Текст книги "Круг невинных"

Автор книги: Валентен Мюссо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– У меня к вам несколько вопросов.

– Я уже говорил с вашими коллегами вчера вечером… Не знаю, смогу ли быть вам чем-нибудь полезным.

– Посмотрим. Мне нужны какие-нибудь сведения, от которых я могла бы отталкиваться.

Чаще всего, даже еще ничего не узнав о жертве, Жюстина предпочитала пропитаться атмосферой, в которой убитый жил и развивался. Само по себе место уже могло многое сообщить; послужить чем-то вроде проявителя в процессе печатания фотографий. О вселенной подготовительных классов больших лицеев лейтенант Неродо ничего не знала. Это был совсем не ее мир.

– Скажите, что-нибудь похожее уже происходило, недавно или в очень давнем прошлом?

– Нет, ничего из ряда вон выходящего. Знаете, Массена – очень респектабельное и уважаемое учебное заведение: у нас регулярно более девяноста процентов успешно сданных экзаменов на степень бакалавра… Особенно блестящи наши подготовительные классы, они чрезвычайно способствуют доброму имени лицея.

– Тем не менее, я полагаю, в начале учебного года бывают проблемы с наркотиками, – заметила лейтенант, чтобы приблизить к реальности слишком уж идиллическую, на ее взгляд, картину.

Лицо директора лицея сморщилось. Он явно не ожидал такого удара от своей собеседницы.

– Э… вы чересчур сгущаете краски. Это вовсе не наркотики, а то, что называют «травкой». Никаких тяжелых наркотиков в нашем учебном заведении нет и никогда не было. Верно: несколько учащихся подготовительных классов обменялись незначительным количеством конопли. По глупости они вздумали курить ее на крыше лицея. Но вы всё и так знаете: полиция проводила расследование этой истории. Послушайте, такого рода явления происходят сегодня во всех учебных заведениях. Подготовишки всегда покуривали марихуану…

Последнее слово директор произнес: «мари-хуан-анну».

– На самом деле количество вовсе не было «незначительным», как вы сказали. Я видела полицейский рапорт: в комнате одного из учащихся нашли почти сто граммов. Вам также не может не быть известно, что хранение такого количества наркотического вещества может повлечь за собой тюремное заключение. Если бы полиция не проявила в этом деле снисходительность…

– Но, в самом-то деле, каким образом это связано со вчерашней трагедией? – занервничал директор лицея.

– Связь может быть гораздо теснее, чем вы думаете. Истории с наркотой легко перерастают в сведение счетов.

– Вы ведь это не серьезно?

– Что было бы хорошо для пригородного лицея, могло бы и не явиться таковым для вашего, – сухо возразила Жюстина. – Так или иначе, сейчас мы не должны пренебрегать никакими следами. Возможно, эта история и вправду не имеет ничего общего с убийством, но сейчас мы не можем знать это наверняка.

Заметив, что ее обвиняющий тон может рассердить директора лицея, Жюстина, чтобы смягчить ситуацию, продолжила ровным спокойным голосом:

– Хорошо, давайте немного поговорим о Себастьяне Кордеро.

Директор открыл папку с документами, которую, судя по всему, специально приготовил для встречи с полицией, и принялся просматривать бумаги.

– Ладно… Не думаю, что смогу рассказать вам больше, чем указано в его досье. Разумеется, я не знаком лично с каждым из учащихся.

– Да, конечно, – ответила Жюстина, чтобы немного успокоить его.

– Он прибыл из международного центра в Вальбон, итоговая оценка бакалавра «очень хорошо», что для наших подготовительных классов совсем не редкость. Учился на первом курсе.

– Получается, это его первый год в вашем учебном заведении?

– Нет, второй. Когда вы поступаете в подготовительный класс на литературное отделение, вас зачисляют на так называемый нулевой курс. Сами подготовительные курсы начинаются со второго года. В течение двух лет вы участвуете во вступительных конкурсах, чтобы перейти в высшее учебное заведение.

Должно быть успокоившись, мужчина заговорил менторским тоном, более соответствующим своей должности.

– Так он изучал гуманитарные науки?

– Да, вместе с факультативным курсом английского для вступительного конкурса, – добавил директор лицея, поправляя очки. – Он пришел сюда на год раньше, но подобное достаточно распространено среди учащихся такого рода. К тому же, как вам известно, он проживал на территории лицея.

– А вот это меня интересует больше всего, – сказала Жюстина, дружески постучав пальцем по крышке письменного стола. – Сколько учащихся в общежитии?

– Сотня; половина из них юноши, половина – девушки. Общежитие предназначено исключительно для учащихся подготовительных классов.

– А сколько там всего учащихся?

– Более семисот.

– Должно быть, вы получаете очень много просьб о месте в общежитии?

– Чрезмерно. Поэтому нам пришлось установить некоторые критерии отбора: материальное положение, удаленность от места жительства, возраст студента…

– Каковы были школьные результаты Себастьяна?

– Очень хорошие, я сужу об этом по учебным справкам. В первом триместре у него были поощрения, и, возможно, он закончил бы с похвальным листом, что еще более редко в этих классах. Мы стараемся не перехваливать своих учащихся, чтобы не давать повода задаваться. У него имелись все данные, чтобы поступить в Высшую нормальную школу[7]7
  Государственное учреждение в сфере высшего образования во Франции, находящееся в подчинении Министерства высшего образования и научных исследований.


[Закрыть].

– В течение тех двух лет, что он находился здесь, не приходилось ли говорить о нем по какому-нибудь поводу?

– Нет, с ним никогда не было ни малейшей проблемы. И особенно с наркотиками, – быстро добавил директор, чтобы прекратить разговор на эту скользкую тему. – Но я вам уже говорил, что не знаком персонально с каждым из учащихся.

– Я намерена также побеседовать с его товарищами и преподавателями.

Жюстина была немного разочарована тем, что не получила более существенных сведений. Первая фаза расследования, как правило, не бывает особенно продуктивной.

– Есть еще один момент, на котором мне бы хотелось остановиться, – снова заговорила она. – Прибыв сюда, я была удивлена, увидев, насколько тщательно охраняется учебное заведение. У входной двери открыта всего одна створка, консьерж, камера слежения…

– Вижу, к чему вы клоните: вы подумали, что, если вчера вечером кто-то посторонний вошел в лицей или вышел из него, его бы обязательно заметили.

– Вот именно.

– К несчастью, все не так просто. Верно, мы приняли радикальные меры, чтобы помешать проникновению нежелательных лиц. Наш консьерж, помимо всего прочего, прекрасный физиономист. Но на самом деле войти и выйти отсюда гораздо легче, чем можно подумать. Если у вас достаточно ловкости, вы можете перелезть по крайней мере через два ограждения, выходящие на улицу. Нашим обитателям случается перелезать через стену по ночам. После комендантского часа они часто прибегают к другим способам, чтобы войти, иногда довольно опасным. Но, в конце концов, лицей – это ведь не тюрьма.

– Разумеется, я вас понимаю. Иными словами, вчера вечером около семи часов кто угодно мог войти и выйти отсюда?

– Примерно так – конечно, стараясь остаться незамеченным. К тому же сейчас темнеет довольно рано.

Тень среди теней.

Спустившись во двор, Жюстина вдохнула полной грудью. Директор лицея порядком ее взбесил. Слишком уж он гордится своим первоклассным учебным заведением, количеством поступивших в высшие школы, блестящими студентами, один лучше другого. По правде говоря, учеба не являлась для Жюстины любимым занятием. При всем желании ее нельзя было назвать примерной ученицей: даже школа порядком докучала ей. Уже подростком она предпочитала иметь дело с реальностью. Для нее войти во взрослую жизнь означало освобождение в противоположность большинству студентов, которые старались как можно дольше продлить годы учебы, лишь бы оставаться при папе с мамой.

Жюстина направилась к кофейному автомату у подножия огромной лестницы, которая вела на верхние галереи. Сегодня утром она совсем не успела позавтракать. Кофе Жюстина выбрала черный, очень крепкий, без сахара. Тут же вынула пачку сигарет с ментолом. Курить на территории учебного заведения было, разумеется, запрещено, но не арестуют же ее за это!

Сделав большой глоток кофе, Жюстина принялась разглядывать украшающие двор каштаны и цветники с глициниями. Похоже, сегодня ее ожидал долгий день.

Комната Себастьяна Кордеро в общежитии была маленькой, но удобной и хорошо оборудованной: письменный стол, над ним на стене лампа, небольшой шкафчик, крохотный санузел в нише, где помещались душ и раковина. Для обитателей общежития были созданы приличные условия, тем более что снять комнату здесь обходилось не больше двух тысяч евро в год: за подобные деньги невозможно поселиться в таком городе, как Ницца. Обыскать такую маленькую комнату не заняло много времени. В шкафу обнаружилось много книг. В шифоньере – немало всякого шмотья: джинсы, поло, рубашки, две пары ботинок. Ни под кроватью, ни под матрасом ничего не было спрятано. В ящике под тетрадями и папками лежало несколько порножурналов.

«Вот что случается с этим зубрилками: им даже с девушкой некогда встречаться», – подумала Жюстина.

На стене над письменным столом было прикноплено несколько фотографий: на одной из них Кордеро во время занятий спортом, на другой он же в большой компании парней и девушек его возраста. Видимо, снимок сделан на пляже в Ницце: на заднем плане Жюстина узнала набережную Соединенных Штатов и камуфляжные фасады, построенные итальянцами во время Второй мировой войны, чтобы защитить город от американских бомбардировщиков. Последнее фото оказалось более интересным. На нем была девушка примерно восемнадцати лет, блондинка, хорошенькая и, похоже, своенравная. Жюстин Неродо сняла фотографию и спрятала ее во внутренний карман своей куртки. Кем бы ни была эта девушка – подружкой Себастьяна или знакомой, на которую он имел виды, – ее показания могли многое прояснить. Во всяком случае, одно то, что ее фото стояло на столе, за которым студент проводил половину своего времени, служило доказательством того, что она много для него значила.

На несколько мгновений Жюстина присела на кровать, над которой виднелась огромная афиша фильма «Криминальное чтиво»: Ума Турман, сладострастно вытянувшись, курила сигарету и читала роман.

Нужно постараться понять, кем являлся этот юноша. Было ли ему что скрывать? Не имелось ли какого-нибудь секрета за внешностью примерного ученика, постыдной тайны, какой-нибудь особенности? Почему кто-то захотел его устранить? Или это было сделано из мести? Он знал какие-то компрометирующие сведения или его случайно выбрали из всех учащихся?

Феноменология, подводить под понятие, эмпирический.

Черный стол был до отказа набит загадочными терминами, которым Жюстина с грехом пополам дала бы внятное определение.

Только что закончился курс философии. Во время десятичасового перерыва у лейтенанта появилось время побеседовать с главным преподавателем Себастьяна Кордеро господином Фрулани. Это был мужчина лет примерно пятидесяти, обаятельный и, без сомнения, сердцеед. Волосы цвета «соль с перцем», тонкое удлиненное лицо, лукаво поблескивающие глаза. Его изящество в одежде и поведении казалось англо-саксонским и чуть старомодным. Можно было без труда представить себе его читающим лекции в респектабельном британском университете.

– Как прошли занятия? – спросила Жюстина, представившись и в общих чертах сообщив, что она здесь по поводу недавней трагедии.

– Очень странно. Все знают, что Себастьян мертв, но что касается остального, ходит множество всяких слухов… Что при всех этих волнениях совершенно не удивительно.

– Вы хорошо знали Себастьяна Кордеро?

– Естественно, я был его преподавателем по философии в этом году. Более того, он был одним из лучших в классе.

– Как бы вы его описали?

– Он руководствовался заповедью древних: mens sana in corpore sano.

– В здоровом теле здоровый дух? – поспешила перевести Жюстина, узнавшая одно из редких латинских выражений, перевод которых задержался у нее в памяти.

– Верно. Умный и трудолюбивый мальчик, который также много занимался спортом. Кстати, ведь это после тренировки в спортивном зале его убили, не так ли?

Жюстина кивнула в знак согласия.

– Он был на редкость привлекательным и честным юношей. Ума не приложу, почему кто-то захотел совершить над ним что-то плохое.

– Подобные вещи часто говорят об умерших, но поверьте, всегда имеется куча причин убить кого-нибудь. Зачастую они совершенно ничтожны, но тем не менее… Вы не знаете, с кем он мог враждовать или быть в неприязненных отношениях?

– Мы в конкурсном классе, – снова заговорил Фрулани, – а значит, каждый является возможным конкурентом своего соседа. К концу года места станут дороже, и учащимся они достанутся далеко не в подарок.

– Понимаю. Но за пределами нормального соперничества существовал ли кто-нибудь, кто ненавидел Себастьяна?

– У него было много притягательных качеств, и многие ему завидовали. Вот один или двое юношей его действительно не любили.

– Это эвфемизм?

– Скорее да. Всегда бывают затруднения. Ничего серьезного, но молодежь все свое время проводит вместе, и кому-то случается кого-то невзлюбить…

– Не могли бы вы дать мне список класса, отметив тех, кто мог бы сообщить мне что-нибудь о Себастьяне?

– Да, разумеется.

– Нет ли у вас еще каких-нибудь сведений, которые могли бы мне помочь?

– Не думаю. Но должен сказать вам, что я все еще пребываю в состоянии шока. Впрочем, если мне что-нибудь придет в голову…

Жюстина согласно кивнула. Она уже собиралась прекратить разговор, когда последний вопрос сам собой выскочил у нее изо рта.

– Это, конечно, не имеет отношения к делу, но что означает фраза, вырезанная на входе, под солнечными часами?

– Nimium ne crede colori?

– Да.

– Это латинское изречение, цитата из Вергилия. В общем и целом оно означает: «Не доверяйте внешнему виду».

6

Жюстина вышла из 208-й аудитории именно в то мгновение, когда оглушительно, будто пожарная сирена, зазвенел звонок, означавший конец десятичасовой перемены. Тотчас же лейтенант оказалась едва не сбита с ног толпой, которая, будто приливная волна, в полнейшей сумятице хлынула в галереи. Сперва Жюстина попробовала двигаться против течения, сжатая этой толпой молодежи, затем решила отступить и направиться к ближайшей лестнице, ведущей на нижний этаж. В течение нескольких секунд она разминулась с сотней человек и в итоге задумалась о том, что, даже если некоторым из этих парней и девушек уже по 19 или 20 лет, они все равно остаются детьми, еще ничего не понимающими в жизни.

Лейтенант Неродо проникла в преподавательскую и взглядом поискала Марка Монтейро, своего напарника. Но там была толпа, и она не смогла сразу его увидеть. Массена был большим лицеем, количество преподавателей – соответственным, поэтому никто особенно не обращал на нее внимания. Если бы присутствующие знали, что она из полиции, то наверняка оказали бы ей гораздо больше внимания, чем хотелось. В этом можно было не сомневаться: все долетавшие до лейтенанта Неродо обрывки разговоров и сбивчивые слова были только о недавней трагедии. Наконец Жюстина заметила Марка; он стоял спиною к ней возле кофемашины, перед которой уже выстроилась очередь.

– О, привет, хочешь кофе? – спросил он, поднимая свой пластиковый стаканчик, как будто собираясь произнести тост.

– Нет, я только что выпила порцию.

– Они все только об этом и говорят, – заметил Марк, будто прочитав мысли Жюстины.

– Знаю. Это внесло немного разнообразия в их будни.

– Не будь такой язвительной.

– Ну и на каком ты свете?

– Я расспросил целую кучу учеников из его класса. Ничего особенного это не дало – и уверен, что и не даст.

– Почему?

– Потому что все считают, что Себастьян Кордеро был потрясающим, и никто не понимает, как такое вообще могло произойти.

В свое время Жюстина была потрясена, увидев на множестве примеров, как самые отпетые мерзавцы после смерти вдруг превращались в достойнейших людей. Но в конце концов языки все равно развязываются.

– Не беспокойся, – ответила она. – Это явление временное. За восхвалениями последует целая куча сплетен о покойном.

– Может быть, – продолжил Монтейро. – Так или иначе, я не нашел ничего, что подтверждало бы версию о наркотиках. Во всяком случае, об этом они станут говорить с кем угодно, только не с полицейским.

Жюстина вынула из кармана половину листа и протянула своему напарнику.

– Тебе надо обратить особое внимание вот на этих учащихся. Их имена мне дал преподаватель по философии. Может, тебе повезет больше, чем мне. Если и эти начнут петь дифирамбы покойному, не верь им: они его ненавидели.

– Ну а сейчас что ты думаешь обо всем этом деле?

– Не так уж и много, – озадаченно произнесла Жюстина. – То, что Кордеро жил в общежитии, без сомнения, очень важно. Но, с другой стороны, удар мог нанести кто угодно. Несмотря на суровые кордоны, войти сюда так же просто, как на мельницу.

– Знаю, – подхватил Монтейро. – Я сам перелез через ограду на заднем дворе. Такое под силу даже последнему доходяге.

Без сомнения, самым простым было уйти и постараться как можно точнее воспроизвести распорядок дня жертвы накануне убийства.

Занятия у Себастьяна Кордеро шли целый день, с 8 до 16 часов. Два часа французского и два часа английского утром. В полдень он позавтракал в маленьком ресторанчике возле бульвара Салейя[8]8
  Главная пешеходная улица старой Ниццы.


[Закрыть]. Судя по всему, у него с несколькими товарищами из класса имелась привычка перекусывать в городе по пятницам в полдень, чтобы отпраздновать конец недели. Занятия возобновились в 14 часов. Семинар по философии, затем час второго иностранного языка – в данном случае это был немецкий. В 17 часов наступило время перекура; Себастьян шатался около здания лицея вместе с несколькими друзьями, которых Марк Монтейро уже допросил. Затем вместе с Софией Куртуа из его класса он отправился в кафе на улице Отель-де-Пост за Массеной. К 18 часам пошел в спортзал, перед этим зайдя в свою комнату в общежитии. Себастьян тренировался в течение часа, как это с ним иногда случалось, принял душ и едва успел выйти из зала, как был убит.

Что можно заметить, если придерживаться этого распорядка дня? День был похож на все остальные пятницы; Кордеро довольно жестко следовал своим привычкам. А это означало, что убийца, возможно, был в курсе его повседневной жизни и знал о лицее достаточно, чтобы совершить убийство, при этом оставшись незамеченным. В 19 часов было уже темно, и двор лицея плохо освещался, что облегчило ему задачу. Обитатели общежития работали в своих комнатах или находились в столовой. Короче говоря, не было ничего сверхъестественного в том, что в это время можно пройти по территории лицея и не встретить ни одного человека.

Несмотря на то что допросы не принесли особых результатов, Жюстина захотела встретиться с преподавателем, отвечающим за спорт в лицее, чтобы побольше узнать о спортзале: в какие часы он открывается и кто туда постоянно ходит. Месье Керн, мужчина приветливый и опечаленный из-за смерти молодого человека, рассказал все, что она хотела знать. Несколько раз в неделю после полудня он занимается с юными членами спортивных клубов: баскетбола, волейбола или бокса. Вечером после занятий зал остается открытым до 19.30 для обитателей общежития и других студентов, записавшихся в начале года. Месье Керн хорошо знал Себастьяна Кордеро, так как тот почти каждый вечер тренировался в зале между 18 и 19 часами. Почему именно в это время? Потому что для тех, кто живет в общежитии, ужин в столовой начинается ровно в семь вечера. У Себастьяна Кордеро оставалось время только принять душ после тренировки и, не заходя к себе в комнату, сразу же отправляться ужинать. Кто мог находиться в зале в тот вечер и встретить Себастьяна? Месье Керн видел там лишь еще одного человека.

Стефан Лоран был юношей редкой красоты. Длинные и взъерошенные темные волосы оттеняли лицо с идеально гармоничными тонкими чертами. Глаза такого угольно-черного цвета, что смотреть в них было даже страшновато, сверкали умом. Стефан был выше среднего роста и щеголял своей спортивной фигурой, что совсем не казалось удивительным: он был записан в лицейский клуб французского бокса.

«Еще один “в здоровом теле здоровый дух”», – подумала Жюстина.

Что-то в этом молодом человеке сразу же ее насторожило, но что именно, она так и не смогла понять.

– Вам известно, что произошло?

– Трудно оставаться в неведении, что Кордеро умер… Его вправду убили?

Ничего в его голосе даже отдаленно не походило ни на волнение, ни на сочувствие.

– К несчастью, это правда, – произнесла Жюстина немного торжественным голосом, являвшим собой разительный контраст с тоном собеседника. – Он был убит вчера вечером, едва вышел из спортивного зала.

– Именно поэтому вы меня и допрашиваете.

Его ответ прозвучал так, что его с одинаковым успехом можно было бы назвать и вопросом и утверждением.

– Вы были в спортивном зале вчера вечером?

– Да, как и каждую пятницу.

– Во сколько вы примерно пришли?

– Скорее всего, было уже без четверти шесть.

– После занятий вы заходили к себе или направились прямо в спортивный зал?

– Я был приклеен до пяти часов.

– Наказание?

– Нет, мы так называем еженедельные устные зачеты. Нам дают какую-нибудь тему и час на подготовку. А после этого я сразу пошел в спортзал.

– И, как я понимаю, встретили Себастьяна?

– Конечно. Впрочем, мы и так довольно часто пересекались после занятий.

– В котором часу вы ушли?

– Около половины седьмого.

– Вы не заметили ничего необычного?

– Чего, например?

– Не знаю, я хотела бы услышать это от вас.

– Ничего такого я не увидел, – бросил Стефан Лоран, явно не желая распространяться на эту тему. – По его лицу не было заметно, что его сейчас убьют, если вас именно это интересует.

– А вот мне кажется странным, что консьерж не видел, как вы выходили в это время. Он заявляет, что в тот вечер вы вообще не проходили мимо него.

– В лицее полторы тысячи учащихся: неужели вы думаете, что консьерж в состоянии составить список всех, кто проходил мимо него час за часом?

– Однако, по словам консьержа, вас он знает несколько лучше, чем остальных…

– Верно, мы часто разговариваем, обсуждаем результаты футбольных матчей.

– Но не так уж много людей входят около семи вечера. Днем – да, согласна, консьерж не в состоянии запомнить всех; но вечером он вряд ли не увидел бы первого, кто вошел на территорию.

– Вошел – да, но не вышел!

– Входная дверь в лицей не шире двадцати пяти сантиметров: я заметила, что открыта только одна створка. Так почему он не заметил, как вы проходите мимо него?

– Ну да, конечно… Я у вас «подозреваемый номер один», – насмешливо произнес молодой человек.

– Я не хотела бы, чтобы у вас сложилось такое впечатление, но вы, без сомнения, последний, кто видел Себастьяна Кордеро живым. Поэтому крайне важно, чтобы я точно знала все, что вы видели.

– Согласен, сделаю все возможное, чтобы вам помочь, – ответил юноша, становясь немного серьезнее.

– Вы были хорошо знакомы с жертвой?

– Что вы имеете в виду, говоря «хорошо знакомы»? Мы постоянно виделись в спортивном зале, немного разговаривали о спорте, о лицейской жизни, одновременно принимали душ после тренировки. В общем и целом, я чаще видел его голышом, чем одетого, поэтому некоторым образом знал его лучше, чем всех прочих смертных.

Жюстина сделала вид, будто не заметила этого подозрительного юмора.

– Насколько я могу понять по вашему ироническому тону, своим другом вы его особенно не считали?

– Мы были просто знакомы, симпатизировали друг другу, но дружбой это назвать невозможно.

– О чем вы говорили в тот вечер?

– О Мэнни Пакиао.

– Кто это?

– Мэнни Пакиао – боксер. Мы обсуждали его последнюю победу.

– А кроме бокса?

– Да так, ничего особенного.

У этого юноши и вправду был невероятный взгляд; от его черноты мурашки бежали по коже.

– А, например, о девушках?

– Вы очень проницательны. Мы немного поговорили об Орели Донасьен – девушке, с которой он очень бы хотел встречаться.

Жюстина вынула из кармана фотографию молодой блондинки, которую взяла со стола Кордеро.

– Это она?

– Нет, – без малейшего колебания ответил Стефан Лоран. – Это Сандрин Декорт, девушка, с которой Себастьян встречался. Она из моего класса.

– Кордеро не говорил при вас о каких-нибудь своих трудностях? Может быть, его что-то тревожило?

– Нет, он выглядел совершенно нормально.

– Когда вы уходили, чем он был занят?

– Он еще тренировался… кажется, колотил по мешку, не помню точно.

– Он тогда не сказал вам ничего особенного?

– Нет. Я, кажется, пошутил, сказал что-то вроде: «Пока, разрядись хорошенько». А после вернулся к себе.

– Кто, по-вашему, мог бы иметь на него зуб? – спросила Жюстина, оставляя последние слова без внимания.

– Вы подозреваете кого-то из лицея?

– В настоящий момент я подозреваю всех и никого. Это я спрашиваю просто для сведения.

– Трудно сказать. Если б речь шла о том, чтобы напакостить или испортить ему книги, я бы смог составить для вас целый список. Но убийство… это выше моей компетенции.

– Меня интересуют только ваши предположения, ничего больше.

– Хотел бы я знать, что вам уже рассказали о нашем лицее.

– Вопросы задаю я, – сухо отрезала Жюстина.

– Ну, будьте так любезны, расскажите хоть немного. Наверно, директор опять начал свое: «Наш лицей один из самых отборных, девяносто процентов поступлений на степень бакалавра, наши учащиеся подготовительных курсов становятся студентами лучших институтов, здесь процветают и развиваются юные умы…»

Можно было подумать, что немногим раньше он присутствовал во время ее разговора с директором.

– А разве это не правда? – заметила Жюстина.

– Да, но подготовительные классы – это свой особый мир. Особенно на филологии.

– А вы сами с научного факультета?

– Да, но Кордеро с филологии, и это все меняет.

– Пожалуйста, поясните.

– Сначала в Массене практически ни один учащийся с подготовительного литературного не поступал в Высшую нормальную школу, хоть в Ульме, хоть в Кашане. То есть это так называемое «соревнование» – на самом деле вранье. Учащиеся с филологии прекрасно знают, что не поступят в нормальные институты, а вновь окажутся в гнусных лекционных залах факультета будущего года. И, несмотря на это, толпы студентов ведут себя просто как маленькие. Например, вырывают страницы из книг или воруют книжки в библиотеке, чтобы другие ими не воспользовались.

– Почему вы мне все это рассказываете?

– Чтобы дать вам понять: здесь многое является показушным и не надо обманываться внешней роскошью заведения.

Жюстина снова подумала о латинской надписи на входе в лицей… Не доверяйте внешнему виду.

– Скажите, а как, по-вашему, это может быть связано с недавней трагедией?

Казалось, Стефан Лоран на мгновение поколебался, но затем сказал:

– Ну, на литературном подготовительном вы найдете кучу странных типов. Это не легенда и не банальность.

– Каких еще странных типов?

– Список может быть длинным. Всевозможные крайности: фашики, роялисты, троцкисты, никчемные антиглобалисты… Я знаю одного; у него в комнате постер с дарственной надписью графа Парижского; он на полном серьезе готов отдать жизнь, лишь бы тот взошел на трон.

Жюстина не была уверена, что дерзкий юноша не насмехается над ней.

– Вы скоро найдете много разобиженных, полностью оторванных от реальности, Танги[9]9
  Герой одноименного фильма, юноша, который уже 28 лет сидит на шее у родителей.


[Закрыть], оставшихся при папочке с мамочкой… Идите, прогуляйтесь по классической филологии и увидите персонажей, которые будто прибыли из другого века – в вельветовых штанах и лакированных мокасинах. Есть тут один: каждое утро приходит в фетровой шляпе на голове. Все держат их за полных придурков, но тех, судя по виду, это не смущает. Там вы встретите худших, простите, сволочей. Или полную их противоположность – услужливых святош в кружевах и шерстяных жилетках, проводящих каникулы в Лурде[10]10
  Лурд – город во Франции, в департаменте Верхние Пиренеи, на реке Гав-де-По; один из наиболее популярных в Европе центров паломничества.


[Закрыть].

– Вам не кажется, что вы немного преувеличиваете? – чуть нервно переспросила Жюстина. – Неужели они и в самом деле такие?

– Там есть персонажи еще и почище этих.

– Хорошо, а есть ли среди этих «странных типов» тот, кто должен меня особенно заинтересовать?

– Думаю, я вам и так уже много сказал. И я не такой человек, чтобы наушничать, особенно опираясь, как вы сказали, на интуицию.

Лейтенант Неродо почувствовала, что медленно закипает. Этот мальчишка играл у нее на нервах, и к тому же она не знала, куда он клонит.

– Послушай меня хорошенько, – она непроизвольно перешла на «ты». – В лицее произошло убийство, жертвой стал юноша твоего возраста. Его зарезали. Малейшая подробность может оказаться решающей, чтобы найти того, кто это сделал. Ты, судя по виду, в курсе многого, и я очень советую тебе перестать выделываться и рассказать мне все, что знаешь.

Судя по всему, Стефан Лоран не ожидал от нее такого резкого тона и даже покраснел оттого, что его одернули, будто невоспитанного мальчишку. Чувствуя, что жар приливает к щекам, юноша, в попытке скрыть свое замешательство, резко поменял тему разговора:

– Вы смотрели «Общество мертвых поэтов»?

– Да, но…

– У этого фильма немало конкурентов в подготовительных классах. На филологии есть несколько студентов, которые хотят создать такие же небольшие кружки, как там. Они довольствуются тем, что проводят бо́льшую часть времени после занятий, собравшись на задворках лицея: курят всякую дрянь и рассказывают друг другу разную ерунду…

Внезапно Стефан остановился, как будто боясь сказать что-то еще.

– Ты говоришь: «большую часть времени»; это означает, что дело может зайти еще дальше?

– Это и так уже происходит. Некоторые сидят целыми днями, уткнувшись в книги по философии или древнегреческому; в конце концов у них срывает крышу, и они полностью выпадают из реальности. Набивают себе голову всякими маразматическими теориями одна хуже другой…

– Ладно, хватит общих положений. Итак, студенты хотят создать группы, где творили бы всякие идиотские штуки. Назови мне имена и постарайся быть как можно более точным.

– Понимаете, рассказывают много о чем. Здесь только и делают, что ишачат круглый год – и в то же время настолько подыхают со скуки, что малейшая сплетня становится поводом для бесконечных пересудов.

– Расскажи мне, что знаешь.

– Есть трое учеников с современного и классического отделений. Думаю – нет, даже уверен, – что они создали нечто вроде общества, как те, о которых я вам говорил. Это странноватые типы, которые слишком много читали Ницше, и к тому же читали его плохо. «Сверхчеловек», «Бог мертв», «слабые и рабы», «нигилизм» – все это в конце концов ударило им в голову. Они читают философские труды так, как это устраивает их самих. Из Ницше они делают какое-то безумное чтение: несколько сверхлюдей, которым все позволено, над стадом «блеющих агнцев». Короче говоря, приписывают ему совершенно противоположное тому, что он написал; но им на это целиком и полностью наплевать.