Текст книги "Страна тысячи городов"

Автор книги: Вадим Массон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Даже падение политической власти греко-македонской верхушки произошло в Согде раньше, чем в соседней Бактрии. Греко-бактрийские царьки еще стремились урвать друг у друга свою долю добычи и власти, когда согдийские правители начали освобождаться из-под чужеземной опеки. Это хорошо видно по монетам, имевшим хождение в то время на согдийских базарах. Находки тяжеловесных серебряных тетрадрахм Евтидема далеко не редкость в этих местах. Но их сменяют не монеты с именем евтидемовского сына Деметрия, а чекан совершенно особого характера. Первоначально это почти что те же тетрадрахмы Евтидема, и лишь грубость исполнения и неграмотная греческая легенда выдают руку местного мастера. Но затем по-гречески пишется лишь одна часть надписи, а в другой мы видим знаки арамейского алфавита, широко использовавшегося в древности на Востоке. Надписи наших монет окончательно еще не расшифрованы, но скорее всего они сделаны на согдийском языке. Во всяком случае греческая письменность перестала быть единственной и доминирующей.

Совершенно ясно, что не Евтидем чеканил эти монеты, где его собственный портрет искажен почти до неузнаваемости, а имя заменено арамейской легендой. Скорее всего местом их выпуска было владение, отпавшее от Греко-Бактрии, но еще не имевшее достаточно сил для установления собственных государственных традиций. Поэтому и денежные знаки выпускаются здесь по образцу монет последнего иноземного царя, владевшего данной областью. А согдийская тема в оформлении монет была выражением патриотизма нового местного правителя. Судя по местам находок подобных монет, этой областью было нижнее течение Зеравшана, район современной Бухары. Видимо, эта часть Согда отделилась от Греко-Бактрии в то время, когда вооруженные силы этой эллинистической державы, возглавленные Деметрием, сыном Евтидема, начали успешное продвижение за Гиндукуш.

К сожалению, за исключением серебряных монет, мы мало чем располагаем, чтобы судить о характере согдийской культуры этого времени. Это главным образом глиняная посуда из соответствующих слоев Мараканды. Она отличается высоким качеством и тонкостью черепка, поверхность которого покрыта плотным слоем черного или красного ангоба. Имеются здесь и изящные бокалы и стройные кубки. В этом рядовом массовом материале почти не прослеживается эллинистических влияний. Даже кувшины согдийские мастера предпочитали делать с одной ручкой в отличие от двуручных амфоровидных сосудов, изготовлявшихся в это время в Бактрии.

Помимо осколков старой посуды на Афросиабе найдено и много других предметов, более совершенных в эстетическом отношении. Правда, находки были сделаны, как правило, лицами, не имеющими никакого отношения к археологии. В дореволюционном Самарканде среди пестрого базарного люда, навязывавшего свой товар заезжему покупателю, имелись и продавцы древностей. Некоторые из них так и избрали своим основным занятием профессию провинциального антиквара. В афросиабских руинах и окрестностях Самарканда они выискивали различные забавные безделушки, которые можно было затем продать нередко с большой выгодой. Особенно удачливые изыскатели имели среди русской интеллигенции постоянную клиентуру. Таким образом потомки древних согдийцев использовали культурное наследие своих предков. В результате подобной деятельности складывались довольно ценные собрания и коллекции. Составляющие их вещи лишены точных указаний на культурный слой, из которого они происходят, но все они бесспорно найдены на древней согдийской земле. После революции исчезли мелкие археологические хищники, частные собрания поступили в государственные музеи, а исследователи проделали большую работу над их определением и классификацией. Среди этих древних вещей особенно многочисленны обожженные глиняные фигурки. Терракоты Афросиаба – подлинные украшения многих музейных собраний. Среди них имеются и фигурки эллинистического типа. Таковы стройные женщины в греческих одеждах, красиво украшающих статные фигуры. Из афросиабских коллекций происходит и голова Медузы-Горгоны и головка воина в коринфском шлеме, и изображение одного из персонажей дионийского круга. Преобладают здесь изделия местного производства, но часть из них, возможно, была импортного происхождения. В этом нет ничего удивительного для эпохи всеобщего увлечения искусством Эллады. Но тем более заметно и примечательно стремление согдийских князьков противостоять чужеземному языку в политике. В большинстве областей Ближнего Востока эта резкая и нередко нарочитая антигреческая реакция начинается лишь в начале нашей эры. Древний Согд был, видимо, первым. Вскоре и сама политическая обстановка пришла на помощь согдийцам.

Монета согдийского правителя

Когда под напором кочевых племен пала Греко-Бактрия, греко-македонская прослойка колонистов и мощное воздействие эллинистической культуры еще сохраняли свое значение. Но политическая власть уже была вырвана из рук иноземцев. Пока в Бактрии вторгшиеся в страну кочевые племена ассимилировались, в Согде процесс утверждения местных традиций становился мощным и стабильным.

Правители бухарского Согда, пренебрегшие могуществом Греко-Бактрии уже в пору ее расцвета, теперь не довольствуются выпуском монет, подражающих чекану Евтидема. Сначала они изгоняют с монет остатки греческой легенды и полностью переключаются на местный алфавит. Затем на лицевой стороне монет приблизительный портрет греко-бактрийского царя заменяется изображением местного владыки. Еще не очень умелая рука согдийского медальера постаралась придать этому образу необходимую величавость. Властвующий согдиец изображен в парадной тяжелой тиаре, видимо украшенной драгоценными камнями. Иногда его голову окружает сияние нимба – признак божественной природы власти земных царей. На оборотной стороне тех же монет воспроизведена схематическая фигура сидящего человека с палицей в руке. На монетах самого Евтидема это был Геракл, но здесь скорее всего античный герой уже отождествлен с каким-либо местным божеством. Мы, например, знаем, что в парфянской среде обычно образ Геракла сливается с воинственным зороастрийским Веретрагной. В идущей по кругу надписи уже нет ни одной греческой буквы. Титул и еще не расшифрованное имя царя переданы знаками арамейского алфавита.

Чеканились в Согде и монеты других типов. Скорее всего страна была разделена на несколько мелких владений. В числе здешних правителей вполне могли быть и кочевые князьки, подчинившие своей власти население оседлых оазисов. Недаром на некоторых из монет мы видим изображения коней. Но повсюду неуклонно действует тенденция вытеснения греческих надписей местными легендами. В этом отношении Согд почти на двести пятьдесят лет опережает своего южного соседа, где лишь при кушанском императоре Канишке в монетном деле греческий язык окончательно вытеснен из употребления.

Выше мы уже говорили о слабой изученности памятников древнего Согда. Это в немалой степени затрудняет изучение согдийской истории и культуры. Так, в частности, не вполне ясны взаимоотношения Согда с могущественной кушанской державой. Неизвестно, сумели ли свободолюбивые жители «второй из лучших стран» в какой-то мере сохранить независимость ценой признания верховного суверенитета «великих Кушан»? Расходятся исследователи и в определении времени распространения кушанского влияния на территорию Согда. Скорее всего это были первые десятилетия рождения новой империи, еще до того как ее основной центр был перенесен на юг, в Индию.

В равной мере трудно судить о характере и количестве городов кушанского Согда. Ряд данных показывает, что здесь, как и в других областях Средней Азии, период после начала нашей эры был временем наивысшего подъема городской жизни. В «Географии» Птолемея приведены названия восьми согдийских городов, а ведь имелась еще и Мараканда, почему-то перенесенная автором «Географии» в Бактрию. В действительности число поселений городского типа в Согде было, надо полагать, еще большим. Однако решающее слово здесь должно принадлежать не писателям глубокой древности, а современным археологам, от которых пока что Согд еще многое скрывает.

По естественно-географическим условиям весь Согд легко делится на три части. Первую составляют богатые оазисы Самаркандского района. Во вторую объединяются поселения низовий Зеравшана, где в настоящее время естественным центром является Бухара. Третья, кашка-дарьинский Согд начинался сразу за горными хребтами к югу от Самарканда и образовывал как бы буферную область между Бактрией и согдийской землей.

Самаркандский Согд всегда был самым богатым и играл ведущую роль по сравнению с двумя другими районами, Его неизменным центром и столицей был Самарканд. Время от времени в среде исследователей возникают сомнения в правильности отождествления стольного города согдийской земли с городищем Афросиаб. Действительно мощные слои средневекового Самарканда затрудняют изучение древнейших напластований Афросиаба. Но уже проведенные разведочные раскопки и обширные коллекции древних вещей, происходящих отсюда же, не оставляют сомнений в том, что в древности здесь располагался значительный культурный центр.

Дворцы и храмы древней Мараканды остаются еще надежно погребенными в афросиабских руинах. Но хотя в распоряжении исследователей пока нет первоклассных памятников древнесогдийского искусства, имеющиеся материалы достаточно разносторонне характеризуют ремесла, торговлю и культуру крупного, многонаселенного города. Известно, что из числа ремесленных мастерских археологам чаще всего попадаются остатки гончарного производства. Они отмечены и на северной окраине Афросиаба неподалеку от арыка, протекавшего вдоль городских стен. Рядом с обжигательной печью располагалось помещение, в котором, видимо, работал гончар. Здесь изготовлялись изящные сосуды и кубки. Они были, так же как, впрочем, и в Бактрии, очень популярны. Обыденное и божественное уживались бок о бок в этом неказистом строении. Те же руки, которые изготовляли плошки на потребу городскому обывателю, выделывали и ритуальные курильницы, использовавшиеся для культовых целей. В афросиабской мастерской была обнаружена одна такая курильница, еще не нашедшая себе покупателя. Она сделана в виде колонки, покоящейся на треногой подставке, а на самой колонке в два яруса сидят терракотовые фигурки людей с поджатыми ногами и руками, покоящимися на коленях. Культ огня весьма характерен для исповедовавшейся в Согде зороастрийской религии, но благовония курились здесь не только в честь верховных небожителей. Очень распространены были в Самарканде немудреные терракотовые идольчики. Они в изобилии доставлялись туземными антикварами дореволюционным любителям старины, а в последние годы были найдены и в ходе раскопок, проводившихся профессиональными археологами. Назначение этих идольчиков, надо полагать, было различным, но в большинстве своем это скорее всего какие-то домашние божества, покровители, охранители семейного крова и очага.

Первое место среди таких идольчиков занимают женские изображения. Как и повсюду в Средней Азии, образ женского божества пользовался особенной любовью у населения согдийских городов и деревень. Многие исследователи даже склонны считать, что перед нами одно из главных божеств зороастрийской религиозной системы, в древности называвшееся Анахитой, а позднее Нанайей или Наной. В согдийской богине нет волнующей обнаженности, столь обычной для образа многих божеств женского пола. Совершенно иные мысли и ассоциации должна была вызывать эта величавая женщина, плотно закутанная в тяжелые нарядные одежды. Округлое, отрешенно застывшее лицо, взгляд, обращенный поверх зрителя, – все это создавало впечатление неземного спокойствия. К такой покровительнице можно было обращаться за помощью и поддержкой в тяжелые минуты.

В руках согдийская богиня держит различные продукты растительного мира – плоды, трилистники или просто ветви. В терракотовых фигурках отразились и некоторые особенности искусства кушанского Согда. В соответствии со своим ритуальным назначением эти статуэтки очень каноничны. В композиции и моделировке повторяется одна и та же схема. Как правило, для изображений характерно укороченное туловище и непропорционально крупная голова. Выработанный модуль утяжеленных пропорций строго выдерживается всеми мастерами. Вместе с тем следует иметь в виду, что эти миниатюрные фигурки являются всего лишь массовой ремесленной продукцией, едва ли открывавшей особый простор для творческой инициативы художника.

Согдийские терракотовые статуэтки

Кроме бесспорно преобладающих статуэток женского божества имеются также различные фигурки музыкантов. Это главным образом мужчины, играющие на флейте, лютне или барабане. Известны также и женщины-флейтистки. Как мы отмечали выше, торговые люди Римской империи считали прибыльным делом вывоз в кушанскую державу искусных музыкантов. Мы не можем пока утверждать, попадал ли этот живой товар и в согдийскую столицу, но совершенно ясно, что Согд находился в самом центре оживленной международной торговли. Так достигли Самарканда египетские подвески и амулеты, римские терракотовые светильники и глиняная модель, изображающая трех граций, стыдливо обнявшихся за плечи.

У северных пределов Согда, в районе современного города Ура-Тюбе обнаружен клад, состоящий почти из трехсот серебряных римских монет. Правда, из них в руки ученых попало всего два десятка денариев, в основном относящихся ко II веку н. э. Но, вероятно, нынешние нумизматы оказались менее счастливыми, чем самаркандские торговцы. Недаром в источниках рассказывается про обычай самаркандцев мазать медом ладонь младенцу, чтобы деньги лучше приставали к новорожденному купцу.

Самарканд и Афросиаб, Афросиаб и Самарканд – звучит лейтмотивом в предшествующем изложении. Естественно может возникнуть вопрос – что же этот город действительно был центром вселенной, как то хотелось надменному Тамерлану, или не было другого приличного места на согдийской земле? Разумеется, в действительности это было не так, что хорошо знали согдийские купцы, развозившие по городам и поселкам различные товары местного и заморского происхождения. Сейчас об этом кое-что знают и современные археологи.

Так, не вызывает сомнений большая заселенность самаркандской округи. Здесь в первые века нашей эры к югу от столичного города возникает несколько десятков укрепленных усадеб. Проживающая в них согдийская аристократия была весьма перспективным покупателем для древних торговцев, да и археологи вполне могут быть довольны богатыми памятниками. Среди этих усадеб наибольшую известность получил холм Тали-Барзу. Здесь еще в 30-х годах были произведены раскопки и глазам исследователей впервые открылась богатая культура до-арабского Согда. Правда, со временем оказалось, что ряд комплексов относится к несколько более позднему времени, чем это представлялось среднеазиатским археологам.

Центральную часть тали-барзинской усадьбы образовало массивное здание, построенное на платформе. Здание было укреплено башнями, а его наружные стены смотрели на мир щелевидными бойницами. Вскоре и подсобные строения, расположенные возле центральной усадьбы, были окружены прямоугольником стен. Хотя найденные при раскопках предметы в основном представлены глиняной посудой, но и они свидетельствуют об известной состоятельности древних хозяев. В эту пору были в моде сосуды в виде вазы на широкой ножке, а также кувшины и чаши с одной ручкой, расписанные крупными красными кольцами. Особенным изяществом отличались краснолощенные кувшинчики, сделанные по типу античных эпохой. Под ручкой у этих сосудов помещены изображения головок, выполненные с тонким мастерством и, возможно, имеющие черты портретного сходства. Свои доходы талибарзинский аристократ в основном получал за счет эксплуатации подвластных ему крестьян и, может быть, рабов. Во всяком случае столичный город, в окрестностях которого располагалось Тали-Барзу, нуждался в огромном количестве продуктов сельского хозяйства. Недаром в этой усадьбе среди прочих предметов найден и железный сошник.

Что же касается бухарского Согда, то здесь все преимущества бесспорно на стороне древних торговцев, хорошо знавших жизнь своей страны. Археологи только-только начинают подбираться к древнейшим памятникам этой области.

Во всяком случае ясно, что и здесь кушанский период был порой максимального расцвета древней цивилизации. Далеко в пустынную степь уходят высохшие русла каналов того времени. По их берегам безмолвно замерли многочисленные холмы развалин городов и селений. Важную роль в то время играло городище Варахша, прославившееся в среднеазиатской археологии своим изумительным дворцом поры раннего средневековья. В кушанское время Варахша представляла собой город площадью около 9 гектаров, обнесенный стеной с полукруглыми башнями. Находимые на городище древние монеты свидетельствуют о развитии торговли и денежного обращения. Возможно, именно Варахша была столицей бухарского Согда. Во всяком случае в самой Бухаре слои этого времени не обнаружены и возникновение здесь города можно относить лишь к V–VII векам н. э. В сельской округе Варахши группами располагались небольшие поселки. При раскопках одного из них были найдены глиняные бокалы, бронзовые наконечники стрел и пять приземистых терракотовых статуэток. В подобном наборе вещей нет ничего удивительного. Жители селений, вознося молитвы божественным покровителям, заботились и о собственной обороне: на границах оазисов теснились воинственные кочевые племена. Защищаясь от них, жители бухарского Согда обносили свои оазисы высокой стеной. Сразу за ней мы находим могильники тех номадов, которые вынуждали обитателей оазисов строить эти стены. Отважные конные воины даже на тот свет отправлялись вооруженными до зубов. Длинные железные мечи, кинжалы в деревянных ножнах, луки и колчаны, полные стрел, встречаются в могилах. Хотя многие погребения были ограблены задолго до того, как археологи нарушили покой усопших воителей, в ряде могил найдены золотые бусы и некоторые другие украшения. Руками городских ремесленников изготовлено и большинство глиняных сосудов, помещенных в погребении в качестве заупокойных даров. Безусловно торговля с кочевниками была весьма прибыльным делом для согдийских купцов, если только суровые номады не получали все необходимое по праву сильного. В этом отношении бухарский Согд, раскинувшийся на окраине кызыл-кумских песков, находился под постоянной угрозой.

В несколько лучшем положении был Согд кашка-дарьинский, прикрытый с севера системой горных хребтов, за которыми зеленели оазисы самаркандской округи. Древней столицей этой третьей части согдийской земли было городище Ер-курган, раскинувшееся на огромной территории в 150 гектаров. В древности это был важный ремесленный и торговый центр. Но пока здесь проведены только разведочные раскопки и археологи обнаружили лишь остатки печи для обжига керамики и осколки глиняной посуды, во многом напоминающей продукцию бактрийских мастеров. Другой древний город этой области располагался на окраине современного селения Китаб. Здесь еще до революции был найден клад серебряных греко-бактрийских монет, собранных каким-то бережливым согдийцем.

Городище, носящее название Каляндар-тепе, занимает площадь около 15 гектаров. При разведочных раскопках, проведенных здесь в 1951 году, были найдены обломки глиняной посуды, в том числе излюбленных согдийцами кубков, а также верхняя часть терракотовой фигурки мужчины в коническом головном уборе. Перед нами остатки еще одного согдийского города, имя которого еще предстоит установить, анализируя список поселений, приводимый Птолемеем.

Нетрудно видеть, что согдийская культура в значительной степени является еще не прочитанной главой в книге городских цивилизаций Средней Азии. Нам известно заглавие этого раздела утерянной летописи. И то здесь, то там попадаются отдельные страницы, еще не дающие связного текста и лишь разжигающие нетерпение и любопытство. Памятники древнего Согда, подобно горным твердыням согдийцев, штурмовавшимся армией Александра, все еще не желают покориться археологам. Но уже сейчас мы можем сказать, что свободолюбивые согдийцы умели хранить местные традиции. Правда, под эллинистическим влиянием согдийский леопард кое-что позаимствовал у пришельцев, но в основном остался все тем же надменным и независимым жителем пянджикентских гор.

…………………..

Примечание. Имеется обзорная статья по древней истории Самарканда М. Е. Массона в «Вестнике древней истории», 1950, № 4. Об археологических раскопках см. работы А. И. Тереножкина в «Кратких сообщениях Института истории материальной культуры (ИИМК)», вып. XXXIII, 1950 и вып. XXXVI, 1951. Новые работы на Афросиабе дали мало материала по древним периодам. О статуэтках см. каталог В. А. Мешкерис, Терракоты Самаркандского музея, Л., 1962. Раскопки Тали-Барзу освещены (правда, с неверными датировками) в отчете Г. В. Григорьева в «Трудах отдела Востока Государственного Эрмитажа», т. II, А., 1940. О работах на древних поселениях бухарского Согда см. статьи в «Трудах Института истории и археологии АН Узбекской ССР», вып. VIII, Ташкент, 1956; о кашка-дарьинском Согде отчеты С. К. Кабанова в том же издании, т. II, Ташкент, 1950 г. и в сборнике «История материальной культуры Узбекистана», вып. 3, Ташкент, 1962. Согдийские монеты кратко рассмотрены в статье В. М. Массона» «Вестнике древней истории», 1955, № 2.

СОКРОВИЩА ПАРФЯНСКИХ ЦАРЕЙ

Сюда варвары свезли богатства со всей Персиды, золото и серебро лежало грудами, одежд было великое множество, утварь была собрана не только нужная для употребления, но и ради се роскоши, Квинт Курций

Парфянская империя, остановившая продвижение Рима на восток, поразила воображение тогдашнего культурного мира. Недаром сохранились до наших дней как постоянные эпитеты, доставшиеся нам в наследство от античности, парфянские стрелы и парфянские высокие шапки – клобуки. Парфяне, явившись из неведомых глубин Азии, встали на пути победоносных легионов. Марк Красс, разделявший влияние и власть с Цезарем и Помпеем, провозглашенный своими войсками императором, бесславно погиб в 53 году до н. э у небольшого месопотамского городка. Его войска были разгромлены парфянской кавалерией, а отрубленная голова престарелого триумвира брошена к ногам восточного владыки. Нависающая над восточными границами империи парфянская держава, была для римлян грозной, загадочной и малопонятной. Это отношение к Парфии хорошо передано Л. Фейхтвангером в его романе «Лже-Нерон». Здесь следующим образом описывается пребывание в одной из парфянских столиц бежавшего из римских владений Варрона, незадачливого политического интригана и заговорщика. «Только мало-помалу он понял, что его затея, если ее рассматривать отсюда, из Ктесифона, выглядит куда более мизерной. Он привык к толчее народов в Риме; но в Ктесифоне мир открывался гораздо шире, парфяне сносились с народами, имена которых Варрон даже не всегда знал или никогда не выговорил бы, если бы и знал. Послы скифов, аланов, даже послы Китая дожидались возможности предстать перед великим царем и изложить ему свои нужды. Варрон понял, что даже подлинный Рим не был для двора Артабана центром мира, не говоря уж об искусственном Риме Нерона. Он чувствовал себя порой незначительной фигурой, провинциалом, и его планы, связанные с Ктесифоном, казались ему безнадежными».

В пору расцвета парфянская держава включала в свой состав территорию Ирана, Месопотамии и Восточного Афганистана; боковая ветвь правящей династии утвердилась в Армении, а сами «цари царей» уже претендовали на Сирию и западные области Индии. Недаром писал про парфян географ-энциклопедист Страбон, современник Цезаря и Августа: «В настоящее время они владеют такой обширной страной и таким множеством племен, что по величине своей державы являются до некоторой степени соперниками римлян». «Парфяне, – вторит ему историк Юстин, – как бы поделив мир между собой и римлянами, владычествуют теперь на Востоке».

Между тем собственно Парфией в отличие от обширной парфянской империи назывались в древности области части Южной Туркмении и Северо-Восточного Ирана. Оазисы в долине Мургаба входили уже в состав другой страны – Маргианы. Эти гористые области туркмено-хорасанских гор и примыкающие к ним плодородные долины были той первоначальной Парфией, откуда ее правители распространили свою власть на древнейшие культурные центры Востока. Эта парфянская метрополия издревле была центром высокоразвитой оседлой культуры. Именно здесь в эпоху бронзового века сложились крупные поселения протогородского типа. Затем после эпохи упадка и запустения, уже в пору раннего железа, здесь появился укрепленный центр с цитаделью – Елькен-депе.

В VI–IV веках до н. э. Парфия входила в состав ахеменидской империи. По наскальным надписям того времени мы знаем, что Парфией одно время управлял Гистасп, отец Дария, деятельность которого оставила яркий след в древней истории. Александр Македонский, двинувшийся в трудный восточный поход за «наследством Дария», долго не задерживался в этой области, утвердив только ее прежнего правителя – сатрапа. Казалось бы, в самом деле, что было делать тщеславному завоевателю в бедной стране на окраине безбрежной пустыни. Страбон так и писал в своей «Географии»: «Парфия невелика… Вдобавок к незначительности ее пространства она покрыта густыми лесами, гориста и бедна, так что цари в силу этого крайне поспешно проводили через нее свои полчища, так как страна не могла прокормить их даже короткое время». Однако шло время. Великий македонец умер в Вавилоне, едва приступив к созданию своей колоссальной империи. У еще не остывшего трупа началась ожесточенная схватка его полководцев и сподвижников, рвущих на части огромное наследство. В качестве «удела для кормления» из рук в руки переходила и Парфия, пока не оказалась включенной в состав владений одного из наиболее удачливых наследников– Селевка. Но жители Парфии не хотели видеть свою страну игрушкой в руках чужеземных владык. Местная знать и городская верхушка не желали делиться своими доходами с селевкидскими наместниками. Имелась и другая антиселевкидская сила, весьма значительная в военном отношении. Это были кочевые племена, располагавшиеся на границах Парфии и известные античным авторам под именем парнов. Поэтому, едва только появились первые признаки ослабления селевкидской державы, ее восточные сатрапии и Парфия в их числе отпали и объявили себя независимыми государствами. Вскоре в Парфию вторглись кочевые племена, видимо способствовавшие в свое время также ее отделению от государства Селевкидов. Вожди кочевников основали новую династию, получившую от имени своего основателя Арсака, или Аршака, название Аршакидов. В честь столь знаменательного события была учреждена и специальная эра, начавшаяся в 247 году до н. э.

Новые цари не порвали тесных связей с приведшей их к власти кочевой средой. На оборотной стороне аршакид-ских монет помещается традиционное изображение Аршака, сидящего на троне с символом своего могущества – смертоносным луком в руках. Иногда мы видим здесь и изображения того, как богиня античного облика преподносит венок победоносному царю, держащему неизменный лук. Один из Аршакидов даже принимает такой венок, сидя верхом, это тоже, конечно, символ. Действительно, легкая кавалерия (неотразимые парфянские лучники) и тяжелая конница из бронированных всадников и коней (катафрактарии) составляли ударную силу парфянской армии.

Утвердившись на престоле, аршакидские правители начали постепенно прибирать к рукам отдельные провинции разваливавшейся селевкидской державы. При Митридате I (171–138 годы до н. э.) парфянские войска появляются на берегах Евфрата. Другой Аршакид – Митридат II (123—88 годы до н. э.), прозванный Великим, именует себя на монетах: «Арсак, царь царей, справедливый, благодетельный и филэллин». Последний из этих титулов, вероятно, был рассчитан на привлечение симпатий довольно многочисленного греческого и эллинизированного населения месопотамских городов. Как бы то ни было, военными действиями и политическими акциями Парфия утверждается в ранге мировой державы, вызывая боязливое удивление современников. Уже упоминавшийся выше римский историк Юстин так и пишет про парфян: «Три раза подвергались они нападению римлян, во главе которых стояли величайшие римские полководцы, – Рим был тогда в расцвете сил, – и они одни из всех народов оказались не только равными римлянам, но и победили их. Однако еще больше славы, чем победа над заморским врагом, принесло им то, что они сумели выдвинуться, находясь между царствами Ассирийским, Мидийским и Персидским, некогда знаменитейшими, и рядом с бактрийской державой, владеющей тысячей городов».

Монеты парфянских Аршакидов

(оборотная сторона)

Оставим, однако, древних авторов, сведения которых обстоятельно изучались поколениями историков. Обратимся к той Парфии, или, как ее иногда еще называли, Парфиене, которая, по словам Страбона, была лишь лесиста, гориста и бедна. Археологическая карта парфянских областей насчитывает значительное число древних памятников. Только в районе Ашхабада имеется свыше сорока древних развалин, остатков селений, крепостей и усадеб, на которых отмечены слои парфянского времени. Это и не удивительно. По сравнению с греческими географами и римскими историками современные археологи имеют прежде всего одно, совершенно бесспорное преимущество: они, как правило, лично посещают те места, о которых пишут в своих книгах.

Среди парфянских памятников, расположенных в Южном Туркменистане (в южнопарфянских областях, ныне входящих в состав Ирана, соответствующие исследования еще не производились), имеются и развалины городских центров. Таково городище Хосров-кала, находящееся, кстати, по соседству с более древним центром – Елькен-депе. Здесь укрепленный стенами город располагался рядом с мощной цитаделью. Руины крупной парфянской четырехугольной крепости имеются на окраине современного районного центра Каахка. Это огромное городище, достигающее площади 35 гектаров, так и именуется местным населением: Койне-Каахка (Старая Каахка). Еще одна парфянская крепость располагалась на территории другого районного центра – Геок-тепе. Известны развалины и значительного числа других, более мелких городов и крепостей, бывших центрами земледельческих оазисов. На окраинах этих оазисов теснились кочевники, давшие Парфии правящую династию. В ряде мест раскопаны их могилы, помещавшиеся под курганными насыпями, обычно вытянутыми в цепочку.