Текст книги "Избранное"
Автор книги: Валентин Свенцицкий
Жанры:
Русская классическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Второе распятие Христа
Фантазия
I
Это произошло во время пасхальной заутрени. Толстый священник о. Иоанн Воздвиженский кадил на все четыре стороны. Хор под управлением всегда выпившего регента Пугвицина пел: «Христос воскресе из мертвых»[4]4
Тропарь Пасхи.
[Закрыть].
Кухарки крестились, клали низкие поклоны, искоса поглядывая, не украли ли куличи и пасхи, принесенные для освящения. Наряженные барыни и кавалеры христосовались друг с другом.
Словом, было то, что каждый год повторяется в тысячах православных храмов во время пасхальной заутрени. И никто не подозревал, что в ту ночь свершилось великое чудо.
Иоанн Воздвиженский, стоя в алтаре, думал о том, не перекисло ли тесто на куличи у жены его, так как она сегодня проспала. Пугвицин, стоя на клиросе, придумывал, как бы ему потихоньку от жены после ранней обедни пробраться к Терехову, у которого предполагалась вечеринка холостяков. Кухарка Андроновых думала о том, чтобы с заутрени успеть отнести маленький куличик пожарному. Зизи краснела при одной мысли, что ей сегодня предстоит христосоваться с Коко. Гимназист Ника блестящими глазами смотрел на кузину Зою и предвкушал, как он на улице, когда не будет видеть m-lle Куанон, поцелует ее. Маленький Ваня обкапал себе рукав воском и старался оттереть пятно, покуда не заметила тетя Вера…
В ту же самую ночь в далекой заглохшей монастырской ограде, на том самом месте, где почти две тысячи лет тому назад Мария Магдалина, найдя гроб пустым, в испуге бросилась рассказать ученикам, что тело Господа унесли, на том месте, где впервые смерть была побеждена Богочеловеком, свершилось великое чудо: Христос, после своего воскресения, по доносу Синедриона и предписанию кесаря снова положенный во гроб, опять воскрес.
Была тихая весенняя ночь. Горели яркие звезды. Душистый туман подымался от молодой зеленой травы. Не было вокруг могилы стражи, не было учеников. Светлый ангел тихо отвалил тяжелый камень, умыл ноги Иисуса, принес Ему новые одежды и улетел к далеким небесам.
Христос остался один.
Скользя как тень, блистая радостным победным светом, Он вышел со старого монастырского кладбища и пошел по дороге.
По обе стороны ровные поля. Пахнет сырой весенней землей. Невысокие озими тенями сереют в темноте. Радостно, торжественно горят звезды, словно ниже спустившиеся над землей.
Вдали показался храм. Колокольня вся была украшена цветными лампочками. Изредка сбоку взлетали ракеты. Окна горели, словно внутри храма был пожар.
А в храме о. Иоанн Воздвиженский все кадил, все кланялся; хор под управлением Пугвицина все пел: «Христос воскресе из мертвых…»
Христос подошел к храму. Две-три старушки-нищие, должно быть, узнав Его, поклонились Ему до земли. Он благословил их и взошел в церковь.
Заутреня подходила к концу. Кухарки уже начинали разбирать куличи. Гимназист Ника дергал кузину за рукав и шептал ей:
– Идем… m-lle нас догонит… мне нужно сказать вам…
В последний раз запели:
Христос воскресе из мертвых,
Смертию смерть поправ,
И сущим во гробех живот даровав!
На несколько мгновений в церкви наступила какая-то странная тишина. О. Иоанн не мог сделать своего привычного возгласа; отец дьякон не мог подтолкнуть о. Иоанна; Пугвицин не мог кашлянуть, чтобы дать понять батюшке его оплошность.
И вдруг раздался странный, словно откуда-то с неба идущий голос:
– Воистину воскрес!
Взоры всех устремились сначала кверху, потом стали искать по сторонам и наконец обратились к входу и с ожиданием, ужасом и недоумением уставились на странного человека в белых одеждах, стоявшего недалеко от старосты.
Несколько минут в церкви было полное замешательство. Неизвестный с радостным и в то же время скорбным лицом смотрел на народ. И каждому казалось, что глубокие, лучистые глаза неизвестного устремлены именно на него.
Быстрей всех пришел в себя староста, купец Бардыгин.
– Послушай, любезный, – сказал он негромко, но внушительно, – пойди-ка сюда…
Христос подошел. Плотной стеной вокруг них столпился народ.
– Что тебе нужно? Зачем нарушаешь благочиние в храме? Откуда ты взялся тут?
– Я воскрес из мертвых.
По толпе прошел сдержанный ропот.
– Уйдем, – сказала Зизи, – они его еще бить начнут.
– Ты пьян, любезный! – строго сказал староста.
Христос молчал.
– Как тебя звать?
– Иисус.
– Иисус?…
– Да.
– Ты жид?
– Да, я – иудей…
В это время подошел сторож Трофимыч, строгий коренастый старичок, не любивший никаких беспорядков. Его прислал из алтаря о. Иоанн. Ни слова не говоря, он взял незнакомца за руку и потащил к выходу.
– Убирайся-ка подобру-поздорову, пока в шею не наклали, – говорил он ему, подталкивая в спину.
– У, жидорва! – бросил вслед уходившему полицейский чин.
Две нищие старушки снова упали на колени перед Христом. Он вышел из церкви и тихо пошел к невысокому холму, откуда доносился шум березовой рощи. Молодые клейкие листочки нежно говорили друг с другом, и тихая ночь таинственно прислушивалась к их говору.
II
Настало утро. Христос все сидел на холме под ласковой тенью молодых березок. Задумчиво смотрел он на громадный каменный город, расстилавшийся перед ним. Церковь, из которой вчера выгнали его, была на самой окраине: белая, новенькая.
Мимо Христа шли фабричные, крестьяне, железнодорожные служащие.
Его стали замечать. Необычайный лик Христа приковывал к себе внимание. Останавливались, спрашивали друг друга: «Кто это?» К полдню у подножья холма уже стояла целая толпа.
Наконец Христос, углубленный в свои думы, заметил народ.
Он поднялся и обвел всех тихим, ласкающим взглядом.
И от одного этого взгляда слезы покаяния подступили к горлу; вспоминалась вся темная, пьяная, развратная жизнь; в груди таял лед черствости, жестокости, злобы; тяжелые камни, теснившие сердце, сползали сами собой, как пыль, уносимая ветром. Радостная надежда начинала трепетать в душе. Надежда на то, что и рабы труда, нищеты, голода – все дети одного Отца, что кончится когда-нибудь эта каторжная земная жизнь с невыносимыми муками своими и Отец призовет в обитель несчастных, измученных Своих детей. Детство раннее вспоминалось, когда чистые, кроткие, радостные, как все дети, бегали по берегу речки Малеевки, собирали раковины, и так дышалось легко, такое голубое, светлое было небо, такие ласковые, родные были деревья; плакать хотелось оттого, что прошло оно, и смеяться от счастья, от радостной веры, что вернется снова; что это тело состарилось, а душа станет чистой, прекрасной, божественной, как ее Создатель.
Христос поднял прозрачную руку Свою, свет небесный озарил Его лицо, и Он, благословив народ, разверз уста Свои.
Нет, это не голос человеческий. Это хоры ангелов незримые поют. И звуки голосов их не улетают в бездушное пространство, а падают глубоко-глубоко в человеческие сердца.
«Блаженны нищие духом, – говорил Христос, – ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.
Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.
Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими»[5]5
Заповеди блаженства. Евангелие от Матфея (5:3-12)
[Закрыть].
Народ оцепенел. Новые, неслыханные слова! Из какой дивной книги взял Он их?
И снова поднял Христос руку Свою, и снова благословил народ.
Как один человек все тихо опустились на колени, и только несколько детей робко подошли к Нему.
Старушка Макаровна, торговка семянками, рыдала, прижимаясь морщинистой головой к сырой земле.
– Батюшка… родименький… – шептала она, – пришел Утешитель, Спаситель наш.
Уже больше никто не спрашивал: «Кто это?» Сердце узнало – Кто. Долгие годы оно ждало этих слов, этого голоса. Теперь оно рвалось навстречу Ему.
– Говори, говори, Учитель!..
А Он стоял, и светлый лик Его становился задумчив, тень скорби ложилась на нем.
Расталкивая народ локтями, городовой кричал:
– Это что за толпа? Что тут такое?… Где? Кто тут?… – Он искал глазами. – Расходитесь, расходитесь… Вам говорят! Добром просят…
Толпа медленно стала расходиться.
А с холма снова раздался таинственный голос:
Толпа снова замерла. Городовой с удивлением посмотрел на холм:
– Ты что орешь?! По какому праву народ собрал? Проходи, а то в участок отправлю. Ну, слышишь!.. И вы, братцы, расходитесь… а не то…
Он стал расталкивать народ в разные стороны.
– Дай послушать-то доброго человека, – сказал старичок.
– В церковь ступай, там и слушай. А не то – в участок.
– Нехристь ты…
– Ну, не разговаривать!
И снова с холма, словно радостный звон, прозвучал тот же голос:
– Да что я, шучу, что ли! – закричал городовой. – Марш с холма! Что за беспорядок!
Толпа нерешительно потянулась к городу. Христос, опустив голову, пошел за ней.
– Обязательное постановление читал? – строго спросил его городовой.
Христос молча покачал головою.
– Не велено сборищ делать. В участок вашего брата надо. Там покажут…
– Я хотел учить народ, – сказал Христос.
Городовой поднес к его лицу громадный кулак:
– Видал?… То-то же!..
Христос вошел в город. Несколько женщин и стариков из толпы в отдалении шли за Ним.
Всюду чувствовался «праздник». Гул стоял от красного звона. Магазины были заперты. На лихачах в белых перчатках мчались визитеры.
Зизи встретила подругу и закричала через улицу:
– Машенька, Христос воскрес!
– Воистину, воистину… Я к Курочкиным!
– А вечером придешь?
– Не знаю…
Пугвицин шел, обнявшись с Тереховым, и бормотал:
– Смертию смерть поправ… Это, брат… это, брат, тебе не шутка…
Ника в новых перчатках шел под руку с Зоей.
– Я ни за что не буду с ним христосоваться.
– Это вы так говорите, а потом возьмете и похристосуетесь.
– Вот еще!
– Ну, дайте мне слово, что не будете.
– Да вам-то что?
– Вот странно.
Ника покраснел.
О. Иоанн Воздвиженский только что сел за стол и очищал красное яйцо.
– А кулич-то перекис, матушка…
– Полно тебе, ничего не перекис… Это от изюму.
– Перекис.
– Всегда ты мне назло выдумаешь.
– Не назло, а только – что надо вовремя вставать. Дрыхнешь, а куличи перекисли…
– Это изюм, а не перекисли…
– Уж какой там изюм… Ну-ка, колбаски дай…
Ваня вырвался-таки от гувернантки и, стоя посреди улицы, орал во все горло:
– Христос воскресе из мертвых…
Лошади в испуге шарахались в сторону.
– Ma tante[8]8
Моя тетя франц).
[Закрыть], – говорил Коко, – Христос воскресе!
– Воистину…
– А поцелуй?…
– Я не христосуюсь.
– Но я же племянник.
– Мало ли что, но вы мой ровесник.
– Но, ma tante, ведь Христос же воскрес!
– Знаю, знаю! Но о поцелуе и думать нечего!..
– Вы после этого не христианка.
Все ликовало, все радовалось. Звон рос с каждым часом. Лихачи мчались все быстрее. Генералы, офицеры, студенты, лицеисты, гимназисты, штатские, на парах, на рысаках – все двигалось, торопилось, неслось, как ураган.
Христос, никем не замеченный, прошел через весь город. По-прежнему за ним в отдалении шло несколько человек.
Выйдя за город, Христос остановился. Старый-старый старичок, не решаясь подойти к Нему, встал на колени и прошептал:
– Воистину, воистину воскрес!..
III
Макаровну попутал нечистый. У соседки был чулан, замок на нем висел полусломанный, а в чулане хранились пустые бутылки, которыми соседка торговала.
Пришла Макаровна вечером уставшая, голодная: никто не купил ее семянок. Ни денег, ни хлеба… И приди ей на ум забраться в чулан и украсть пустые бутылки. Старуха она старая, забрала бутылок много, пошла и упала на дворе. Соседка ее, у которой она украла, с бутылками этими и подняла. Пришел дворник, составили протокол. Макаровну отдали под суд.
Макаровна просидела в тюрьме недолго: боялись, что не доживет до суда. Во имя правосудия дело ускорили. На первый день Фоминой недели под конвоем доставили в суд.
Макаровна покорно дожидалась своей очереди. Только глупые слезы сами собой бежали по ее морщинистому лицу.
«Украла, согрешила, – думала Макаровна, – поделом мне. Суд царский! Заботится он об нас!»
Дошла очередь до Макаровны. Ввели ее в залу суда.
Перекрестилась она на образ и поклонилась на все четыре стороны.
– Как вас зовут? – спросил председатель.
– Макаровна.
– Это отчество, а имя ваше?
– Марья Данилова.
– Сколько вам лет?
– На Казанскую семьдесят три было…
– Господин судебный пристав, – сказал председатель, – нельзя ли закрыть в коридор дверь и попросить не шуметь.
Пристав пошел исполнять приказание.
А в коридоре в это время происходило нечто странное. Какой-то человек в белой одежде, напоминающей рясу, не слушаясь сторожей, шел к зале заседаний. И там, где Он проходил, люди останавливались, словно прикованные к своему месту.
– Ваш билет? – спросил сторож неизвестного.
Но Он тихо взял его руку, отстранил и прошел далее. И сторож также остался неподвижно прикованным к своему месту.
Христос взошел в суд.
В непонятном смятении, словно застигнутые на месте преступления, присяжные встали со своих мест. Публика отшатнулась от решетки, через которую смотрела. Члены суда, прокурор быстро подошли друг к другу. Один председатель, не двигаясь, сидел на своем месте.
– Прошу вас удалиться из залы заседаний! – с трудом выговаривая слова, сказал он.
– «Не судите, да не судимы будете, – раздался голос Христа, – ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить»[9]9
Нагорная проповедь. Евангелие от Матфея (7:1–2)
[Закрыть].
Макаровна, услышав знакомый голос, упала на колени и, вся просиявшая, словно молодость вернулась к ней, проговорила:
– Батюшка, Спаситель наш, прости меня грешную… украла… с голоду…
– Господин пристав, – строго сказал председатель, – распорядитесь убрать отсюда этого сумасшедшего.
Но старичок пристав не мог сдвинуться с места.
Христос повернулся к присяжным и сказал:
– «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: „Дай, я выну сучок из глаза твоего“, а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего»[10]10
Нагорная проповедь. Евангелие от Матфея (7:3–4)
[Закрыть].
– Позвольте вас предупредить, – возвысил голос председатель, – что виновный в оскорблении суда подлежит строгой ответственности!
– Помяни меня, родименький, во Царствии Твоем! – прошептала Макаровна и упала на пол.
Жандарм попробовал было поднять ее, но она грузно опустилась снова.
– Померла, ваше-ство!
– Объявляю перерыв на полчаса, – сказал председатель. – Уберите этого!..
Но Христос стал невидим.
Медленно прошли в свою комнату присяжные. Молча стала расходиться публика.
Макаровну унесли.
IV
Был храмовый праздник в церкви Вознесения. Народу набралась такая масса, что даже оба клироса были переполнены. Перед иконой праздника, словно горящий сноп соломы, ярко пылали свечи.
О. Никодим в лучших светлых ризах чинно совершал литургию. Он был человек простой, набожный. Любил свой храм, любил хороших певчих и особенно кадильный дым. Эта любовь осталась у него с детства; бывало, отец приходил от всенощной благословлять его на сон грядущий, от него так славно пахло ладаном.
Староста у входа едва успевал продавать свечи и просфоры. Деньги звонко звякали на всю церковь, смешиваясь с тихим пением церковных гимнов.
– Не задерживайте; проходите, проходите, – мягко, но внушительно говорил староста тем, которые останавливались у конторки проверять сдачу.
Христос вошел в этот храм и вместе с прочими подошел к конторке, где продавали свечи.
– «Возьмите это отсюда, – властно сказал он, – и дома Отца Моего не делайте домом торговли»[11]11
Евангелие от Иоанна (2:16–17)
[Закрыть].
– Что такое! Грабят!.. Батюшки!.. – понеслось по церкви.
– Что вам угодно? – спросил староста.
– Уйдите отсюда. Не делайте дом Отца Моего домом торговли! – снова повторил Христос, и в голосе Его была сила и власть.
– Я попрошу вас не нарушать тишины в церкви, иначе придется позвать сторожа и городового.
Гневом вспыхнуло лицо Христа. Голос зазвенел на всю церковь, словно глас трубный. Он опрокинул стол, на котором лежали свечи и просфоры, рассыпал деньги:
– Идите прочь отсюда! Здесь дом Отца Моего.
И слова Его жгли как огонь. Трепет и смятение ужаса пронеслись по церкви.
– Не стыдно скандальничать? – обратился к нему сторож. – Ведь здесь тебе не базар – храм Божий.
Богослужение прекратилось. Народ обступил Христа и старосту.
Христос говорил:
О. Никодим подошел к толпе и, вслушиваясь в слова Христа, строго сказал ему:
– Неподобающее говоришь. Храм православный бесчестишь.
В это время расслабленный, который все время на грязной циновке лежал у входа, подполз к ногам Христа.
– «Дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои»[14]14
Евангелие от Матфея (9:2)
[Закрыть], – обратился к нему Христос.
– Богохульствуешь! – гневно воскликнул о. Никодим. – Кто дал тебе власть грехи прощать?
Христос повернулся к нему:
– «Что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: встань и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи»[15]15
Евангелие от Матфея (9:5–6)
[Закрыть], говорю ему: встань и иди домой!
И на глазах у изумленной толпы расслабленный, как здоровый, поднялся с полу, в ноги поклонился Христу и благоговейно поцеловал край Его одежды.
Тихо, опустив голову, о. Никодим пошел в алтарь.
V
Была ночь. Старичок Сила, ночной сторож, приютил Христа у себя на ночлег.
– Все равно каморка пустая ночью, спи себе на здоровье.
Христос не спал, сидел у открытого окна.
В дверь постучали.
– Это ты, Сила? – окликнул Христос.
– Можно? – произнес за дверью дрожащий голос. Дверь отворилась. В темноте нельзя было разобрать лица вошедшего.
– Кто это?
– Это я, о. Никодим… Я пришел к Тебе поговорить. Ты сегодня свершил чудо. Я знаю, что ты учитель, посланный от Бога… Но в то же время слова твои так странны…
– О каких словах говоришь ты?
– О нерукотворенном храме. О Боге, которому нужно поклоняться в духе и истине.
– Да, но не учил ли Христос две тысячи лет тому назад, что Он созиждет церковь, и врата адовы не одолеют ее.
– Не про вашу церковь сказаны эти слова.
– Но про какую? Где же другая церковь?
– Послушай, кто бы ты ни был, я вижу, что тебе открыто многое. Скажи, ведь церковь должна была развиваться, крепнуть, изменяться. Не могли же при Христе так же молиться, как в наше время. Не могло быть архиереев, митр, таких облачений, колоколов. Не могло быть всего того, чем богата православная церковь. Но пойми, это доказывает рост церкви. Церковь созидается воистину. Ее изменения есть переход юности в возраст мужа. Церковь не отменяет Евангелие, но она толкует его. Ее толкование есть раскрытие, уразумение тех истин, которые заключены в Евангелии.
– Так говорили книжники и фарисеи две тысячи лет назад, – тихо сказал Христос. – Они извратили закон Моисеев. Они завесили уши народа, и он перестал слушать глас Божий; заповеди Его они умертвили толкованиями своими. И все это во имя торжества Божьего дела на земле. Рост не в колокольнях, не в архиереях, не в клиросе, не в ваших торгашах свечами – рост Церкви в духе и истине сынов Божиих. Когда Мои апостолы шли на проповедь без серебра и золота, ужели это было ниже, чем выезды ваших архипастырей! Ужели рост Церкви – золото и серебро храмов ваших, когда братья ваши умирают от голода и нищеты!
– Но если так, если ты прав, учитель, то тогда Церкви нет. Церковь от Христа отреклась; не сбылись пророчества Христовы. А тогда Христос не Бог, и мир неискупленный лежит во зле. Пойми, что кроме Евангелия есть еще предания. По ним из поколения в поколение жила Церковь, и когда теперь она дошла до своего могущества и торжества, ты хочешь отречься от нее и все вернуть к первобытному христианству. Да знаешь ли, если бы сейчас пришел Сам Христос и потребовал бы, чтобы Церковь восстановила старое учение Его апостолов, еще неизвестно, послушалась бы Его Церковь или нет! Скорей, не послушалась бы – и была бы права. Христос ниже Церкви.
– Да, потому что люди более возлюбили тьму, нежели свет; потому что дела их были злы. Ибо всякий, делающий зло, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы! И книжники и фарисеи поставили свой человеческий закон, обычай, предания выше голоса Божия; и храмы их стали мертвы, а дух Божий дышал не среди их роскошных храмов, а среди Моих учеников, простых рыбаков. Ты спрашиваешь: где Церковь? Церковь там, где двое или трое собираются во имя Мое. А собираются во имя Мое там, где любовь, где правда, где таинственное благодатное общение. Церковь и в ваших храмах, но не в золоте их, не в ризах ваших, не в блеске ваших владык. Церковь ваша на паперти, где стоят нищие и убогие – дети мои. Если Церковь не в любви была бы, то в чем же? Не сама ли Церковь ваша на соборах своих устанавливала правила отлучать епископов, если их поставит светская власть, если они переменят кафедры свои, если не будут собирать соборов; священнослужителей – за взимание денег за требы, мирян – за то, что не всегда пребывают в молитве. Где же хоть один верующий в Церкви, который бы не был отлучен от нее на основании собственных постановлений Церкви?
– Учитель, ты не прав. Изменяются времена, изменяется строгость в исполнении правил. Ты забыл, что кроме жизни в Боге существует еще быт. Христианству евангельскому надо считаться с бытовым, примирить его с собой, уступить ему.
– Нет, кто хочет быть учеником Моим, тот должен отвергнуться себя, всех привязанностей житейских, всех привычных условий жизни, взять крест Мой и идти. И при апостолах Моих тоже существовал быт, но они не учение Мое искажали ради этого быта, а перевертывали всю жизнь, все понятия. «Кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня»[18]18
Евангелие от Матфея (10:38)
[Закрыть].
– Странно говоришь ты… Но Христос пришел к слабым, а ты требуешь силы.
– Что невозможно человеку, то возможно Богу!
– Но почему же Церковь наша так велика, так могущественна?
Христос поник головой Своей.
– Ты молчишь?
Христос молча поднялся со своего места. Лицо его светилось во тьме, и глаза сияли.
О. Никодим тоже встал.
– Учитель… кто ты?
– Христос воскресший!..
– Я ослышался… Ты богохульствуешь! – в ужасе отстраняясь от Него, воскликнул о. Никодим.
Но в это время свет окружил голову Спасителя, и образ Его, знакомый по нерукотворенной иконе о. Никодиму, ясно выступил из темноты.
Звезды сияли на небе. Стены комнаты, казалось, раздвинулись, и весь мир сливался со своим воскресшим Искупителем.
О. Никодиму послышался торжественный победный гимн, который пели где-то в глубине его собственного сердца.
Он упал перед Христом на колени, и из уст его вырвался крик радости:
– Воистину воскрес!
А Христос поднял его и сказал:
– Слушай, что значит величие вашей Церкви. Уже две тысячи лет Я открыл это людям, но они не послушали Меня. Я открыл им, что праведники всегда будут гонимы, а гонители никогда не будут правы. А где нет правды – нет Церкви. Я открыл им, что гонения, муки, всяческая несправедливость – вот что ожидает мир перед Моим пришествием во славе. И от этих жестокостей «по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь»[19]19
Евангелие от Матфея (24:12)
[Закрыть]. Евангелие Мое будет проповедано по всей земле; с виду Церковь будет могущественна. Имя Мое будет владычествовать над всеми народами, но это и будет означать «мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте»[20]20
Евангелие от Матфея (24:15)
[Закрыть]. Так не радуйтесь же господству вашей Церкви, оно знак скорой гибели ее. Ищите Церковь в душах живых и бойтесь тех, кто приходит под именем Моим…
