Текст книги "Волжские сказки"

Автор книги: Валентин Беспалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Рыжая напасть

Шёл однажды внук Валя мимо пшеничного поля к озеру, на плече удочка, в голове караси. А около тропинки, как на грех, яма, а около ямы столб лежит. Как быть? Пройти мимо ямы или заглянуть в неё? Пока внук Валя прикидывал как да что, ноги его сами к яме донесли. Ну, а уж раз оказался около ямы, как в неё не заглянуть?

Заглянул, оценил – глубокая яма. А в яме кто-то шевелится! Тут уж и удочку пришлось отложить. Наклонился, что б получше разглядеть, кто шевелится, а из ямы голосок весь в слезах:

– Ну, чего стоишь? Выручай, раз пришёл! Или рыжих лисят никогда не видел?

– Да как же ты в яму-то попал? – удивился внук Валя. – Уж не кур ли бежал воровать?

– А какие они, куры? – тявкнул рыжий Лисёнок. – Рыжие и свистят?

– Меня не проведёшь, – засмеялся внук Валя. – Известно, все лисы кур таскают, а ты мне про сусликов.

– Все, да не все, – повесил рыжий нос рыжий Лисёнок.

Ему так есть хотелось, что голова кружилась. С вечера он в яме сидел. Вспомнил, как шуршали мыши ночью возле ямы, всхлипнул: – Я мышей ещё ем, а не каких-то кур!

«И очень даже может быть, что этот рыжий Лисёнок кур не ворует», – подумал внук Валя. Раздобыл в лесополосе сухую палку, опустил в яму. Рыжий Лисёнок выкарабкался из ямы, помахал рыжим хвостом – и в пшеницу.

А соседский мальчишка задразнил внука Валю за то, что он поверил куроеду и выпустил на волю.

– Лучше бы, – сказал, – на цепь его, вместо собаки двор караулить.

А дед – это к нему на каникулы внук Валя приехал, – как-то сказал:

– Знаешь, около лесополосы ядрёная пшеница выдалась. Ни колоска не попортили мыши-суслики. И какая на них напасть пришла? В прошлом году житья не давали.

Что на это мог сказать внук Валя? Ничего! Ест пшеничный хлеб с поджаристой корочкой, запивает парным молоком – и конец. Одно и делает – бабушку хвалит. Очень уж вкусный хлеб она печёт.

А как позавтракает, сразу на рыбалку. И старается незаметно мимо соседского мальчишки пройти. Тот, как завидит внука Валю, своё начинает долбить:

– Зачем куроеда выпустил?

Ходил-ходил внук Валя на рыбалку, до августа доходился. Идёт однажды утром, подсчитывает, сколько дней до учёбы осталось. Идёт и видит – на сжатом поле здоровенный рыжий Лис выплясывает. Увидел внука Валю, приостановился, тявкнул:

– Здравствую, не узнаёшь?

– А почему я тебя должен узнавать? Пожал плечами внук Валя.

– А я тот самый рыжий Лисёнок, которого ты спас!

– От того и пляшешь?

– Да нет, мышкую я. Приструниваю, значит, мышиное племя, что б не очень за пшеницей охотилось. Подумал, пусть внук Валя побольше пшеничного хлеба поест за свою доброту.

– Спасибо, а я и не знал, что ты пшеницу спасаешь, – сказал внук Валя – а соседский мальчишка всё так и твердит, что ты кур таскаешь. А ни одной курицы у него не пропало.

– Язык-то без костей, – ухмыльнулся рыжий Лис. – Ну, бывай здоров, а я пойду посплю немного. Всю ночь напролёт работал.

Вильнул хвостом и был таков.

А внук Валя карасей, ершей и раков наловил, деду принёс, сказал:

– А на мышей-сусликов напасть-то рыжая!

Сова в роще

Сова в роще разбойничала напропалую, и птицы не чаяли, как от неё избавиться. Помогла сорока. Она наделала такого шуму-гаму, что скоро не стало сове никакого житья. Полуголодная сова не выдержала, сказала:

– Раз житья нет, улечу из рощи!

– Скатертью дорога! – обрадовались птицы.

А кукушка вдруг печально прокуковала:

– Взгляните, кого гоните, над кем смеётесь!

Пригляделись птицы к забитой сове, сердце дрогнуло. Одни глаза да перья. Многие даже подумали: «И мы эту беднягу обижали?»

А кукушка снова печально прокуковала:

– Улетит сова, мыши разведутся. Мыши разведутся, корни деревьев перегрызут. Деревья упадут, рощи не будет. А рощи не будет, где гнёзда вить станете?

– Правильно кукушка говорит! – залился соловей.

– Верно сказал соловей, – проворковали голуби.

– Точно-точно сказали голуби! – зачирикали воробьи.

– Где воробьи, там мне делать нечего, – стрекотнула сорока и улетела.

– Так тому и быть! Пусть сова живёт! – отстукали дятлы.

– Голубчики! – всхлипнула сова. – А я-то сглупа всех проклинала!

Сова слёзы утёрла, приосанилась, задушевно сказала:

– Уговорили, остаюсь в роще. А чтобы мышей совсем не было, я совью в дупле дятла гнездо и выведу совят. Одной-то мне с мышами не под силу.

Студенец и веснянка

Выдался Студенец всем молодец. И статью, и ростом, и силой, и голосом. А вот сердце у него было ледяное. И потому он заботился только о себе, а до других ему и дела не было. Не успеет как следует продрать глаза – пойдёт колобродить по полям и лесам. Так наозорует, света белого не взвидят ни звери, ни птицы, ни люди. Никому скидки нет. То белых мух напустит за воротники людям, то щурёнка ко дну речки приморозит, то оседлает северный ветер и давай с посвистом-гиком тучи по небу гонять, землю и деревья холодом калить. – И в кого ты ледяным уродился? – плачет мать Зима.

– В тебя! – хохочет Студенец.

– И неправда, – качает головой Зима.

– А говорят, злости у тебя хватает!

– Это как на кого! Нерадивых не жалею, а работникам шубы шью, дома строю, хлеб припасаю, озимые тёплым одеялом укрываю. Потому-то встречают меня работники весело, а провожают с почестью. А ты? Студишь всех без разбора!

– Если выбирать, некогда будет и погулять! И хватит поучать! – вскинулся Студенец. – Вырастила, спасибо, а теперь – тебе порог, а меня не трог!

Настыли у Зимы от обиды слёзы льдинками, собралась она, ни слова не сказала, ушла. А Студенец на воле взялся ещё пуще озоровать. И приструнить некому. И скажи на милость, такой шатун, а приглянулся красной девице Веснянке. Она к нему то так подойдёт, то эдак, а ледяного сердца никак не проймёт. Куражится Студенец перед ней вовсю, обижает. То в овраг столкнёт, то сердце обморозит.

Видят люди – беда. Никак не растопит Веснянка ледяного сердца, сама вот-вот в ледышку превратится. А как угомонить бесталанного? И надумали. Принесли Веснянке вербу – цветок Зимы, говорят:

– Отнеси Студенцу, может, мать вспомнит, сердце отогреется.

Обрадовалась Веснянка и скорее к Студенцу. Увидел Студенец белые пушистые цветки вербы, вспомнил, как мать укладывала его на пуховую вербную постель, сердце дрогнуло. Даже сказал:

– Спасибо, Веснянка. Виноват я перед матерью, простит ли?

Обрадовались люди такому, испекли Веснянке жаворонка.

– Возьми, – говорят, – отнеси Студенцу вроде бы как привет от матери.

Веснянка скорее к Студенцу. Тот взял жаворонка, вспомнил колыбельную песенку матери, сказал:

– Что же мать живого жаворонка не отпустила? Или я и впрямь без сердца? Прислушайся, бьётся.

– Северный ветер на волю отпусти, тучи угони, – просит Веснянка, – может, и запоёт жаворонок.

Послушался Студенец, отпустил северный ветер, тучи разогнал. Забился в солнечном луче жаворонок, такую песенку запел… Студенец голову опустил, а сердце вдруг оттаяло.

Веснянка к людям:

– Студенец голову опустил, не смотрит на меня!

– Это беда – не беда! – весело сказали люди. – Не печалься!

Пошла Веснянка к Студенцу, а сама думает: «Чем приворожу друга-недруга?»

А люди надели праздничные наряды, костры зажгли, песни ласковые поют.

Слушает Студенец, удивляется. Кому люди песни такие поют? Поднял голову, увидел Веснянку, сердце расцвело. И пошёл вслед за Веснянкой через костры прыгать, не отстаёт, да так к ней и прилепился.

А люди теперь, когда летом вдруг прохладой повеет, говорят:

– Смотри-ка ты, Холодок пробежал! По матери разумник, по отцу озорник. И солнце ему нипочём, остудить пытается.

Крапива

Стрекоза принесла на поляну весть – следом за ней идет Крапива.

Одуванчик тянулся-тянулся на цыпочках, ничего не увидел и капризно сказал:

– Что я буду тянуться? Раз Крапивы не видать, значит, и нет её! Чем время понапрасну терять, лучше с бабочкой поиграть.

Вьюн с высоты куста оглядел край поляны, где показалась Крапива, и пренебрежительно сказал:

– Крапива, что трава – зелёная и только. Не стоит о ней и толковать.

Роза выставила колючки и высокомерно сказала:

– Не думаю, чтобы Крапива не заметила моих колючек!

Колокольчик изо всех сил зазвонил:

– Крапива – не крапива! Крапива – не крапива!

Ландыш закутался поплотнее в свои широкие листья и равнодушно сказал:

– Я не слышал и не хочу слышать ни о какой Крапиве!

Когда на другой год Стрекоза прилетела на поляну, её встретила Крапива и благодушно спросила:

– Ты ко мне?

Червячок – чудачок

Однажды пошли девчонки в лес по грибы. Вместе с ними отправилась в лес и девочка Люба.

Зашли девчонки в лес и сразу же разбрелись кто куда. Грибы их за собой потянули. Только лисички под кустиком покажутся, глядь, под пеньком боровик шапкой машет. И все грибы кричат:

– Сюда, ко мне! Сюда, ко мне!

А под землёй червячок трудился. Люди его дождевым червяком зовут, потому что он любит дождик. Как пойдёт дождик, червячок сразу же из-под земли вылезает и купается в дождинках. А если услышите от вороны, что червячок боится захлебнуться в воде под землёй, то этому не верьте. У вороны язык что помело. Как слово на язык, так его в разные стороны и повело.

Работал червячок, работал и остановился. Грибы так вертелись, так кричали, что и терпенья никакого. «Что бы это могло значить? – подумал червячок. – Что это грибы так раскричались? Надо узнать!» Просверлил он дырку возле грибы и высунул красный блестящий нос наружу.

И тут же услышал отчаянный крик Любы:

– Ой, какой противный червяк!

– Почему это я противный? – обиделся червячок. – Я самый обыкновенный червячок и работать к тому же умею!

– Противный и всё! – всхлипнула Люба, – испугал меня, не дал гриб сорвать.

Обиделся червячок на Любу, а тут ещё приятель за хвост тянет и бубнит:

– Ту чего? Ты чего нос наружу высунул? Дождик идёт?

– Не дождик, а девчонка-грибница меня противным обозвала, – сердито ответил червячок. – Я вот возьму и докажу ей, что я хороший червячок! Я умею работать!

– Ничего ты девчонке не докажешь! – возразил приятель. – Знаю я этих девчонок! Будь ты самым расхорошим, а всё равно они при виде тебя будут визжать. Вот мальчишки другое дело. Этим не то что червяк, а сам ужище болотный нипочём!

А я докажу, – упрямо твердил червячок, – докажу, что я и в самом деле хороший!

– Ну и червячок-чудачок! – вздохнул приятель. Отпустил хвост червячка и отправился по своим делам.

А червячок-чудачок просверлил дырку под самым лукошком, которое Люба выронила, когда увидела червячка, пролез на дно лукошка и спрятался под грибами. Почему червячок-чудачок так сделал? А вот почему. Червячок-чудачок хоть и под землёй работал, а всё знал. Земля ведь слухом полнится. Слышал он и том, что Люба хотела посадить цветы около крыльца, а не смогла. Земля была так утоптана, что Любина лопатка поломалась. И захотелось червячку-чудачку Любе, что там где её лопатка ломается он, червячок-чудачок сумеет докопаться до дела.

Люба, когда червячок исчез, подхватила лукошко и скорее к подружкам – рассказать, как ей повстречался противный червячок, из-за которого она не смогла сорвать самый большой гриб в лесу. У неё даже слёзы на глазах появились, когда она рассказала о чуде-грибе и о противном червяке.

Подруги ахали, а червячок-чудачок приговаривал на дне лукошка:

– Ну, погоди! Ну, погоди, врунья, девчонка! Ты не так у меня заговоришь!

И правда, заговорила! Пришла Люба домой, решила грибы перебрать на гладкой площадке около крыльца, разложить их и узнать, каких грибов она больше набрала. Лисичек или боровиков? Высыпала грибы из лукошка, да тут же его бросила, отскочила и заплакала. На самом верху, на грибах вертелся червячок-чудачок!

– Ой-ой, мама! – закричала Люба, – противный червяк мои грибы съел!

– Беда! – прошептал червячок-чудачок. – Надо удирать поскорее!

Он свернулся в колечко, спрыгнул с грибов и так быстро стал вертеть ход под землю, что когда на крыльцо вышла Любина мама, ни на грибах, ни под грибами не оказалось никакого червяка.

И всё-то выдумываешь ты, трусишка, – рассердилась мама на Любу. – Собирай свои грибы и марш обедать!

Люба промолчала, но она-то хорошо знала, что червячок был. Одного не знала, куда он мог деваться. Земля была такая твёрдая, что не только лопаткой, но и топором едва ли разрубишь!

А червячок-чудачок отдышался и без долгих размышлений за работу принялся. Такие ходы-выходы понаделал, так здорово землю размежевал, что семена цветов, которые валялись на площадке все под землю забрались. А как забрались, стали корешки выпускать, стебельки выбрасывать.

Утром проснулась Люба, вышла на крыльцо умываться и ахнула. Около крыльца горели, переливались красные, жёлтые, голубые, зелёные, белые цветы.

– Мама, цветы! – закричала Люба.

– Какие ещё цветы? – удивилась Любина мама. – Во сне ты их, что ли, видишь?

А когда вышла на крыльцо, улыбнулась и сказала:

– Так вот он где, твой червячок-чудачок! В землю уполз, землю разрыхлил, семена в землю опустил. Молодец червячок-чудачок!

Тут из-под земли высунул свой красный нос червячок-чудачок и ответил:

– До молодца-то мне далеко, а всё же и я кое-чего стою.

Люба смотрела на червячка-чудачка во все глаза и говорила-приговаривала:

– Хороший червячок! Умный червячок!

– То-то же! – довольно сказал червячок-чудачок и нырнул под землю.

Люба подумала, что червячок так и не простил её. А на самом деле он увидел за забором мальчишку-рыболова. А уж чем с мальчишкой-рыболовом встречаться, лучше в земле покопаться.

Грибы и барсук

Набрел осенью барсук на грибную полянку, обрадовался:

– Будет по весне на первых порах чем перекусить!

И на лежанку, и до весны. А весной проснулся и сразу же на грибную полянку. Оголодал, голова кругом.

Вылетел барсук на полянку, а на ней ни одного даже завалящего грибка. – Ну вот, – вспыхнул барсук, – у нас и оставить ничего нельзя!

Вишня

У вишни заболела ветка. Она стала черной и ядовитой. Веселая яблоня, серьезный торн, скромный крыжовник, солидная груша и даже легкомысленная красная смородина в один голос сказали вишне:

– Оборви гнилую ветку, а то она погубит все другие.

Вишня возразила:

– Вам легко говорить «Оборви» – она не ваша, а моя. Нет уж, как-нибудь обойдусь!

– Но она же тебе только мешает! – вступила в разговор солидная груша.

– Что вы ко мне пристаете, вам какое дело до моей ветки? – обиделась вишня. – Занимайтесь собой, а меня не трогайте!

Все почувствовали себя неловко, а крыжовник, который отгородился от всех колючками, сказал:

– Я вам сколько раз говорил – не вмешивайтесь не в свое дело!

А между тем он ничего подобного ни разу не говорил. Выжидал, как дело обернется.

У вишни со дня на день стали сохнуть ветки одна за одной. Все молчали и смотрели, как вишня чахнет. Но никто не осмелился оборвать гнилую ветку. Вскоре вишня совсем зачахла и стала черной.

Веселая яблоня, серьезный торн, скромный крыжовник, солидная груша и даже легкомысленная красная смородина в один голос сказали:

– Жаль, что среди нас не нашлось ни одного смельчака!

И укоризненно посмотрели друг на друга.

Как чижик иву плакать заставил

Ива росла на высоком берегу речки и ни одного дерева к ней не подпускала. Она раскинула во все стороны острые листки и шумела:

– Кто вздумает подойти к речке – пожалеет! Обрежу враз все сучки!

Веселый чижик летал к речке попить. Не понравилось ему, что ива никого к речке не пускает, надумал её наказать.

Подлетел чижик к иве, спрашивает:

– А ты правда сильная?

Ива расшумелась, ещё больше растопырила листки:

– Сильнее меня никого на свете нет!

– Ты и правда сильнее всех?

Расшумелась ива:

– Сильнее!

Чижик спрашивает:

– Сильнее всех?

Ива шумит:

– Сильнее!

Чижик прищурил один глаз и говорит:

– Ну, раз ты самая сильная, попробуй разрубить воду в речке.

Спустилась ива к самой речке, размахнулась листками-ножами и ну резать воду. Но сколько она ни старалась, а разрубить речку никак не смогла. Устала, опустила ветки, с досады заплакала.

Так с тех пор стоит ива у воды и плачет.

Иван-да-Марья

Шли Иван-да-Марья. Дошли до развилки дорог. Иван говорит:

– Повернем налево.

Марья говорит:

– Повернем направо.

Иван говорит:

– Повернем налево.

Марья говорит:

– Повернем направо.

Стоят Иван-да-Марья на развилке дорог. Иван – в синей рубахе, а Марья – в желтом платочке. Стоят и потихоньку говорят:

– Повернем налево.

– Повернем направо.

Говорят так, а друг от друга – никуда. И все потому, что у Ивана-да-Марьи один стебель на двоих.

Виновного узнает солнце

Однажды Зайчиха вместе с Зайчонком поселились под Подсолнухом. Подсолнуху понравился веселый Зайчонок, и он укрывал его своей золотой шляпой от горячих лучей солнца и от холодного дождя.

Как-то Зайчиха ушла поискать для Зайчонка сладкой морковки, а Зайчонок лег под Подсолнух и задремал. В это время пролетала мимо Сова и схватила Зайчонка.

Зайчиха видела издали Сову и поспешила к Подсолнуху.

Подсолнух, как обычно, кивал своей золотой шляпой, а Зайчонка нигде не было. Сова делала вид, что спит.

Зайчиха спросила про Зайчонка у Подсолнуха, но он молчал. Он не умел говорить.

Зайчиха не знала, как быть, кого в пропаже Зайчонка обвинить.

Пошла она к Орлу, рассказала о своей беде. Орел прилетел к Подсолнуху, посмотрел на него и на Сову и сказал:

– Кто из Вас виноват, а кто нет, я не знаю и узнать не могу. Поэтому пусть виновного узнает солнце. Кто дольше ему, справедливому, посмотрит в глаза, тот не виноват.

Когда солнце начало всходить, Сова и Подсолнух начали смотреть на него.

Сова все шире и шире раскрывала глаза, а солнце становилось все ярче и ярче. Скоро Сова ослепла и стала сидеть неподвижно. Она боялась себя выдать. А солнце продолжало свой путь, и Подсолнух поворачивался вслед за ним. Он-то видел солнце.

Сова сидела-сидела и надумала лететь ночью, чтобы никто и никогда не узнал о её слепоте. А подсолнух с той поры каждое утро встречает солнце и провожает своим взглядом, чтобы знали о его честности. Ведь он говорить не умеет.

Умница-разумница

Однажды хороводилась, мыкалась Лиса с мышами, наткнулась на пенек, присела с устатку, заглянула в сумку, вздохнула: «Опять одна постнятина! И что же это получается? И умница я, и разумница я, а на завтрак – мыши, на обед – мыши, на ужин – мыши! А Петух горшени*, этот горлодер неуемный, все так и будет таскать по плетню свою пустую башку? И выходит, я, умница, я, разумница, никогда и не попробую кашки с петушатинкой или, к примеру, щей с петушатиной? Нет-нет. Вставай, Лисонька, иди, моя умница, иди, моя разумница, прямо во двор горшени и забирай Петуха! Ты слышала скрип телеги по лесной дороге? Слышала? Что он тебе сказал? А сказал он тебе, что горшеня с горшками уехал на базар! Дочка его дома осталась? Так тебе, моя умница, моя разумница, девка-простофиля не помеха! Ну, вытряхивай из сумки дрянь-мышей – и вперед, за петушатиной!»

Лиса вытряхнула мышей вон из сумки да прямиком через ельничек на дорогу. Вышагивает Лиса по дороге и все нос по ветру. Петух так накрепко засел в голову, петушиный запах за версту мерещится. И вдруг глядь – у дороги горшок-гладкий бок стоит. «Батюшки! – всполошилась Лиса. – Уж не из горшка ли тянет петушатиной?»

Скакнула Лиса к горшку и только было собралась заглянуть, как увидела около горшка Зайца, Волка и Медведя. Сидят, не шелохнутся, уставились на горшок. Зайцу виделась пареная морковь, Волку – жареная баранина, Медведю – топленый мед. А как при посторонних первому в горшок лезть?

«Сидят! – поморщилась Лиса. – Вечно около моего горшка избыток. Ну, да я же умница да к тому же разумница!»

– Прохлаждаетесь у пустого горшка? – набросилась она на приятелей. – А я к петуху бегай да новости узнавай? Ну, лодыри! Ни стыда, ни совести. С голоду готовы у пустого горшка пропасть! И это тогда, когда на огороде горшени куча моркови, в погребе у горшени крюки гнутся от бараньих туш, а продух не закрыт, на пасеке у горшени бочонок свежего меда. Ну-ну!

Последние слова Лиса сказала уже горшку. Осталась она с ним один на один. А как раз, то и нос в горшок. Да носом о пустое дно.

«Говорила же – пустой!» – обозлилась Лиса и голову бы назад, а горшок не отпускает. Лиса так дерг головой, эдак дерг, грозит вдребезги разбить горшок, а ничего не выходит. Притомилась, поостыла, вспомнила, что она не только умница, а еще и разумница, и горшку:

– Ну, горшок, показал свою хватку, и ладно. Не век же нам в обнимку ходить!

А сама так и скачет, так и прыгает, так и мотает головой. На одном прыжке не удержалась да о дуб – бац! Горшок пополам, лиса кувырком. Очнулась, да хвост трубой, да по дороге, вопит:

– Я тебе покажу, дрянь-петух! Ты у меня узнаешь! Смотри ты, подсунул пустой горшок! Думал, так я и попадусь! Не на такую напал!

Во двор горшени влетела, на Петуха налетела, за крыло схватила, к воротам потащила. Упирается Петух, свободным крылом по глазам бьет. Да тут еще и дочка горшени орет:

– Глядите, Лиса Петуха украла!

А Петух Лисе:

– Чего молчишь, дуреха? Скажи девушке: «А тебе какое дело?»

Лиса обиделась на дуреху, сама вроде бы хотела отчитать девку горшени, да как тявкнет:

– А тебе какое дело, дурак?

Петух на плетень, Лиса с размаху в плетень, дочка горшени Лису за хвост. Петух орет, Лиса орет, дочка горшени орет. Зайца с огорода будто ветром сдуло, Волк с перепугу еле из продуха без полушубка выскочил, Медведь шубу скинул, налегке в лес заломился.

Лиса на хвост обозлилась, оставила его дочке горшени, сломя голову на дорогу выскочила, только пыль столбом. Отбежала порядком, Волка издали приметила, отряхнулась, сумку поправила, потихоньку пошла. Не видать Волку, чтобы умница да разумница от какой-то дочки горшени бегала. А дружки хороши, нечего сказать. Она к ним с добром, а они от нее бегом. Ладно, она сама умница да еще разумница.

А Волк издали окликивает:

– Эй, кума! Да ты, я вижу, так на новоселье мухи торопилась, хвост дома забыла.

– А нынче жарко, – вывернулась Лиса, – чего хвост по жаре таскать?

Подходит, а около дуба дым коромыслом. Муха в разбитом горшке терем оборудовала, новоселье справляет. А драный Волк гостей потешает – на балалайке тренькает, словами брякает:

 
Тары-бары, растабары,
Закипали самовары.
Таракан дрова рубил,
Чижик по воду ходил,
Косолапый медведь
С щуки шкуру содрал,
Полсапожки себе сшил,
Без тулупа щеголял,
Лиса лыко драла,
Себе лапти плела!
 

Не показалась Лисе песенка, к пеньку подалась, радуется: «Умница я, разумница я, на приметном месте мышей сложила». Приплелась к пню, а там не то что мышей, а и завалящего мышиного хвоста не осталась.