Текст книги "Проклятие Галактики"

Автор книги: Валентин Холмогоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Над исследованиями трудилась огромная армия специалистов в различных научных дисциплинах, среди которых был и основоположник теории субпространственных тоннелей Алан Долтон. Однако этот амбициозный человек не только сумел проявить себя блестящим ученым, но также оказался талантливым организатором и успешным предпринимателем. Просчитав возможные выгоды от своего открытия, Алан незамедлительно основал фонд, взявший на себя финансирование всех связанных с «эффектом Долтона» исследований, а чуть позже – компанию с громким названием «Международная Космическая Ассоциация», начавшую проектирование и строительство первых гейтов, призванных связать ближайшие звездные системы в единую транспортную сеть. Деньги многочисленных инвесторов текли рекой. Около четырех лет ушло на выработку единых стандартов, благодаря которым конструкторы космических аппаратов могли унифицировать создаваемые ими изделия. Родилось несколько классов кораблей, отличающихся массой и габаритами, что заметно облегчило их двунаправленное перемещение в пространстве, а спустя еще несколько лет инвестиции начали приносить первую прибыль. Ассоциация росла, подминая под себя все больше и больше мелких игроков отрасли, и вскоре превратилась в гигантскую империю, единолично владеющую огромной транспортной сетью. Сетью, состоявшей из тысяч расположенных в разных уголках Галактики гейтов.

И вот сейчас человек, называющий себя Аланом Долтоном, изучающе смотрел прямо в глаза Нику, хотя тот до недавнего времени был абсолютно уверен, что создатель теории субпространственных тоннелей и основатель Международной Космической Ассоциации уже давно умер от старости. Наверное, он должен был что-то сказать, но под испытующим взглядом бесцветных глаз в голову Ника лезла только какая-то несусветная чушь, совершенно не соответствующая моменту. Первым прервал затянувшуюся паузу Долтон:

– Как видишь, я еще жив. Если это, конечно, можно назвать жизнью.

Речевой синтезатор издал несколько хриплых кашляющих звуков, и Ник снова содрогнулся, поняв, что это смех.

– А вот что касается тебя, Ник… Надеюсь, Эмиль уже принес свои извинения за доставленные неудобства?

– И неоднократно.

– Что ж, тогда и я выскажу свое сожаление. Обстоятельства сложились таким образом, что мы вынуждены были пригласить тебя сюда… столь незаурядным способом.

– Пригласить? – усмехнулся Ник. – Меня обездвижили и притащили к вам, словно мешок с помоями. Кроме того, мне несколько действует на нервы вот это.

Он поднял руку, демонстрируя плотно облегающий запястье гладкий пластиковый браслет.

– Эмиль? – Инвалидное кресло тихо взвизгнуло сервомотором, поворачивая тщедушное тельце в сторону притихшего за столом толстяка. Лицо коротышки покрылось красными пятнами.

– Сию секунду, сэм Долтон…

Что-то приглушенно щелкнуло, и оба браслета с гулким стуком упали на застланный мягким покрытием пол. Ник принялся растирать затекшую руку.

– Я надеюсь, в ходе нашего дальнейшего сотрудничества этот неприятный инцидент быстро забудется.

Кресло вновь развернулось к Никите, и тот сделал вывод, что Долтон, по всей видимости, не в силах даже повернуть голову к своему собеседнику.

– Сотрудничества?

– Именно. Я хотел попросить тебя о помощи. Это главная причина, по которой ты оказался здесь.

– Значит, Ассоциации требуется моя помощь?

– Я говорил сейчас от своего собственного имени, Ник.

– А если я откажусь?

Очень уж самоуверенно этот прикованный к креслу человечек упомянул о сотрудничестве, будто об уже свершившемся факте, не подлежащем ни малейшему обсуждению. И это Никите не понравилось. Бесцветные, лишенные ресниц глаза продолжали изучающе смотреть на него. Пожалуй, глаза и были единственно живыми на этом бледно-сером, изрытом уродливыми рубцами лице. Ник поспешил отвести взгляд.

– Что ж, если ты откажешься, я не стану настаивать, – нарушил, наконец, тишину речевой синтезатор.

– В таком случае всего доброго.

Толстяк хотел было подняться вслед за вскочившим на ноги Ником, но Долтон жестом остановил его. Ведущая в приемную автоматическая дверь была всего в паре шагов впереди, и Ник уверенно направился к ней, постепенно осознавая, насколько глупо он сейчас выглядит со стороны: возле выхода, на стене, примерно на уровне его глаз ритмично мигала красным огоньком матово-серая пластиковая полусфера. Сканер сетчатки. Сейчас он приблизится к нему и упрется в гладкую, декорированную под дерево стену. Он может биться в нее, сколько душе угодно, вызывая лишь саркастическую усмешку на щекастой физиономии толстяка: автоматика пропускает только своих. Вот еще один шаг. Зрачки на короткую долю секунды ослепил тонкий луч сканера, и дверь беззвучно втянулась под потолок. От неожиданности Ник замер на пороге. Значит, кто-то уже успел добавить информацию о нем в базы данных системы контроля доступа? И значит, его действительно никто не пытается насильно удерживать здесь?

– Ник! – раздался за спиной многократно усиленный речевым синтезатором бесстрастный голос. – Прежде чем ты уйдешь, мне хотелось бы попросить Эмиля показать тебе кое-что.

Ник обернулся, и дверь так же бесшумно вернулась на свое место.

– Взгляните сюда, обожаемый, – подал голос коротышка.

В его руке возник крохотный пульт, толстые пальцы пробежались по кнопкам, и свет в помещении чуть померк, а декоративные панели возле дальней стены раздвинулись в стороны, обнажая блестящий серебром рефлектор голопроектора. В воздухе вспыхнуло туманное облако, постепенно обретая округлую форму и внятные очертания.

– Это реконструкция, сэм Фадеев, – пояснил толстяк. – Воссоздана на основе телеметрии, а также данных речевого и параметрического самописцев.

Бескрайняя голубовато-зеленая равнина планеты. Над ней медленно и величественно плывет вытянутый шестигранник корабля, в очертаниях которого Ник без труда узнал собственный грузовик. Чуть впереди, прямо по курсу, неторопливо вращается вокруг своей оси изящный стреловидный фюзеляж терпящей бедствие яхты. Выше, прямо в зияющей пустоте пространства возникли цифры общегалактического времени. Ник назубок помнил этот принятый среди астронавтов универсальный стандарт, позволявший использовать единый отсчет суток и дат даже в системах планет с различным периодом обращения: 64 секунды в минуте, 64 минуты в часе, 32 часа в сутках, 8 дней в неделе, 32 дня в месяце, 8 месяцев в году.

– «Декстер», доброе утро, это попутный, «Тристар» двадцать три – ноль восемь. Что там у вас стряслось? – услышал Ник собственный голос, показавшийся ему со стороны каким-то чужим и почти незнакомым. Проектор тут же продублировал прозвучавшую в полумраке зала фразу в виде бегущей строки, снабженной временной отметкой и номером рейса вызывающего корабля.

– Здравствуйте, «Тристар». Железяку поймали. Похоже, пробило магистраль, машина заблокировала маршевый двигатель, пытаемся запустить ВСУ. Пожара нет. Разгерметизации нет.

– Вращение скомпенсировать можете?

– Пытаемся.

– Готовьте стыковку.

Словно во сне Ник наблюдал за тем, как его корабль аккуратно выполнил коррекцию орбиты. Вспыхнули и погасли дюзы маршевого двигателя, придав грузовику короткий дополнительный импульс. Медленно потекли секунды, корабли неохотно сближались, понемногу сокращая разделявшее их расстояние. Вот полыхнули сопла двигателей ориентации, заставляя грузовик уклониться от столкновения с пролетевшим поблизости металлическим фрагментом какого-то древнего спутника, вот яхта перестала крутиться волчком, застыв над зеленоватой поверхностью Джанезии сверкающей в лучах солнца стрелой. Грузовик лениво развернулся кормой по направлению своего движения и ненадолго включил двигатели, начиная торможение, а затем принялся менять курс, готовясь к стыковке. Его угловатая туша на мгновение закрыла собою крошечный, казавшийся таким хрупким силуэт яхты. На серебристый корпус «Декстера» наползла чернильно-черная тень, последний отблеск далекого светила вспыхнул и погас, утонув в ажурном переплетении антенн. В следующий миг тревожно взвыла сирена автоматической системы предупреждения об опасном сближении.

Ник не верил собственным глазам, завороженно наблюдая, как, продолжая свой неторопливый разворот, его корабль срезает задней частью корпуса кормовые надстройки яхты. В лишенном воздуха пространстве беззвучно вспухло и опало огненное облако, брызнули, кувыркаясь, обломки. Закрутившись от неожиданного удара волчком, яхта воткнулась носом в покатый бок «Тристара», разламывая его пополам. Носовая часть фюзеляжа, теряя элементы обшивки в стремительно замерзающем облаке вырвавшегося из трюмов кислорода, сонно проплыла мимо, продемонстрировав Нику бесформенную мешанину искореженных переборок. В следующий миг рядом с останками грузовика зажглось и погасло еще одно крошечное солнце – это взорвались топливные элементы «Декстера». Затем изображение дрогнуло и исчезло.

– Вы погибли, обожаемый, – подвел итог этой неутешительной картины толстяк, вновь увеличивая яркость освещения в зале до нормальной величины. – Мои искренние соболезнования.

– Боюсь, у тебя и вправду нет выбора, Ник, – подал голос Долтон. – И времени на размышления тоже, к сожалению, нет.

Взглянув в устремленные на него бесстрастные и бесцветные глаза, Ник внезапно понял, что это действительно так.

Помещение было крошечным и тесным, но самое неприятное заключалось отнюдь не в его скромных размерах. Больше всего действовали на нервы стены, абсолютно прозрачные снаружи и матово-серые изнутри, от которых почти физически исходило ощущение дискомфорта. Человека, находящегося в окружении этих стен, неизбежно преследовало чувство, будто за ним внимательно следят невидимые наблюдатели. Макс забился в самый дальний угол этой узкой каморки, усевшись прямо на украшенный неопрятными мутными разводами заплеванный пол, и устало закрыл глаза.

Допрос, который устроил ему полицейский детектив, выжал из Макса последние остатки сил, а надежд на благополучный исход дела так и не прибавилось. В дополнение ко всему он испытывал сейчас легкую дурноту, а голова казалась тяжелой, словно кто-то набил ее изнутри мокрыми тряпками. Как ни старался детектив заставить Макса проговориться, задавая ему по-разному сформулированные, но сводящиеся к одному и тому же вопросы, тот твердо стоял на своем, утверждая, что понятия не имеет, откуда взялась в кармане его пиджака та злосчастная бутылка джина. На самом деле он, конечно, прекрасно знал, благодаря кому его угораздило попасть в эту переделку. Хоть скотина Зильдер и казался со стороны в стельку пьяным, при виде полицейских у него хватило ума сунуть улику в валявшийся на полу пиджак, ведь если бы его поймали с таким количеством спиртного, то, учитывая предшествующие подвиги Рунни и непогашенную отметку о совершенном ранее правонарушении, парню грозило серьезное наказание. Только вот Максу от этого становилось ничуть не легче.

С одной стороны, на бутылке отсутствуют его отпечатки пальцев, ведь он не брал ее в руки. Если полицейские все-таки проведут дактилоскопическую экспертизу, на чем настаивал Макс, это окажется серьезным плюсом. Хотя вряд ли они станут тратить на это свои силы и время… А вот то, что медицинские тесты показали наличие в его крови алкоголя, это огромный минус. Только за одно это по законам фактории его могут упрятать за решетку года на полтора. И как теперь отвертеться от такого обвинения, Макс не имел ни малейшего понятия. Минимум год в коррекционном изоляторе. Позорная запись в ай-ди. И с учебой в академии, да что там, в любом приличном заведении Кориса придется распрощаться навсегда. А через год, когда его, наконец, выпустят на свободу, все давешние друзья уже разъедутся кто куда, у них появится новая, совершенно другая жизнь. Нужно будет искать работу, только вот кто пожелает нанять парня без специального образования и с клеймом преступника в персональном файле? Да никто даже не посмотрит в его сторону. И ни одна нормальная девчонка тоже не посмотрит. Вот ведь беда… Наверное, придется мыть по ночам полы в какой-нибудь грязной забегаловке, а в остальное время мучительно терпеть полные страдания взгляды матери.

Заплаканная мать примчалась в окружную префектуру полиции, куда после допроса доставили Макса, практически сразу, как только ей стало известно о случившемся. Привезла теплый свитер, от которого оказалось мало проку: в камере было тепло, хоть и весьма грязно. Чтобы не испачкать свитер, Макс связал его рукавами на поясе: так он напоминал ему о казавшемся теперь ужасно далеким доме всякий раз, когда он вдыхал затаившийся в ворсистой ткани знакомый с детства запах. Им позволили пообщаться всего лишь несколько минут. Мать непрерывно роняла слезы, говорила, что произошла какая-то нелепая ошибка и что она сейчас же свяжется с дядюшкой Юлианом, и он обязательно, ну просто обязательно поможет.

Дядюшка Юлиан работал юристом в гигантской транснациональной корпорации «Юнайтед Аэроспейс», занимавшейся добычей ископаемых и переработкой топлива для космических кораблей. Чем он мог помочь в сложившейся ситуации, Макс решительно не представлял. Насколько ему было известно, дядюшка занимался какимито хитроумными договорами и совершенно не разбирался в уголовном праве, да и навещал он их нечасто, предпочитая присылать на многочисленные семейные праздники короткие видеосообщения. Но волшебное слово «юрист», видимо, оказало магическое влияние на затуманенное горем сознание матери. Чтобы хоть немного успокоить ее, Макс охотно согласился с нею, сказав, что безоговорочно верит в мифическую поддержку дядюшки Юлиана. На самом деле, ему сейчас не помешал бы хороший адвокат, только вот где его найти… Семья жила небогато, а услуги толкового законника стоили недешево. Что же касается толстой и отвратительно пахнущей розарином женщины, которую детектив пригласил в кабинет в качестве государственного защитника, то Макс вежливо отказался от ее помощи после того, как та грубо посоветовала ему не тратить чужое время и быстренько признаться во всех смертных грехах.

– Вольтберг!

Отомкнув сливавшуюся с серой стеной дверь, в камеру шагнул полицейский с серебристыми нашивками капрала на синем форменном кителе. Макс неохотно поднялся на ноги и вышел в полутемный коридор, повинуясь молчаливому жесту полисмена. Щелкнул за спиной электрический замок, и арестант получил короткий тычок между лопаток.

– Двигай.

Он понятия не имел, куда его ведут. Следуя указаниям капрала, он дважды повернул налево, прежде чем ему приказали остановиться возле ничем не примечательной двери в конце очередного полутемного коридора. Полицейский снова отпер магнитный замок и грубо впихнул Макса внутрь просторной, ярко освещенной комнаты.

– Десять минут, – сказал он сидевшему за столом высокому худощавому мужчине в светло-зеленом пиджаке.

– Спасибо, мне хватит и пяти, – вежливо ответил тот и, дождавшись, пока за спиной капрала закроется дверь, обратил свой взор на замершего возле входа Макса.

– Здравствуй, племянничек.

– Здравствуйте, дядюшка Юлиан.

Дядя ничуть не изменился с тех самых пор, как Макс видел его последний раз. Когда это было? Год назад или два? Похоже, тот уже давно утратил свойство меняться: в этом изборожденном морщинами лице, обрамленном густой копной длинных седых волос, время застыло навсегда, как на древнем фотопортрете из старинного прабабушкиного альбома.

– Только один вопрос, племянник, – тряхнув своей великолепной серебристой гривой, произнес дядюшка Юлиан, – ответь мне честно: ты употребляешь спиртное?

Тон его был холоден и по-деловому сух.

– Попробовал в первый раз… По случаю праздника… У нас была вечеринка, там собрались ребята…

– Понятно. Врачи что-нибудь зафиксировали?

– Да… Меня заставили выдохнуть в какой-то прибор, потом взяли стеклянной трубкой слюну…

– Тебя спрашивали, сколько ты выпил?

– Да. Я сказал, что немного… Может быть, пару глотков…

– Когда ты это говорил, регистратор у допрашивавшего тебя детектива был включен?

– Кажется, да.

– Плохо. Очень плохо. Нужно было все отрицать. Но сказанного уже не воротишь…

Дядюшка Юлиан поднялся на ноги, извлек из кармана крошечный наладонник, шагнул вплотную к Максу и, понизив голос, вкрадчиво произнес:

– Личный код помнишь? Вводи. Быстрее.

Не понимая до конца, что именно происходит, Макс набрал на виртуальной клавиатуре «пада» собственный идентификационный номер и приложил большой палец к сенсорному дисплею, заверяя какой-то появившийся на экране электронный документ своей персональной цифровой подписью.

– Прекрасно, – кивнул дядюшка, – ты оформил договор поручения, на основе которого завтра я буду представлять твои интересы в суде. Теперь подпиши вот это…

Макс снова приложил палец к холодному пластику экрана.

– И вот это.

Процедура в точности повторилась еще раз.

– Замечательно, – подвел итог дядюшка Юлиан, поспешно убирая «пад» обратно в карман. – Шансов избежать коррекционного изолятора у тебя немного, вернее, лично я вижу только один надежный способ вытащить тебя из того дерьма, в которое ты сам себя и загнал. Надеюсь, произошедшее послужит тебе хорошим уроком. До завтра, племянничек.

С этими словами дядюшка, гордо вскинув седую голову, прошествовал за дверь, где его появления дожидался скучающий капрал. Спустя минуту с небольшим Макс снова оказался в своей тесной камере с прозрачными снаружи и тоскливо-серыми изнутри стенами.

Ночь прошла просто ужасно. Устроившись прямо на грязном полу и положив под голову плотно свернутый свитер, Макс то проваливался в короткую тревожную полудрему, то просыпался и подолгу вслушивался в отдаленные звуки, доносившиеся из-за плотно закрытой двери. Где-то раздавались шаги, звучали приглушенные голоса, потом кто-то громко звал дежурного, и его голос гулко отдавался в пустых коридорах. Лишь под утро ему удалось ненадолго забыться беспокойным сном. С рассветом дверь камеры отворилась, и полицейский капрал, не тот, что сопровождал его вчера, приказал Максу выметаться наружу.

Макс надеялся, что его хоть чем-нибудь покормят, но вместо этого капрал вывел его из здания и велел забраться в темно-синий фургон, припаркованный возле входа в префектуру. Макс послушно уселся на длинную узкую скамью и принялся ждать. На бледно-зеленоватое небо Джанезии медленно выползало солнце, в кузове фургона стало заметно припекать, а в пустом желудке противно ныло, время от времени накатывали короткие приступы тошноты: Макс ничего не ел со вчерашнего дня, и голод уже давно давал о себе знать. Спустя пару минут в фургон, кряхтя, забрались заросший клочковатой щетиной парень лет двадцати пяти и осунувшийся пожилой мужчина в грязной и измятой сорочке, отчего вокруг сделалось еще более душно. Щелкнул запор автоматической двери, и машина бесшумно тронулась с места.

– Интересно, куда нас везут? – спросил Макс, обращаясь скорее к самому себе, чем к своим случайным попутчикам.

Мужчина хранил молчание, с отсутствующим видом уставившись в пол, и потому за него ответил разместившийся на прикрученной к противоположной стенке фургона скамье небритый парень:

– К окружному судье, куда ж еще? Интересно, к которому мы попадем. Если к Трине Августен, считай, повезло, она женщина добрая, с пониманием. А вот ежели к Ошвальду Гриммеру, пиши пропало.

Фургон нещадно швыряло и подбрасывало на кочках, разговаривать не хотелось. Макс, стиснув зубы, терпел адскую духоту и голод, с него ручьями лил пот. Попутчикам, похоже, приходилось ничуть не лучше. С полчаса попетляв по залитым солнцем улицам, фургон, наконец, остановился.

– Вываливайтесь, – грубо распорядился конвоир, распахивая двери их передвижной темницы.

– Пришел капрал, в штаны насрал… – пробурчал себе под нос небритый парень и тут же получил от полисмена крепкую зуботычину.

– Пошевеливайтесь, быстро, быстро!

К чему была нужна подобная спешка, Макс так и не понял. Его оставили в просторном помещении с тяжелыми скамьями вдоль стен и велели ждать, давешних попутчиков куда-то увели. Неторопливо потянулись минуты. От нечего делать Макс начал разглядывать декорированные розовым пластиком стены, затем поднялся на ноги и подошел к окну. Снаружи разливался яркий солнечный день, от которого его отделяло три слоя прочного, по всей видимости пуленепробиваемого, стекла и едва заметно дрожавшая дымка силового барьера, который Макс разглядел далеко не сразу. Похоже, сбежать отсюда не так-то просто…

– Доброе утро, племянничек, – раздался позади хорошо знакомый голос. Макс обернулся:

– Здравствуйте, дядя Юлиан.

– Ты завтракал? Держи. – Дядюшка протянул Максу темно-красный олерон и бутылку минеральной воды. Страдая от голода, тот сразу же вгрызся в ароматную мякоть плода, по подбородку потек сладкий сок. Едва он успел разделаться с фруктом и запить его несколькими жадными глотками минералки, как в помещении возник полицейский в чине фельдфебеля и громко пригласил их следовать за собой.

На небольшом возвышении под огромным гербом фактории восседал плотный, короткостриженый человек в строгом костюме, отрекомендовавшийся окружным судьей Гриммером. Тем самым, именем которого не столь давно пугал Макса его товарищ по несчастью. Внутри у Макса все сжалось от страха, однако дядюшка Юлиан казался абсолютно невозмутимым, и это спокойствие вселяло в душу его племянника робкую надежду.

Судья Гриммер попросил дядюшку Юлиана представиться, потребовал переслать ему файл с договором поручения и копию его юридического сертификата, затем обратился к Максу, велев тому назвать свое полное имя и дату рождения. Когда с формальностями было покончено, судья зачитал вслух фабулу обвинения и поинтересовался у подсудимого, понятно ли ему, что именно ему инкриминируют. Макс ответил утвердительно. Тогда судья спросил, признает ли он свою вину.

– Частично, ваша честь, – помня о коротких наставлениях дядюшки, которые тот дал ему за несколько минут до начала процесса, ответил он.

– Поясните, сэм Вольтберг.

– Меня обвиняют в хранении запрещенного вещества, но я отрицаю эту часть обвинения. На бутылке отсутствуют мои отпечатки пальцев, я даже не брал ее в руки.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно.

– Тогда как она попала к вам?

– Мне это неизвестно, ваша честь. Полицейский извлек ее из кармана моего пиджака, который я ненадолго оставил на полу без присмотра. Ее мог подложить туда кто угодно.

– У вас есть подозрения, кто это мог сделать?

– Нет, ваша честь.

– Почему вы оставили свою одежду, как вы утверждаете, на полу и чем вы были заняты в момент задержания?

– Дракой с моим бывшим одноклассником, Рунни Зильдером.

– Как давно вы знаете эна Зильдера?

– Более десяти лет. Мы учились вместе.

Вопросы сыпались один за другим, и Макс едва успевал подбирать слова, чтобы ответить на них – как и учил его дядюшка Юлиан, по возможности кратко и односложно.

– Из-за чего произошла драка?

– Он оскорбил меня… Мою девушку…

– Как зовут вашу девушку?

– Ти…

– Возражаю, ваша честь, – раздался спокойный голос дяди Юлиана. – Это не имеет отношения к делу.

– Кто первый начал потасовку?

– Я не помню точно, сэм судья.

– Находился ли в этот момент сэм Зильдер в состоянии опьянения?

– Протестую, ваша честь, – вновь подал голос дядюшка Юлиан. – Мой подзащитный не обладает должной квалификацией, позволяющей определить наличие или отсутствие состояния алкогольного опьянения.

– Хорошо, я принимаю ваше возражение, господин адвокат, – поморщился Гриммер. – А сами вы, сэм Вольтберг, были во время драки пьяны?

– Медики зафиксировали факт употребления моим подзащитным алкоголя, – вновь встрял в их диалог дядюшка Юлиан. – Официальное заключение должно присутствовать в материалах дела.

Судья Гриммер вновь неодобрительно посмотрел в сторону защитника.

– Да, такое заключение имеется. И оно говорит отнюдь не в пользу сэма Вольтберга.

– Я видел копию этого документа, – кивнул дядюшка Юлиан, и его седые локоны засеребрились в падающих сквозь высокие окна солнечных лучах. – Поскольку событие имело место, мой подзащитный, безусловно, виновен в употреблении запрещенного спиртосодержащего вещества, за что законодательством предусмотрена ответственность для гражданского населения фактории…

– Хорошо, что вы это понимаете, сэм адвокат, – довольно ухмыльнувшись, прервал его судья.

– …к которому он не относится, ваша честь.

Дядюшка Юлиан закончил свою речь и умолк. В зале наступила гнетущая тишина.

– Что вы имеете в виду? – пристально глядя на защитника, спросил наконец судья Гриммер. Юлиан спокойно выдержал его тяжелый взгляд.

– Дело в том, ваша честь, что незадолго до ареста мой подзащитный подписал двухлетний контракт с департаментом общей безопасности корпорации «Юнайтед Аэроспейс». А поскольку эта структура фактически является вооруженным армейским формированием, действующим на всех обитаемых планетах Галактики в интересах корпорации, ее служащие неподсудны судам общей юрисдикции Кориса. Все совершенные ими правонарушения должны расследоваться внутренней дисциплинарной комиссией.

Макс с трудом переваривал услышанное. Он подписал договор с частной армией «Юнайтед Аэроспейс», о которой он раньше слышал только из информационных и новостных программ? Но как? Этого просто не могло быть.

– Когда вы заключили контракт с «Ю Эй», сэм Вольтберг? – сжав зубы так, что у него побелели скулы, обернулся к Максу судья Гриммер.

– Я…

– За несколько часов до задержания, – ответил за него дядюшка Юлиан. – Он посетил офис корпорации по дороге на вечеринку, где его арестовали полицейские. Служащие департамента общей безопасности могут это подтвердить. Ходатайствую о включении копии контракта в материалы дела. Прошу занести мое ходатайство в протокол судебного заседания.

– Вот оно что… – протянул Гриммер, изучающе разглядывая лицо Макса. – Что ж, тебе повезло, парень. Я перешлю твое дело в службу персонала «Ю Эй». Только запомни одно: срок давности по таким делам составляет ровно два года. Если в течение этих двух лет тебя вышибут из твоей чертовой частной армии, ты снова попадешь ко мне. И вот тогда я вытяну из тебя все кишки и с удовольствием намотаю их тебе на шею. Ты понял?

– Да, господин судья.

– Свободен, – выплюнул окружной судья Ошвальд Гриммер и углубился в изучение разложенных перед ним бумаг. – Копию постановления получишь в электронном виде через десять дней. И пусть позовут следующего.