Текст книги "«Кондор» оставляет следы"

Автор книги: Валентин Машкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Круг замкнулся. Стало ясно, что покушение на чилийского военачальника-антифашиста – первое по времени из числа нашумевших политических убийств, организованных «Кондором».

«Убить в Риме»

Осенью 1974 г. многие чилийские изгнанники, осевшие в Италии, получили письма с фотографиями изуродованного трупа Карлоса Пратса. Обратного адреса на письмах не было. Никто не сомневался: фотографии посланы для устрашения активных противников военно-фашистского режима.

Позднее за письмами последовали телефонные звонки. Звонившие, не называя себя, требовали от эмигрантов, чтобы они прекратили политическую деятельность, угрожая в противном случае физической расправой.

Среди тех, кому адресовались угрозы, был Бернардо Лейтон, либерально настроенный политический деятель, один из создателей христианско-демократической партии Чили (ХДП), лидер ее левого крыла.

За несколько десятилетий своей политической деятельности Лейтон успел четыре срока пробыть вице-президентом Чили, был министром трех правительств, трижды избирался депутатом парламента. «Патриарх христианско-демократической партии, политик, пользующийся большим уважением» – так отозвался о нем в разговоре с автором этой книги известный чилийский журналист коммунист Эдуардо Лабарка.

В годы правления Народного единства Лейтон был в оппозиции. Но как честный человек, как истинный демократ, он осудил подготовленный американской разведкой переворот, пойдя наперекор руководству своей партии, поначалу выразившему готовность сотрудничать с хунтой. Сразу же после путча он вместе с представителями левых христиан подписал заявление, в котором говорилось: «Мы энергично осуждаем свержение конституционного президента Чили Сальвадора Альенде… Мы с почтением склоняемся перед его жизнью, принесенной в жертву во имя защиты конституционной власти». Он использовал свое имя и свой престиж, чтобы спасти от ареста и пыток кого только мог из деятелей партий Народного единства. В феврале 1974 г. ему пришлось покинуть родину. В одном из первых же заявлений, сделанных в эмиграции, он назвал военную хунту «незаконной и фашистской» и призвал «всех христиан» к оппозиции. В середине октября того же 1974 г. хунта издала декрет, в соответствии с которым ему запрещалось возвращение в Чили.

В Риме Бернардо Лейтон, его жена Анита Фресно и их двадцатипятилетний племянник Фовильерно Канесса Фресно поселились в районе Сан-Пьеро, на улице Аурелиа, в скромной двухкомнатной квартирке дома № 145.

6 октября 1975 г. во второй половине дня немолодые уже супруги (ему – шестьдесят шесть, ей – пятьдесят два) не спеша отправились в центр города за покупками. Изрядно устали, пока ходили по магазинам, и на обратной дороге взяли такси. Около половины девятого вечера машина высадила их у дома. Они двинулись к въездным воротам во двор. Ворота были закрыты, и Лейтон вынул из кармана ключ. В этот момент к нему сзади подошел убийца. «Бернардо!» – окликнул убийца престарелого политика и, когда тот повернулся на оклик, выстрелил ему в лицо. Второй выстрел достался жене и верной помощнице прогрессивного политического деятеля. Пуля попала ей в шею.

Оба упали, истекая кровью. Лейтон сразу потерял сознание. Его жена видела убийцу. «Высокий, белокурый, без пиджака; он побежал, когда мы упали», – расскажет она позднее.

Первыми на помощь жертвам покушения пришли их соседи по дому – Бруно Фраскати и его жена. Они только что поставили свою машину в гараж и шли по внутреннему дворику, когда услышали стоны с улицы.

Лейтона и его жену они увидели лежащими в луже крови на брусчатке мостовой. Анита Фресно на плохом итальянском языке чуть слышно шептала:

– В нас стреляли… стреляли… помогите.

Тут к раненым подбежал портье Джанфранко Сабатини.

– Быстрее звони в полицию! – сказал ему Фраскати.

Портье бросился выполнять поручение.

Приехали полицейские. «Скорая помощь» доставила супругов в больницу «Святого духа». Оба были в тяжелом состоянии. Но – живы, хотя убийца и стрелял в упор. «Специалиста» – а стрелял несомненно профессионал – на этот раз, к счастью для его жертв, подвела рука.

Такова была картина преступления, которую удалось восстановить по репортажам и статьям, появившимся в те дни в итальянских газетах, и в частности в римской «Мессаджеро».

Начальник римской полиции Фернандо Мазоне заявил журналистам, что он лично займется расследованием преступления. Однако он не многое смог установить. Убийца, по-видимому, поджидал чилийцев в телефонной будке возле ворот, а после нападения на них подбежал к машине белого цвета, стоявшей неподалеку, и уехал. В машине находились его сообщники.

В больнице Анита Фресно потеряла сознание. Но она успела сказать врачам:

– Это было покушение по политическим мотивам.

Впрочем, кто же в том сомневался?

– Здесь видна рука Пиночета, – заявил бывший чилийский посол Карлос Васальо, который приехал навестить раненых. А его жена поставила нападение на супругов Лейтон в один ряд с убийством Карлоса Пратса.

Компартия Чили немедленно осудила покушение на Лейтона{7}.

Газета «Мессаджеро» отмечала в те дни:

«Чилийские эмигранты (некоторые из них живут в том же доме, что и Лейтоны) не сомневаются: речь идет о политическом покушении, вдохновителем которого была чилийская секретная полиция, зависящая от Пиночета. Деятельность Лейтона в Риме подтверждает такую гипотезу».

Чем же занимался в «вечном городе» «брат Бернардо», как любовно называли политика его друзья?

Он занимался делами, которые весьма тревожили фашистов из Сантьяго и их покровителей из Вашингтона. Его заявления, сделанные в беседе с Уго Фасио, представителем чилийской компартии в журнале «Проблемы мира и социализма», служат свидетельством того, что он выступал за слияние в унитарном процессе всех политических сил, требующих восстановления демократии в Чили. «Унитарный процесс, – говорил он, – заключается в том, чтобы все чилийцы, находящиеся за границей (а я их сейчас имею в виду), действовали согласованно – ведь все мы сходимся в главном: в Чили должна быть восстановлена демократия, существовавшая прежде»{8}. Такой унитарный процесс мог бы привести в конечном счете к объединению антифашистов и внутри страны, к созданию антифашистского фронта, чего упорно добивается компартия. Конечно, взгляды Лейтона на сплочение оппозиционных сил не во всем совпадали со взглядами компартии и Народного единства. «Тем не менее, – отмечалось в книге «Политический портрет Латинской Америки. Чили: уроки прошлого и задачи современного этапа борьбы», вышедшей в Праге в международном издательстве «Мир и социализм», – они (эти взгляды Лейтона. – В. М.) свидетельствуют о поисках им наиболее эффективных средств борьбы против диктатуры»{9}.

Итальянский журнал «Панорама», комментируя трагическое происшествие на улице Аурелиа, указывал:

«Бернардо Лейтон, находящийся в Италии полтора года, рискнул поставить перед собой ту же самую цель, которую преследовал Карлос Пратс, уничтоженный убийцами диктатора в 1974 г. в Буэнос-Айресе в тот самый момент, когда он добивался выезда в Европу, чтобы организовать эмигрантов в единое движение. Устраняя Лейтона, Пиночет пытался воспрепятствовать единению оппозиционных сил. Объединенная оппозиция могла бы стать действенной альтернативой фашистскому режиму».

Следует заметить, что в широких кругах чилийских христианских демократов действительно растет недовольство политикой горилл, которые захватили власть, объявили ХДП вне закона на неопределенный срок и удушили ее газету экономическими репрессалиями и цензурой. Вовлечение в «унитарный процесс» ХДП, пользующейся влиянием среди верующих, в кругах мелкой и средней буржуазии, у крестьян, у значительной части интеллигенции и офицерского корпуса, имеет немалое значение. Вскоре после контрреволюционного переворота Рене Кастильо, член Национального руководства Компартии, отнес к числу ключевых вопросов в политической области «более активное участие христианских демократов в антифашистском фронте». Он отмечал, что внутри этой партии имеются «демократические, народные круги», которые, «руководствуясь освободительными принципами и пониманием необходимости социальных перемен… склоняются к взаимопониманию с левыми силами». Рене Кастильо подчеркивал: «…Мы должны избегать сектантства, играющего на руку реакционным кругам, и, напротив, проявлять стремление к единству, чтобы ХДП полностью и на основах равенства вошла в состав антифашистского фронта»{10}.

Бернардо Лейтон, «патриарх ХДП», был, как мы уже говорили, непримиримым противником хунты. «В Чили, – писал он в римском журнале «Эспрессо», – существует тоталитарная диктатура, которая попирает права человека и против которой надо бороться до конца». Логика борьбы привела его к мысли о необходимости единства христианских демократов с левыми силами. Поиски путей к такому единству активно велись всеми заинтересованными сторонами. В Риме, например, представители партий Народного единства основали вместе с группой левых христиан журнал «Чили – Америка», в котором сотрудничал и Лейтон. В 1974 г., как бывший депутат парламента, он подписал вместе с Луисом Майра от левых христиан, Адонисом Сепульведой от социалистической партии, Оскаром Гарретоном от МАПУ и Луисом Густавино от компартии письмо Межпарламентскому союзу с выражением благодарности за осуждение пиночетовской хунты{11}. В июле 1975 г., за несколько месяцев до покушения, этот видный демохристианский политик участвовал в Венесуэле во встрече с руководителями Народного единства.

Пиночета и его хозяев страшит возможность единства левых сил и христианской демократии. И как следствие этого бешеную ярость Вашингтона и Сантьяго вызывала деятельность Лейтона, который, в силу своего большого авторитета внутри ХДП, мог особенно много сделать для такого единства. Таковы причины покушения на римской улице Аурелиа.

Естественно, что ни ЦРУ, ни хунта, ни тем более сверхсекретный «Кондор», через посредство которого они действовали, не собирались признаваться в содеянном. Более того, чилийские власти, подтверждая справедливость поговорки «на воре шапка горит», поспешили дать понять, что они якобы не имеют никакого отношения к расправе с видным оппозиционером. Посольство Чили в Италии распространило заявление, в котором в покушении на Лейтона обвинялись «марксисты, повсюду в мире занятые тем, чтобы очернить чилийское правительство». Хунта, в свою очередь, выразила «сожаление в связи с происшествием, случившимся на улице в Риме и касающимся чилийских граждан, которые проживают в Италии…».

Знакомый прием! Точно так же хунта открещивалась от своего соучастия в убийстве Карлоса Пратса.

Сам Лейтон, когда он пришел в сознание, заявил: он убежден, что операция по его физическому уничтожению была разработана в чилийском посольстве в Мадриде – под руководством Педро Эвинга. (Того полковника Эвинга, который – помните? – от имени хунты проводил пресс-конференцию в связи с гибелью Пратса.)

Но почему в Мадриде? И причем тут полковник? А дело в том, что с конца 1974 г. в чилийском, посольстве в Испании обосновался, по свидетельству итальянского, журнала «Панорама» и испанского журнала «Камбио-16», главный европейский центр секретных операций пиночетовской охранки, и возглавил этот центр полковник Эвинг. В статье «Панорамы» отмечалось: «Невинное прикрытие (должность военного атташе. – В. М.) помогает Эвингу маскировать свою подлинную цель: превратить Мадрид в базу репрессий против чилийских политических эмигрантов в европейских странах – в Италии, Франции, Англии, Швейцарии, Германии». Чилийские эмигранты, проживающие в Мадриде, узнали о планах покушения на Лейтона и предупредили его, но он не смог ничего предпринять для эффективного обеспечения своей безопасности.

В дальнейшем выяснилось, что мадридский центр действительно принял самое активное участие в подготовке покушения, но приказ «Убить в Риме!», касающийся Лейтона, исходил от «Кондора» – международного консорциума убийств, в котором чилийская тайная полиция – после ЦРУ – является наиглавнейшим «пайщиком». Исполнителей тоже «поставила» континентальная террористическая организация – кубинских контрреволюционеров, которым, по публикациям в печати, в помощь приданы итальянские неофашисты.

Первое тому свидетельство было получено, собственно говоря, уже в конце октября 1975 г., но на него тогда не обратили должного внимания, поскольку о существовании «Кондора» и его структуре стало известно лишь три-четыре года спустя. Свидетельство, о котором идет речь, – следующее. Так называемая группа «Ноль» – «коммандос» при «кубинском националистическом движении» – взяла на себя ответственность за нападение на Лейтона, которого она назвала «марксиствующим». Сейчас, когда мы имеем уже определенное представление о механизме действия многонациональной «корпорации убийств», нам ясно: сам факт участия в преступлении кубинских контрреволюционеров наводит на мысль о том, что это акция «Кондора». Ведь наемные убийцы континентальной террористической организации, как отмечалось ранее, чаще всего вербуются именно в среде эмигрантского отребья, выброшенного революцией с острова Свободы. Кроме того, совершенно очевидно, что у самих по себе противников социалистической Кубы нет никаких оснований покушаться на жизнь чилийца, даже если он и «марксиствующий». Можно вспомнить еще об одном обстоятельстве. «Кубинское националистическое движение», в которое входит группа «Ноль», является одной из пяти составных частей «координационного центра объединенных революционных (читай – контрреволюционных) организаций» (КОРУ). А во главе КОРУ стоит Орландо Бош – тот самый, что позднее, в 1976 г., принял участие в еще одной операции «Кондора» – в организации взрыва кубинского пассажирского самолета возле острова Барбадос.

Через несколько лет, в 1980 г., американская газета «Сандей ньюс джорнэл» – со ссылкой на ФБР – подтвердит, что покушение на христианского демократа в Риме было осуществлено руками кубинских контрреволюционеров, и даже назовет имя стрелявшего. Им окажется Вирхилио Пас.

Но Пас – это человек «Кондора»! Позднее, в 1976 г., он примет участие в покушении в Вашингтоне на соотечественника Лейтона – социалиста Орландо Летельера, будет привлечен к судебной ответственности, скроется, а еще через несколько лет окажется замешанным в другом преступлении в рамках «Операции Кондор» – в убийстве сальвадорского архиепископа Ромеро.

По словам «Сандей ньюс джорнэл», этот наемный убийца получил свой крупнокалиберный пистолет «Беррета бригадьер», из которого он стрелял в Лейтона, от одного пиночетовского секретного агента в американском городе Майами в 1975 г., незадолго до трагического происшествия в Риме на улице Аурелиа. Так что покушение на «патриарха чилийских демохристиан» было первым крупным делом будущего «эксперта в области политических убийств». Оттого и подвела его рука, хотя он палил в упор, с расстояния не более чем в полметра.

По данным ФБР, в подготовке нападения на Лейтона принимал участие также и Майкл Таунли, агент-двойник, работавший на ЦРУ и ДИНА. Его, как и Вирхилио Паса, и ранее, и позднее тоже «прикомандировывали» к «Кондору». Он, как помнит читатель, непосредственно причастен к убийству Пратса. Он же является одним из главных исполнителей приказа континентальной террористической организации о физическом уничтожении Летельера.

О том, что Лейтон стал мишенью «Операции Кондор», можно найти свидетельство в книге Дж. Динджеса и С. Ландау «Убийство в квартале посольств». Они тоже указали на причастность Таунли к этой преступной акции.

Все вышеприведенные данные убедили латиноамериканскую общественность в том, что «Кондор» приложил руку к расправе с Лейтоном. Так, например, в июле 1981 г. мексиканская газета «Диа» уже как не вызывающий никаких сомнений факт отнесла эту расправу к числу преступных акций «интернационала смерти».

Реакционные круги Западного полушария, породившие «Кондор» и пользующиеся им в своих интересах, считают себя, как известно, защитниками «христианской цивилизации» от «безбожного марксизма». Однако попыткой расправы с видным демохристианином, человеком, известным в католическом мире, они еще раз показали, каков их подлинный моральный облик, еще раз показали, чего стоит вся их болтовня о «христианских принципах и идеалах».

Взрыв в центре Вашингтона

Он был политик, экономист, дипломат, государственный деятель. Был широко известен в Чили как один из руководителей социалистической партии.

После окончания университета Орландо Летельер работал в департаменте меднорудной промышленности. Работал с увлечением. Он был захвачен проблемами этой отрасли национальной экономики. Его жена вспоминала впоследствии: «Он объяснял мне, как действовали американские компании, какая малая часть их доходов оставалась в Чили, какие огромные средства уплывали за границу – средства, которые могли бы докончить с нищетой в этой стране и перевернуть жизнь чилийцев».

В конце 50-х годов ему пришлось, однако, распроститься с любимой работой. Случилось это так. В 1958 г. он принял активнейшее участие в предвыборной кампании Сальвадора Альенде, который баллотировался на пост президента республики от Фронта народного действия, включавшего помимо коммунистов и социалистов, несколько других партий. Тогда победы добиться не удалось. Летельера в отместку за деятельность во время выборов уволили из департамента меднорудной промышленности. Ему было сказано, что он не может рассчитывать на службу ни в одном государственном учреждении – как в столице, так и в провинции. Пожалуй, он мог бы устроиться в одну из американских меднорудных компаний, но работать на этих грабительниц чилийских национальных богатств у него не было никакого желания. Пришлось выехать за рубеж – сначала в Венесуэлу, потом в США, где Летельеру была предложена высокая должность в международной финансовой организации – Межамериканском банке реконструкции и развития (МБРР).

В 1970 г., после победы на выборах Народного единства, Сальвадор Альенде предложил ему пост посла Чилийской республики в США, и Летельер остался в Вашингтоне, но уже в новом качестве.

Позже он вернулся в Чили. Занимал в правительстве Альенде посты министра иностранных дел, внутренних дел и к моменту переворота – министра обороны.

11 сентября 1973 г. президент позвонил ему, прося объяснений относительно передвижений войск по всей стране. Летельер немедленно отправился в министерство обороны, где был арестован своей собственной охраной. На голову ему накинули черный капюшон и увезли сначала в казармы пехотного полка, затем – в военное училище. Последующие восемь месяцев он провел в концлагере на острове Досон. Оттуда его перевезли в подвальные камеры штаб-квартиры военно-воздушных сил. В конце концов он оказался в концлагере «Ритоке», где находился в заключении и Луис Корвалан, вождь чилийских коммунистов.

В результате мощной кампании международной солидарности с демократами Чили, а также по ходатайству венесуэльского правительства Орландо Летельер был освобожден 10 сентября 1974 г. Он выехал в Венесуэлу, а оттуда – в США.

Перед ним, человеком, прожившим в Вашингтоне долгие годы и бывшим там на виду – в силу его положения выдающегося экономиста, автора ряда книг, высокопоставленного банковского служащего и затем посла, – двери Соединенных Штатов открылись сравнительно легко, и он решил воспользоваться этой возможностью. Зачем? – спросите вы. Дело в том, что американские иммиграционные власти крайне неохотно впускали эмигрантов из Чили, в столице и других городах их не насчитывалось и трех десятков. А между тем чилийской патриотической эмиграции было крайне необходимо иметь в Америке, являющейся главной опорой пиночетовского режима, своих представителей, которые могли бы разоблачать преступления хунты, влиять тем самым на общественное мнение и в результате добиваться хотя бы какого-то ограничения помощи Пиночету со стороны Белого дома. Летельер подходил для такой роли больше, чем кто-либо другой. Его хорошо знали и уважали в политических и деловых кругах США.

Вот так и получилось, что он поселился в Вашингтоне по решению демократических организаций Чили, которые справедливо считали, что именно в Америке ему удастся принести наибольшую пользу борьбе против захвативших власть горилл. Летельер превратился в своего рода посла чилийского движения сопротивления.

В американской столице он стал одним из ведущих сотрудников солидной частной научно-исследовательской организации – Института изучения политики, «фабрики мысли левых», по выражению журнала «Нью-Йорк таймс мэгэзин». Его назначили директором филиала этой организации – Транснационального института, занимающегося изучением проблем экономического неравенства между развитыми капиталистическими государствами и развивающимися странами. Штаб-квартира филиала находится в Амстердаме, но Летельер продолжал жить в Вашингтоне, лишь изредка наведываясь в Нидерланды. Теперь и занимаемая им должность помимо давних связей в мире прессы облегчала ему доступ на страницы американских газет и журналов, что, естественно, тоже шло на пользу делу борьбы за демократию в Чили.

Наиболее реакционная часть американских правящих кругов, а также Пиночет и его камарилья с возрастающим беспокойством следили за деятельностью Орландо Летельера в США.

Тревожные для хунты сообщения приходили из Вашингтона – из чилийского посольства, а также из Нью-Йорка – от чилийской миссии при ООН. Например, представитель Чили в Организации Объединенных Наций – отставной адмирал Уэрта жаловался, что Летельер «плохо влияет» на членов комиссии по правам человека.

Он «плохо влиял» и на американских законодателей, с некоторыми из которых был близок (с сенатором Эдвардом Кеннеди, скажем, или с сенатором Джорджем Макговерном). В значительной мере под воздействием бесед с Летельером еще один сенатор – Фрэнк Черч совместно с членом палаты представителей Майклом Харрингтоном стал инициатором расследования в конгрессе роли ЦРУ в свержении правительства Альенде. Можете себе представить, какую бешеную ненависть к влиятельному чилийскому эмигранту стали испытывать руководители вашингтонского департамента шпионажа и диверсий!

В середине марта 1976 г. «эмигрантский посол» провел разъяснительные беседы о положении в Чили с группой членов палаты представителей, направлявшихся с визитом в Сантьяго. В том, что в июне того же года законодатели с Капитолийского холма приняли решение урезать военную помощь хунте, сказалась в немалой мере и его работа.

Летельер действовал также в кругах Движения неприсоединения.

Кроме того, американскую и чилийскую реакцию, опасавшуюся дальнейшего сплочения демократических сил Чили, тревожили его контакты с ХДП, беспокоило то большое уважение, которым он пользовался у своих соотечественников.

В 1976 г. он трижды побывал в Нидерландах. Он ездил туда по делам своего института, но конечно же не забывал при этом о нуждах движения сопротивления на родине. Под влиянием его выступлений на митингах голландские докеры решили бойкотировать разгрузку с судов товаров из Чили. А в столице Нидерландов ему удалось уговорить не предоставлять пиночетовцам обещанного было многомиллионного займа.

Эта акция Летельера вызвала особое бешенство хунты, которая остро нуждалась в займах, поскольку экономика страны переживала серьезные трудности, несмотря на массированную американскую помощь. А получение займов вне США затруднялось возраставшей международной изоляцией правителей в генеральских мундирах. ООН и некоторые другие международные организации осудили преступления военщины. Свыше 20 государств порвали дипломатические отношения с чилийской хунтой. Другие государства в своих связях с этим дискредитировавшим себя режимом заняли весьма холодную позицию, что не могло не отразиться и на их кредитной политике. Иными словами, в тот период времени возмущение мирового общественного мнения злодеяниями пиночетовцев было столь велико, что, считаясь с ним, даже многие капиталистические страны либо прямо выступили против чилийского военно-фашистского правительства, либо стали воздерживаться от его открытой поддержки. Широкое движение международной солидарности затрудняло империалистическим кругам оказание помощи Пиночету.

В этих условиях империализм США и его клеврет – пиночетовская хунта – посчитали необходимым убрать со своего пути Летельера, одного из активнейших лидеров патриотической эмиграции, наряду со своими товарищами по борьбе, коммунистами и другими демократами, всемерно способствовавшего дальнейшему расширению кампании солидарности с народом Чили.

Орландо Летельер, его жена Исабель Морель де Летельер и четверо их сыновей жили в Бетезде, зеленом вашингтонском пригороде, похожем на парк. Там они снимали небольшой красивый и уютный дом.

Вечером 20 сентября 1976 г., в канун трагедии, они принимали у себя супругов Моффит, своих друзей-американцев.

Двадцатипятилетняя Ронни Моффит была сослуживицей Летельера по Институту изучения политики.

Вместе с ее мужем Майклом чилиец работал над книгой «Новый мировой экономический порядок». Мужчины и в этот вечер вначале посидели над рукописью, и лишь потом, за ужином, завязалась общая беседа.

Была она невеселой. Орландо Летельер только что получил газету «Диарио офисиаль», являющуюся органом хунты. В ней сообщалось, что его лишили чилийского гражданства за «антипатриотическую» деятельность во время поездок в Нидерланды.

Указ о лишении гражданства был опубликован в Сантьяго еще десять дней назад, и он, конечно, знал о нем, но только в тот вечер ему удалось достать газету с полным текстом правительственного постановления. Впрочем, у него уже был заготовлен ответ пиночетовцам – статья, написанная им на днях для одной из американских газет. В статье, в частности, говорилось:

«10 сентября чилийский диктатор Аугусто Пиночет издал указ № 588, лишающий меня гражданства за то, что я «серьезно угрожаю жизненно важным интересам государства». Это всего лишь новая страница в позорном списке посягательств военной хунты на права человека… Ныне, исчерпав весь арсенал репрессивных мер, она докатилась до полного абсурда, утверждая, будто все, кто выступает против нее, больше не чилийцы».

Показывая Моффитам газету, Летельер сказал:

– Я знаю, что в Сантьяго шел долгий спор: одни хотели убить меня, другие – лишить гражданских прав.

Увидев удивление на лицах своих американских друзей, он горько пошутил:

– Вы должны знать, что в Чили убивают в сентябре. Вспомните, 11 сентября 1973 г. во время переворота погибли тысячи чилийцев, в сентябре 1974 г. убили Карлоса и Софию Пратс, а в 1975 г. покушались на жизнь Бернардо Лейтона и его жены Аниты[3]3
  Уточним: покушение на супругов Лейтон было совершено в начале октября.


[Закрыть]. Но в этом году я не буду следующей жертвой, моя очередь еще не настала, ведь я уже получил «наказание», которое состоит в лишении гражданства. Так что у меня впереди еще год жизни.

«Орландо забыл, – скажет позднее его жена, вспоминая об этом вечере, – что сентябрь еще не кончился». А сейчас она слушала мужа и с тревогой думала о слежке, которая ведется за ними в последнее время, о письмах с угрозами, что подсовываются под дверь, и о недавнем телефонном звонке (она сняла тогда трубку и услышала фальшиво-участливый голос: «Это вдова Орландо Летельера?»).

Моффиты в тот вечер приехали не на машине, и когда настала пора прощаться, хозяин дома одолжил им свою – с условием, что наутро они заедут за ним, чтобы всем вместе отправиться в институт.

Молодые супруги не знали, что уезжают из гостей на машине, к которой снизу прикреплена бомба, приводимая в действие дистанционным устройством. Но бомба была предназначена не для них.

Настало 21 сентября.

Утром, около девяти, па голубом «шевроле» Летельера Моффиты подъехали к дому чилийцев в Бетезде. Они посидели на кухне с Исабель, дожидаясь, пока ее муж закончит разговор по телефону. Затем вместе с ним вышли на улицу.

«Шевроле» тронулся с места. Чилиец – за рулем. Рядом с ним – Ронни. На заднем сиденье – Майкл.

Проехали Бетезду, выехали на Ривер-роуд, потом на 46-ю улицу и свернули на Массачусетс-авеню – прямую, обрамленную деревьями магистраль, пересекающую Вашингтон по диагонали. Массачусетс-авеню иногда называют «посольской улицей». На ней и в близлежащих боковых переулках располагается большинство иностранных посольств. Здесь же находится и чилийское дипломатическое представительство.

Пассажиры голубого «шевроле» не замечали, что за ними неотступно следует какой-то легковой автомобиль.

Около половины девятого обе машины выехали на Шеридан-серкл – круглую площадь, расположенную на Массачусетс-авеню. Они проезжали мимо дома № 2336, когда кубинец-контрреволюционер Хосе Дионисио Суарес, сидевший в автомобиле, который преследовал «шевроле», нажал на кнопку аппарата дистанционного управления.

В машине Орландо Летельера раздался взрыв. Майкл Моффит, единственный оставшийся в живых, вспоминал впоследствии: «Я увидел яркую вспышку, услышал грохот. Стало душно, дымно, потянуло неприятным запахом».

«Шевроле» кинуло в сторону. Он врезался в пустой автомобиль, стоявший у обочины. Застыл покореженной грудой металла.

Из дымящегося, вздыбленного автомобиля выбрался Майкл. Бросился к правой передней дверце. С трудом – рывками – открыл дверцу, которую заклинило от взрывной волны. Помог выйти жене – лицо Ронни, юное, совсем еще девчоночье лицо, застыло маской изумления и ужаса, по-детски припухлые губы были в крови, струйки крови стекали на подбородок. Подхватил ее, когда, сделав несколько шагов, она пошатнулась. Усадил прямо на асфальт, мокрый после дождя. Вновь ринулся к машине. Ахнул, увидев, что Летельеру взрывом оторвало ноги. В растерянности оглянулся на жену. Ронни уже не сидела – лежала, упав навзничь, и взгляд ее был недвижен, отрешен.

Вдали завыла сирена полицейской машины. К месту происшествия собирались люди.

В отчаянии Майкл крикнул:

– Это сделали фашисты!

Прохожие глазели на него, на Ронни, на разбитый «шевроле», на розовую от крови дождевую воду, собравшуюся в выбоине у обочины тротуара.

Вскоре в доме Летельеров раздался телефонный звонок. Исабель сняла трубку. Звонила секретарь мужа.

– Ты только не нервничай, – сказала она, – но случилось вот что: машина, в которой ехали Орландо и Моффиты, попала в катастрофу. Так что отправляйся немедленно в больницу при университете имени Джорджа Вашингтона.

Исабель сразу почувствовала, что дело гораздо серьезнее, чем его изобразила секретарша. Она хотела ехать в больницу на своем автомобиле, но поняла, что не в состоянии. Тогда она вызвала такси, хотя это и означало лишнюю потерю времени.