Текст книги "Страна тысячи городов"

Автор книги: Вадим Массон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Во всяком случае с IX–VII веков до н. э. начинается неуклонное развитие городских цивилизаций Средней Азии. В середине I тысячелетия до н. э., когда вся страна входит в состав обширной ахеменидокой империи, города, окруженные стенами, становятся центрами оседлых оазисов. Их описание оставили сподвижники Александра Македонского, которым в 329–327 годах до н. э. пришлось осаждать многие из них.

Остатки городов изучаются и археологами. Так, в низовьях Аму-Дарьи, в том самом Хорезме, о разрушении культуры которого арабскими завоевателями скорбел Бируни, раскапывалось крупное городище Кюзели-гыр. Возможно, оно является остатками древнехорезмиискои столицы VI–IV веков до н. э Массивные стены городища возведены из сырцового кирпича и фланкированы башнями. В центре располагалось монументальное сооружение, скорее всего дворец правителя.

О высоком уровне культуры свидетельствуют и памятники искусства. Еще в XIX веке на территории Северной Бактрии было обнаружено собрание ценных предметов, известное в науке под именем Аму-дарьинского клада. Здесь имеются вещи, привезенные из ахеменидского Ирана, и импорт из далекой Эллады. Можно выделить и группу изделий местных мастеров. Такова золотая маска безбородого мужчины с правильными чертами лица, но с каким-то застывшим выражением, полным вместе с тем внутренней силы (табл. III). Несомненно, перед нами образец местной скульптурной традиции, своеобразный реализм которой предвосхищает расцвет греко-бактрийского и кушанского искусства. Хорезм, Бактрия, Маргиана, Парфия и Согд – основные области Средней Азии этого времени. Эти районы стали главными центрами нового, блестящего подъема городской культуры древней Средней Азии, начавшегося в III веке до н. э., когда страна оправилась от ран, нанесенных греко-македонским нашествием и последующими смутами.

…………………..

Примечание. Полную публикацию раскопок на Яз-депе см.: В. М. Массон, Древнеземледельческая культура Маргианы, М. – Л., 1959. Общество Авесты лучше всего разобрано в «Истории таджикского народа» (т. 1, М., 1963), в третьей главе. Из городов ахеменидского времени в Средней Азии лучше других изучены Кюзели-Гыр в Хорезме («Труды Хорезмской археолого-этнографической экспедиции», т. II, М., 1958, стр. 143–152) и соответствующие слои Мерва (см. статью З. И. Усмановой, О времени возникновения поселения на месте городища Эрк-кала, – «Известия АН Туркменской ССР, 1960, № 4). См. также М. М. Дьяконов. Сложение классового общества в Северной Бактрин, – сб. «Советская археология», г. XIX, М. – Л., 1954. Материалы раскопок Л. И. Альбаума на Кучук-тепе пока еще не изданы, имеется лишь предварительная информация, например тезисы в кн.: «Материалы сессии, посвященной итогам археологических и этнографических исследований 1964 года в СССР», Баку, 1965, стр. 59–60.

ВСТРЕЧА ДВУХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

И персидскую одежду одел он (Александр), по-моему, обдуманно: ради варваров, чтобы явиться для них не совсем чуждым царем, и ради македонцев – для умаления македонской резкости и заносчивости. Арриан, Поход Александра.

Развитие городской культуры древней Средней Азии издавна протекало в тесном взаимодействии с культурами соседних стран и народов, но особенно яркий отпечаток наложило на среднеазиатские города знакомство с культурой и искусством Эллады. Средняя Азия была одной из стран, где произошла встреча двух цивилизаций – западной и восточной – и где их творческое взаимодействие было в высшей степени результативным и плодотворным. В Средней Азии этот взаимоконтакт лучше всего прослеживается на материалах Бактрии, хотя именно этой области пришлось вытерпеть немало упреков и несправедливого презрения со стороны некоторых излишне поспешных исследователей.

Когда в XIX веке горные области Южного Афганистана и Северо-Западной Индии стали щедро дарить исследователям сотни и тысячи скульптур эллинистического стиля, имя Бактрии было у всех на устах. Ведь именно здесь, на востоке, должен был произойти сплав западных и восточных традиций. Здесь следовало искать истоки поразительного искусства, именуемого то гандхарским по имени одной из областей, то прямо греко-буддийским. Недаром же во главе Бактрии довольно долго находились правители греческого происхождения, а созданное ими царство так и названо греко-бактрийским.

Но сама Бактрия долгое время была недоступной для исследователей. Бухарское ханство и афганский эмират, поделившие между собой территорию древней Бактрии, долгое время оставались для европейцев закрытой страной. Даже настойчивые офицеры разведки, проникавшие в эти районы, нередко расплачивались за дерзость собственной головой. Так, в 1838 году по приказанию бухарского эмира были казнены британские офицеры Стоддарт и Конолли, несмотря на попытки Лондона спасти своих эмиссаров.

Но вот наконец в 1922 году французское правительство получило право монопольного изучения древностей Афганистана, и казалось уже, что исследователи будут вознаграждены. Французские специалисты устремились к руинам древней бактрийской столицы. Однако тут их сразу же постигло разочарование, тем более жестокое, чем непомернее были ожидания и надежды. В Балхе не оказалось колоссальных каменных колонн, поражающих путешественников при осмотре ахеменидского Персеполя. Отсутствовали здесь и великолепные статуи, столь характерные для памятников гандхарского искусства. Глинобитные руины уныло высились под яростными лучами южного солнца, налетавший ветер поднимал столбы пыли. Ничего не дали наспех проведенные раскопки. Глава французской миссии Альфред Фуше, крупнейший исследователь гандхарского искусства, пламенный сторонник выдающейся роли Бактрии, с горьким разочарованием писал: «Еще и еще, везде и всюду одна лишь глина, обычная глина и ничего, кроме глины. Тщетно наши взгляды обращаются в различные стороны: никакие памятники не вырисовываются над горизонтом, ни ахеменидская колонна, ни обломок греческого архитрава, ни сасанидская арка». «Бактрийский мираж», – так продолжал говорить до конца своих дней этот маститый ученый, поверив в иные пути возникновения искусства, им же названного греко-буддийским.

В науке нередки случаи, когда ученые бросаются из одной крайности в другую. Это, видимо, неизбежно. Но безусловно в отношении Бактрии исследователям стоило бы проявить большую осторожность. Известно, правда, что легче всего давать советы и руководящие указания, поскольку, как писал Шота Руставели, «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Однако если отнестись с должным вниманием к той же глине, сырцовому кирпичу, к черепку, закаленному в пламени керамических печей, то и этот материал может много поведать о времени и о себе. Подобную кропотливую работу в отношении Бактрии с успехом ведут советские археологи. Через тридцать лет после безапелляционного приговора, произнесенного над руинами бактрийской столицы, начали успокаиваться и французские исследователи.

Монеты из Кабульского клада

Традиции бактрийской культуры уходят в глубину веков. В Бактрии, впервые в Средней Азии, были открыты памятники древнекаменного века и прежде всего прогремевшая на весь мир пещера Тешик-таш. В последние годы исследователям удалось обнаружить и памятники эпохи бронзы. Выше мы уже останавливались на преданиях о крупной бактрийской державе IX–VIII веков до н. э. и стремились показать, что расстояние между легендами и реальной действительностью может быть не так уж и ве-лико. Незаурядное значение Бактрии было признано и при Ахеменидах, обычно направлявших в эту страну в качестве наместника члена правящей династии и наследника престола. К этим отдаленным временам восходят и первые контакты бактрийцев с эллинскими городами и их яркой культурой.

Сами жители среднеазиатских областей в составе армий персепольских владык могли побывать во многих областях, в том числе и в Элладе. Стали появляться в Средней Азии и обитатели западных сатрапий империи Ахеменидов. Иногда разгневанные неповиновением «цари царей» ссылали провинившихся подданных на окраину тогдашнего цивилизованного мира. В Согде и Бактрии было несколько поселков, созданных такими людьми, изгнанными из родного края волей восточных деспотов. Ахеменидокие полководцы даже грозили жителям греческих городов Малой Азии высылкой их дочерей в Бактры, что означало, надо полагать, ужасное и тягостное наказание. Но наряду с подобными жертвами царского произвола имелись и лица, на свой страх и риск пускавшиеся в далекие путешествия. Это были прежде всего торговцы, а, может быть, также ремесленники, состоявшие на ахеменидской службе. Так, известно, что при Дарии грек Скилак руководил крупной экспедицией, предпринятой для исследований реки Инд. В восточных сатрапиях Ахеменидов широко распространяются монеты греческих городов, особенно Афин. Их монет мы находим в несколько раз больше, чем монет собственно ахеменидской чеканки. Число таких вольных или невольных колонистов в ахеменидское время едва ли было особенно значительно, но тем не менее они положили начало контактам между Средней Азией и эллинским миром. В уже упоминавшемся Аму-дарьинском кладе имеется одна греческая гемма, а две другие вместе с серебряной чашей – патерой являются копиями греческих оригиналов. Таким образом, в фамильной сокровищнице северобактрийского аристократа, остатками которой, надо полагать, является этот клад, были вещи, связанные со вкусами и молодой Эллады. Интересно и по-своему знаменательно воздействие, которое оказал эллинский мир на монетное дело Бактрии. К V–IV векам до н. э относится древнейший чекан этой страны, представленный группой серебряных монет, найденных в районе Кабула. Своей овальной формой они подражают монетам древнегреческой эмиссии, но по весу и частично по изображениям, близки древнеиндийскому чекану. Наряду с символическими знаками мы видим здесь фигуры птиц и какого-то животного, возможно гиены. Это один из ранних примеров эллинских воздействий на материальную культуру Востока.

Время идет. Рушится держава персепольских владык. Преследуя бегущих ахеменидских сатрапов, на границах Бактрии появляется Александр. Растерявшийся наместник этой страны, объявивший было себя «царем Азии», в панике бежал за Аму-Дарью. Греко-македонские гарнизоны заняли крупнейшие бактрийские города, в том числе и столицу, где главные силы армии провели зиму с 329 на 328 год до н. э. Почти три года Александр боролся со свободолюбивыми народами Средней Азии. Особенно жестокое сопротивление оказали пришельцам жители Согда. Восстания и волнения затронули также и Бактрию, где некоторые города были полностью разрушены завоевателями. Много сил у греко-македонской армии отняла и осада крепостей местной знати в горных областях северной Бактрии и южного Согда. Бывало и по-другому. Александр подошел к крепости знатного бактрийца Оксиарта. Расчетливый вельможа поспешил сдать свою резиденцию и устроить для победителей праздничное пиршество. При атом гостям прислуживали 30 девушек из знатных семей, в том числе и дочь самого Окоиарта прекрасная Роксана. Говорят, что греки не видели на Востоке более красивой женщины, если не считать жены Дария. Великий македонец, прослакипигийся своими стремительными военными маршами, и в данном случае действовал с ошеломляющей быстротой – прекрасная пленница в тот же день стала женой повелителя величайшей империи. Этот скоропалительный брак вызвал множество пересудов. Были среди сподвижников Александра и такие, что не скрывали своего недовольства подобным поступком. «Таким образом, – замечает об этом историк Квинт Курций, – царь Азии и Европы взял себе в жены девушку, приведенную для увеселения на пир, с тем чтобы от нее родился тот, кто будет повелевать победителями. Стыдно было приближенным, что царский тесть был выбран во время пира и попойки из числа покоренных». Другие, наоборот, были склонны искать в этом поступке проявление особых душевных качеств молодого македонского царя. «Он не захотел ее обидеть как пленницу, – пишет Арриан, другой историк походов Александра, – и счел достойной имени жены. Я не порицаю за это Александра, а скорее хвалю. Он или не захотел жены Дария, которая слыла первой красавицей Азии, или сумел обуздать себя, хотя был молод и находился на вершине счастья, когда люди позволяют себе все. Он же отнесся к женщине с уважением и жалостью; проявил большое самообладание и вполне уместное желание добрей славы».

Скорее всего романтическое увлечение удачно сочеталось с трезвым расчетом политического деятеля. Александр прекрасно видел, что нельзя было опираться лишь на верхушку греко-македонского воинства в создаваемом им огромном государстве, где подавляющее большинство подданных были коренными жителями Азии. Брак с бактрийской красавицей был как бы символом новой эпохи, объединяющей эллинские и ориентальные идеи.

Соединением эллинских и восточных начал и было греко-бактрийское царство. Это верно понял в начале своей деятельности Альфред Фуше, и напрасно потом с такой досадной поспешностью отказался он от своих взглядов.

В 323 году до н. э. Александр умер от лихорадки, нс дожив до 33 лет, истощенный колоссальным нервным и физическим напряжением. Бактрия вскоре перешла во власть одного из александровских полководцев – Селевка. Но эти внешние узы тяготили страну, обладавшую достаточно высоким уровнем хозяйственного и общественного развития. Поэтому, когда около 250 года до н. э бактрийский наместник Диодот отделился от центрального правительства, то это полностью соответствовало интересам управляемой им области. Это был безусловно шаг вперед, хотя осуществлен он был силами греко-македонской администрации. Помимо Бактрии в состав нового государства входил Согд и, видимо, Маргиана.

Историкам известен ряд имен греко-бактрийских правителей. Таковы первооснователь Диодот, прозванный затем Освободителем, и свергнувший Диодота Евтидем, подлинный создатель новой державы. Это и сын Евтидема Деметрий, возглавивший военное проникновение за Гиндукуш. Наконец, это удачливый полководец, мечом добывший себе царский трон, «великий Евкратид», всегда изображаемый на монетах в боевом шлеме. Но одновременно с политическими переворотами и дворцовыми интригами продолжалось неуклонное развитие бактрийских городов и поселений, на управление которыми претендовали честолюбивые военачальники.

Уже историки александровских походов сообщают о многочисленных городах Бактрии. Крупнейшие из них и прежде всего сами Бактры имели и цитадель, и крепостные стены, окружавшие собственно город. Судя по результатам изучения руин Балха, одна лишь центральная часть бактрийской столицы достигала площади 120 гектаров. Заботливо укрепленный город представлял собой подлинную крепость. Не случайно окончилась неудачей длительная осада Бактр, которую в 207–206 годах до н. э. вел Селевкид Антиох III, задавшийся целью вернуть своей державе отпавшие восточные владения. Евтидем, бывший в те годы правителем Греко-Бактрии, не только успешно выдержал осаду сильнейшей армии эллинистического Востока, но и добился выгодного для себя мира.

Множество городов и укрепленных поселений теснилось на бактрийской земле. Недаром греческие и римские авторы пишут о тысяче городов, подвластных греко-бактрийоким царям. Возникновение новых городов теперь уже в значительной мере было не стихийным процессом, а протекало под контролем царской власти. Были тщательно разработаны нормы и принципы градостроительства. До нас не дошли ни архивы бактрийских проектных бюро, ни имена начальников архитектурных управлений. Однако сами остатки древних городов определенно свидетельствуют об успешной деятельности и тех и других.

Вот типичный бактрийский городок, изучавшийся советскими археологами в долине одного из аму-дарьинских притоков – хрустально прозрачного Кафирнигана. Его руины занимают площадь около 12 гектаров и носят поэтическое имя одного из героев народного эпоса – Кей-Кобад-шаха. Четкий прямоугольник крепостных стен ограничивает пределы города. С ритмической монотонностью повторяются прямоугольные башни. Размеры башен выверены, строго каноничны – они имеют в длину 12–13 метров и выступают на 6 метров за линию стен. Лишь угловые башни города более массивны и внушительны – при осаде их роль особенно ответственна. Строго выдержаны размеры и в пролетах между башнями. Они составляли 20–22 метра, что позволяло оборонявшимся лучникам поддерживать соседей. Правда, сама толщина стены невелика – всего 4,2 метра в основании и на полметра меньше в верхних частях сохранившихся участков. Вероятно, строители не рассчитывали на доставку возможным противником стенобитных машин в эту долину, окруженную горными хребтами. Та же геометрическая правильность отличает и внутреннюю планировку города. Сразу же за идущим вдоль стен обводным коридором начинались городские кварталы, застройка которых проводилась по определенному плану.

Известно несколько городов, построенных подобным образом по планам архитекторов, вооруженных специальными инструментами и хорошо знающих начертательную геометрию. В соседней долине северной Бактрии, на берегу стремительного Вахша, другого притока великой среднеазиатской реки, расположено городище Кухна-кала. Площадь его около 8 гектаров, и, так же как и в Кей-Кобад-шахе, мы видим здесь четкий прямоугольник общего плана, ритмично повторяющиеся башни и регулярную внутреннюю застройку. Последняя, однако, по каким-то причинам не была завершена, и вновь отстроенный город оказался заброшенным вскоре после своего основания.

Те же строительные и фортификационные принципы повторяются в Беграме, городе, расположенном у южных окраин Бактрии, на территории современного Афганистана. Здесь даже расстояние между башнями такое же, что и у северобактрийских городков. Несомненно, что подобные повторения указывают не только на наличие разработанных принципов фортификации, но и на регулирующую роль государства. Не случайно в одном из буддийских сочинений описываются работы по постройке царскими архитекторами большого города. Первоначально на выбранном участке выравнивается поверхность, корчуются пни, удаляются камни. Затем строители производят разбивку кварталов, возводят стены и башни с зубцами, закладывают дома. Все это описание связывается в источнике с деятельностью греко-индийского правителя Менандра. Руины приамударьинских городищ свидетельствуют, что патронирование градостроительства было одной из забот и греко-бактрийских царей.

Что же греческого и что бактрийского было в этом государстве, правители которого носили звучные эллинские имена? Неспроста называлось оно Греко-Бактрия. Уже в обозах армии Александра следовали греческие купцы, а сам великий полководец оставлял во вновь присоединенных странах гарнизоны из престарелых воинов. Вскоре сюда устремился из западных областей значительный поток колонистов, с помощью которых правительство Селевкидов надеялось упрочить свою власть. В числе этих иммигрантов, вероятно, были не только сами греки и македонцы, но и эллинизированное население других стран восточного Средиземноморья. Недавно французские археологи объявили, что им удалось найти в южной Бактрии поселение таких колонистов, прибывших в неведомые земли Востока.

Греческая мода, греческие вкусы, греческий язык получают в это время самое широкое распространение. Особенно интересен и показателен следующий факт. В III веке до н. э. индийский император Ашока присоединил к своему государству южные области Афганистана. Как благочестивый буддист, он счел необходимым обратиться к новым подданным с эдиктом, призывающим к соблюдению высоких принципов буддийской морали. Естественно, что для большей доходчивости текст необходимо было составить на том языке или языках, которые были наиболее доступны образованной части местного населения. Камень с соответствующей надписью найден недавно в районе Кандагара. Оказалось, что индийский самодержец изложил свой эдикт в двух вариантах – арамейским письмом, распространенным в ахеменидской канцелярии, и греческим языком. А ведь не прошло еще и ста лет с тех пор, как эти области вошли в состав мировой империи Александра, а затем попали под власть его преемников.

Однако совершенно неверно считать, что в Бактрию и соседние области ринулись многие тысячи предприимчивых греков и что только благодаря этим инициативным иммигрантам страна запестрела десятками укрепленных городских поселений. К сожалению, именно в таком упрощенном виде представляют себе историю Греко-Бактрии. Многие западные историки, вольно или невольно отдающие дань представлениям о предопределенном лидерстве Европы. Городские поселения уже давно существовали на бактрийской земле, а само число западных переселенцев было не так и велико в сравнении с местными жителями. Недаром при раскопках древних памятииков археологи обычно встречаются именно с рядовой местной культурой, а не с утварью греческих колонистов. Такова, в частности, и глиняная посуда, бывшая в употреблении у обитателей северобактрийского Кей-Кобад-шаха. Среди красных и серых сосудов, как правило, лишенных орнаментации, только кувшины с двумя ручками заставляют вспомнить об эллинистических влияниях, лишь отдаленно напоминая двуручные амфоры, этот едва ли не наиболее известный вид керамики древней Эллады. Греко-бактрийская держава оставалась прежде всего именно Бактрией, хотя и украшенной ярким эллинистическим фасадом.

Следует иметь в виду и еще одно обстоятельство. После завоевания Александра, стремившегося любым путем найти формы контакта с местной аристократией, греческие вкусы, греческий образ жизни стали своего рода модной нормой. Уже на второй год пребывания в Средней Азии великий македонец включил в свою армию отряды бактрийских и согдийских всадников. С течением времени все более широкие круги аристократической и торговой верхушки отдавали щедрую дань новым увлечениям. Был в этом и известный расчет, коль скоро политическая власть-в стране принадлежала греко-македонцам. Но вместе с тем трудно было не поддаться обаянию чудесного искусства Эллады. Поэтому, говоря о Греко-Бактрии, едва ли следует резко расчленять пришлых колонистов и местное население, подвергшееся эллинизации и бесспорно преобладавшее численно.

Пока мы лишь в ограниченных пределах можем судить об эллинистической волне, захлестнувшей бактрийскую культуру в пору существования государства Диодота и Евкратида. Монеты этих царей, выпускавшиеся большей частью на монетном дворе бактрийской столицы, принадлежат к числу лучших медальерных произведений античности. Волевые лица царствующих персон зачастую не лишены и индивидуальной психологической характеристики. Безусловно перед нами произведения или самих греческих мастеров, или их учеников, прошедших хорошую школу классического искусства. Греческие боги и герои изображены и на оборотной стороне этих монет. Здесь мы видим и Зевса, и Посейдона, и Артемиду, и Геракла, и божественных близнецов – Диоскуров. Все фигуры выполнены по образцам скульптур знаменитого Лисиппа или ваятелей его школы. Существует предположение, что аналогичные статуи стояли и в бактрийских городах.

Искусные мастера Греко-Бактрии не только чеканили монеты. Среди большого количества древней золотой и серебряной посуды, сосредоточенной в различных музейных собраниях, бесспорно имеются и произведения художников этой страны. По вопросу о том, какие именно вещи следует относить к культуре греко-бактрийского государства еще нет полного единства среди исследователей. Но во всяком случае западная, греческая струя здесь не менее сильна и заметна, чем на греко-бактрийских монетах, хотя в деталях и тематике проявляются и восточные каноны. Такова, например, электровая серьга, найденная на одном из городищ Северной Бактрии и изображающая крылатого сфинкса. Древний медальер, изготовляя это украшение, руководствовался какими-то греческими образцами. Но искаженные пропорции лап, неверно понятые детали крыльев явно указывают, что этим медальером был бактриец, стремившийся идти в ногу с эпохой.

Электровая серьга из окрестностей Душанбе

Кратковременный, но яркий греко-бактрийский период был важным этапом в развитии городов древней Бактрии. Городская цивилизация этой страны, столетиями развивавшаяся в состоянии относительной изоляции, столкнулась с целым культурным миром, выросшим на иной основе и иных традициях. Усвоение и переосмысление лучших достижений обеих сторон было наиболее продуктивным и наиболее перспективным результатом этого процесса. Однако в пору греко-бактрийского царства абсолютного синтеза еще не произошло. Греческая и бактрийская культуры нередко сосуществовали. Но решающий шаг уже был сделан. Мощная волна эллинизма, затопившая бактрийский мир, не могла не оставить следа.

Развитие торговли и ремесла, приток новых поселенцев, определенные военно-политические расчеты вынуждали греко-бактрийских царей вести политику активного градостроительства. Однако правители Греко-Бактрии не сумели обеспечить внутриполитической устойчивости странам, вошедшим в состав их государства. Поминутно перекраивалась политическая карта, и то тут, то там объявлялись эфемерные царьки из числа честолюбивых военачальников, предъявлявшие права на свою долю власти и богатства. Один за другим следовали дворцовые перевороты. Лишь в самих Бактрах менее чем за сто лет на престоле сменились три династии. Сын восставал против отца, брат против брата. Вот что пишет римский историк об одном из последних греко-бактрийских государей. «Во время обратного похода Евкратид был убит в пути сыном, которого перед тем сделал своим соправителем. Сын этот даже не старался скрыть отцеубийство, как будто он убил не отца, а врага. Он проехал на колеснице по отцовской крови и приказал бросить труп непогребенным». Естественно, что атмосфера внутренних междоусобиц отнюдь не благоприятствовала развитию торговли, ремесел и вместе с ними и городов, как вновь отстроенных, так и ранее существовавших. В этом была одна из причин внутренней слабости Греко-Бактрии.

Но подлинная угроза самому существованию этого государства надвигалась с севера. Многочисленные кочевые племена, вторая после городских оазисов могущественная сила древней Средней Азии, пришли в беспокойное движение. Наиболее проницательные из греко-бактрийских правителей давно предвидели эту опасность. Евтидем даже ссылался на нее во время переговоров с Селевкидом Антиохом III, стоявшим под стенами бактрийской столицы. «Если Антиох не исполнит его просьбы, – убеждал селевкидского посла Евтидем, – то положение их становится небезопасным. На границе стоят огромные полчища кочевников, угрожающие им обоим, и если только варвары перейдут границу, то страна, наверное, будет завоевана ими». Прошло немногим более полустолетия, и пророчество престарелого царя полностью сбылось. Погрязшая в кровавых распрях Греко-Бактрия уже не в силах была защищать свои северные границы. Кочевые племена опустошительной волной прокатились по земле оазисов. Кое-где в горных районах еще цеплялись за власть мелкие греческие династы, но практически эллинскому владычеству в Бактрии пришел конец. Греко-Бактрийская держава рухнула, и историкам остается лишь наблюдать, как среди ее обломков зарождается новое государство.

Бактрийские монеты

(вверху – неизвестный правитель, внизу – Герай)

Так между 140 и 130 годами до н. э. в большинстве районов Бактрии утвердились правители кочевых племен. В северной Бактрии советскими археологами раскопано несколько могильников, оставленных пришельцами. Правда, большинство захоронений, как это обычно бывает, ограблено еще в глубокой древности. Но и среди оставшихся предметов многие вещи, в частности кинжалы и стрелы, указывали на воинственный характер погребенных. В этом отношении они отличались от могил бактрийских горожан и селян. Но высокая городская культура уже наложила глубокий отпечаток на быт и весь образ жизни захватчиков. Глиняная посуда, помещенная в могилы, в большинстве своем сделана умелыми руками гончаров оседлых оазисов– Встречаются в погребениях также и монеты, совершенно неизвестные на далекой родине пришельцев.

Аналогичную эволюцию претерпела и родовая знать кочевых племен. Вчерашние вожди номадов стали правителями богатых оседлых оазисов и городов. В новых обстоятельствах им все чаще приходилось согласовывать свои действия с рекомендациями опытных советников. Вторгшиеся кочевники первоначально не образовали какого-либо политического единства. Если их на время и сплотило желание поскорее добраться до богатых бактрийских городов, то после разгрома Греко-Бактрии этот фактор отпал. Вчерашние союзники разбрелись по горным долинам и оазисам и, по сообщению источников, образовали пять независимых владений. Менее прозорливые князьки ограничивались сбором дани с оседлого населения своего удела, но дальновидные политики уже присматривались к жизни своих новых подданных. Измученной стране были крайне необходимы мир и спокойствие. Городские поселения лишь поневоле одевались в броню крепостных стен. Отсутствие войн и раздоров было лучшим условием их развития и прогресса.

И вот мы видим, как вчерашние вожди кочевников стараются идти в ногу со временем. Для поддержания торговли страна нуждалась в налаженном денежном рынке. Поэтому вскоре после завоевания в одном из княжеств возобновляется чеканка монеты. Первоначально это были лишь неумелые подражания тетрадрахмам последнего греко-бактрийского царя, отцеубийцы Гелиокла. Но затем кочевой князек помещает на монете свой собственный портрет. Бактрийские медальеры удачно передали тяжелое, одутловатое лицо с мясистым подбородком. На оборотной стороне тех же монет уже не чеканится, как у Гелиокла, Посейдон, а помещено изображение коня, верного друга и спутника каждого кочевника. Вскоре мы узнаем, какое именно из пяти княжеств, поделивших Бактрию, столь решительно шло к утверждению своей политической роли в жизни страны. На монетах, выпущенных от имени некоего Герая, стоит и его родовое имя Кушанец – то, что в китайских летописях именовалось княжеством Гуйшуань. Энергичное волевое лицо Герая представляет собой полную противоположность заплывшей физиономии его предшественника. Да и на оборотной стороне гераевских монет изображен едущий верхом государь, над которым держит венок парящая богиня победы. Мы не можем назвать сражений, выигранных Гераем, но во всяком случае ясно, что удачи сопутствовали этой поднимающейся династии. В I веке н. э. гуйшуанский правитель покорил остальные четыре княжества и объединил под своей властью всю территорию Бактрии. Кушаны перестали быть одной из народностей, проживающей в числе прочих на древней бактрийской земле. Начиналась история кушанской империи, одной из крупнейших держав древнего мира.