Текст книги "Избранные стихи"

Автор книги: Вадим Шефнер

Пробившись к небу сквозь каменья…

 
Пробившись к небу сквозь каменья,
Не зная хворей и простуд,
Седые лилии забвенья
Над неизвестностью цветут.
 

1977

Рекорды

 
Уже не помнят Лядумега,
Уже забыли наповал.
А как он бегал! Как он бегал!
Какую скорость выдавал!
 
 
Растут рекорды понемножку, —
И, новой силою полны,
По тем же гаревым дорожкам
Другие мчатся бегуны.
 
 
Бегут спортсмены молодые,
Легки, как ветер на лугу,—
Себе медали золотые
Они чеканят на бегу.
 
 
А славу в ящик не положишь,
Она жива, она жива,—
К тем, кто сильнее и моложе,
Она уходит – и права.
 
 
Она не знает вечных истин,
За нею следом не гонись.
Она сменяется, как листья
На древе, тянущемся ввысь.
 

1966

Лесной пожар

 
Забывчивый охотник на привале
Не разметал, на растоптал костра.
Он в лес ушел, а ветки догорали
И нехотя чадили до утра.
 
 
А утром ветер разогнал туманы,
И ожил потухающий костер
И, сыпля искры, посреди поляны
Багровые лохмотья распростер.
 
 
Он всю траву с цветами вместе выжег,
Кусты спалил, в зеленый лес вошел.
Как вспугнутая стая белок рыжих,
Он заметался со ствола на ствол.
 
 
И лес гудел от огненной метели,
С морозным треском падали стволы,
И, как снежинки, искры с них летели
Над серыми сугробами золы.
 
 
Огонь настиг охотника – и, мучась,
Тот задыхался в огненном плену;
Он сам себе готовил эту участь,
Но как он искупил свою вину!..
 
 
Не такова ли совесть? Временами
Мне снится сон средь тишины ночной,
Что где-то мной костер забыт, а пламя
Уже гудит, уже идет за мной…
 

1940

Гордыня

 
Над пустотою нависая криво,
Вцепясь корнями в трещины камней,
Стоит сосна у самого обрыва,
Не зная, что стоять недолго ей.
 
 
Ее давно держать устали корни,
Не знающие отдыха и сна;
Но с каждым годом круче и упорней
Вверх – наискось – все тянется она.
 
 
Уже и зверь гордячки сторонится,
Идет в обход, смертельный чуя страх,
Уже предусмотрительные птицы
Покинули гнездо в ее ветвях.
 
 
Стоит она, беды не понимая,
На сумрачной обветреной скале…
Ей чудится – она одна прямая,
А все иное – криво на земле.
 

1954

Приятельницы

 
В чащобе тихо, как во сне,
Течет зеленый быт.
Березка, прислонясь к сосне,
Задумчиво стоит.
 
 
Растут, как их судьба свела,
Стремятся обе ввысь
Два тонких молодых ствола
Ветвями обнялись.
 
 
Посмотришь – дружбы нет сильней,
Покой да тишина.
А под землей – борьба корней,
Беззвучная война.
 

1955

Донный лед

 
Бывает так не каждый год,
Но иногда со дна реки
Всплывает тяжкий донный лед —
Об этом знают речники.
 
 
Он отрывает ото дна
Все, что таила глубина.
Выносит он на белый свет,
Чтоб в море унести скорей,
 
 
Обломки ржавых якорей
От кораблей, которых нет.
Он не скрывает ничего,
Прозрачный он, как честный суд,
 
 
И тайны, вмерзшие в него,
Речными плесами плывут.
Неотвратимый, как закон,
Из глуби, где забвенья мгла,
 
 
Убийцы нож выносит он,
Обрез, что бил из-за угла.
Несет он по речной волне
На дне лежавший много лет,
 
 
Не побывавший на войне,
Но в деле бывший пистолет.
И, вмерзшая в прозрачный лед,
Серебреников горсть плывет —
 
 
Их в страхе бросила рука
Иуды и клеветника.
Давно истлели мертвецы,
Но причинивший много зла
 
 
И спрятавший на дно концы
Вдруг видит – Истина всплыла.
Чтобы чиста была река,
Во все грядущие века,
 
 
Чтоб не мутнела глубина,
Всплывают истины со дна.
 

1961

Искра и Капля

 
Рыбак у моря жжет костер,
Вода о камни бьет.
У капли с искрой вышел спор,
Чей благородней род.
 
 
И продолжался б дотемна
Напрасный разговор:
– Я морем этим рождена!
– Меня родил костер!
 
 
Рыбак всегда был прав и пьян,
И молвил он, подняв стакан:
– Есть выше похвала:
Ты – породила Океан,
А ты – Огонь зажгла!
 

1957

Ручной волк

 
У лесника в прокуренной сторожке
Домашний волк живет не первый год.
Он незлобив, не тронет даже кошки,
Он, как собака, домик стережет.
 
 
Когда-то у оврага, в дальней роще,
В неистовую позднюю пургу,
Лесничий взял его волчонком тощим
И преданного выкормил слугу.
 
 
Но в феврале, когда метель клубится,
Волк смотрит настороженно во тьму,
И сам хозяин в эти дни боится
Его погладить, подойти к нему.
 
 
Там где-то стая ждет его прихода,
Его зовет клубящаяся мгла, —
И, может быть, голодная свобода
Ему дороже теплого угла.
 
 
Хозяин, бойся этой волчьей стати
И очень-то не доверяй ему, —
Злом за добро он все равно отплатит,
На вой волчицы кинувшись во тьму.
 
 
Ни ласкою, ни хлебом, ни пинками
Не пробуй возвращать его назад, —
Он горло перервет тебе клыками,
И ты же будешь в этом виноват.
 
 
Он просто волк, он не собачьей масти,
И он уйдет, забыв, что он ручной,
От теплого навязанного счастья
В метель и холод, в неуют ночной.
 

1957

Выбор ветра

 
Птицам ветер не нужен попутный:
Хоть помочь он старается им,
Но при нем им становится трудно
Управлять опереньем своим.
 
 
Пусть сидит себе век на болоте
Тот, кто ветра попутного ждет.
Ведь свободу и точность в полете
Не попутный, а встречный дает.
 

1961

Иносказание

 
Не застраивай летного поля,
Хоть пустынно и голо оно.
Не застраивай летного поля —
Ведь другого не будет дано.
 
 
Пусть жалеет, сочувствует кто-то,
Пусть другим твоя бедность смешна,
Но тебе для разгона, для взлета
Только ровная местность нужна.
 

1973

Три странника

 
Ходят, бродят без дорог
Головы склоня,
Стыд, стыдище и стыдок —
Кровная родня.
 
 
Даже в выходные дни
Нет покоя им,
И равно видны они
Зрячим и слепым.
 
 
Ты их сам не раз встречал
На путях своих,
И краснел, и обмирал
Ты, увидя их.
 
 
Уж не так ты значит, плох,
Грешный человек…
Бойся тех, кто этих трех
Не видал вовек.
 

1976

Совет другу

 
Знай: нет в бездействии спасенья.
Пусть рушатся твои миры,
Пусть жизнь – сплошное невезенье, —
Не выключайся из игры.
 
 
Хоть шанс – один на миллион,
Но станешь сам себя богаче,
Когда уверуешь, что он
Тебе Фортуной предназначен.
 

Радость скачет глупой кошкой…

 
Радость скачет глупой кошкой
Через тысячи преград,
А преграды уничтожь-ка —
Ничему не будешь рад.
 

1977

Жизнь состоит из деяний и пауз…

 
Жизнь состоит из деяний и пауз,
Смена событий порой незаметна, —
Но тосковавший в безветрии парус
Все же дождется счастливого ветра!
 

1977

Над собой умей смеяться…

 
Над собой умей смеяться
В грохоте и в тишине,
Без друзей и декораций,
Сам с собой наедине.
 
 
Не над кем-то, не над чем-то,
Не над чьей-нибудь судьбой,
Не над глупой кинолентой —
Смейся над самим собой.
 
 
Среди сутолоки модной
И в походе боевом,
На корме идущей ко дну
Шлюпки в море штормовом, —
 
 
Смейся, презирая беды,—
То ли будет впереди!
Не царя – шута в себе ты
Над собою учреди.
 
 
И в одном лишь будь уверен:
Ты ничуть не хуже всех.
Если сам собой осмеян,
То ничей не страшен смех.
 

1968

Умей

 
Умей, умей себе приказывать,
Муштруй себя, а не вынянчивай.
Умей, умей себе отказывать
В успехах верных, но обманчивых.
 
 
Умей отказываться начисто,
Не убоясь и одиночества,
От неподсудного ловкачества,
От сахарина легких почестей.
 
 
От ласки, платой озабоченной,
И от любви, достаток любящей,
И от ливреи позолоченной
Отказывайся – даже в рубище.
 
 
От чьей-то равнодушной помощи,
От чьей-то выморочной сущности…
Отказывайся – даже тонущий —
От недруга руки тянущейся!
 

1963

Грешники

 
В грехах мы все – как цветы в росе,
Святых между нами нет.
А если ты свят – ты мне не брат,
Не друг мне и не сосед.
 
 
Я был в беде – как рыба в воде,
Я понял закон простой:
Там грешник приходит на помощь, где
Отвертывается святой.
 

1962

Есть улыбки – как награды…

 
Есть улыбки – как награды,
Хоть от радости пляши;
Есть убийственные взгляды —
Артиллерия души.
 
 
Есть молчание согласья,
Праздничная тишина;
Есть молчанье поопасней,
Есть молчание – война.
 

1977

Слёзы

 
Редко от радости плачем мы.
Может, один лишь раз
Радость у горя берёт взаймы
Слёзы в счастливый час.
 
 
Ветер шуршит весенней листвой,
Утро зовёт в поход.
Радость – честна, радость с лихвой
Горю свой долг вернёт.
 
 
Но на пороге дальней зимы,
Всё испытав всерьёз,
Слёзы счастливые вспомним мы —
Горьких не вспомним слёз.
 

1959

В чьей-то памяти нестрогой…

 
В чьей-то памяти нестрогой
Страх такое место занял,
Что легла его дорога,
Тропки все перегрызая.
 

1977

Что страшит – того не бойся…

 
Что страшит – того не бойся,
Не петляй туды-сюды, —
Лучше ты щитом прикройся
От неведомой беды!
 

1977

Никогда не забуду…

 
Никогда не забуду
Чей-то мудрый совет:
Жди опасности всюду,
Где опасности нет.
 

1977

Ах, что там бой, походный строй…

 
Ах, что там бой, походный строй
И посвист вражьих стрел, —
Приходит худшее порой
Для тех, кто уцелел.
 

1977

Минувшие беды, что были в былом…

 
Минувшие беды, что были в былом,
Забудь, в рядовые разжалуй.
Грядущие беды идут напролом,
Они поопасней, пожалуй!
 

1977

Поброжено, похожено…

 
Поброжено, похожено
Поискано, порыскано;
А песня-то – не сложена,
А счастье – не отыскано.
 

1977

Ничего не сбылось, что хотелось…

 
Ничего не сбылось, что хотелось,
Сам себе я был вор и палач —
По копейкам растрачена зрелость
На покупку случайных удач.
 

1977

Случайность

 
Тебе идет седьмой десяток лет,
А чем ты тех, кто раньше умер, лучше?
Поскольку бога не было и нет,
За все благодари ничтожный случай.
 
 
В сложнейших иерархии причин
Несущих нам спасенья и кончины,
Порой главнейший обретают чин
Не очень-то большие величины.
 
 
Гляди, гляди в минувшее, старик!
Твое везенье, может быть, таится
В пушинке тополиной, что на миг
У снайпера повисла на реснице.
 
 
И, может быть, давно б тебя земля
Взяла, избавив от соблазнов поздних,
Но старшина, блокадный хлеб деля,
На целый грамм в твою ошибся пользу.
 
 
Живи – и помни средь земных забот,
Что для других все кончилось иначе, —
И их невольно оскорбляет тот,
Кто видит смысл в своей слепой удаче.
 

1976

Топочут дни, как пьяные слоны…

 
Топочут дни, как пьяные слоны,
Транжирит жизнь свои грома и молнии, —
А мне б сейчас стаканчик тишины,
Бокал молчанья, стопочку безмолвия…
 

1977

Гаданье

 
– Печали, печали, печали
На сердце твоем и лице.
Печали полегче – в начале,
Печали похуже – в конце.
А жизнь догорит, как цигарка,
И в ящик сыграешь, дурак…
 
 
– Ну чем ты пугаешь, цыганка, —
Я все это знаю и так!
Я тоже немножко умею
В своей разбираться судьбе…
Цыганка, гадай пострашнее —
Тогда я поверю тебе!
 

1979

Умереть бы, не веря в прогнозы…

 
Умереть бы, не веря в прогнозы,
Второпях не расчухав беду, —
Так столкнувшиеся паровозы
Умирают на полном ходу.
 

1977

Любит смерть нагрянуть с тыла…

 
Любит смерть нагрянуть с тыла,
Перед ней бессилен блат.
Если жизнь тебе постыла —
Становись в последний ряд.
 

1977

О смерть, бессмертная паскуда…

 
О смерть, бессмертная паскуда,
Непобедимая беда!
Из рая, из земного чуда,
Людей ты гонишь в никуда!..
 

1977

Судьба, как слепой пулеметчик…

 
Судьба, как слепой пулеметчик
Строчит – и не знает куда, —
И чьих-то денечков и ночек
Кончается вдруг череда.
 

1977

Все это кончается просто…

 
Все это кончается просто —
Не взлетом в небесную высь,
А сонным молчаньем погоста,
Где травы корнями сплелись.
 

1977

Отъезжу свое, отышачу…

 
Отъезжу свое, отышачу,
Дождусь расставального дня —
В низине под квак лягушачий
Друзья похоронят меня.
 

1977

На кладбище загадочный уют…

 
На кладбище загадочный уют,
Здесь каждый метр навеки кем-то занят.
Живые знали, что они умрут,
Но мертвые, что умерли, – не знают.
 

1977

Личная вечность

 
Ты думал о вечности? Ты в ней живешь,
Ты ешь ее хлеб и вино ее пьешь,
На вечные звезды ты ночью глядишь
И сам из бессмертных частиц состоишь.
 
 
Пусть жизнь человека не слишком длинна,
Но каждому личная вечность дана,
И пусть предстоящее скрыто во мгле —
Ты вечен, пока ты живешь на Земле.
 

1976

Глоток

 
До обидного жизнь коротка,
Не надолго венчают на царство,
От глотка молока до глотка
Подносимого с плачем лекарства.
 
 
Но меж теми глотками – заметь!
Нам немало на выбор дается:
Можно дома за чаем сидеть,
Можно пить из далеких колодцев.
 
 
Если жизнь не легка, не гладка,
Если в жизни шагаешь далеко,
То не так уж она коротка,
И бранить ее было б жестоко.
 
 
Через горы, чащобы, пески,
Не боясь ни тумана, ни ветра,
Ты пошел от истоков реки
И до устья дошел незаметно.
 
 
Вот и кончен далекий поход,
Не лекарство ты пьешь из стакана:
Это губы твои обдает
Горьковатая зыбь Океана.
 

1961

Электронная сказка

 
Скромная звезда печали
Смотрится в мое окно.
Всё, о чем мы умолчали,—
Всё ей ведомо давно.
 
 
Всё, чем это сердце бьется,
Всё, о чем забыть хочу,
Прямо к ней передается
По незримому лучу.
 
 
Там я взвешен и исчислен,
Спрограммирован дотла,
Там мои читают мысли,
Знают все мои дела.
 
 
Там в хрустальных коридорах
Крылья белые шуршат,
У светящихся приборов
Там дежурные не спят.
 
 
Из иного измеренья,
Из холодного огня
Ангел долгого терпенья
Грустно смотрит на меня.
 
 
Может, скоро в дали дальней,
Сверив час и сверив год,
Он с улыбкою прощальной
Кнопку черную нажмет.
 

1964

Кого-то нет, кого-то нет…

 
Кого-то нет, кого-то нет…
В одной квартире старой
Висит гитара давних лет,
Умолкшая гитара.
 
 
Ее владельца ожидать
Нелепо, бесполезно,
Унесена его кровать
К соседям безвозмездно.
 
 
Но кто-то всё не верит в быль,
Что нет его навеки,
Но кто-то отирает пыль
С потрескавшейся деки.
 
 
И, слушая, как вечерком,
Не помня песен старых,
Бренчат ребята за окном
На новеньких гитарах,
 
 
Всё смотрит вдаль из-под руки
Во мрак, в иные зори
И ждет, что прозвучат шаги
В пустынном коридоре.
 

Наследственность

 
Нас не обманешь божьим раем:
Бессмертья нет, – мы это знаем.
Но все ль развеется в былом?
 
 
Наследственность бессмертной птицей
Влюбленным на плечи садится
И осеняет их крылом.
Нет, дело не в портретном сходстве,—
 
 
Вся жизнь твоя бросает отсвет
В далекий день, в грядущий род.
Она души твоей чертами,
Она делами и мечтами
 
 
В твоих потомках оживет.
Самой природой ты допущен
В мир предстоящий, настающий,
И от тебя зависит он.
 
 
Пусть не расчетливостью черствой,—
Пусть добротою и упорством
Ты в ком-то будешь отражен.
Знай: мы в забвение не канем,
 
 
Как в пропасть падающий камень,
Как пересохшая река.
Наследственность бессмертной птицей
Влюбленным на плечи садится,
Зовет в грядущие века.
 

1962

До Прометея

 
Костер, похрустывая ветками,
Мне память тайную тревожит,—
Он был зажжен в пещерах предками
У горно-каменных подножий.
 
 
Как трудно было им, единственным,
На человеческом рассвете.
На неуютной и таинственной,
На необстроенной планете.
 
 
Быть может, там был каждый гением
(Бездарность выжила б едва ли) —
С таким бессмертным удивлением
Они нам землю открывали.
 
 
На них презрительными мордами,
Как на случайное уродство,
Посматривали звери, гордые
Своим косматым первородством.
 
 
Мы стали опытными, взрослыми,
А предки шли призывниками,
Как смертники, на подвиг посланные
Предшествующими веками.
 
 
…Еще не поклонялись идолам,
Еще анналов не писали…
А Прометей был после выдуман,—
Огонь они добыли сами.
 

1965

Первый мост

 
…И вот он вырвался из чащи
По следу зверя. Но поток,
В глубокой трещине урчащий,
Ему дорогу пересек.
 
 
На берегу другом – добыча,
Для всей семьи его – еда:
Нетронутые гнезда птичьи,
Косуль непуганых стада…
 
 
Себе представив на мгновенье
Закрытый для него простор,
Затылок он в недоуменье
Косматой лапою потер.
 
 
И брови на глаза нависли,
И молча сел на камень он,
Весь напряженьем первой мысли,
Как судорогою, сведен.
 
 
И вдруг – голодный, низколобый
Он встал, упорен и высок.
Уже с осмысленною злобой
В ревущий заглянул поток.
 
 
И, подойдя к сосне, что криво
Росла у самого обрыва,
И корни оглядев – гнилье!
Он стал раскачивать ее.
 
 
И долго та работа длилась,
И камни падали в обрыв,
И с хрустом дерево свалилось,
Два берега соединив.
 
 
И он тропою небывалой
На берег перешел другой,
И пот со лба отер усталой
Уже не лапой, а рукой.
 

1954

Первопутник

 
Дорога может быть проложена
Одним – его забудут имя.
А после сколько будет хожено
И езжено по ней другими!
 
 
Чем путь верней и несомненнее —
Следов тем больше остается,
И тем трудней под наслоеньями
Увидеть след первопроходца.
 
 
Но пешеходная ли, санная
Или с фельдъегерскою прытью —
Дорога будет та же самая,
Меняться будут лишь событья.
 
 
Она булыгою оденется,
Потом гудрон на щебень ляжет —
Не раз ее одежда сменится,
Но суть останется всё та же.
 
 
На ней делиться будут мыслями,
Спешить на свадьбы и сражения,
Смеяться, плакать – независимо
От способа передвижения.
 

 
Автомобильная механика
Придет на смену тяге конной,—
А там следы босого странника
Лежат под лентою бетонной.
1965
 

Камни под асфальтом

 
Самосвал с дымящеюся лавою,
Выхлопов летучие дымки…
Словно тучи, грузно-величавые
Движутся дорожные катки.
 
 
К вечеру зальют асфальтом улицу —
Скроются булыжины от нас.
Молча камни на небо любуются,
Видя белый свет в последний раз.
 
 
С «москвичами», «волгами», прохожими,
Зорями, рекламами кино,
С днями, друг на друга не похожими,
Им навек проститься суждено.
 
 
Я и сам за скорое движение,
В тряске я удобств не нахожу,
Я люблю асфальт, – но с уважением
На каменья старые гляжу.
 
 
Много здесь поезжено, похожено
В давние нелегкие года,
Много в мостовую эту вложено
Горького, безвестного труда.
 
 
Крепостным голодным было любо ли
Камни эти на горбу таскать!
Если бы не их булыга грубая —
Нашему б асфальту не бывать.
 
 
Здесь рабочие за баррикадами,
Царский отражая батальон,
Замертво на эти камни падали,
Боевых не выронив знамен.
 
 
В их руках мозолистых, натруженных
Каждый камень яростью дышал —
Безоружных первое оружие,
Бунтарей булыжный арсенал!
 
 
В дни, октябрьским светом озаренные,
К схватке изготовясь штыковой,
Шли матросы революционные
По булыжной этой мостовой.
 
 
И, шагая в бой по зову Партии
На защиту Родины своей,
Первые отряды Красной гвардии
Шаг свой отпечатали на ней.
 
 
Помнят ночи долгие, бессонные,
Голод, и блокаду, и войну
Эти камни, кровью окропленные,
Камни, не бывавшие в плену!..
 
 
Помнят ополченье всенародное,
Помнят, как по этой мостовой
Танки на позиции исходные
К недалекой шли передовой.
 
 
…Пусть, полна движенья, обновленная
Улица смеется и живет,
Пусть к Дворцовой площади колоннами
В праздники идет по ней народ.
 
 
Пусть поет и торжествует новое, —
Не столкнуть с пути нас никому!
Под асфальтом камни спят суровые,
Основаньем ставшие ему.
 

1958

Ступени

 
Завидовал кто-то птицам,
Но был не из рода Дедалов, —
Чтоб медленно ввысь возноситься,
Он лестницу вырубил в скалах.
 
 
Другому в долину спуститься
Хотелось, чтоб жить там получше, —
Спуститься и чтоб не разбиться,
Он лестницу вырубил в круче.
 
 
Ступени – замена полета,
Ступени – замена паденья,
Ступени – работа, работа,
Терпенье, терпенье, терпенье.
 
 
Я к небу медленно лезу,
Ступени ввысь прорубаю,
Я гору железом, железом
 
 
Долбаю, долбаю, долбаю.
Пусть ангелы в горнем полете
Смеются над неокрыленным;
 
 
Не богу – работе, работе
С киркой отбиваю поклоны.
 
 
Усилья, усилья, усилья,
Спина – будто натертая кровью.
 
 
А вдруг это крылья, крылья
Проклевываются с болью?
 

1967

Дом, предназначенный на снос

 
Двери – настежь, песни спеты,
Счетчики отключены,
Все картины, все портреты
Молча сняты со стены.
 
 
Выехали все живые,
Мебель вывезли – и весь
Этот дом вручен впервые
Тем, кто прежде жили здесь.
 
 
Тем, кто в глубину погоста
Отошли на все века…
(А под краской – метки роста
У дверного косяка…)
 
 
В холодке безлюдных комнат
Не осталось их теней,
Но слои обоев помнят
Смены жизней и семей.
 
 
Здесь покоя не ищите
В упаковке тишины, —
Здесь взрывчаткою событий
Этажи начинены.
 
 
Здесь – загадка на загадке,
Свет и тьма, добро и зло…
Бьет мальчишка из рогатки
В запыленное стекло.
 

1965

Старый храм

 
Как все здесь неуклюже и негладко,
Пороги вязнут в вековой грязи,
И храма циклопическая кладки
Бесформенною кажется вблизи.
 
 
Уходит ввысь уверенно и хмуро
Замшелая бугристая стена,
И камня первозданная фактура
Щербата и ничем не смягчена.
 
 
Но вверх взгляни – над сизыми холмами
Увидишь ты ожившую мечту:
Как дым костра в безветрии, как пламя,
Как песня, храм струится в высоту.
 
 
Он рвется ввысь, торжественно и строго,
Певучей силой камень окрылен, —
Для бога он иль не для бога строен,
Но Человеком был воздвигнут он.
 
 
И нет в нем лицемерного смиренья, —
Безвестный зодчий был правдив и смел:
Он стал творцом – и окрылил каменья.
И гордость в них свою запечатлел.
 
 
И ты стоишь на каменном пороге,
И за людей душа твоя горда, —
Приходят боги и уходят боги,
Но Человек бессмертен навсегда.
 

1946

От бога осталась нам шкура…

 
От бога осталась нам шкура,
Осталась остистая готика,
Соборная архитектура,
Строительная экзотика.
 

1977

Снимая тела и конечности…

 
Снимая тела и конечности,
И лица недобрых и добрых,
У всепобеждающей вечности
Мгновенья ворует фотограф.
 
 
Ты здесь посерьезнел, осунулся,
Но там, словно в утренней дымке,
Живешь в нескончаемой юности
На тихо тускнеющем снимке.
 
 
Там белою магией магния,
Короткою вспышкой слепою
Ты явлен из времени давнего
На очную ставку с собою.
 
 
Вглядись почестней и попристальней
В черты отдаленного брата,—
Ведь всё еще слышится издали
Внезапный щелчок аппарата.
 

1965

Статистика

 
Статистика, строгая муза,
Ты реешь над каждой судьбой.
Ничто для тебя не обуза,
Никто не обижен тобой.
 
 
Не всматриваешься ты в лица
И в душу не лезешь, – а все ж
Для каждой людской единицы
В таблицах ты место найдешь.
 
 
В радах твоей жесткой цифири,
В подсчеты и сводки включен,
Живу я, единственный в мире,
Но имя мое – легион.
 
 
Умру – и меня понемногу
Забудут друзья и родня.
Статистика, муза Итогов,
Лишь ты не забудешь меня!
 
 
В простор без конца и границы,
Бессмертной дорогой живых
Шагает моя единица
В дивизиях чисел твоих.
 

1966

Ни в саду, ни на пляже…

 
Ни в саду, ни на пляже,
Ни на горке крутой —
Мы не встретимся даже
За могильной плитой.
 

1977

Отдых

 
Фараон воздвигал пирамиду,
Приближаясь к преклонным летам,
Пирамиду он строил для виду,
А устроился вовсе не там.
 
 
Он гробницу секретную сделал
И с собою не взял ни гроша, —
И легко отделившись от тела,
Рядом с ним поселилась душа.
 
 
Он своих повелений не помнит,
Он ушел от войны, от жены,
От парадных раскрашенных комнат
В потаенный чулан тишины.
 
 
Он теперь – только мелкая сошка.
Хорошо отдыхать одному.
И душа, как домашняя кошка,
Что-то тихо мурлычет ему.
 

1965