Текст книги "Оккультный мессия и его Рейх"

Автор книги: Валентин Пруссаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Пивной путч

Год 1923 был во многих отношениях решающим и драматическим не только для Германии, но и для Адольфа Гитлера. Инфляция достигла катастрофических размеров. Если по окончании войны немецкая марка относилась к американскому доллару 4:1, то в начале 1923 г. один доллар приравнивался к семи тысячам марок, а в ноябре того же года немецкие деньги вообще перестали что-либо стоить. Из-за того, что Германия не смогла выплатить определенной суммы в виде репараций, требовавшихся от нее победителями, Франция ввела свои войска в индустриальный Рур. Для гордых немцев оккупация промышленного сердца их страны казалась актом неслыханного оскорбления, нанесенного им «презренным соседом»...

Исходя из соображений, что чем хуже, тем лучше, Гитлер решил, что пришло его время. Успех марша Муссолини на Рим в 1922 г. произвел на него сильнейшее впечатление, и он полагал, что и ему следует привести подобную акцию. В течение нескольких месяцев он обдумывал марш на Берлин, намереваясь сбросить тамошнее правительство «гнусных предателей». Но в конце концов отказался от этого плана: нацистская партия была сильна лишь в Баварии. Поэтому выбор Гитлера пал на Мюнхен.

Вечером 8 ноября 1923 г. 34-летний лидер нацистской партии повел вооруженных штурмовиков в Бургербраукеллер – огромную пивную на одной из окраин города. Там проводилось политическое ралли в поддержку баварского правительства, организованное теми людьми, которым принадлежала власть: Густавом фон Каром, исполнявшим обязанности главы правительства, генералом Отто фон Лоссоу – командующим вооруженными силами в Баварии и полковником Гансом фон Шейссером – начальником баварской полиции.

События в пивной развивались следующим образом. Во время выступления Кара неожиданно раздался выстрел. После чего Гитлер влез на стол и, чтобы привлечь внимание к собственной персоне, разрядил свой пистолет в потолок. Кар остановился, пытаясь понять, что же происходит. Очень скоро ему все стало ясно.

Окруженный группой штурмовиков, размахивающих пистолетами и винтовками, Гитлер поднялся на трибуну. Отодвинув Кара в сторону, он прокричал: «Национальная революция началась!»

Затем Гитлер приказал всем трем правительственным деятелям сойти со сцены и пройти вместе с ним в маленькое смежное помещение. Там, наведя на них пистолет, он потребовал, чтобы они присоединились к его революции.

Фюрер, часто пребывавший в мире собственного воображения, все же был в достаточной степени реалистом и отлично понимал, что у него нет никаких шансов разгромить армейские части и баварскую полицию. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как прибегнуть к методу шантажа и угроз. Наведенный заряженный пистолет может быть убедительнее любых аргументов. Но Кара, Лоссоу и Шейссера не удалось запугать: они отказались присоединиться к гитлеровской революции.

Почти во все критические моменты жизни Гитлер демонстрировал замечательную способность принимать быстрые решения, умение обмануть, перехитрить противника. Эту способность проявил он и тогда, в 1923 г.

Оставив трех упрямцев под вооруженной охраной, он вернулся в пивную и объявил толпе, что Кар, Лоссоу и Шейссер – баварский триумвират, как их называли, – присоединились к нему для формирования нового национального правительства Германии. Что касается его самого, то он возглавит это правительство. Главнокомандующим новой германской армией станет генерал Эрих Людендорф.

Ложь, поражающая своей невероятностью, почти всегда срабатывает. Толпа восторженно зааплодировала, не имея понятия о том, что баварская троица находится под замком, а генерал Людендорф даже ничего не знает о начавшейся революции! Однако Гитлер уже послал за ним. Вскоре тот прибыл. Хотя генерал откровенно возмущался тем, что Гитлер не проконсультировался с ним заранее, однако заявил о своей поддержке. Людендорф сумел быстро убедить Кара, Лоссоу и Шейссера или, по крайней мере, думал, что убедил их. Гитлер, престарелый генерал и баварская тройка поднялись на трибуну. Каждый из них произнес краткую речь и поклялся поддержать новое революционное правительство.

Но дальше объявления революции дело не продвинулось, Гитлер не позаботился о том, чтобы занять стратегические центры города, т.е. не сделал того, что является важнейшим при любом перевороте. Он не удосужился даже занять телеграф, и сообщение о пивном путче моментально достигло Берлина. Из столицы последовал приказ: немедленно принять меры к подавлению восстания.

По-видимому, не было нужды долго убеждать Кара, Лоссоу и Шейссера в необходимости наведения порядка. Незаметно исчезнув из пивной, они собрали армейские и полицейские силы. Сообщив, что их заявления о поддержке революции были сделаны под наведенным пистолетом и потому не имеют никакого значения, они потребовали, чтобы нацисты прекратили нарушать законный порядок и разошлись.

К рассвету 9 ноября Гитлер понял, что потерпел поражение. Он намеревался сделать революцию с армией и полицией, а не против них. Фюрер предложил Людендорфу отступить за пределы города.

Почтенный генерал отступать наотрез отказался. Он настаивал на том, чтобы промаршировать со штурмовиками через центр Мюнхена, взять город и объявить его столицей нового революционного правительства. Людендорф был уверен, что ни армия, ни полиция не осмелятся выступить против такого заслуженного человека и патриота, как он. Под его напором Гитлер, вопреки здравому смыслу и собственной оценке положения, согласился.

Вскоре после полудня 9 ноября на узкой улочке в самом центре Мюнхена показалась колонна штурмовиков, ведомая Людендорфом, Гитлером и Герингом. Навстречу им вышло примерно сто вооруженных полицейских.

Кто первым открыл огонь, установить точно не удалось. Как бы там ни было, возникла перестрелка. Через 60 секунд уже стали ясны ее результаты: 16 нацистов и 3 полицейских лежали мертвыми или умирающими. Геринг получил тяжелое ранение, а остальные революционеры, включая и Адольфа Гитлера, спасая свои жизни, припали к тротуару. Лишь один Людендорф продолжал гордо вышагивать между нацеленными дулами винтовок. Он несомненно выглядел трагикомической одинокой фигурой. Ведь никто из нацистов не последовал его примеру, даже фюрер предпочел спасаться бегством. Вскочив в оказавшийся поблизости автомобиль, он отправился в загородный дом, где несколько дней скрывался от полиции.

Мюнхенская репетиция по захвату власти завершилась полным крахом. Пивной путч носил довольно странный и, можно сказать, опереточный характер. Последствия же его были поистине катастрофическими: нацистская партия запрещена, ее лидеры арестованы и посажены в тюрьму, ожидая суда за измену. Многим людям в Германии казалось, что пришел конец как Гитлеру, так и нацизму.

Но сам фюрер, что не может не поражать в столь незавидной ситуации, продолжал хранить безграничную веру в свою миссию. Его глубокая внутренняя уверенность была подтверждена друзьями и последователями, а также гороскопом, начертанным астрологом по имени фрау Элсбет Эбертин, которая писала: «Звезды показывают, что к этому человеку следует относиться чрезвычайно серьезно; ему предназначено быть лидером в грядущих сражениях. ...Он пожертвует собой ради германского народа и встретит любые невзгоды с мужеством и храбростью».

Вопреки общему рациональному мнению, Гитлер чувствовал, что фиаско в Мюнхене не являлось концом ни ему самому, ни нанионал-социализму. Дальнейшие события показали, что он был прав.

Искуснейшим образом Гитлер использовал собственный процесс в пропагандистских целях. Он с презрением отвергал аргументы обвинителей и утверждал патриотическую сущность своего призвания: «Не нужно принуждать человека, призванного стать диктатором. Он сам жаждет этого. Никто не подталкивает его, он сам движется вперед. В этом нет ничего нескромного... Тот, кто чувствует, что призван править, не имеет права говорить: „Если вы выберете меня...“ Нет! Это его долг выступить вперед».

К тому времени, когда судьи готовы были объявить обвинительный приговор, Гитлер психологически овладел всеми присутствующими в зале суда. В своем последнем слове он заявил: «Не вам, господа, судить нас. Приговор вынесет вечный суд истории. То, что вы скажете, я знаю... Вы можете объявить нас виновными тысячу раз, но богиня вечного суда истории посмеется и разорвет на клочки приговор этого суда, ибо она оправдает нас».

Гаусхофер, святая книга и новое начало

В глазах миллионов немцев, ненавидевших республику, Гитлер был героем и патриотом. В зале суда никто не мог тягаться с ним в красноречии и находчивости. Он выглядел победителем, и о нем кричали заголовки газет во всем мире. Так ему впервые удалось заявить о себе как о личности во всегерманском масштабе.

1 апреля 1924 г. суд приговорил его к пяти годам заключения в крепости Ландсберг. С самого начала было ясно, что он не будет отсиживать весь срок. И действительно: уже после девяти месяцев пребывания в довольно комфортабельных условиях (с ним обращались, скорее, как с почетным гостем, а не как с заключенным) Адольф Гитлер вышел на свободу.

Нужно заметить, что время, проведенное им в заключении, было использовано наилучшим образом. Там, в Ландсберге, он начал диктовать Гессу свою «Моя борьба», ставшую святой книгой нацизма. В этой книге сильно заметно влияние профессора Карла Гаусхофера, посещавшего Гитлера в тюрьме по просьбе Гесса.

Историк Иоахим Фест отмечает:

«Посредничество между Гаусхофером и Гитлером являлось главным личным вкладом Рудольфа Гесса в зарождение и очертание идей нацизма».

Если Дитрих Эккарт во многом помог Гитлеру овладеть искусством пропаганды, то Гаусхофер расширил его видение и научил геополитике. Подлинным наваждением для профессора была идея жизненного пространства. Глубоко убежденный в превосходстве северных народов и в тлетворном воздействии евреев на ход мировой истории, Гаусхофер полагал, что арийская раса ведет свое происхождение из Центральной Азии, и потому настаивал на необходимости захвата ее территории. В «Моей борьбе» постоянно встречается упоминание о важности жизненного пространства, а в 14-й главе дискутируется проблема безопасности жизненной зоны и роль географии в военной стратегии – прямое отражение тюремных бесед с Гаусхофером.

Думается, что стоит обратить внимание и на то, что многие историки предпочитают не замечать: мюнхенский профессор немало повлиял на Гитлера и в духовном отношении. Гаусхофер не любил об этом распространяться, но еще до Первой мировой войны он отдал большую дань оккультизму: прошел выучку у Гурджиева, у тибетских лам и у адептов японского тайного общества Зеленого Дракона. Подобно Гитлеру, Гаусхофер никогда не говорил о своих эзотерических интересах, ибо отлично знал, что такого рода разговоры вызывают у непосвященных лишь полупрезрительную усмешку. Он же предпочитал, чтобы в нем видели только трезвого, рационально мыслящего ученого.

По мнению писателя Джеральда Шустера, Гаусхофер ознакомил Гитлера с восточным учением о чакрах – энергетических центрах, расположенных в семи центрах человеческого тела. У большинства людей эти центры пребывают в дремлющем состоянии, но их можно развить с помощью определенных упражнений, и перед теми, кому это удается, открываются необычайные возможности: в их распоряжении оказываются сверхчеловеческие силы и магическое видение, называемое третьим глазом, или иногда глазом Циклопа.

Есть ли малейшее свидетельство того, что Гитлер знал о такого рода вещах? Мало что понимавший в оккультных делах Герман Раушнинг вспоминал:

«Гитлер всегда говорил о каком-то глазе Циклопа. Он был зачарован этими идеями и любил погружаться в них».

Весьма возможно, что Гаусхофер поощрял также и веру Гитлера в неизбежность появления Сверхчеловека, ибо он сам далеко не случайно посетит Тибет, который Блаватская и Гурджиев считали родиной Неизвестных Сверхлюдей.

Как бы там ни было, под влиянием Гаусхофера или без него, но за время заключения у Гитлера еще больше возросла вера в самого себя, вера в то, что Всевышний избрал его для определенной миссии. Убежденный в этом, он считает необходимым изложить свои взгляды.

Гитлер хотел назвать свою книгу «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости», но Макс Аман, заведовавший издательским делом нацистов, воспротивился столь длинному названию. Он настоял на сокращении – «Моя борьба».

Книга под таким названием довольно быстро приобрела известность, и продавалась в Германии лучше всех других книг за исключением только библии. По своей же сути «Моя борьба» – расширенное изложение идей, которых Гитлер набрался в Вене. Он лишь весьма незначительно изменил их в соответствии с теми проблемами, перед которыми стояла Германия в начале 20-х годов. Попытаемся очень кратко суммировать идеи святой книги нацизма.

Первая задача Германии, заявлял Гитлер, выздороветь после кошмарного разгрома 1918 г. Он требовал отказа от Версальского договора, подписанного под нажимом победителей. Германию следует освободить от выплаты репараций, и ей необходимо вновь создать мощные вооруженные силы. Германия должна стать властелином планеты. Каким образом любимая им страна может достичь этого?

Прежде всего, считал Гитлер, необходимо «окончательно рассчитаться с Францией, смертельным врагом немецкого народа». Франция, утверждал он, должна быть разрушена. Затем, когда тыл на западе будет обеспечен, Германия может заняться восточными делами. Начать следует с тех стран, где проживает немецкое население: Австрия, Чехословакия и Польша. После них наступит черед «большой добычи».

Этой добычей была Россия. В своей книге Гитлер более чем откровенно писал:

«Говоря о территории в Европе, которую следует завоевать, мы имеем в виду, в основном, только Россию. Эта страна существует для людей, обладающих силой взять ее».

У него не было и мысли о том, что будет трудно одолеть Россию. Советский Союз, полагал он, созрел для крушения. Как видим, Гитлер отнюдь не скрывал свои намерения. Поэтому, пожалуй, нельзя не согласиться с американским журналистом Уильямом Ширером, писавшим:

«Кто может сказать, что Гитлер еще в „Моей борьбе“ не начертал со всей определенностью планов новой мировой войны? Он захватит Францию, а затем повернется на Восток.

В течение ряда лет, работая в Берлине, я наблюдал захват Гитлером одной страны за другой. Я поражался лишь тому, что мало кто из политических деятелей внимательно читал его книгу, ибо он осуществлял в точности то, о чем писал».

В «Моей борьбе» Гитлер предупреждал и своих соотечественников о том, что их ждет, если он придет к власти. Его никак не обвинишь в скрытности и неоткровенности: он клялся покончить с республикой, уничтожить демократию и объявить себя фюрером немецкого народа. Помимо того, подчеркивал лидер нацистов, предстоит свести счеты с евреями. В «Моей борьбе» Гитлер был настолько откровенен, что невольно возникает вопрос: как могло случиться, что почти никто не отнесся всерьез к его предупреждениям?

Говоря о книге нацистского вождя, стоит отметить также, что она носила сильный отпечаток той философии, с которой он ознакомился в Вене. Вот несколько примеров его мыслей:

«Человечество росло в вечной борьбе, и только с наступлением вечного мира оно погибнет...

Природа на стороне сильнейших. Они должны господствовать. У них имеются все права на победу.

Нежелающие сражаться в этом мире не заслуживают того, чтобы жить. Даже если это трудно принять – так оно и есть!»

С такого рода оригинальными идеями Гитлер приступил к воссозданию нацистской партии и выработке новой стратегии и тактики для захвата власти. Неудача пивного путча послужила ему хорошим уроком, и он твердо решил отказаться от всяких дальнейших попыток вооруженного восстания.

Когда в 1925 г. Адольф Гитлер вышел из тюрьмы, нацистская партия оказалась разбитой на мелкие группировки, яростно враждовавшие между собой. Однако довольно скоро ему удалось объединить их и стать вновь бесспорным лидером.

Новая стратегия партии выглядела значительно более степенной и благоразумной, чем прежняя. Гитлер прекратил проповедовать захват власти силой, теперь он ратует в пользу терпеливой пропагандистской кампании, в результате которой рано или поздно может быть одержана победа на выборах. «Мы будем держать наши носы по ветру и обязательно пройдем в Рейхстаг», – сказал он одному из своих приятелей.

Через две недели после выхода из крепости Ландсберг Гитлер обещал баварскому правительству, что если снимут запрет, наложенный на нацистов, его партия ограничится лишь мирными демократическими средствами. Запрет был снят. Но Гитлер не сдержал обещания.

27 февраля 1925 г. он выступил на первом массовом митинге возрожденной нацистской партии в Бургербраукеллер, в той самой пивной, где начался путч. Возбужденный энтузиазмом толпы и уносимый собственным красноречием, он не сдержался и стал угрожать новой волной насилия. Баварское правительство ответило без замедления: ему запретили публичные выступления. Запрет, поддержанный и остальными германскими государствами, был в силе целых два года.

Это, несомненно, оказалось тяжелым ударом для того, чье ораторское искусство являлось сильнейшим оружием, привлекавшим к нему массы. Большинство людей в Германии думало, что молчание Гитлера равносильно его поражению.

Но опять их мнение оказалось ошибочным. Они забыли, что Гитлер был не только оратором, но и великолепным организатором. Он умел привлекать к себе молодых и энергичных людей. Например, в тот период в его орбите оказался журналист с философским дипломом – Йозеф Геббельс. Любопытно, что в 20-е годы будущий министр пропаганды высоко оценивал достижения Советского Союза и считал его «естественным союзником Германии против дьявольских соблазнов и коррупции Запада».

Вынужденный отказаться от публичных выступлений, Гитлер направил всю свою кипучую энергию на создание такой политической организации, какой Германия не знала. Он намеревался создать своего рода государство внутри государства. С помощью такой организации будет легче взять власть в подходящий момент.

«Мы признавали, – скажет Гитлер позже, – что недостаточно свергнуть старое правительство. Прежде всего нужно построить новый вид государства».

Именно этим он и занимался. Сначала все шло медленно, ибо экономическое положение Германии, как и всего западного мира в 1925 г., наконец, улучшилось. С приметами благополучия пришло чувство облегчения после долгих лет войны, тревог и голода.

Для Гитлера и нацизма новая ситуация не сулила ничего хорошего: экономическая стабильность и довольство масс – не та атмосфера, в которой могут процветать революционные, радикальные движения. В конце 1925 г. в партии числилось только 27 тысяч человек. К концу 1928 г. после нескольких лет тяжелой работы членство увеличилось в четыре раза. Но на национальных выборах в Рейхстаг в том же году попало только 12 нацистских депутатов из общего числа – 491.

Период с 1925 г. до Великой депрессии 1929 г. в политическом плане можно охарактеризовать следующим образом: кропотливая работа и не слишком заметный прогресс. Зато личная жизнь Гитлера, как отметит он позже, была в эти годы «интенсивной и интересной».

В первый раз по-настоящему он узнал чувство любви.

Единственная любовь

В XX веке с легкой руки «папаши Фрейда» стало модным разоблачать и разоблачаться, изыскивать пикантные подробности интимной жизни знаменитостей. Историки, занимавшиеся изучением жизни бывшего венского бродяги, ставшего идолом Германии, разумеется, не могли не затронуть сексуальной сферы. Чего только они не понаписали! Одни, говоря об особой близости, существовавшей между ним и Рудольфом Гессом, обвиняли в гомосексуализме; другие, исходя, в основном, из собственной кипучей ненависти к «самому страшному монстру нашего времени», лезли из кожи вон, чтобы доказать, что он был импотентом, мазохистом, патологическим извращенцем... Однако большинство серьезных исследователей, старавшихся держаться в рамках объективности и не давать волю буйной фантазии (например, американцы У. Ширер и Д. Толанд), не обнаружили у фюрера каких-либо отклонений в сексуальном плане.

В жизни Адольфа Гитлера, как и в жизни почти каждого человека, помимо многих глубоких привязанностей и мимолетных увлечений, была одна большая настоящая любовь.

Летом 1928 г. 39-летний Гитлер убедил свою овдовевшую сводную сестру Анжелу Раубаль приехать к нему из Вены, чтобы стать экономкой в его доме, первом, который он мог назвать своим собственным. Эта женщина была дочерью отца Гитлера от первого брака. Будучи старше Адольфа на шесть лет, она покинула отчий кров, когда он был еще подростком. Анжела вскоре вышла замуж, занялась воспитанием детей и лишь изредка виделась со своим сводным братом.

Приобретенная Гитлером вилла Оберзальцберг находилась неподалеку от городка Бертесгаден в Баварских Альпах – одном из самых красивых мест Западной Европы. До самых последних дней жизни его неудержимо тянуло туда. Прекрасный горный вид, чистый разреженный воздух, гордая отдаленность от жилья, повседневных тревог, суеты... Все настраивало на торжественный и философский лад, напоминало о столь любимом им ницшевском Заратустре.

К тому же имелись и практические основания для поселения в окрестностях Бертесгадена: оттуда было всего три часа езды до Мюнхена, где располагалась штаб-квартира нацистской партии. А до австрийской границы было и того ближе.

Весьма вероятно, что Гитлер выбрал свою альпийскую резиденцию с учетом и того, чтобы в случае осложнений с германскими властями незамедлительно перебраться в Австрию. Дело все в том, что отказавшись вскоре после выхода из тюрьмы в 1925 г. от австрийского гражданства, он так и не получил немецкого. Фактически он был бесподданным. Именно по этой причине он не мог даже выставить свою кандидатуру на какой-либо государственный пост. Удивительно странное и парадоксальное положение для лидера политической партии! Более того, до той поры, когда в конце концов Гитлер обзавелся немецким гражданством, ему, подобно всем нежелательным иностранцам, угрожала насильственная высылка из Германии. Понятно, что во избежание ареста и депортации было чрезвычайно удобным обзавестись домом поблизости от границы.

Фрау Раубаль – женщина располагающей наружности и превосходная повариха – приехала в Оберзальцберг вместе с двумя дочерьми: Фридль и Гели.

Гели было двадцать лет. Распущенные белокурые волосы, правильные черты лица, очаровательная улыбка и приятный голос делали ее очень привлекательной.

Адольф влюбился в нее буквально с первого взгляда. Она считалась его родственницей, ее можно было назвать племянницей или, по крайней мере, полуплемянницей Гитлера. Но для него, 39-летнего мужчины, никогда не знавшего настоящей любви к женщине, это не имело никакого значения.

Он начал брать ее с собой повсюду, куда бы ни шел – на митинги и конференции, на длительные прогулки в горы, в кафе и театры Мюнхена. Они стали неразлучны, и, естественно, это не могло пройти незамеченным. Поползли слухи и шепотки по углам. Даже некоторые нацистские бонзы высказывали протест против связи их лидера с его юной родственницей.

Все эти укоры и разговоры приводили Гитлера в бешенство. Его личная жизнь, неоднократно заявлял он, никого не касается, и он резко обрывал тех, кто пытался в нее вмешиваться. Совершенно очевидно, что Гитлер никогда не сомневался в том, что его чувство к Гели – единственная великая любовь всей жизни. И действительно, так оно и оказалось.

Что же касается Гели, то о ее чувстве судить довольно трудно. Разумеется, ей льстило внимание человека, которого знали и о котором говорили по всей стране. Бесспорно, что ей нравилось бывать в его компании. Но любила ли она когда-нибудь по-настоящему «дядю Адольфа»? Сомнительно. В последней стадии их отношений у нее такого чувства явно не наблюдалось.

Произошла серьезная размолвка. Что явилось ее причиной? На этот счет строились самые различные предположения (особенно изощрялись господа фрейдисты!), однако реальная причина размолвки остается тайной и по сию пору.

Доподлинно известно лишь очень немногое. Оба они были склонны к сильнейшей ревности. Гитлер не отпускал от себя Гели буквально ни на шаг, не давал ей возможности иметь то, что называется личной жизнью. Так, она хотела вернуться на какое-то время в Вену, чтобы продолжить обучаться пению. У нее была своя цель, своя маленькая амбиция – стать опереточной актрисой. Гитлер запретил ей и мечтать о поездке в Вену.

Начались ссоры, сопровождавшиеся взаимными обвинениями в эгоизме и нетерпимости. Гитлер не выносил, когда ему противоречили, он немедленно впадал в ярость. Гели же стремилась жить независимо, и полное подчинение было ей не по нраву.

В конце лета 1931 г. их трехгодичная любовная связь завершилась трагически. Гели объявила свое окончательное решение: она возвращается в Вену. Гитлер ответил ей: «Ни за что и ни при каких обстоятельствах». Произошла тяжелая сцена, свидетелями которой явились соседи. Когда 17 сентября 1931 г. Гитлер выходил из их мюнхенской квартиры, чтобы сесть в машину и направиться в Гамбург, Гели выкрикнула ему вдогонку:

– Итак, ты не разрешаешь мне поехать в Вену?

– Нет! – заорал ее ревнивый любовник и хлопнул дверцей автомобиля.

На следующее утро Гели Раубаль была найдена мертвой в своей комнате. Официальное расследование установило причину смерти – самоубийство. В этой версии не сомневается никто из историков: дальнейшая совместная жизнь с Адольфом представлялась ей невозможной, и она предпочла смерть.

Гитлер был потрясен случившимся. Его друзья неотлучно находились при нем, ибо опасались, что он может последовать примеру своей возлюбленной. Через неделю после похорон Гели в Вене Гитлер получил специальное разрешение австрийского правительства на въезд в страну. Всю ночь он прорыдал у ее могилы. В течение долгих месяцев ничто не могло его утешить.

Гитлер всегда был склонен к аскетизму. Уже давно отказавшись от алкоголя и табака, теперь, после смерти Гели, он отказался и от мясной пищи, стал вегетарианцем.

Люди, пользовавшиеся особым доверием фюрера, вспоминали, что Гели была единственной женщиной, которую он любил. Он всегда говорил о ней с удивительным почтением и нередко со слезами на глазах. Портрет Гели в его спальне на вилле в Оберзальцберге оставался там до самой смерти фюрера.

Глубокая и нежная страсть Гитлера к юной Гели Раубаль, по-видимому, будет всегда относиться к числу неразгаданных мистерий. Он никогда больше всерьез не влюблялся. Мысли же о женитьбе, одновременно с горькими раздумьями о неизбежной гибели пришли к нему лишь в те дни, когда Берлин оказался в железном кольце наступающих русских армий.