусорное ведро в переполненный мусорный контейнер, высыпал туда его содержимое, да так удачно, что оно вывалилось обратно, прямо к его ногам, попутно прихватив и пару чужих пакетов. Санька тут же заторопился удрать, да случайно наподдал ногой одну из упаковок так, чтобы знала свое место – ближе к контейнеру. Пакет лопнул, явив Репьеву свое богатое содержание. В результате Саня вернулся домой с полным ведром, прикрытым специально прихваченной для этой цели с помойки грампластинкой. Общая сумма российских денежных купюр сведущими людьми называлась разная. Санька неделю с размахом кутил, пропивая свою зарплату (в тайник с находкой не залезал), и спьяну чего только не болтал. Жаль, что деньги оказались фальшивыми…

Честно говоря, меня слова Олега пугали. Но Галина в их смысл не вдавалась, ласковый ручеек речи сына действовал на нее успокаивающе. Из закрытых глаз женщины скатывались слезинки. Держась руками за больное горло, она с болезненным усилием пыталась сглотнуть мифические комки. Наташка с неприступным видом подметала осколки кувшина, делясь с ними своим видением катастрофических последствий проявленного тяжело больной Прутковой непослушания.

– Галина просто не хочет вмешивать в эту историю милицию, – миролюбиво пояснила я. – Едва ли врач «скорой» поверит, что она пыталась сама себя удушить. – И с нажимом подчеркнула: – А причины для боязни, поверь, у нее весомые. – Выдержав небольшую паузу, предложила: – Наталья, тут в столе баночка с медом, может, напоим ее?

– Только сначала перетащим на диван, – смилостивилась подруга. – Олег, твоя мать постоянно здесь проживает?

– Да в общем-то нет, – с кряхтеньем отрывая Галину от пола, сказал он. – Большую часть времени она проживает в своем вагоне, а здесь появляется во время отгулов, в Москве у нас квартира тесновата. А вы мне можете объяснить, что случилось?

– Можем. Но чуть позднее, – опередила я Наташку с ответом.

– Оставь, наконец, масло в покое! – рассвирепела она и вырвала из моих рук пластиковую бутылку. – Вот неймется человеку, не знает, куда бы еще залить. Помоги Олегу, не видишь, он на себе Галину прет.

Я попыталась подхватить Галину под руку, но мне не удалось переложить часть ее веса на себя. Так и доплелась до дивана лишним грузом. С облегчением шлепнувшись на него прежде Галины, спросила:

– А кто такой Ярик?

– Ярослав. Сын моей жены от первого брака и мой приемный сын. Ему четыре года. Отличный парень.

Олег оперативно поднял с пола подушку, аккуратно отряхнул и вежливо попросил меня с дивана. Уложив на него мать, повернулся ко мне.

– Если не трудно, поднимите с пола одеяло. А если вам интересно, кто такой Мурзилка, то это соседский кот Мурзик. Частенько у нас столуется. Мама, когда устроилась работать проводницей, говорила, что хочет наконец мир посмотреть.

– Ага, в промежутках между мучительным кратковременным сном и каторжной явью, – встряла Наташка. – Не сомневаюсь, что особенно привлекательно выглядят многочисленные перроны вокзалов. Изысканная серость асфальта, чокнутые пассажиры, как с голодухи выскакивающие на каждой остановке за едой или выпивкой… А у нее вообще какая-нибудь профессия есть?

– Она библиотекарь, если сейчас это можно считать профессией.

– Замечательно! А ты тоже библиотекарь?

– Я по образованию музыкант. Скрипач в свободное от основной работы время.

– О как! – Наташка уставилась на Олега во все глаза. – Основная работа, надо полагать…

– Не надо полагать. Основных работ несколько. Даю уроки музыки, а в остальное время просто разнорабочий. Семью кормить необходимо. Жена тоже пытается совмещать несколько профессий. У нее это лучше получается.

Он с вызовом посмотрел на нас с Наташкой. Я мысленно приодела его в концертный фрак и нашла, что он выглядит очень интеллигентно. Даже без очков. Перевела взгляд на Галину и отметила их сходство, только Олег по понятным причинам смотрелся несравненно лучше матери. Красавцем я бы его не назвала, но к разряду симпатяг он точно относился. Особенно выделялись на смуглом, тщательно выбритом лице пронзительно-серые глаза.

– Разнорабочий! Интересная у тебя работа! – с небольшой заминкой одобрила Наташка род занятий Олега. – Каждый раз разная. Что будем с мамой делать?

На этих словах Галина подала признаки жизни и изобразила дрожащей рукой волнистую линию. Неужели от колотившего ее озноба? Говорить она по-прежнему не могла.

– Похоже на стиральную доску старого образца. Только стирка сейчас не ко времени. А! Кажется, больная хочет к морю… – неуверенно перевела подруга.

Лицо Галины сморщилось от нашего непонимания. Я склонилась над ней и предложила иной вариант переговоров. Мы спрашиваем, она глазами отвечает. При согласии хлопает ресницами, при несогласии… ну это понятно – никак не реагирует.

– Чаю, воды?

Никакой реакции.

– Надо подвинуть поближе к ней рефлектор, – не спрашивая мнения Галины, заявила Наташка. – От ее трясучки диван развалится.

– Кажется, рефлектор не работает, – бесстрастно доложил Олег. – Жаль, что у нас не газовое отопление. Может, у нее есть какое-нибудь обезболивающее?

– Гений! – восхитилась я. – Сюда она добиралась уже простуженная. Наверняка что-нибудь из лекарственных препаратов по дороге прикупила. Для самолечения. Где ее сумочка?

– Не надо лазить по чужим сумкам, – остановила меня Наташка, – я обнаружила на подоконнике аптечный пакетик, сейчас больной полегчает.

Больная на нашу суету не реагировала, безмолвно плакала. Попытка напоить ее шипучим жаропонижающим далась с трудом. В самый неподходящий момент меня осенила догадка. А все потому, что подумалось: живительная влага встает у Галины поперек горла – колом. Есть же такое выражение «первая колом, вторая соколом, третья мелкой птахой». Правда, оно характеризует процесс потребления иной живительной влаги. Но как бы то ни было, я про этот злополучный кол вспомнила. От него уже перешла к мыслям о карандаше. А от карандаша до шариковой ручки было рукой подать. Изображая рукой волнистую линию, Галина просила дать ей пишущее средство.

– Ручка! – заорала я, и бедняжка, с трудом проглотив очередную маленькую порцию растворенного лекарства, хлопнула в знак согласия глазами и закашлялась.

Это было ужасно! Страдания, которые она при этом испытывала, трудно описать. Вытянувшись с перепугу в струнку, я невольно изобразила их гримасами на собственной физиономии, сопровождая сочувственными повизгиваниями. Расплескивая лекарственный препарат, Наташка пыталась остановить приступ кашля, призывая Олега обеспечить матери стойкое сидячее положение и оказывая ему одной рукой посильную помощь.

– Прекрати корчить рожи!!!

Выплеснутый подругой в мой адрес вместе с лекарством вопль гнева почему-то примерила на себя Галина. Душераздирающий кашель мгновенно оборвался, подушка свалилась с дивана на пол, а ее место автоматически занял Олег. Пораженная убедительной силой своего гласа Наташка задумалась, стоит ли за него извиняться перед больной. Как-никак ей полегчало. И пока она думала, я окончательно пришла в себя и осторожно отняла у подруги чашку с панацеей. Вернее, ее остатками. Мне даже удалось напоить ими Галину. Она и не пикнула. Дыхание выровнялось, только по-прежнему было жестким и сиплым.

– Ей нельзя оставаться здесь, – отрапортовала я, глядя на проводницу. – Слишком опасно. Причем для нас всех.

В знак согласия Галина не только хлопнула глазами, но и отчаянно кивнула, попытавшись что-то прошептать. Получилось плохо.

– В московскую квартиру к сыну ей также путь заказан, – догадалась я по шевелению ее губ, скорее на уровне интуиции. Галина часто-часто заморгала, очередной раз подтверждая мою правоту. – Есть какое-нибудь другое место, где ей можно временно отлежаться?

Олег не сразу понял, что ответа я ждала именно от него – отвлекся, пытаясь самостоятельно разобраться в ситуации. А когда понял, заявил, что не видит необходимости в том, чтобы матушке скрываться. Произошла какая-то нелепая ошибка. Но если допустить невероятное, например, она, сама того не ведая, случайно ограбила банкомат, то более подходящего места для отсидки кроме места службы, в ее родном кочевом вагоне скорого поезда, ему ничего на ум не приходит.

– Скажешь, когда взбредет в голову более приемлемый вариант, – милостиво разрешила я и взглянула на подругу, всем своим видом демонстрирующую мучительные сомнения. Не сложно догадаться о направлении полета ее мысли.

– Но ведь Кэтька вернется не завтра, – тихо поддержала ее я. – Когда еще прикостыляет! А за это время мы что-нибудь придумаем.

9

Сборы были недолги. Дольше всего искали раздавленный мобильник и смену белья. Немного ожившая Галина ничего путевого о месте их залегания сказать не могла, зато все время дергала за одежду каждого, кто пробегал мимо нее. Но стоило кому-нибудь из нас остановиться, как она прощально махала рукой в сторону окна или двери. Мы считали своим долгом ее успокоить – еще пара минут и коллективно слиняем.

Непонимание – страшная штука. С досады больная очередной раз неслышно прослезилась. Не разобравшись, Наташка отчитала ее по полной программе. В том плане, что нам собственное покрытие из натуральной кожи гораздо ближе к телу, чем ее, мы никогда не были себе врагами и лучше бы ей подсказать, где именно может валяться мобильник. Не дай бог, сим-карта жива, попадет в руки убийце, а там случайно засвечены наши закодированные номера. Галина вытерла слезы, набычилась, дрожащими руками подняла с пола сковородку и грохнула ею по табуретке. Суета сразу оборвалась. Далее последовала короткая пантомима, из которой стало ясно: бандит уже приделал ее сим-карте «ноги». Надо полагать, свои не пожалел. Именно это Галина и пыталась нам объяснить, прощально махая рукой в сторону улицы.

– Понятно… – расстроенно вздохнула Наташка. – Кстати, а нет ли здесь нашего пакета с тапками и журналом? На нем уссурийский тигр изображен. Не иначе как последний позировал.

– Не тигр, а лев. Из пампасов, – поправила я. – Возможно, тоже последний.

На лбу женщины проступила испарина, на лице застыла маска отчаяния.

– Галя, ты только ответь, этот пакет здесь или нет? – торопливо переспросила Наталья.

– Ну что вы ее терзаете?! – Олег позволил себе повысить голос. – Да оплачу я вам стоимость ваших тапок в двойном размере!

– Этот львиный пакет с тапками и журналом оценен в нескольких человеческих жизней! А может, и того больше. Нам с Натальей за него обещали голову оторвать, – сурово отрезала я, отстраняя защитника в сторону. И требовательно уставилась на Галину. Не могла избавиться от подозрения, что она знает, о чем идет речь. Женщина судорожно перекрестилась, бросила испуганный взгляд на дверь и отчаянно замотала головой. – Пакета в доме нет? – потребовала я более точного ответа, и она горестно развела руками.

– Сматываемся! Оклемается немного, устроим перекрестный допрос. Все равно сейчас на языке мимики и жестов ничего не добьемся.

– Да я и словесов-то ваших не понимаю! – заартачился Олег. – Мама, ты, случайно, не резидент иностранной разведки?

Волна тревоги обдала меня холодом – до дрожи в коленках, они предательски подогнулись. Только благодаря Наташке я не села мимо табуретки, но и на ней было дискомфортно. Что за манера у людей бросать вещи, где попало? В частности, сковороду. Использовал – верни на место. Валялась себе на полу, и ладно.

– А ведь убийца может вот-вот вернуться! Эту мысль я озвучила слишком жалобно, мешала вторая – об испорченных брюках. Немыслимо изогнувшись, я пыталась установить объем порчи.

– Убийце до фонаря запятнанная честь твоих штанов! – вскинулась Наташка, сорвала полуодетую Галину с дивана и швырнула ее Олегу с напутствием «позаботиться о маме».

Дальнейшее происходило в сумасшедшем темпе. Каждый безумствовал, как мог. Олег для удобства транспортировки пытался перекинуть мать через плечо и без конца падал с ней на диван. Она по понятной причине из последних сил сопротивлялась. Наташка, накинув на меня одеяло, зачем-то пихала в переполненную сумку Галины подушку. Путаясь в одеяле, я носилась от Олега к подруге в стремлении навязать свою помощь. В конце концов мы все-таки выскочили из дома. Не очень удачно. Буквально спрыгнув с крыльца, Олег, тащивший маму по-человечески, на руках, кувыркнул ее в сугроб. Там мы с ним и разглядели, что на ней только махровый халат да шерстяные носки. Но уже закрывавшая дверь Наташка Олега, вместе с заново подхваченной на руки мамой, в дом не пустила, сославшись на невозможность возврата – «пути не будет». Придерживая одеяло, так и норовившее упасть, я подала пример нормального бегства в машину. Подстегивал страх. Увидев позади нашей «Ставриды» «Оку», беспомощно замерла на месте, уяснив для себя два момента: во-первых, убийца нас опередил, во-вторых, одеялом я его не пристукну.

Какова же была моя радость, когда Олег, кувыркнув в снег и меня ногами мамы, уверенно просеменил с ней к «Оке». Я нисколько не обиделась, все-таки тащил негабаритный груз. Да и какая сноровка у музыканта.

– Э-э-эй! Давай ее к нам! – требовательно заорала Наташка, несясь следом за Олегом и сметая меня с пути все в тот же сугроб. Знала бы заранее, не вскакивала, отсиделась там.

Пока оба спорили о том, где Галине будет удобнее ехать, она начала провисать на сыновьих руках. Да и для легкого морозца в двенадцать градусов прикид больной являлся слишком уж легким. Именно поэтому я и укрыла Галину одеялом. В ходе этой операции на снег вывалилась непонятно как прихваченная мною из дома сковорода.

Одеяло явилось той «каплей», которая окончательно подточила силы Олега и одновременно положило конец дискуссии. Пока скрипач находился в снегу под гнетом укрытой одеялом матери, Наташка оборудовала на заднем сиденье «Таврии» спальное место. Подняться мы ей помогли, а дальше она, стуча зубами от холода, сама нырнула по назначению. Между сиденьями со словами «в хозяйстве все пригодиться» я пихнула сковороду. Олегу было приказано следовать за нами.

Судьба нам благоволила. Для начала она намеренно сбила Наташку с пути истинного. Вместо того чтобы катить по прямой к шоссе, «правильная и никогда не ошибающаяся» подруга неожиданно свернула на узкую дорожку, с которой мы не так давно выбирались задом наперед, освобождая проезд добропорядочным амбалам. Следом, дав пару недоуменных сигналов, послушно тащился на своей «Оке» Олег, что и заставило Наталью двигаться вперед до обнаружения места, удобного для разворота. Подруга не могла объяснить свой фортель.

– Катим, куда Макар телят не гонял, – проворчала я, вглядываясь в виднеющиеся на горизонте домишки. Наверняка очередное садовое товарищество.

– Окстись, какие зимой телята, – легкомысленно отмахнулась подруга. – Скажи своему Макару, чтобы со своими подопечными летом прибегал.

– Сюда ему по ранжиру не положено. Престижная территория, вся на виду. А Макар – имя почти нарицательное. Так обзывался нищий безземельный крестьянин, вынужденный пасти чужую скотинку. За гроши и на самом далеком выгоне, чтобы своим видом не смущать добропорядочных зажиточных граждан.

– Да революция его давно освободила от несчастной пастушеской доли и именной нарицательности. Ну подумай сама, сколько сейчас состоятельных Макаров, в том числе уважаемых. Пруд пруди. Макаревич, например. Насколько мне известно, его друзья Макаром зовут… – Наташка призадумалась и озадаченно заметила: – Ир, а ведь Макар и вправду имечко редкое. Неужели народ интуитивно телят боится? Как приложения к имени. Их же пасти надо. То-то у нас в стране со скотоводством плоховато.

– Наталья, смотри на дорогу. У нашей машины езда «от бедра».

– Ошибаешься. «От бедра» так кокетливо не вихляются. Вон впереди дорога чуть пошире. Ща сориентируемся с разворотом.

Подходящее для разворота место нашлось примерно через полтора километра, но Наташка слишком нервно развернулась, мы благополучно застряли. «Ставрида» конфузливо зарылась носом в снежную целину и на Наташкины уговоры «открыть личико» не поддавалась. Колеса пробуксовывали. Пришлось выметаться из машины.

– Зачем вы свернули на эту дорогу? – подбегая к нам, задал дурацкий вопрос догнавший нас Олег. Ответ понятен – по дури.

– Стратегия! – туманно пояснила подруга.

– Безумная! – подчеркнула я. – А безумная стратегия требует безумной тактики. Вот теперь сама лезь в сугроб и выволакивай свою «голубушку».

– Я за рулем. А у тебя за сегодняшний день больше опыта в освоении целины. Снежной.

Мой протест был достаточно красноречивым. Сунув руки в карманы, я демонстративно отошла и встала посредине дороги.

– Упертая-а-а… И что ты хочешь этим сказать? – изогнула брови Наташка.

– Про систему наставничества знаешь? Буду передавать свой большой опыт тебе. Учись, подруга! Умный учится на ошибках других.

– Не одна я в поле кувырка-алась! – громко пропела Наташка, показывая мне рукой на Олега, пытающегося по пояс в снегу добраться к передней части «Ставриды». – Ирка, хватит выпендриваться. Видишь, какой «бульдозер» нам путь прокладывает. «Таврия», она как перышко. Представь, что на ее месте мог быть «КамАЗ». Хорошо, что Боря мне его не купил.

Спустя полчаса все в том же порядке (Наташка звание лидера не уступила) мы катили обратно, с тревогой наблюдая за факелом пламени и черным дымом, настырно заполоняющим видимое впереди пространство. И чем ближе подъезжали, тем больше подтверждались наши опасения – горел дом Прутковых. Не ведавшая об этом Галина беспокойства не проявляла, дремала себе в полусогнутом состоянии. У нас хватило ума не выражать громко свои эмоции.

Сзади отчаянно посигналил Олег. Наверное, требовал увеличить скорость. Наташка выругалась, остановилась и вылезла. Галина открыла глаза, и я для ее успокоения ляпнула первое, что пришло в голову: «Стратегия… с тактикой. Лежи спокойно». Как раз мыслила на тему двойной Наташкиной ошибки. Если бы она от чувств-с не свернула налево, мы наверняка бы столкнулись с убийцей, возвращающимся замести следы. Странно, что он не сделал это сразу после покушения на Галину. Хотя чего ж тут странного? Просто мы с Наташкой его спугнули. По дороге опомнился и вернулся. И если бы подругу не угораздило нырнуть машиной в снег, мы имели бы несчастье очередной раз столкнуться с этим невиданным уродом во время его активной зажигательной деятельности. Спрашивается, зачем ему нужны лишние свидетели?

Я истово перекрестилась, надеясь на то, что подруга уже сделала Олегу соответствующее внушение. Навсегда проститься с дачным домом тяжело, но куда как хуже распрощаться с жизнью. В голове молоточком билась мысль, что мы столкнулись с чем-то и с кем-то страшным и безжалостным. И этот «кто-то» вполне мог разглядеть наши неповторимые лица, тогда как мы действовали вслепую. Не исключено, что преступник в данный момент присутствует в числе других на пожаре, но в отличие от них тайком любуется плодотворным результатом своих действий.

По дороге к дачному поселку пронеслись две пожарные машины. Как всегда вовремя. Судя по осевшему пламени и увеличению дымовой завесы, дом благополучно догорал. Вины пожарников в опоздании нет, слишком поздно их известили. Интересно, какую причину пожара выдвинут в качестве основополагающей? Скорее всего, общепринятую – самовозгорание от нарушения электропроводки.

Наташка рыбкой скользнула на свое место и сразу разогналась так, что поворот на основную дорогу сопроводился возмущенным визгом тормозов и лихим заносом. Машина еще пару раз вильнула и выровнялась. Сзади, не отставая, следовал Олег.

К дому Катерины подъехали в удачный момент. Уже темнело, но народ еще не тянулся с работы в массовом порядке. Больше всего меня смущал процесс передислокации Галины в Кэтькины хоромы. В носках, в одеяле… Но подругу, казалось, это нисколько не волновало. Она предпочитала действовать по обстоятельствам, экспромт – ее конек.

Галина предприняла отчаянные попытки передвигаться на своих ногах, однако Наташка приказала Олегу взять маму на руки. Мне достались все те же одеяло и сумка. Про сковороду я скромно умолчала. Пусть побудет в машине. До лучших времен. У Кэтьки наверняка своей посуды навалом, зачем ей возиться с мытьем лишней?

Наталья шла первооткрывательницей – с ключами. Следом тащился Олег, я была замыкающей, и именно ко мне привязалась встревоженная консьержка с вопросом: «Вы к кому?!»

– Двести тридцатая квартира, к Коржиковой Екатерине. Отчество ей еще по состоянию души не положено, но вообще она Михайловна, – громко откликнулась с лифтовой площадки Наташка. – Катя что, вас не предупреждала о передаче ключей приятельнице?