Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Сказки для умных"

Автор книги: Вадим Шефнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 44 страниц)

16. Дальнейшие события

Когда я вернулся в Ленинград, меня ждало радостное известие. Мой многоталантливый Виктор прислал мне письмо. Оно начиналось так:

3АЯВА

Настоящим сообщаю и заявляю, что в субботу ко мне имеет честь прибыть отец, дабы порадоваться и отдать должное моим творческим достижениям в области науки и семейного быта и пробыть на моем иждивении и пищевом довольствии 7 (семь) суток.

Приглашаю и тебя явиться ко мне в субботу к 19-00 и пробыть до 20-00, присоединившись к ликованию отца и имея на своем организме ботинки, брюки, пиджак, рубашку и прочие принадлежности человеческого туалета...

Дальше шли непонятные для меня научные фразы, но первая часть заявы была совершенно ясна: я приглашен братом в гости!

Тщательно подготовившись к посещению Виктора, я явился к нему точно в указанное время. Не буду описывать своей радости при виде отца и брата, которые оба выглядели очень молодо для своих лет. Мои племянники Дуб! и Сосна! тоже произвели на меня весьма приятное впечатление.

В красивой квартире брата за эти годы стало еще больше солидной мебели и ковров; кое-где ковры висели даже в два слоя. В кабинете тоже были перемены: прежде там красовался портрет Виктора в окружении портретов разных знаменитых ученых и изобретателей, теперь же на всех стенах имелись только изображения Виктора в разных позах и вариантах, а все остальные ученые были аннулированы. Уже по одному этому факту я понял, как возросла роль моего брата в науке.

Ужин прошел в культурной и дружеской обстановке, причем я старался говорить поменьше и внимательно слушал отца и Виктора, которые давали мне дельные советы в порядке моего избавления от пяти «не». А когда я рассказал о секретной пасте, Виктор проявил к ней интерес и предложил мне продемонстрировать ее действие.

Вынув из кармана пасту, я тщательно натер ею свой лоб и зазвучал. Отец и брат прекратили разговор и внимательно слушали меня. Только глухонемая Перспектива Степановна лежала на кушетке в красивой позе и не принимала участия в прослушивании.

– Я тоже хочу звучать, – сказал мне вдруг брат. – Мне завтра доклад надо делать перед начальством, так я хочу, чтоб от меня не только слова шли, а и музыка. От тебя чечетка какая-то идет, а от меня, по моему служебному положению, должна хорошая музыка выделяться. Я на Баха и Бетховена тяну.

Я сказал брату, что, к сожалению, не имею права подарить ему секретную пасту, но с удовольствием одолжу ее ему на один день.

Через день, когда я зашел к Виктору, он, возвращая мне секретную пасту, сердито сказал:

– Ты мне вредную вещь подсунул! Навредить захотел крупному ученому! На тебя бы надо заяву куда следует написать!

И далее брат гневно рассказал мне, что, прибыв в свое научное заведение, он, перед тем как делать доклад, натер лоб этой пастой – и вдруг от него стала исходить такая неблагозвучная музыка, что ему пришлось поспешно уйти с кафедры и запереться в туалете, и просидеть там, не евши не пивши, восемь часов, пока он не перестал выделять звуки.

Этот неприятный случай с моим ученейшим братом глубоко поразил меня. Я немедленно понял, что у секретной пасты имеется крупный недостаток: она не всегда вызывает ту музыку, которая заключена в данном человеке, и может создать о нем неверное впечатление, как это и случилось с Виктором. Поэтому я решил избавиться от этой пасты, чтобы впредь она никого не могла подвести. Завернув подарок старца, пасущего камни, в бумагу и привязав к этому пакету камень, я бросил секретную пасту в Неву с Дворцового моста.

Совершая этот акт справедливости, я не испытал никакой радости, но считаю, что поступил правильно.

17. ТНВ

Вскоре я устроился на одно предприятие помощником агента по снабжению. Зарплата была невелика, но зато у меня оставалось много свободного времени, которое я мог посвятить самообразованию, то есть чтению научной фантастики. В нашей коммунальной квартире все было, в основном, тихо и спокойно. О том факте, что я дружил с Сидором Сидоровичем, уже успели позабыть, и все относились ко мне хорошо.

Комнату, в которой прежде жил Сидор Сидорович, теперь занял молодой холостяк, преподаватель математики. Звали его Алексей Алексеевич.

Это был очень занятой и спокойный человек, его и не слышно было. Днем он преподавал в каком-то институте, а вернувшись домой, до глубокой ночи сидел в своей комнате над бумагами и книгами и все что-то там вычислял.

Однажды, зайдя к нему, чтобы попросить пятерку до получки, я успел разглядеть эту комнату, памятную мне по прежнему жильцу. Теперь здесь царила идеальная чистота. Обстановка поражала своей скромностью, но во всем был удивительный порядок, и очень много было книг. Рядом с письменным столом стоял другой стол, на котором красовалась какая-то машина – на манер пишущей, только много больше размером. Алексей Алексеевич объяснил мне, что это электронно-аналитический вычислитель его конструкции. Что касается стен комнаты, то их Алексей Алексеевич оклеил чистой белой бумагой, на которой затем своей рукой вывел бесконечные ряды чисел и многоэтажных формул.

Новый жилец немедленно откликнулся на мою просьбу и безо всяких разговоров вручил мне пятерку, а затем спросил меня, не нуждаюсь ли я в большей сумме, нежели 5 рублей 00 копеек.

Я ответил, что после некоторых неудач, перенесенных мною, я, конечно, хотел бы, в принципе, иметь на руках больше денег, нежели имею их в настоящее время. Однако я всегда беру взаймы ровно столько, сколько могу отдать. Пользуясь случаем, я рассказал Алексею Алексеевичу краткую историю своей жизни, которую он выслушал с должным вниманием.

– Да, вам надо помочь, – задумчиво сказал он.

– Нет, с меня хватит пяти рублей, – повторил я. – Я не беру без отдачи.

– Ради бога, не обижайтесь, – успокоительно произнес мой новый знакомый. – Пятерку вы мне вернете, я вовсе не собираюсь заниматься частной благотворительностью. И все же я вам помогу. Я вас поставил на очередь, зайдите ко мне через двадцать семь дней. – Сказав это, он что-то записал в своем блокноте.

– Но как вы мне поможете, если, как я вижу по вашей скромной обстановке, вы сами человек небогатый? – с удивлением спросил я.

– Я мог бы быть очень богатым в денежном отношении, но, во-первых, я считаю нечестным использовать для своего обогащения имеющиеся у меня возможности, а во-вторых, деньги меня просто не привлекают. Мне хватает того, что у меня есть. Чем проще моя пища, одежда и мебель, тем легче я себя чувствую и тем свободнее работает мой мозг...

Выслушав эти слова моего собеседника, я подумал, что комнате этой не везет. Один ее обитатель уже попал в психбольницу, да и второй, видать, тянет на это дело. Ну как можно помогать людям деньгами, самому не имея денег?!

Однако не прошло и недели, как я убедился в том, что Алексей Алексеевич сказал мне чистую правду. Более того: вскоре выяснилось, что он гениальный математик, и изобретатель, и, сверх того, замечательный человек.

А выяснилось это вот как.

Я уже упоминал о том, что коммунальная квартира, в которой я теперь жил, была тихой и состояла, в общем, из достойных людей. Но, к сожалению, нет такой бочки меда, в которой не имелось бы хоть чайной ложки дегтя. Жила в нашей квартире одна состоятельная женщина, которая, как говорили, нажила состояние нечестным путем. У нее было много денег, но она скрывала это и старалась жить скромно. При этом была она очень завистлива, и когда кто-нибудь приобретал себе какую-нибудь вещь, то от зависти она заболевала на день, на два, а то и на неделю, в зависимости от стоимости и качества вещи. Она ненавидела всех людей, и жители квартиры за глаза звали ее Вред-бабой.

И проживала в квартире одна тихая пожилая женщина по имени Варвара Константиновна со своим сыном Валерием, студентом Политехнического института. Варвара Константиновна уже двадцать лет была вдовой; работала она делопроизводителем в какой-то стройорганизации. И вот однажды, получив на работе премию, она купила в подарок сыну небольшой письменный стол ценой в 46 рублей 50 коп. А чтобы освободить место для этого стола, она, с согласия жильцов, вынесла из комнаты старинный комод и поставила его в прихожей.

Узнав о покупке, Вред-баба заболела на два дня, а выздоровев, стала ежедневно придираться к Варваре Константиновне, требуя, чтобы та убрала комод из прихожей.

Варвара Константиновна и сама была бы рада избавиться от комода и даже вывесила объявление о продаже, но никто не торопился его покупать, потому что сейчас такие старинные вещи совсем не в моде. Однако напрасно втолковывала она это Вред-бабе, и напрасно жильцы в один голос утверждали, что вещь им ничуть не мешает, – нет, Вред-баба и слушать ничего не хотела и даже подала заявление в домохозяйство.

И вот однажды вечером все жильцы собрались в прихожей и, позвав туда Варвару Константиновну, спросили ее, во сколько оценивает она свой старинный комод. Та честно ответила, что больше 20 рублей он не стоит.

Тогда все жильцы квартиры скинулись кто по 2, а кто и по 3 рубля и коллективно купили у Варвары Константиновны комод, а затем взяли его в топоры и дружно разрубили на части, чтобы легче было вынести в подворотню все доски и щепки.

Вред-баба, выйдя на шум из своей комнаты, стала в стороне и, уперев руки в боки, с торжествующей усмешкой смотрела на всю эту процедуру.

– Вот и вышло по-моему! – громко сказала она, когда были вынесены последние обломки комода.

Тогда Алексей Алексеевич строго посмотрел на Вред-бабу, но ничего ей не сказал, а обратился к Варваре Константиновне и вежливо пригласил ее зайти к нему в комнату. Меня он тоже попросил зайти к нему и быть его ассистентом на протяжении трех-четырех часов.

Далее Алексей Алексеевич вежливо усадил Варвару Константиновну в свое единственное кресло и задал ей ряд устных вопросов.

– Для чего это вы меня расспрашиваете? – поинтересовалась Варвара Константиновна.

– Я хочу помочь вам, – ответил Алексей Алексеевич. – Но помощь я оказываю только тем людям, которые не обратят ее во вред ни себе, ни другим. Теперь я убедился, что вы честный и порядочный человек, и поэтому помогу вам. Прошу вас пока ни на что не тратить те двадцать рублей, которые вы получили за комод.

Когда Варвара Константиновна вышла, Алексей Алексеевич включил свою электронно-аналитическую машину, нажав какие-то клавиши, а меня попросил сесть перед ней и записывать в три колонки числа, появляющиеся в трех окошечках: зеленом, красном и голубом. Сам он разложил на столе какие-то таблицы и схемы и стал выводить всякие знаки и формулы и чертить кривые.

Так продолжалось полтора часа. Я уже исписал 17 листов, как вдруг в аналитической машине что-то зафырчало и свет в зеленом окошечке сменился желтым, в красном окошечке – синим, а голубое осталось голубым, но вместо цифр там появилась надпись:

«ВЕРОЯТНОСТЬ В ПРОСТРАНСТВЕ ИСЧЕРПАНА».

– А теперь что делать? – спросил я Алексея Алексеевича.

– Ведите запись на новых листах в две колонки, – распорядился математик.

Через полчаса в синем окошечке появилась надпись:

«ВЕРОЯТНОСТЬ ВО ВРЕМЕНИ ИСЧЕРПАНА».

– Теперь пишите в одну колонку на новых листах, – сказал Алексей Алексеевич.

Через 23 минуты машина выключилась сама. Алексей Алексеевич предложил мне стакан чаю и рассказал кое-что о себе. Оказывается, с детства его интересовали случайности. Уже в детском садике его привлекали не игры, а так называемая теория игр. Все свободное время он занимался только тем, что подбрасывал пятачок, желая добиться, чтобы он пять раз подряд выпал «решкой». Уже тогда юный Алеша пришел к выводу, что все мы – пловцы в океане случайностей. Мы этого не замечаем, потому что, как любое вещество состоит из атомов, так наша жизнь и все окружающее нас соткано из случайностей. Случайность кажется нам случайностью только тогда, когда она выделяется из привычного ряда случайностей. Так, если плотно сложить остриями вверх 100 000 000 000 иголок, то мы сможем ходить по ним босиком и танцевать на них, не поранив ног. Но 1 иголка, выделенная из этих 100 000 000 000, может больно вонзиться нам в тело.

Далее Алексей Алексеевич объяснил мне, что в океане случайностей есть свои течения, и если изучить их, то можно плыть в бесконечную даль, открывая новые материки.

Попив чаю и побеседовав, мы снова приступили к делу и работали еще час, а затем мой собеседник сказал, что теперь он займется этой проблемой единолично. Он взял листы с моими записями и начал их просматривать, подчеркивая одни числа красным карандашом, другие – зеленым, а третьи – синим. Затем он вынул из-под кровати большой и очень точный план Ленинграда и расстелил его на широкой чертежной доске. На план он наложил чистую кальку и стал чертить на ней синей тушью какие-то сложные кривые. Затем на эту кальку он наложил вторую и начал чертить на ней красной тушью. Затем он наложил на эти чертежи третью кальку и работал на ней черной тушью, причем здесь линии были уже гораздо проще и все они сошлись в одной точке.

– Вот и найдена ТНВ, – удовлетворенно сказал Алексей Алексеевич и, проткнув эту точку рейсфедером, снял все три кальки с плана Ленинграда. Затем, взяв лупу, обвел на плане след укола маленьким зеленым кружком. – ТНВ здесь, – повторил он. – На Выборгской стороне.

– Что это за ТНВ? – поинтересовался я.

– ТНВ – Точка Наибольшей Вероятности, – ответил математик. И с этими словами он записал на бумажку название улицы, номер дома и время: 12 часов 08 минут. Эту бумажку он передал мне.

– Пусть завтра точно в указанное здесь время и точно по указанному здесь адресу, где должна находиться сберкасса, явится Варвара Константиновна и купит облигацию трехпроцентного займа, серия которой кончается цифрой «семь».

На следующий день, выполняя совет Алексея Алексеевича, Варвара Константиновна отправилась на Выборгскую сторону, и на указанной улице нашла сберкассу, и точно в указанное время купила облигацию, номер которой кончался на указанную цифру «семь».

Через неделю состоялся тираж, а когда через несколько дней после тиража появилась таблица выигрышей, Варвара Константиновна убедилась своими глазами, что она выиграла 5000 рублей. И, разумеется, первым делом она кинулась благодарить Алексея Алексеевича.

– Не стоит благодарности, – вежливо ответил ей молодой математик. – По мере сил я стараюсь исправлять ошибки фортуны и направлять выигрыши тем людям, которые в них действительно нуждаются.

На выигрыш Варвара Константиновна кроме всякой одежды для себя и для сына купила электрополотер, электропылесос, телевизор «Волна», стиральную машину «Рига-55», радиолу «Мелодия» и магнитофон «Астра-2». Все жильцы были рады, что этой скромной женщине привалили такие деньги, а Вред-баба от зависти так серьезно заболела, что ее увезли в больницу, где она скончалась. На похоронах ее присутствовали только два человека: дворничиха и паспортистка, да и то в порядке профсоюзной заботы о людях. А когда вскрыли комнату, где она жила, там обнаружили столько денег и драгоценностей, что на них можно было купить 100 телевизоров и 1000 стиральных машин.

Что касается меня, то мне Алексей Алексеевич помог выиграть 1000 (одну тысячу) рублей. Часть денег я послал отцу, а на остальные приоделся, купил кресло-кровать и почти целиком залечил свои финансовые раны. Более того, Алексей Алексеевич обещал к лету выиграть мне мотоцикл и посоветовал заблаговременно поступить на курсы водителей, что я и сделал.

В последующие недели и месяцы Алексей Алексеевич не раз совещался со мной, следует ли оказывать помощь тому или иному человеку, и почти всегда принимал мои оценки во внимание. Но когда однажды я завел речь о Викторе и, как умел, рассказал о его крупном научном значении, а также о том, что его дети Дуб! и Сосна!, очевидно, вызывают дополнительные расходы, Алексей Алексеевич в довольно резкой форме отказался помочь моему талантливому брату, чем я был очень огорчен.

Однажды я поинтересовался, каким путем пришел Алексей Алексеевич к идее предсказания выигрышей. Он мне ответил, что идея эта побочная и третьестепенная по значению. Возникла она в процессе его работы над более важной проблемой. Тут он стал мне объяснять, что это за проблема, но я сидел, как попка, ничего не понимая. Я ему честно сказал об этом и задал более простой вопрос: может ли он предсказывать то, что не имеет отношения к цифрам; короче говоря, не может ли он сделать мне прогноз моей будущей жизни и дать мне надежду, что мои вечные неудачи и неприятности когда-нибудь прекратятся.

Молодой математик даже с некоторой обидой ответил, что он не гадалка и имеет дело только с числами. Но затем он заинтересовался моим вопросом и дал распоряжение, чтобы я составил ведомость своих минувших жизненных событий и каждое неприятное событие оценил как − 1; − 2; − 3; − 4; − 5 по степени его неприятности, а каждое радостное как + 1; + 2; + 3; + 4; + 5 по степени радости. Вскоре я представил ему такую рапортичку, и он запустил данные в свою счетно-аналитическую машину. Через полчаса она выдала результат, который читался так: − 1; − 2; + 3; − 1; − 2; − 3; − 4; − 2; − 3; (− 5 ≡ ± 5 ≡ + 5) + 5 + 5 + 5 + 5 + 5 + 5 + 5 + 5 + 5 + 5 + 5 + 5; 0.

– Устами вашей бы счетно-аналитической машины да мед пить! – воскликнул я. – Ведь, насколько я понимаю в цифрах, меня, после многих неприятностей, к которым я уже привык, ждет безоблачная, счастливая жизнь! Но что означают эти пятерки в скобках?

– Сам не пойму, – ответил Алексей Алексеевич. – Возможно, тут учитывается какое-то очень кратковременное событие, в процессе которого пятерка поменяет свой знак. Но точно я ничего сказать не могу, да и вообще прошу вас не придавать значения моему прогнозу. – С этими словами он порвал бумажку с выданными машиной цифрами и перевел разговор на другое. Мне показалось, что молодому математику этот прекрасный прогноз чем-то не понравился.

К началу лета я успешно окончил мотокурсы. И вот однажды, незадолго до тиража денежно-вещевой лотереи, Алексей Алексеевич вывел мне ТНВ для приобретения лотерейного билета, по которому я должен был выиграть мотоцикл.

Когда к 15 часам 38 минутам я явился по указанному Алексеем Алексеевичем адресу на одну из улиц возле Варшавского вокзала, я с удивлением увидел, что в угловом доме, номер которого дал мне мой доброжелатель, сберкассы не имеется. Не было там и магазина, в кассе которого я мог бы приобрести лотерейный билет.

Огорченный тем, что система молодого математика дала осечку, я, понурив голову, медленно побрел восвояси, но не успел сделать и двух шагов, как кто-то легонько потянул меня за рукав.

– Слушай, друг, купи у меня лотерейный билет! – услыхал я хриплый голос и, обернувшись, увидел мужчину средних лет с дымными от перепоя глазами.

– Купи, друг, билет, – снова обратился ко мне незнакомец. – Мне кружка пива требуется, голова гудит!

Я мгновенно понял, что и на этот раз ТНВ была верной и что система Алексея Алексеевича не дает осечек. Вынув 1 рубль, я за так вручил его жаждущему опохмелки и дружески сказал ему, чтобы свой билет он никому не продавал, ибо по нему он выиграет мотоцикл.

– Спасибо, милостивец! – воскликнул незнакомец. – Учту твои указания!

Вернувшись домой, я рассказал об этом случае Алексею Алексеевичу, и тот вывел мне другую ТНВ, где я на следующий день купил билет, по которому выиграл мотоцикл с коляской.

Коляска мне не так уж и нужна была, ведь я ходил в холостяках, и некого было мне возить в мотоколяске. Где-то там, под обоями, на стене комнаты моего детства, красовался в 848 экземплярах портрет прекрасной «Люби меня!». Но я полагал, что мне, человеку с пятью «не», никогда не встретиться со своей мечтой.

И все-таки, когда мне дан был отпуск и я отправился в мотопутешествие на юг, я не отделил коляску от мотоцикла.

18. Голубая собака

На третий день своего путешествия, проезжая через один городок, которому я дам условное наименование Собачинск-Неудачинск, я зашел на местный базар, чтобы пополнить запас еды. Купив полкило неплохой копченой колбасы и два кило помидоров, я прошелся по торговым рядам. Оказывается, здесь можно было приобрести не только продукты, но и различные художественные изделия местных кустарей; в продаже имелись глиняные дудочки, коврики с русалками, а также гипсовые кошки, львы и слоны.

Между женщиной, торговавшей русалками, и мужчиной, выставившим богатый набор кошек и львов, я заметил скромного молодого человека с культурным лицом. Перед ним на деревянном неструганом прилавке находились пепельницы, которые он довольно робко предлагал проходящим мимо людям. Товар его брали плохо, хоть просил он совсем немного. Мне стало жаль этого сиротливого молодого человека, и я решил поддержать коммерцию, хотя я от природы некурящий и никогда даже в рот папиросы не брал. Подойдя к нему, я заплатил вперед и стал выбирать пепельницу.

– Они у меня все одинаковые, – честно предупредил продавец. – Тут выбирать нечего.

Действительно, все пепельницы были одна к одной, причем по форме довольно неуклюжи и, я бы даже сказал, несуразны. Но материал мне понравился: это была какая-то нежно-голубая пластмасса с золотистыми прожилками.

– Из чего это они сделаны? – поинтересовался я.

– Я их делаю из времени, – ответил мне скромный молодой человек. – Я улавливаю будущее время, сгущаю его, превращаю в реальное вещество и штампую из него вот такие пепельницы. В дальнейшем из времени можно будет производить пуговицы, мыльницы, столовую посуду, облицовочные плитки, умывальники, унитазы и много других полезных вещей.

– Еще издали я заметил, что у вас умное лицо, – сказал я продавцу. – Но теперь я догадываюсь, что вы гениальный изобретатель, и снимаю перед вами кепку! Никогда я не думал, что из времени, да к тому же из будущего, может получиться что-нибудь путное!

– Время – субстанция, то есть оно материально, – ответил молодой человек и дальше начал произносить всякие научные слова, которые понять я не мог, хотя и подкован в фантастической литературе. Об этом непонимании я честно уведомил моего нового знакомого, сказав ему, что я, в противоположность моему брату Виктору, человек, не имеющий прямого отношения к науке.

– А кто ваш брат? – заинтересовался изобретатель. – Он не физик?

– Я точно не знаю его узкой специальности, – признался я. – Знаю только, что он крупный корифей науки и имеет отношение к кафедре Меланхолии и Статистики при Институте Антропофагии и Лингвистики. В таких делах я разбираюсь плохо, но очень уважаю всех научных работников, изобретателей и прочих двигателей прогресса.

– Кто бы вы ни были, но мне по душе ваше простодушие и искренность, – сказал незнакомец. – Если вас интересует, я охотно покажу вам мою Опытную Установку.

Он завязал нераспроданные пепельницы в узелок и следом за мной пошел к мотоциклу. Я усадил его в коляску, и мы поехали на окраину Собачинска-Неудачинска, где жил молодой ученый. По пути я набросал ему краткую биографию своей жизни, которая произвела на слушателя должное впечатление.

В ответ мой новый знакомый сказал, что зовут его Олегом Олеговичем, и затем поделился со мной историей своего великого открытия. Родился он в этом городке, в школе учился по физике, химии и математике только на «отлично». Затем уехал в крупный университетский город, где стал студентом. На четвертом курсе, во время проведения научного опыта, он был ранен внезапно взорвавшимся автоклавом, вследствие чего надолго лег в больницу. Так как в больнице у него было много свободного времени, то, используя это свободное время для размышлений, он стал задумываться о времени вообще. Приняв тезис, что время материально, он вывел формулу, позволяющую превращать будущие минуты, часы, годы и столетия в нечто ощутимое, то есть в вещество.

Когда Олег Олегович выздоровел, то предложил при том учебном заведении, где он состоял студентом, оборудовать опытную лабораторию, дабы он мог практически осуществить свою неожиданную идею. Но против этого восстал один маститый профессор, который утверждал, что время нематериально и представляет собой только промежуток между двумя какими-либо событиями. Тогда, не закончив последнего курса, Олег Олегович вернулся в родной Собачинск-Неудачинск и в подвале дома, где жил, оборудовал свою Опытную Установку.

Эта Установка крайне несовершенна, и единственное, что он может производить на ней из времени, – это пепельницы, ибо штампы для производства более сложных предметов сделать ему не под силу. Помощи же со стороны ему никто не оказывает, так как никто не верит в его открытие. Его даже подозревают в том, что он штампует свои пепельницы просто из пластмассы, которую достает «слева». А между тем без пепельниц ему не обойтись, так как надо же на что-то утилизировать вещество, получаемое из времени. Кроме того, до сих пор пепельницы давали ему хоть небольшие, но реальные деньги, которыми он мог расплачиваться за электроэнергию, потребляемую Опытной Установкой. Вообще же с деньгами у него дело обстоит крайне плохо, и он не имеет возможности приобрести усовершенствованное лабораторное оборудование для своей Установки, Последние два месяца он вообще близок к краху, так как пепельницы совсем перестали брать, за электроэнергию он давно не платил и его грозят отключить. А от родителей помощи ждать не приходится, ибо они, с тех пор как Олег Олегович вернулся, не закончив пятого курса, считают его тунеядцем.

– Но почему вы не обратитесь за помощью в научные учреждения? – задал я простой вопрос.

– Обращался, – с грустью в голосе ответил Олег Олегович. – Но в мою формулу не верят. В нее некому поверить, ибо ее некому проверить. Специалистов по этому делу нет нигде в мире, я иду нехоженым путем и даже не знаю, куда этот путь приведет... Но вот мы и прибыли. – И мой спутник указал на невзрачный одноэтажный кирпичный домик.

Я загнал свой мотоцикл во двор, и мой новый знакомый, захватив узелок с пепельницами, подвел меня к низенькой двери, ведущей в подвал.

Мы прошли темным сырым коридором, который затем перешел в лестницу, круто ведущую вниз. Затем мы вступили в небольшую комнатку-тамбур. Здесь Олег Олегович включил свет и достал из стенной ниши два странных костюма из какой-то серебристой и весьма тяжелой ткани; в общем-то костюмы эти напоминали водолазные и увенчивались круглыми шлемами со стеклами – для головы. Затем мой новый знакомый навьючил мне на плечи кислородный прибор, такой же, как у аквалангистов, и присоединил трубку к шлему. Надев на себя такое же оборудование, он открыл тяжелую, обитую металлом дверь, и мы вошли в помещение, где находилась Опытная Установка. Стены, пол и сводчатый потолок этого довольно большого помещения оказались обитыми той же тканью, из которой были сделаны наши костюмы.

– Это, собственно говоря, уже не подвал, а подземелье, – пояснил мне Олег Олегович, и голос его сквозь шлем прозвучал таинственно и глухо. – Когда-то здесь была тайная молельня сектантов-беспоповцев, затем долгое время – овощной склад, а затем подземелье просто пустовало. Я провел сюда электричество и оборудовал здесь свою Установку. Обратите внимание на стены, пол и потолок: они покрыты изобретенным мной экранирующим материалом. Таким образом я изолировал данную кубатуру от притока внешнего времени. Я выкачиваю время только из этого помещения. Здесь царит автономное время, и сейчас мы, сами того не ощущая, находимся вовсе не в двадцатом веке, а в тысяча триста девяносто девятом. Таким образом, в будущем, то есть до тысяча триста девяносто девятого века, здесь ничего не будет происходить, ибо вместе со временем я выкачиваю и превращаю в вещество и те события, которые должны были бы произойти в этом помещении, вернее, в данном объеме.

– А не может получиться так, что вы выкачаете отсюда все время и времени больше не будет? – задал я практический вопрос.

– Если бы я знал! – воскликнул Олег Олегович. – В том-то вся и штука, что я не знаю, бесконечно или конечно время! Ведь для того чтобы это выяснить, я и построил Опытную Установку!

– Если время бесконечно, то тут все ясно, – высказал я свое научное предположение. – Значит, его можно выкачивать и выкачивать, и все равно его не убавится. Но если оно когда-нибудь кончится, интересно, что будет тогда?

– Если время конечно и я его выкачаю отсюда целиком, то здесь образуется вакуум времени, – ответил мне Олег Олегович. – Но что тогда произойдет – этого я не знаю. Может быть, ничего не произойдет, а может произойти взрыв, перед которым взрыв водородной бомбы – выстрел из детского пугача... Однако я еще не показал вам того главного, ради чего привел вас сюда.

Он подошел к длинному столу из толстых грубых досок, на котором возвышалось что-то накрытое чехлом из дешевого пестрого ситца. Затем он сдернул чехол, и моему удивленному взору предстал странный агрегат. Начинался он широкой воронкой, к ней был припаян металлический шар, от шара шла гофрированная медная трубка к большому черному ящику, на крышке которого было пестро от кнопок, клавиш, циферблатов и разноцветных маленьких лампочек. От этого таинственного ящика шли две трубки к стальному цилиндру, а от цилиндра под углом в сорок пять градусов, шла еще одна трубка, которая упиралась в эмалированный открытый бачок.

Несколько поодаль от основного агрегата высилось штамповальное устройство с рукояткой и чугунным противовесом.

– Как видите, моя Опытная Установка на первый взгляд весьма невзрачна, ибо некоторые ее детали состоят из предметов, которые я собрал на складе металлолома. Однако коэффициент полезного действия этой Установки весьма высок.

– Извините, а какую научно-техническую роль играет эта воронка? – задал я деликатный вопрос.

– Эта поставленная горизонтально воронка втягивает в себя время, а затем оно поступает вот в этот преобразователь, а из преобразователя, уже в виде жидкой субстанции, самотеком идет в сгустительную камеру, а затем... – И он начал мне объяснять действие агрегата, пустившись в разные непонятные подробности.

– Впрочем, лучше всего показать вам Опытную Установку в действии, – прервал он сам себя и, подойдя к распределительному щиту, включил рубильник, а затем начал нажимать на всякие кнопки и клавиши, которыми был украшен большой ящик.

Послышался негромкий вибрирующий гул. Воронка начала тихо вращаться, засветились циферблаты и разноцветные лампочки. Вскоре из трубки в бак потекла тонкая струйка голубоватой жидкости.

Попадая в эмалированный бак, жидкость сгущалась, преобразуясь в вязкую массу. Это и было время, превращенное в вещество.

Олег Олегович взял деревянной лопаточкой порцию этой голубой массы и понес к штампу. Затем он опустил рукоятку – и очередная пепельница была готова.