Текст книги "Анатомия теургии (СИ)"

Автор книги: Вадим Скумбриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Старший сын всегда был странным, с самых малых лет, и не сразу Эльфгар узнал, почему. Лишь когда нездоровая страсть к сырому мясу начала перерастать в явную агрессию, он зашевелился, нашёл ведунью, а та уже дала ответ: Деоринг попал под проклятие волка. Как, никто так и не понял, но Эльфгара это уже не интересовало. Его наследник медленно, но верно превращался в зверя – вот что было главным.

В какой-то мере ему повезло. Деоринг от природы обладал способностью отторгать магию – он не мог даже зажечь свечи, но и на него куда хуже действовали заклятья. Если бы не это, пожалуй, было бы слишком поздно. И этим воспользовалась ведунья: взявшись за иглы и краски, она покрыла тело Деоринга рунами, доведя отторжение магии до высшей точки – и остановив течение болезни.

Деоринг остался человеком, но руны лишь остановили трансформацию, а не повернули её вспять. Какая-то частица зверя всё же осталась в его теле, иногда прорываясь наружу. Пугала слуг, порождала нелепые слухи. Покойного Дунстана, младшего сына, во Фьёрмгарде любили куда больше, и теперь Эльфгар даже знал, почему – благодаря Эдмунду. Жаль, что священник смог признаться лишь после смерти. Эльфгар с удовольствием убил бы его ещё раз.

Куда бы ни повела кривая дорожка Дунстана, святоша не имел права вершить самосуд.

И теперь у него остался только один сын. Не тот, которому шериф готов был передать власть, когда захочет уйти на покой.

Удар. Деоринг шумно выдохнул, снова поднимая меч.

Он тренировался все эти дни, раз за разом взмахивая оружием – старый способ держать себя в руках, который Эльфгар и сам применял когда-то давно. Просто не думай ни о чём и бей, монотонно, равнодушно. Отличный способ для такого, как Деоринг.

– Нам пора, – сказал шериф.

– Ну наконец-то, – Деоринг опустил меч и повернулся к нему. В глазах его стыл лёд.

Глава 12

Этим утром погода выдалась ясной, но очень холодной, и даже закалённая хельвежскими зимами Альма не смогла отказать себе в небольшой магической уловке, чтобы удержать тёплый воздух у лица. Магнуса же, несмотря на прожитые в жарком Джумаре годы, холод нисколько не смущал.

Они выехали из главных ворот, даже не останавливаясь – на этот раз стражники лишь проводили некроманта взглядами. А вскоре Магнус свернул на узкую тропку, что уходила в лес.

Ехали молча, хотя Альма очень хотела бы послушать своего спутника. Некромант обещал, наконец, провести первый урок, и норна впервые за долгое время испытывала давно забытые эмоции – она сгорала от любопытства, как десятилетняя девчонка, которой отец впервые показывал приёмы теургии. Каждый урок Диего Веллера был особенным, и она не сомневалась, что урок Магнуса Эриксона окажется не хуже.

– Зачем мы едем так далеко? – наконец не выдержала она.

– Слова не всегда оказываются достаточно сильны, – отозвался Магнус. – А некоторые вещи нельзя просто взять и принести в замок.

– Что за вещи?

– Материал. Демонстрация сути того, чем мы занимаемся. Сейчас ты поймёшь. Видишь? Вон там, возле деревьев.

Тогда Альма увидела их: трёх мертвецов, скорчившихся в снегу недалеко от дороги. Она не могла сказать, кто это такие, или хотя бы какого пола они были при жизни, но ясно было одно – люди погибли здесь этой зимой, не раньше. Иначе тела разложились бы.

– Мёртвые, – сказала она.

– Да. Мёртвые.

Некромант спешился, знаком приказав Альме сделать то же самое, и направился к мертвецам. Норна поспешила за ним, разбрасывая снег.

– И что они должны рассказать нам? – спросила она, когда Магнус остановился. До тел оставалось не больше пары шагов, и теперь она могла разглядеть белые, промороженные лица, на которых застыло абсолютное спокойствие. По крайней мере, они не мучились.

Перед глазами возник образ пронзённого тысячами ледяных игл лейтенанта, и Альму передёрнуло.

– Они – ничего. Они – всего лишь материал, и только. Скажи, что такое магия?

– Способность человека влиять на законы природы, – не задумываясь, ответила Альма.

– Так считают многие книжники, но на самом деле магия – это и есть законы природы, их часть. Мы не можем влиять на них. Колдуя, ты используешь то, что разрешает использовать природа, а выстраивая заклинание, ищешь путь добиться желаемого. Представь себе, что эти люди ещё живы. Представь себе, что они замерзают, и ты вдруг оказалась рядом. Что ты сделаешь для того, чтобы их спасти?

– Я… – теперь она запнулась. Вопрос был с подвохом, это чувствовалось, но с каким, Альма понять не могла. – Я сплету заклинание, чтобы оградить их от ветра, а потом проверю, насколько они замёрзли и что следует сделать в первую очередь – отогреть кровь, или ещё что-нибудь.

– А хватит ли сил поддерживать барьер, пока ты осматриваешь их? Ты отвлечёшься, и снова налетит ветер. И эти люди умрут. А может, и ты вместе с ними.

Мёртвые лица замёрзших смотрели на неё сквозь прикрытые глаза. Материал, сказал Магнус. А живые люди для него тоже материал?

– Тогда я выстрою стену из снега, и она будет стоять без моего участия.

– Уже лучше, – Магнус одобрительно кивнул. – Магию можно применять по-разному, но всякий раз это всего лишь инструмент, а не самоцель. Истинный теург – это натурфилософ, изучающий магию в тесной связи с естественными законами природы. Теми, которые считаются естественными среди нынешних книжников. Попробуй создать стену, о которой я говорил.

Обледеневшим телам было давно уже всё равно, и всё-таки Альма не стала спорить. Она уже начинала понимать, о чём говорит Магнус, и что он сейчас покажет.

Пальцы сами сложились в нужную фигуру, с губ сорвался едва слышный шёпот заклинания – и снег, повинуясь воле норны, взметнулся кверху. Невидимый пресс заставил его сжаться, но едва Альма ослабила хватку, как с боков созданной стенки посыпалась рыхлая белая пыль.

– Слишком холодно, – сказала она. – Я могу нагреть его, верно? Тогда он станет лучше лепиться.

– Да, но ты потратишь много сил. Куда проще подогреть только поверхность стенки. Смотри.

У некроманта это получилось куда лучше – несколько секунд, и мертвецов прикрыла от ветра сверкающая ледяная стена, за которой угадывался замурованный в прозрачном панцире снег.

– Главная проблема даже великих магов в том, что они изучают магию, и только магию, тогда как изучать нужно природу. Зная свойства снега, зная его суть, я могу потратить крохи силы, чтобы добиться желаемого. Видишь? Снег начинает хорошо прилипать, если нагреть его – почти до того, чтобы он начал плавиться, превращаться в воду. Но греть всю стенку нет нужды, ведь она не будет держать на себе тяжёлый свод. Достаточно покрыть льдом наружный слой, и он прекрасно удержит в себе внутренний.

Без единого слова или жеста он заставил ещё одну порцию снега прыгнуть себе в руку и тут же распушиться. Секунда – и мокрый комок упал в ладони Альмы. Он был таким, каким должен был быть в тёплую погоду, а не в этот мороз.

– Ты не теург-практик, ты не только используешь магию, но и создаёшь её. Сто лет назад в университетах использовали схоластику, чтобы развивать теургию, и у них даже немного получалось, – Магнус вздохнул. – Но скорее случайно. Теург-создатель – это прежде всего инженер, тот, кто сочетает науку и технику, чтобы создать нечто новое. Теург не нарушает и не может нарушить законов природы, его задача – найти правильный подход, оставаясь в этих рамках. Какой подход правильный, разумеется, зависит от задачи. Тебе нужно спасти этих несчастных… – он обвёл рукой мертвецов. – И уцелеть самой, потому что ты вполне можешь лишиться сил, пытаясь ухватить всё сразу, и упасть рядом с ними. Далеко не всё можно решить с помощью магии, а очень часто её нужно лишь самую малость. Нет нужды путешествовать по морю в коконе из чистой силы, если можно собрать корабль, помогая себе заклинаниями.

Норна молчала. Она ждала от первого урока восторга, того чистого детского чувства, что испытывала когда-то, впервые коснувшись магии. Некромант же одной короткой речью оборвал её путь, показав, что он ведёт в никуда. И это, пожалуй, было не менее больно, чем встреча с вернувшимся с того света.

– Чтобы сделать простую стенку из снега, нужно разбираться в архитектуре, в механике и в химии, нужно знать корпускулярные свойства воды, снега и льда, и уметь применять эти знания. Конечно, ты можешь обойтись и без них. Но что проще – запрудить глубокий ручей камнями, или перекинуть через него бревно? Первое может сделать любой сильный человек, второе – тот, кто знает, как надо правильно рубить дерево, чтобы оно упало в нужном направлении. Так и здесь.

– Я понимаю, – тихо ответила Альма. – Мужчины могут применять грубую силу, но не я.

– Да. Тебе придётся брать разумом – это куда сложнее. Но иначе никак, если ты хочешь выйти за рамки гоэтии и подчинить себе природу.

– Я буду стараться, – она вздохнула. – Как старалась всегда.

– Не сомневаюсь, иначе не взял бы тебя в ученицы, – усмехнулся некромант. – Что ж, время возвращаться. Мне придётся ещё многое тебе рассказать.

– Ты научишь меня плети Фраата? – вдруг вырвалось у Альмы.

– Хм… – Магнус цепко взглянул на неё. – Для неё нужно уметь быстро сплетать потоки самых разных заклинаний и точно рассчитывать удар. Уверена, что сможешь?

– Не знаю. Но я хочу получить оружие лучше, чем то, что у меня есть сейчас.

– Тогда попробуем, – колдун пожал плечами. – Сегодня же и начнём.

* * *

Плеть Фраата была создана во времена рассвета Джумара, когда Прошлая Империя рухнула перед ордами кочевников, идущих из южных пустынь, откуда их гнали демоны. В те годы теургия уже получила признание в учёных кругах, и книжники, полагавшиеся раньше на гоэтию, старались искать новые направления в магии. Искал их и Фраат, тогда бывший одним из магов-исследователей в лабораториях при крепости Фец.

Каждый маг сам выбирал направление, в котором собирался работать. Наставники могли советовать, но не приказывать: особым указом архагета для книжников Фец устанавливалась полная свобода в выборе, и указ этот действовал и по сей день. Фраат задался целью создать эффективное боевое заклинание, для которого не требовалась бы огромная магическая мощь – это позволило бы применять его и мужчинам, и женщинам. Платой стала высокая сложность. Не каждый теург даже на пятом звене мог его освоить.

Вообще говоря, не существовало единой формулы плети Фраата, да и сама Плеть была вовсе не боевым заклинанием – теург просто разработал способ сплетать потоки разлагающей магии в один жгут, и каждый маг сам выбирал, что именно он хочет использовать. Именно это было главной сложностью техники Фраата. Маг должен был не просто уметь мгновенно вплетать в формирующийся поток самые разные сущности, но и так же быстро оценивать ситуацию. Дерево, металл, ткань – всё это требовало разных подходов. Лишь последняя нить в плетении, разложение плоти, всегда оставалась неизменной.

Альма быстро ухватила суть метода, но оказалось, что её собственные способы разлагать вещество мало подходили для создания Плети. Пришлось начать с малого – с уничтожения незащищённой плоти. С жгута из двух нитей: одна разлагала верхний слой кожи, другая – то, что находилась под ней.

По отдельности это далось норне быстро. Альма вообще схватывала всё на лету, достаточно было один раз объяснить, и уже через полчаса она без труда выжигала кожу и мясо с куска неразделанной свинины, который некромант позаимствовал на кухне. Но вот когда потребовалось сделать это одновременно, одним ударом, получилось далеко не сразу.

Метод Фраата требовал работать очень быстро, превращая разные потоки силы в один, и только так достигался нужный эффект. Альма же сперва создавала одну нить, и только затем – другую, иногда и вовсе уже после того, как первая достигла цели.

– Это нормально, – сказал Магнус на следующий день, когда Альма в бешенстве превратила мясо в белёсую слизь – увы, не тем способом, как того желал бы Фраат. – Ученикам обычно требуется около недели, чтобы научиться создавать Плеть более-менее правильно, и ещё очень долго они отрабатывают её так же, как фехтовальщик отрабатывает сложный финт. Ты и без того справилась с первым этапом гораздо быстрее, чем я думал. Правда, раньше я обучал в основном мужчин.

– И что мне делать? – норна обречённо посмотрела на то, во что превратилась её мишень.

– Возьми на кухне ещё свинины и продолжай.

И она продолжала, раз за разом пытаясь плести расползающийся жгут. Это было сродни попыткам стоять на руках: сотни раз пытаешься удержать равновесие, сотни раз падаешь, но после каждого падения получается всё лучше и лучше. Медленно, но верно.

Она продолжала, изводя кусок за куском. И после каждого куска получалось лучше.

* * *

Путь через Андредский лес оказался куда тяжелее, чем казалось Гите. Нет, она прекрасно понимала, что после иттриевых кандалов да с незажившей раной в боку быстро ехать не сможет, но вышло ещё хуже.

Спасало только то, что вдоль всего тракта располагались постоялые дворы – Тостиг позаботился о том, чтобы путешественники могли передвигаться по Хельвегу без проблем. Цепь эта разорвалась лишь в одном месте, где Гита наткнулась на сгоревшие руины.

– Занятно, – сказала она, останавливая коня. После целого дня пути рана уже откровенно горела, и Гита надеялась на тёплую постель, но, видимо, зря. Пожар полностью уничтожил здание, лишь чудом не перекинувшись на ближайшие деревья.

О причинах сомневаться не приходилось – у ворот лежал иссечённый труп лакета. Должно быть, во время нападения кто-то обходил двор с факелом, и от удара ящеролюда тот отлетел к дому. А тушить пожар вскоре стало некому. И лакерты – не те ли самые, что напали на лагерь Проклятых? Сколько их выжило, десятка три? Четыре? И наверняка после этого они пошли искать новую кровь. Вот и нашли.

Ночевать в развалинах Гита не собиралась, но, на её счастье, совсем рядом обнаружился путевой камень – он отмечал развилку, указывая, что в конце уходящей в лес дороги лежит хутор. И оставалась надежда, что туда лакерты не добрались – или получили отпор.

Гита направила коня туда, и через час наткнулась на деревянную ограду.

Её долго не хотели впускать. Хозяин хутора имел все основания опасаться: одинокая женщина, верхом, почти ночью – предполагать можно было что угодно. Лишь когда Гита сдалась и, наконец, сказала, что она – норна, хозяин открыл ворота. Его сомнения растаяли как летний снег, и вскоре колдунья поняла, почему.

– Простудился давеча, вот и думаем, помрёт али нет, – рассказывал он, ведя Гиту в дом. – Совсем плох, и жаром пышет, как печка. Ездил в Андред, в бурю попал, и вот теперь лежит.

– Лечение в обмен на ночлег. Неплохо, – Гита вздохнула. А что, если это не простуда? Она могла купировать жар и поддержать магией больного, чтобы тот смог пересилить болезнь, но никогда не считала себя целителем. Конечно, можно было просто сбить симптомы и позволить парню прожить на пару дней больше, но Гите не хотелось лгать. Даже в обмен на возможность не ночевать в морозном лесу, рискуя остаться в нём навсегда.

Но когда хозяин открыл дверь в тёмную каморку и она увидела больного, стало ясно: здесь ещё можно побороться. Например, потому, что львиную долю его страданий обеспечили домочадцы, и по крайней мере от неё Гита могла избавиться.

– Идиоты! – прошипела она, сдёргивая одеяла. Юноша – ему, кажется, было лет шестнадцать, не больше – скользнул по ней взглядом и тяжело задышал. Норна положила руку ему на лоб – горячо. Но если он до сих пор жив, то ещё не всё потеряно.

– Но ведь… – начал было хозяин.

– Никаких одеял. Тепло в комнате, много воды, и никаких одеял! – обернувшись к нему, Гита сверкнула глазами. – У вас есть лекарственные травы?

Травы нашлись, но благодаря не хозяину, а его жене – та принесла всё, что хуторяне заваривали и пили холодными вечерами. Гита немедленно выбрала шиповник и цветки бузины, отодвинув всё остальное: в народе считалось, что жар может сбить чуть ли не любой полевой цветок, но ведьма хорошо знала, что это не так. Да и этот сбор тоже не очень-то помогал без обработки магией – именно ею она и собиралась заняться.

Затребовав ступку и пестик, Гита истолкла всё в порошок, который немедленно бросила в котелок с кипятком. Теперь требовалось преобразовать сырьё, дав ему нужные свойства. Для этого существовало заклинание-песня, и память не подвела – Гита прекрасно помнила все куплеты на древнем полузабытом языке. Часть слов она знала, часть – нет, общий смысл текста ускользал от понимания, но несомненным было одно: это работало.

Помешивая варево, она запела – медленно, тягуче, стараясь не сбиваться с ритма. Руки привычно отозвались теплом, странным, колдовстким теплом, совершенно не похожим на жар от котелка. Когда-нибудь, наверное, она раскроет и эту тайну. Выяснит, как работают слова, звучавшие в Хельвеге тысячи лет назад, и отбросит их, оставив лишь чистую магию. Незачем повторять то, чего не понимаешь, если можно пойти другим путём.

Но сейчас она этого пути не знала, и приходилось идти знакомой проторенной тропинкой: петь над котелком, из которого исходило подрагивающее в такт словам сияние. Наверное, со стороны это смотрелось глупо, во всяком случае, Гита считала именно так. Но хозяева хутора смотрели на неё с благоговением, а мечущемуся в лихорадке юноше и вовсе был безразличен весь мир.

Последнее слово утонуло в глубинах котелка, и сияние пошло на убыль. Гита со стоном выпрямилась – песня забрала у неё слишком много сил. Раньше она бы даже не обратила внимание на это, но сейчас была слишком слаба.

– Налить в кружку на палец и дать ему выпить, – с трудом выговорила она, вставая на ноги. – Когда жар спадёт, дать простой воды. Тёплой. Много. Одеялами не укрывать, зелье не давать, если нет жара. Если сделаете всё как я сказала, может, он и выживет.

Хозяева молчали, съежившись, будто стояли перед ворчащим медведем.

– А теперь я буду благодарна, если вы постелите мне где-нибудь… – не выдержала Гита, и это наконец расшевелило их. Хозяйка засуетилась, доставая бельё, хозяин протянул руку к котелку, но тут же отдёрнул её и, рассыпаясь в извинениях, отдал Гите кружку. Норна выругалась.

– Когда я уеду, вам всё равно придётся делать это самим, – проворчала она, набирая нужную дозу и подходя к юноше. Тот уже немного пришёл в себя – видимо, сказались сброшенные одеяла – и без колебаний выпил всё до дна. – Хороший мальчик. А теперь спи.

– Это вылечит его? – осторожно спросил хозяин.

– Это уймёт жар и даст ему сил, чтобы бороться с болезнью. Если вы не будете ей помогать, шансы у него хорошие.

– Мы бы никогда…

– Да, да, я знаю. Всё как обычно. Лучше сделайте выводы из своих ошибок, а не повторяйте их. Теперь, если позволите…

Ей постелили в маленькой уютной комнатке, в которой что-то было не так – и не сразу Гита поняла, что. Слишком пыльно, слишком затхло, будто сюда не входили очень давно. И на кровати очень давно никто не спал. Не сразу норна увидела то, что должно было сразу броситься в глаза: старые, потрескавшиеся от времени детские игрушки на чурбаке у окна. Грубо вырезанные куклы и волчок, полусгнивший за прошедшие годы.

– Пускай так, – прошептала Гита, закрывая дверь. Очень хотелось рухнуть на кровать и тут же уснуть, но она всё же заставила себя подпереть дверь табуретом – никакой задвижки на ней не было – и приклеить к тёмным доскам крохотное заклинание, которое должно взорваться диким визгом, если кто-то попробует войти внутрь. Это несложное колдовство забрало последние силы, и, закончив, Гита без сил опустилась на подушку.

Бок продолжал гореть – жаль, что рядом нет Магнуса. Завтра надо будет посмотреть, что там с раной. Завтра…

Она уснула.

* * *

Рона упорно продолжала тренироваться.

Только сейчас она заметила прогресс – просто вдруг осознав, что в действительности видит гобелен на стене и вышитый на нём герб, а не просто мутное пятно. Это длилось десяток ударов сердца, не больше, но она всё же видела.

Она будто вошла в поток. Связь с обсидианом осталась, но теперь она горела где-то на границе сознания, Рона же могла обратить мысли на что-то другое, что и сделала, увидев гобелен. Но как только она осознала случившееся, связь прервалась, и всё вновь потеряло чёткость.

– Работаешь? – услышала она голос Альмы.

– Да, – тихо ответила девушка.

– У Магнуса есть кое-что для тебя.

Поток силы будто сам собой коснулся жезла, и Рона снова увидела – два пятна, вдруг проявившие черты людей. Магнус и Альма, стоявшие у дверей её комнаты. В руках у некроманта – небольшой мешочек. Наверное, это и есть то самое «кое-что».

– Дождя и теней, наставник, – вырвалось у неё. Джумарское приветствие, как сказала Альма. Поймёт ли некромант её правильно?

– Дождя и теней, ученица, – он улыбнулся. – Как твои успехи?

– Уже лучше, но пока ещё плохо, – честно ответила Рона. – Приходится концентрироваться, чтобы чётко видеть, и я быстро теряюсь.

– Жезл не очень удобен для этого. Ты сжимаешь его в руках, тебе приходится поднимать его, чтобы видеть под нужным углом, и это отвлекает, – сказала Альма. – Магнус считает, что это можно исправить.

– Как?

– Сперва мне нужно тебя осмотреть. Пойдём.

На этот раз она видела, куда они шли – сперва по коридору, потом по лестнице наверх, в круглую комнату в башне. И Рона смогла увидеть полки со старинными рукописными книгами, стол с лабораторной посудой и ещё один в самом центре, пустой, явно принесённый сюда недавно. Слишком он выделялся и слишком странно смотрелся здесь.

А ещё на нём лежала подушка.

– Ложись, – сказал Магнус. – И постарайся расслабиться.

Они по-прежнему ничего не говорили, и в былое время это вызвало бы у Роны бурю эмоций. Но сейчас она послушно легла на стол, сложив руки на животе и, так и не сказав ни слова, глубоко вздохнула.

Магнус снял с неё повязку и осторожно коснулся того, что некогда было веками. На миг Рона ощутила его мягкие пальцы, а потом чувства вдруг исчезли, лицо занемело, как бывает с ногой, если отсидишь её. Сердце тут же отозвалось тёплой волной тревоги, захотелось вскочить на ноги и схватиться за несуществующие глаза, но Рона всё же заставила себя лежать, не шевелясь. Некромант должен знать, что делает, и раз он сказал лежать, значит, нужно лежать. А она может сделать только хуже.

– Что ж, всё лучше, чем я думал, – наконец сказал он. – Будет сложно, но, думаю, у меня всё-таки получится.

– Я могу помочь? – осторожно спросила Альма. Повисла тишина. Жезла у Роны не было, и она не могла видеть лицо сестры, а жаль – по голосу трудно было понять, что та чувствует.

– Можешь, – помедлив, ответил Магнус. – Я буду говорить, что делать. Ты готова, Рона? Сейчас я сделаю так, что ты уснёшь. А когда проснёшься, у тебя будут новые глаза.

– Новые глаза? – выдохнула Рона.

– Да. Не живые, конечно. Такое разве что архонтам под силу. Но я смогу вживить в твои глазницы два отполированных обсидиана, и прямой контакт с нервами, думаю, должен помочь.

Она получит чёрные, каменные глаза. Совсем не те, что были раньше. Какого они были цвета? Почему-то Рона не помнила.

– Делай всё, что нужно, – ровным голосом ответила она. – Я верю тебе.